58

При любой осаде крепости римской армией всегда находились желающие подзаработать, продавая солдатам товары первой необходимости. Среди людей, паразитирующих на войне, встречались и торговцы всякой дрянью, шарлатаны, предлагающие чудодейственные средства, приблудные проститутки и даже нищие, копающиеся в куче отбросов, которая все время росла возле лагеря легионеров. Обычно они появлялись через пару недель после установки лагеря. Эти люди ни от кого не зависели и находили свое место вблизи расположения военных так же быстро, как зараза, попав на тело. Их присутствие означало, что все в порядке, а уход был дурным предзнаменованием.

Когда Пилат вышел из своей палатки, его уже ждали Луций и Макрон вместе с двумя знаменосцами. Прокуратор и его соперник обменялись короткими приветствиями и направились в сторону лагеря.

– Как спалось, преторианец?

– Не очень хорошо, – ответил Макрон. – Этой ночью мы лишились тридцати иудеев и двух первоклассных легионеров, занимавшихся подготовительными работами. Обвалился пол одной из башен.

– В результате обстрела, произведенного неприятелем?

– Нет. Пока бунтовщики воздерживались от обстрелов своих собратьев.

– А заболеваемость?

– У десятка человек лихорадка, у пятерых дизентерия и у одного сыпь при потении. По мнению хирурга, сорок два солдата непригодны к несению боевой службы.

– Непригодны? – воскликнул потрясенный Пилат.

Он остановился и повернулся к Макрону:

– Как ты думаешь, как бы отнесся к этому Юлий Цезарь? Или Александр?

Макрон предпочел промолчать. Прокуратор снова пошел вперед, развивая свою мысль:

– Рим уже не тот, что прежде, Макрон. О людях теперь судят не по их поступкам, а по их словам. Капитолий качается под тяжестью обсевших его паразитов, и, если с ними не бороться, империя умрет из-за своей мягкотелости. Осадные башни готовы?

– Осталось лишь доделать подъездные пандусы, прокуратор. Пожалуй, мы сможем начать штурм дня через два.

– Это поздно. Не рассчитывай на утреннюю прохладу, Макрон. Через час мы снова станем задыхаться от этой проклятой жары, так что дня через четыре мы все расплавимся, если останемся здесь. Я хочу начать штурм завтра утром. Ауспиции и прочие предсказания позволяют надеяться на победу.

– Но… у нас ведь недостаточно людей для того, чтобы…

– А ты сделай так, чтобы они появились! В этой поганой стране нет недостатка в рабах и наемниках! Иудеи – прекрасные работники.

Они подошли к восточному лагерю, где солдаты выстроились в ожидании своего командира для традиционного утреннего смотра.

– У меня создается впечатление, что каждому солдату нужен хороший пинок под зад, – сказал Пилат.

– Или дружеское похлопывание по плечу, – добавил Макрон. – Я случайно услышал разговор двух легионеров… Их боевой дух не так высок, как хотелось бы. В данный момент они обозлены.

– Обозлены? Хм… – Прокуратор улыбнулся. – Вот бедняжки! Как хорошо, что у них есть офицер, который их понимает!

Макрон внутренне вскипел, но сдержался.

Пилат поднялся по ступенькам трибуны, на которой проводились ауспиции, и обратился к солдатам с уверенностью профессионального оратора:

– Солдаты, я буду краток. Стоящий здесь префект Макрон обратил мое внимание на то, что ваш боевой дух, похоже, низок. По его мнению, вы несколько… «обозлены».

Он повернулся к преторианцу, который согласно кивнул.

– Так вот, я предлагаю следующее: каждый солдат, считающий себя не в состоянии выполнить должным образом свой долг, может немедленно покинуть лагерь. Мы здесь не на отдыхе. Мы ведем войну с кучкой террористов, которые мечтают только об одном: унизить Рим, то есть унизить вас, ваших жен и ваших детей. Я не знаю, что там у вас есть между ног, но лично я не такой человек, которого можно унизить. Вопросы есть?

Солдаты стали переглядываться. Никто не осмелился что-либо сказать. Пилат смотрел на них в ожидании вызова, но его так и не последовало.

– Разойдись! – скомандовал он в конце концов.

И каждый снова занялся своим делом. Пилат спустился с трибуны, прошел мимо Макрона и повернулся к крепости, которая словно насмехалась над ним.

– Завтра утром, в это же время, солнце будет светить им в глаза, – сказал он. – Мы воспользуемся этим, чтобы подвести осадные башни к стенам. При условии, разумеется, что эти разбойники не сдадутся до этого момента.

– Они никогда не сдадутся, прокуратор, – уверенно заявил преторианец.

– Вот, значит, как ты думаешь!

Пилат знаком подозвал своего помощника и приказал ему:

– Забери детей у иудейских рабов и отправь этим разбойникам послание на греческом, латинском и арамейском. Напиши им, что мы будем распинать по одному иудейскому ребенку каждые два часа до тех пор, пока Варавва не сдастся.

От такого приказа Луция затошнило, хотя он видел немало примеров римской жестокости. Он повернулся к Макрону в расчете, что тот не согласится с этим, и префект сразу же заметил:

– Это может спровоцировать рабов на бунт, прокуратор.

– Если бы они были способны взбунтоваться, то уже давно сделали бы это.

– А почему бы нам не распять взрослых, пощадив детей?

– Эти дети тоже разбойники, Макрон. Большая часть разбойных нападений в Иерусалиме совершается детьми и женщинами. И твоя реакция испуганной девственницы является лучшим подтверждением эффективности этой меры. Один иудейский ребенок, распятый на кресте у подножия крепостной стены, подействует на них сильнее, чем распятие десяти взрослых. Это даже может спровоцировать мятеж. Подумай немного. Неужели наш император не поступил бы точно так же, чтобы вернуть свою статую?

Макрон поник головой. Он прекрасно знал, что Калигула отличается особой жестокостью, и нисколько не сомневался в одобрении им подобной меры. Противиться плану прокуратора означало бы сейчас противиться самому императору. Будучи искусным политиком, Пилат фактически устранил оппозицию.

– Луций! – снова обратился он к своему помощнику. – Как зовут зодчего, который отвечает за строительные работы?

– Сильвий, прокуратор.

– Разбуди его! Я должен с ним поговорить.

– Он уже на стройке, прокуратор. Он – ранняя пташка. Это вон тот маленький толстяк внизу.

Вся одежда толстяка была заляпана грязью. Было видно по всему, что он трудится не покладая рук. Пилат спустился к нему.

– Мне сказали, что ты – лучший зодчий на этом берегу Иордана, – сказал он, подходя ближе.

Сильвий повернулся лишь на мгновение и продолжил наблюдать за выполнением работ.

– Судя по уровню конкуренции, мои заслуги невелики! Эта бездарь, мой главный строитель, вчера установил пол на одной из осадных башен вверх ногами. В результате тридцать два человека погибло. У него даже не хватило достоинства погибнуть вместе с ними.

Пилат улыбнулся таким остроумным замечаниям.

– Если б только у меня был хоть один старший строитель, достойный этого звания! – вздохнул зодчий.

– Sursum corda, Сильвий! Я привез тебе одного такого из Иерусалима. Он самый лучший. Он удостоен чести работать вместе с тобой. Этот человек реставрировал мой дом, который уже разваливался. Он быстр, энергичен, так что будет тебе хорошим помощником! Эффективность твоей работы утроится. Мне наплевать на то, сколько это будет стоить. Все должно быть готово к штурму завтра утром.

– Завтра утром? – Сильвий удивленно изогнул брови и почесал затылок своими пухленькими пальчиками.

– Завтра утром. Поднимешь осадные башни к стенам крепости, поставишь таран перед воротами, и я заберу тебя с собой в Рим.