48

Дворец прокуратора, Иерусалим

Пилат сидел в ванне из слоновой кости, украшенной императорскими орлами, опираясь на проститутку, втиравшую ему масло в плечи, при этом ее коллега ублажала прокуратора спереди, тряся перед его лицом мокрыми грудями.

С тех пор как супруга Клавдия покинула его, чтобы примкнуть к назарянам, плотские утехи превратились для него в спорт, который должен был помочь ему избавиться от жировой прослойки и бороться с хандрой, впрочем, без особого эффекта. Женщины, которых он приглашал к себе, чтобы снять напряжение, каждый раз были новыми. Он не интересовался их именами и никогда не запоминал их лиц. Он требовал от них только безукоризненного владения своим ремеслом. Они были для него чем-то наподобие бальзамов, которые втирали в его кожу, чтобы возбудить его.

Почтовый голубь принес ему известие о разгроме когорты, сопровождавшей статую императора, и теперь он с нетерпением ждал последних новостей от своего помощника.

Этот Макрон – бездарность, – размышлял он. – Но, как и все эти наводнившие Капитолий интриганы, он переложит на меня ответственность за свое бегство.

Императорскому курьеру требовалось от сорока до пятидесяти дней, чтобы добраться до Рима, так что времени было не так много.

В это время неожиданно для него самого и его партнерши у него наступил оргазм, отчего она резко отпрянула, ослепленная его спермой.

– Как? Твой хозяин удостоил тебя чести своим семенем, а ты осмелилась обронить ее?

Пилат схватил ее за волосы и погрузил голову в воду, заставляя собрать ртом все, что упало, а сам прижался головой к щеке массажистки, которая, придя в ужас, беспомощно смотрела, как захлебывается ее подруга. Прокуратор, испытав пик наслаждения, зажмурился и отпустил несчастную, выполнившую все, чего от нее ждали.

Вскоре после этого он вышел из ванной комнаты, оставив уцелевшую проститутку наедине с ее мертвой подругой. Он внимательно осмотрел себя в зеркале и скривился, в очередной раз отметив, что жир подпортил рельеф его мускулатуры. Напрасно он втягивал живот и раздувал грудь, его когда-то атлетическая фигура солдата стала оплывшей, как у политика.

Услышав звуки шагов в коридоре, он повернулся к входной двери. При виде своего обнаженного начальника молодой помощник замер как вкопанный в дверном проеме.

– Входи, Луций! Не бойся! Пройдет несколько лет, и ты будешь выглядеть точно так же.

Офицер повиновался и поприветствовал прокуратора, ударив кулаком по своему нагруднику.

– Поди прочь! – приказал он оставшейся в живых проститутке, которая все еще не могла прийти в себя после случившегося.

Она выскочила из ванны, поспешно набросила на себя накидку и убежала.

– Ну, рассказывай, – потребовал Пилат, вытираясь. – О боги! Неужели все так плачевно, как говорят?

– Там все устлано трупами, прокуратор.

– Сколько солдат потерял этот бездарный вояка?

– Половину из тех, что были при нем. Бандиты поджидали его в порту, смешавшись с толпой. Это была настоящая засада.

– А статуя? – спросил Пилат, надевая кожаную набедренную повязку, покрытую медными пластинами.

Он с трудом застегнул ее на талии, что еще больше испортило ему настроение.

– Они увезли ее за ворота Яффы, прокуратор. Судя по всему, бандитов было более чем достаточно. Варавва собрал все кланы. И самаритян, и сикариев, даже жители города присоединились к ним.

– Если бы мне понадобились оправдания, я бы обратился к той потаскухе, которая мне облизывала яйца! – прикрикнул на него Пилат, указывая рукой на утопленную им женщину.

Шокированный видом утопленницы, брошенной в ванне, словно обычная губка, Луций побоялся продолжать рассказ.

– Ну, говори же! – вышел из себя прокуратор, надевая тунику. – Или ты язык проглотил?

– При всем моем уважении к тебе, прокуратор, я должен заметить, что Макрон не ищет оправданий. Он просто рассказал мне то, что я должен передать тебе, и все это подтвердили его офицеры. Он сделал все, что мог, чтобы избежать потерь, но…

– Нет, – перебил его Пилат. – Если бы он сделал все, что мог, потерь было бы больше, а император не лишился бы своей статуи. И это префект преторианской гвардии, элитного подразделения! Он не мог обеспечить даже сохранность статуи!

Придя в смятение от этих слов, Луций хотел было возразить, но рот у него словно заклеился.

– Что еще? – поинтересовался Пилат, рассматривая в зеркале свою стремительно растущую плешь.

– Макрон вызвал… Третий Галльский.

Лицо Пилата побагровело, он в ярости заорал так, что в комнате все задрожало:

– По какому праву? Только префект провинции может обращаться за военной поддержкой к другой римской провинции!

Луций запаниковал. Он был всего лишь вестником, принесшим плохую новость, но он знал о приверженности своего начальника греческой традиции казнить гонца.

– Куда зелоты увезли статую императора? – продолжил уже более спокойным тоном Пилат.

– В храм на вершине горы Гаризим.

Прокуратор пожал плечами, удивленный абсурдностью этих действий:

– Странные люди эти иудеи. То, что для них святотатство в одном храме, в другом таковым не является.

– Это хорошо укрепленное место, прокуратор. Оно считается неприступным.

– Неприступным? Да ну? Возможно, для Макрона, но не для меня. Прикажи седлать мою лошадь и собирай людей.

49

Дамаск, Сирия

Приближался праздник Пасхи, по ночам в городе стало так же многолюдно, как и днем. На главной улице Дамаска, Прямой, собралась толпа, чтобы послушать человека, проповедовавшего перед храмом Юпитера. Его зычный голос, хорошо слышный и на прилегающих улочках, привлекал все больше и больше любопытных. Человек говорил на арамейском, греческом и латинском! И голос его не ослабевал ни на мгновение.

– Тогда Иешуа обратился к толпе и произнес: «Толкователи Торы и саддукеи сидят на троне Моисеевом. Следуйте их учению, но не всегда следуйте их поступкам».

Проходившие мимо священники приостановились – их внимание привлекли последние слова.

– Ибо они говорят одно, а делают другое. Они заставляют людей нести неподъемную ношу, в то время как сами и пальцем не пошевелили, чтобы что-то сделать.

Из толпы донеслись возгласы одобрения, что крайне обеспокоило священников. Они отправились за охранниками, стоявшими у святилища, и стали им что-то говорить, указывая на оратора, который продолжал вещать собравшимся, которых все сильнее и сильнее захватывали его слова.

– Они платят подати захватчикам, но отказывают в милостыне просящим, что встречаются на их пути.

Укутавшись в плащ и натянув капюшон почти на самые глаза, Иуда Искариот расталкивал толпу локтями, чтобы пробраться к проповедующему. Ему казалось, что он узнал этого человека, но это было настолько невероятно, что он решил убедиться в верности своих предположений.

– Они любят занимать передние ряды в синагогах и приветствовать друг друга на публике, но в них нет никакого сострадания к ближнему.

Когда проповедник повернулся к Иуде лицом, тот узнал его. Этим «святотатцем» был… Савл из Тарса!

Стражники схватили его под руки и пытались увести, но он отбивался и продолжал вещать своим громким голосом:

– Они напоминают гроб повапленный, красивые и чистые на вид, но прогнившие внутри!

Чтобы заставить его замолчать, один из стражников ударил его по лицу кожаным ремнем, и хотя у Савла изо рта потекла кровь, он ответил ударом на удар. Этот проповедник не был противником насилия.

– Исполнилось пророчество Исайи, братья! – кричал он, в то время как стражники уводили его силой. – Иешуа – вот наш Мессия! Он восстал из мертвых и дал мне новую жизнь, простив мои грехи! Поступайте, как я, братья! Покайтесь, и от ваших грехов не останется и следа!

Иуда не мог прийти в себя от изумления. Преследователь назарян теперь проповедовал учение Иешуа! Но как он мог говорить о любви, замучив и погубив столько мужчин и женщин?

– Эй, ты там! – окликнул его чей-то голос. – Мы ведь знакомы, не так ли?

Иуда обернулся и увидел женщину, которая пристально смотрела на него. Зеваки уже начали расходиться, но ее что-то задержало.

– Ты живешь в этом квартале? – допытывалась она.

– Нет, я приехал сюда недавно, – ответил Иуда, отворачиваясь.

– Я уже где-то видела тебя, мне знакомо твое лицо…

Иуда задрожал при мысли, что по городу расклеены объявления о его розыске. Его охватил страх.

– Просто у меня вполне заурядное лицо, – стал объяснять он.

– Отнюдь, – не унималась женщина. – Такое лицо вряд ли забудешь.

– Возможно, вы правы. – Он повернулся к ней спиной, давая понять, что разговор окончен.

Но женщина схватила его за руку и, развернув лицом к себе, продолжила рассматривать его.

– Откуда ты?

– Отовсюду, – ответил он, пытаясь вырвать руку. – Я то тут, то там. Живу, как торговец, в каком-то смысле.

– Погоди-ка… мне знаком твой акцент… Ты же из Галилеи, да?

– Никогда не бывал там, – соврал Иуда.

– Не принимай меня за дурочку, мой муж из Галилеи. Постой… ты что-то скрываешь…

Она сбросила с его головы капюшон и тут же вспомнила, где его видела.

– Я так и знала… Этого человека разыскивают! Эй, люди! – закричала она, привлекая внимание прохожих.

Иуда нервно осмотрелся и бросился наутек.

– За его поимку обещано тридцать сребреников! – вопила женщина, поворачиваясь в разные стороны. – С кем поделиться?

Человек двадцать, стоявших возле нее, бросились за Иудой.

В считаные мгновения жажда наживы превратила ревностных слушателей Савла в алчных животных. Еще недавно жаждавшие справедливости, они учуяли кровь, словно свора собак добычу.

В конце площади какой-то человек попытался преградить ему дорогу, но Искариот ударил его головой. Удар получился таким сильным, что бедняга свалился в грязь. Иуда чуть было не споткнулся, но удержал равновесие и скрылся от своих преследователей в переулках Старого города.