Порт Остии, Италия
Иуда бежал из императорского дворца, прихватив реликвии своего Учителя. Он шел пешком всю ночь с драгоценным грузом за плечами и прошагал тридцать пять километров, отделяющие Рим от Остии. Он шел без отдыха до тех пор, пока острая боль, пронзавшая его ноги, не заставила остановиться, когда он уже больше не мог не обращать внимания на то, что сандалии пропитаны кровью.
Он сделал привал на берегу реки Тибр, положил мешок и присел на камень, чтобы отдышаться и осмотреть свои израненные ноги. Только начинало светать, но он все же смог увидеть, что, если он снимет сандалии, ему потом будет непросто их снова надеть. Ему нужно было добраться до порта прежде, чем он окончательно выбьется из сил. Там, на корабле, у него будет время заняться своими ранами.
Корабль… Неужели в Остии только один корабль готов поднять якорь в этот утренний час?
У него не было времени как следует подготовить побег. Он даже не зашел к себе домой из страха, что его там схватят дозорные. Видел ли кто-нибудь, как он выходил из дворца? Возложат ли на него вину за три трупа, оставшихся лежать на императорском ложе? Нет. Если Калигула и отдаст приказ схватить его, так только за кражу реликвий. И если ему хоть немножко повезет, наследование власти от Тиберия поглотит все его внимание в ближайшие двадцать четыре часа. Этого времени будет достаточно, чтобы Иуда покинул Италию.
И куда же ему отправиться?
Туда, куда повезет его первый попавшийся корабль.
Туда, куда его направит Дух Божий. Ведь этой ночью именно животрепещущий дух Учителя подвигнул его забрать реликвии, уберечь их от святотатства. Именно его невидимое присутствие направляло стопы Иуды и направляет сейчас. Иешуа призвал своего двенадцатого апостола после семи лет молчания. Может быть, именно по этой причине он снова почувствовал себя живым?
Иуда усилием воли прогнал эти мысли. Ему пора было продолжить свой путь. Он посмотрел на реку, русло которой расширялось через несколько миль, – это, несомненно, свидетельствовало о том, что он приближался к устью. И вот он встал с перекошенным от боли лицом, закинул на спину мешок и отправился в путь, навстречу судьбе, которой он подчинился.
Вскоре запах соли перебил запахи растений. Город Остия никогда не спал. Это были речные и морские ворота Рима, через которые постоянно проходили продукты питания, строительные материалы и экзотические животные, привозимые из Африки. Более трехсот кораблей могли одновременно стоять на якоре в его водах. Для защиты этого пункта снабжения Рима город был укреплен, и высокие стены, огораживающие его, резко контрастировали с множеством постоялых дворов, трактиров и лавок. Торговцы, моряки и ремесленники, приезжавшие со всех уголков империи, жили и работали вместе на громадных складах этого порта с искусственно созданной гаванью. Здесь хранились товары, которые потом на баржах перевозились в Рим по Тибру даже в летнее время, когда река становилась мелководной.
Иуда заметил два корабля, которые, по всей вероятности, готовились к отплытию. Один из них был речным галиотом, способным плыть при медленном течении. Второй был navis actuaria, кораблем особого типа, который использовали, когда требовалось немедленно что-нибудь отправить или доставить какое-нибудь срочное послание на другой конец империи, поскольку эта галера могла идти и на парусах, и на веслах. Она могла выполнять любую задачу, кроме участия в морском сражении.
Искариот направился к кораблю, не переживая о том, что его могут заметить. Преимуществом портов перед деревнями является то, что там каждый день бывает столько незнакомцев, что местные жители уже не удосуживаются обращать на них внимание.
Когда Иуда на пристани увидел название корабля – Redemptio, – он вздрогнул.
Как раз то, чего ему не хватало. Неужели это был знак Божий?
Он осмелился подняться на трап и наткнулся там на моряка, сгружавшего ящик.
– Вы снимаетесь с якоря? – поинтересовался он.
В ответ моряк лишь толкнул его и гаркнул что-то неразборчивое.
– Не обращай на него внимания, – крикнул ему старый пират с корабельного мостика. – Он сильно торопится и задыхается от досады. Единственным хозяином этого корабля, кроме Зевса, является Приам Фомопулос. Куда путь держишь, сударь?
– Туда, куда отвезет меня твой корабль, – ответил Иуда.
– Вот как… Мы идем в Сидон.
– Мне это подходит.
Капитан, увидев побитые ноги своего будущего пассажира, понял: тот торговаться не будет. Затем он молча окинул незнакомца взглядом с ног до головы. За тридцать лет плаванья капитан изучил разные типы отъезжающих: людей, сломленных судьбой, хорошеньких женщин, безумцев, авантюристов и изгнанных. Он видел тех, кто смирился со своим прошлым, и тех, кто бежал от него. А вот этот человек был не таким, как другие.
– Предупреждаю: я должен сняться с якоря, пока прилив, у меня нет времени торговаться с тобой. Ночлег на палубе или в трюме стоит тридцать сребреников.
– Тридцать сребреников… – повторил Иуда, глядя в пространство перед собой. – Цена предательства…
– Не понял.
– Да это я так… Я имею в виду… что это не просто цена, это – предзнаменование.
– Ну хорошо… В любом случае деньги вперед.
– Разумеется.
Иуда отпорол подкладку плаща, достал из-под нее кожаный кошель и бросил его капитану. Путаясь неловкими пальцами в завязках, моряк высыпал монеты на ладонь, чтобы пересчитать их, потом, нахмурившись, перевел взгляд на пассажира:
– Это палестинские, да?
Искариот утвердительно кивнул. Приам недоверчиво попробовал одну из монет на зуб.
– Это коллекционные монеты, – продолжил старый моряк. – Их стоимость гораздо выше, чем вес серебра.
– Я знаю, – с грустью в голосе отозвался Иуда. – Но ведь из нас двоих именно ты оказываешь мне услугу. Видишь ли, эти монеты в некотором роде являются моими угрызениями совести. Я никак не могу от них избавиться.