«БТК все еще верит в Бога»
Мы танцуем и прыгаем, падаем друг другу в объятья и пьем игристое вино, но тут звонит мой пресс-телефон – я беру его, и молчание восстанавливается.
«Автобусная кампания, Филипп Мёллер, алло? – я даю себе заразиться ликованием моих коллег-без-божников. – Чем я могу вам помочь?»
«Мира Бах из TAZ, привет!» Я включаю динамик и пишу фломастером три большие буквы «TAZ» на нашей белой доске. «Поздравляем с пожертвованиями, – говорит она, – что дальше?»
«Спасибо! Сейчас мы звоним в БТК и…»
«В Берлинскую Транспортную Компанию?»
«Да, и мы закажем первые автобусы!»
«И они вам позволят?» «Они сказали, что позволят, – у меня рот до ушей. – Сейчас мы там вводим в эксплуатацию первые три автобуса, а затем запускаем нашу автобусную кампанию по расписанию!»
«Когда это будет?»
Педер поднимает два пальца кверху и шевелит третьим.
«Завтра, – быстро говорю я, подмигивая Педеру. – В крайнем случае, послезавтра!»
Пока дама из TAZ задает дальнейшие вопросы, то и дело звонят фоном на второй линии, а затем звонят на телефон Педера. Я снова выключаю динамик и прикладываю телефон к уху, слушая журналистку, но ее быстро прерывает Педер.
«Что-что?!» – раздается в нашей штаб-квартире его крик.
«Но Вы же дали нам согласие!»
«Что случилось?» – хочет знать Мира из TAZ.
«Хороший вопрос! Вы слушайте!»
«Вы создаете рекламу для Иисуса, Библии и крупнейшего борделя в Берлине, – почти орет в телефон Педер, – а нашу рекламу не разрешаете?!»
Я отнимаю у него телефон, включаю динамик и держу свой мобильник наготове.
«Очень просим Вас проявить понимание, – слышим мы женский голос. – Но БТК – не место для идеологически окрашенной рекламы!»
«Но это же чушь! – возмущается Педер. – У Вас же все полно идеоло…»
«Мне очень жаль, но решение уже принято. – Дама вздыхает. – Ваш слоган в бизнесе БТК мы ни в коем случае не допустим. Всего хорошего!» На линии щелчок и гудок. Мы уставились друг на друга. Пить шампанское уже нет настроения. Лица у нас вытянулись. Педер кидает телефон на стол и трет себе глаза.
«Алло? – внезапно раздается из мобильника. – Господин Мёллер?» «Да! – я снова включаю динамик. – Вы все это слышали?»
«Ясное дело! – Мира Бах экзальтированно смеется. – И еще раз мои искренние поздравления!»
«Поздравления?! – Мы озадаченно переглядываемся. – Но мы же…» «Вам ведь должно быть ясно, что означает этот отказ – или нет?!»
Теперь на задворках Кройцберга семь человек в офисе рекламного агентства стоят и зачарованно смотрят на мобильник. Следует восклицание репортерши:
«Это же СКАНДАЛ, это же ЦЕЛАЯ ИСТОРИЯ! И не надо мне рассказывать, будто вы к нему не причастны!»
«Э-э-э…»
Слышится громкий шорох, где-то на фоне телефонного разговора хлопают двери, дама из TAZ бодро говорит с кем-то, дает инструкции и совсем запыхалась. Потом она снова обращается ко мне.
«Внимание: я сейчас позвоню в БТК, а вы повторите начальную запись. Тем временем перепишите сообщение для прессы, потом встретимся и все обсудим, о’кей?» «Ясно, – все кивнули. – Когда?» «Вы где находитесь?» «Кройцберг, метро Зюдштерн».
«Через пятнадцать минут я у вас! – опять шуршанье. – Тринадцать!» – гудок.
Умора вместо адской муки
Через три дня после того, как наша реклама жизни без Бога была отвергнута БТК на том основании, что они там хотят быть идеологически нейтральными, я стою на станции метро и смотрю в глаза великана Гюнтера Яуха.
«Берлин – это свобода!» – написано за его спиной на рекламном щите Pro Reli площадью почти в девять квадратных метров. А рядом – «Свободный выбор между этикой и религией».
Дизайн – совершенный, слоганы – изощренные, плакаты развешаны по всему этому чертовому городу, а правдивость этой кампании так же высока, как и идеологический нейтралитет БТК, то есть равна нулю.
Ибо то, что здесь преподносится как «свободный выбор» – «Сделайте свою свободу сильной» и «Равенства свобод Берлину!» — это на самом деле обязанность выбора: если кампания добьется своего, то учащиеся смогут в будущем посещать либо религиозные курсы, либо этические. Однако «свободный выбор» – посещать религиозные курсы или нет – уже давно существует, и незачем его обсуждать.
Поглощенный совершенно вероломным обманом этой кампании, я испытываю языческий ужас, когда на меня из тоннеля в метро, словно молния, летит оранжевый поезд. Я пользуюсь поездкой, чтобы немного подремать, потому что подработка учителем отбирает у меня невероятное количество энергии. Наконец выхожу на Зюдштерн и по дороге к агентству даю телефонные интервью для газет Франкфурта-на-Майне, Ганновера и Гамбурга, отказавших нам в размещении слогана «Безбожно счастлив».
«Что вас не устраивает в нашем отказе?» – спрашивает репортер из ганзейского города.
«То, что религиозная реклама в транспортной системе Гамбурга разрешена, а нашей рекламе отказано на том основании, что она хочет быть идеологически нейтральной. – Мимо меня проносится пожарная машина с сиреной, затем я продолжаю говорить. – Это же двойные стандарты, это же явно идеологическая дискриминация».
За последние несколько дней я узнал две вещи: подавляющему большинству журналистов нравятся короткие, четкие заявления – и нравится наша кампания! «Продолжайте, – часто я слышу после интервью, – хорошо, что кто-то это делает», – или: «Я все еще посещаю церковь, но тот факт, что вас повсюду отвергают, все-таки непостижим!»
Повсюду? Разве есть город, который бы допустил нашу кампанию? Небольшая германская деревня, которая может ускользнуть от длинной руки церквей? «Штутгарт, Мюнхен, Фульда! – ошарашивает меня Педер, когда я вхожу в штаб безбожной семерки. – Все отказывают на одном и том же основании».
И вот уже опять звонит мой телефон, на этот раз меня спрашивает местный журналист из родного города моего отца – из архикатолической Фульды.
Дзынь: 22 050 евро.
В мою странную профессиональную жизнь входит теперь что-то почти повседневное: в полседьмого звонит будильник, по дороге в школу я отвечаю на новые сообщения в электронной почте, с восьми начинаю в школе урок математики, а между делом даю теперь еще и уроки музыки и английского – то есть отдаю себя ученикам в буквальном смысле слова! – затем в полпервого покидаю бедное панельное здание школы: голова раскалывается, я говорю по мобильному и направляюсь в штаб-квартиру безбожников. Через несколько недель выясняется: нам отказали муниципальные транспортные компании Берлина, Бремена, Дортмунда, Дрездена, Эссена, Франкфурта-на-Майне, Фульды, Гамбурга, Ганновера, Кельна, Лейпцига, Мюнхена, Мюнстера, Нюрнберга, Потсдама, Регенсбурга и Штутгарта, то есть практически вся страна. То, что возможно реализовать в других, казалось бы, более консервативных странах, невозможно реализовать в мнимопросвещенной Германии: а именно рекламу жизни без Бога.
В то же время одобрение со стороны населения просто ошеломительное. Наш пресс-релиз побудил редакции газет по всей стране сообщать о нас как можно больше позитивного, заголовок из TAZ: «БТК все еще верит в Бога»9 – принес нам много сторонников, и пожертвования все прибывают и прибывают. Но сегодня особенно увлекательный день: «Шпигель-онлайн» во второй раз сообщил, что его репортер с трудом может поверить, будто нашей рекламе повсюду в стране отказывают. Этот репортер считает основанием отказа ограничение свободы слова, и статья его в любой момент может появиться в интернете.
«Давай, обнови страницу еще разок! – в нетерпении подталкиваю я Педера. – Статья должна там появиться вот-вот…» «Да ладно, Филипп, успокойся! – Педер мягко улыбается мне. – Важнее статьи был бы город, который позволил бы нам… Ух-ты! – Педер переключает статью на проектор, поворачивается к экрану и читает: – Немецкие города не хотят безбожных сообщений на автобусах»10.
Проходит всего полминуты, и слышится прекрасный звук: дзынь! И снова: дзынь! И еще раз: дзынь! Теперь дважды: дзынь, дзынь, а затем трижды: дзынь, дзынь, дзынь, – и пока мы все как заколдованные опять смотрим на экран и наблюдаем за ростом зеленой шкалы пожертвований, «дзыни» не прекращаются. В то же время Педер объявляет о внезапном увеличении трафика на нашей домашней странице, мобильный телефон Карстена раскалывается от звонков, Роберт до боли в пальцах барабанит по клавишам, сидя в Твиттере и Фейсбуке, я тоже постоянно вишу на телефоне, при этом раздается: дзынь, дзынь, дзынь! – число пожертвований растет ежесекундно и перешло уже отметку 25 000, – дзынь, дзынь, дзынь! – деньги все идут и идут, Мелания едва успевает повышать максимальную сумму пожертвований, вот уже 28 000 евро, 29 000 евро и наконец дошло до тридцати! Дзынь, дзынь, дзынь, – внезапно у меня на телефоне запрос из еженедельной газеты Zeit: Роджер Виллемсен хочет взять у меня интервью11, я прошу: «Подождите до завтрашнего утра и следите за обновлениями», – дзынь, дзынь, дзынь – мы едва верим своим глазам: 32 000 евро; Роберт вперился взглядом в свой мобильник и смеется как сумасшедший, и Педер заодно… – и вдруг: тишина.
Больше никаких дзыней.
«Алло? – говорит сотрудница Zeit по телефону. – Господин Мёллер?»
«Минуточку! – я отрываюсь от мобильника и вопросительно смотрю на Педера, который безуспешно пытается обновить нашу страницу и пожимает плечами. – Я вам сейчас перезвоню, хорошо?»
Никаких дзыней, и не поступает больше ни цента.
«Что случилось?! – Карстен тоже прекращает свой телефонный разговор. – Может, интернет отвалился?»
«Не-ет! – Роберт качает головой. – Я в сети».
Мгновение мы переглядываемся с досадой, затем я не удерживаюсь и выглядываю из окна в сторону неба.
«Думаешь… это был Он? – спрашивает Педер и хохочет, заражая нас своим хохотом. – Нет, наверняка у этого есть вполне рациональное объяснение».
Снова воцаряется тишина, внезапно прерываемая звонком на стационарный телефон агентства.
«Кто же это теперь может быть?!» – Педер хмурится и отвечает: «Алло? Да-да, правильно, мы из автобусной кампании». – Педер включает динамик и кладет телефон на стол.
«Это из Хелпедии; вы затеяли эту кампанию пожертвований для атеистических автобусов, верно?»
«Да, а что, собственно случилось?!»
«Да просто сервер сломался! – раздался голос с телефона. – На нашей домашней странице за последние несколько минут было больше обращений, чем за все два года нашего существования!»
«Круто! Все уже спрашивают! – включается Роберт. – Так я сообщу по всем каналам, что мы вот-вот появимся онлайн?»
«Да, в любом случае! – говорит человек из Хелпедии; слышно, как он быстро бьет по клавиатуре. – Мы будем готовы через пару минут!»
Целую вечность мы смотрим на ноутбук и то и дело обновляем нашу домашнюю страницу, и вот снова появляется панель пожертвований, и звучит приятное и знакомое: дзынь, дзынь, дзынь!
Мы вздыхаем с облегчением, потом возвращаемся к своим задачам, а вечером собираемся вместе, чтобы обсудить положение вещей.
«Ну, люди, у нас серьезная проблема! – Педер проецирует нашу страницу на экран, и мы смотрим на нее, качая головами. – Ни один крупный немецкий город не дает разрешения нашей кампании, но… – Он усмехается. – Мы должны каким-то образом избавиться от неполных сорока тысяч евро. Есть идеи?»
Мы немного фантазируем: самолетная кампания? Самолет с воздушной рекламой: «Здесь, наверху, тоже нет никакого Бога»? Как-то напыщенно и малозаметно. Может, затеять классическую плакатную кампанию?
«Я уже запросил рекламную фирму Штреер, – Педер качает головой. – Никаких шансов!»
«Они что – единственные?» – интересуется Мелания.
«Ну, похоже, – Педер проецирует на экран бизнес-страницу фирмы Штреер. – Если хочешь разместить рекламный щит в Германии, то без них едва ли обойдешься».
Итак, мы продолжаем мозговой штурм: велосипедная кампания?
Неэффективно. Радиореклама? Тоже не очень внушительно: нужно создавать визуальные рекламы. Страничка в журнале «Шпигель»? Для этого у нас маловато средств.
«Извините, но все это – полное дерьмо! – Карстен потерял терпение и хлопнул кулаком по столу. – Мы обещали людям автобусную кампанию, и они должны ее заполучить! Мы тут с Эвелин обнаружили кое-что». Он дает жене знак, она соединяет свой ноутбук с проектором и переводит на экран фотомонтаж, при виде которого мы все сразу раскрываем рты.
«Это “красный гигант”, – объясняет нам Эвелин. – Классический берлинский двухэтажный автобус, по случаю такой же красный, как и лондонские автобусы. – Она подходит к экрану на цыпочках и проводит пальцами по бокам автобуса. – У него много места для нашей благой вести!»
«Круто! – вырывается у меня. – Это кабриолет?!»
«Именно! – Карстен кивает. – Мы уже говорили с фирмой. Мы могли бы уже весной арендовать его вместе с водителем и топливом и проехать на нем по Германии – и это будет наша собственная автобусная кампания!»
«Наша собственная автобусная кампания! – шепчу я, и у меня рот до ушей. Однако Карстен делает рукой предостерегающий жест. – А что мешает?» – интересуюсь я.
«Колоссальные организационные усилия! – Он подходит к доске и рисует на ней контуры нашей страны. – Если мы хотим, чтобы этот проект оказался действенным, то нам нужно объехать все крупные немецкие города. – Он с азартом намечает на доске точки и проводит между ними линии. – Все они займут недели две-три».
«И почем такой автобус?» – спрашивает Педер.
«Около тысячи евро в сутки, включая все дополнительные расходы. – Карстен кивает. – Это подходит в финансовом плане, и это огромный шанс, но… —
Он падает на стул и смотрит на меня. – Это тяжелая работа, в том числе для нашего пресс-секретаря!»
«Тяжелая работа, говоришь? – отвечаю я с ухмылкой. – Зато такая умора!»
