6. «In hoc signo vinces»
Движки тактического экзоскелета мягко ударили в спину. Полы огнеупорного сюртука взлетели крыльями.
Я опустился на очередную горгулью, вцепившись гравизацепами на перчатке прямо в ухмыляющийся череп.
Стильно. И очень жарко.
Экзоскелет был хорош – прыжковые движки, гравизацепы и усилители движений от боевого скафандра, легкий броневой нагрудник, все это издали смотрится вполне по-граждански – ну сюртук и брюки у сударя странные, с кем не бывает?
Вот только на применение в тропиках конструкторы не рассчитывали. Или рассчитывали, но на комфорт пользователя им было наплевать.
Выживет – и ладно.
Коснулся комма. Военный атташе Полянский отозвался с готовностью:
– Статус?
– Один прыжок от собора. Перекличку окончили?
– Так точно. Не хватает Терезы.
– Мать ее… Говорил Трифоновичу: не бери местных.
Но от сердца отлегло. У Диего имелся свой человек в посольстве.
Самодеятельность Диего, вовсе не запасной план Шталя. У Владимира Конрадовича всегда есть запасной план, такой человек. До сих пор не верилось, что к этой задаче он подошел спустя рукава.
…Времени на раздумья не осталось.
Оглянулся. Крыши вокруг усеивали серьезные ребята в таких же нелепых одежках, что и я. Переключил канал комма.
– Повторяю, – сообщил я. – Заложника держат в алтарной части. Вхожу с грохотом через витраж над ней. Отвлекаю разговором. Остальные – через крышу. Тихо. Они не ожидают прыжковых двигателей, только в головиде на них смотрели. Если на базаре съехать не удастся – кладем всех наглухо, поджигаем сарай и уходим. Нас тут не было, если кого-то возьмут… лучше, чтобы вас не брали живыми.
Глянул вниз – суровые типы в гражданском с белыми нарукавными повязками и при автоматах теснили народ подальше от капища.
Повстанцы.
Диего-Диего, тебе никто не говорил, что не стоит держаться обговоренного с противником плана?
Витраж разбился красиво. Толстенный, так что таранить его было явно дурной идеей. Зато небольшой направленный заряд почти не грохнул.
Я желудком чувствовал, как утекает время. Вот-вот здесь будет полиция. Армия. Все шло кувырком, и оставалось только катиться вниз и молиться.
Повстанцы ждали атаки со стороны входа. Замешкались, когда я опустился на землю одновременно с осколками. Вот только палить будет явно дурной идеей – трое у алтаря, стволы направлены на стоящего на коленях посла.
Перед ним – Диего, напяливший патерский воротничок на камуфляж.
Вспомнилось: «Христос» означает «помазанник». Император – помазанник Божий. Несмешная пародия на католическую евхаристию – прямо передо мной.
Но много их. Много. Покрошат и посла, и меня. Невзирая на нагрудник.
Поднял руки.
– Как поживаешь, падре? – спросил ернически.
Скупой жест Диего – не стрелять. Это хорошо, это очень хорошо.
– Давай поговорим, – предложил. – Какого беса ты творишь, падре?
– Ты знал, это временный союз, – сказал маленький человек. – Дела – отменно. Что ты видишь вокруг?
Странный вопрос. Архитектура – как в католическом храме, за который капище принимали его прихожане. Злая карикатура на церковь – распятие со скелетом на нем, скульптуры святых выполнены в том же стиле…
Несколько тел в проходе между скамьями – гражданские и повстанцы вперемежку.
– У строителей бедная фантазия. Черепа, черепа… – побольше machismo в голос, тут это любят.
Еще одну сигарету, что ли, проглотить? Вдруг поможет: слушаться начнут?
– Согласен, мерзость, – кивнул Диего. – Мы ее снесем. Как и договаривались. Просто программа расширилась. Согласись, не каждый день в руки приходит такой заложник.
– Такой – это какой? Вы не переоцениваете господина посла?
– Ну что вы… Он же без пяти минут тиран половины мира. Я, кстати, не имею ничего против Российской империи, вы не самый худший вариант. Ну, почти ничего. Согласитесь, использовать чужие войны ради ананасов для зажравшейся столицы, пока планета перебивается с хлеба на воду, – несколько цинично.
– А кто поставляет им эти хлеб и воду?
– Это не оправдание.
– Людям в принципе не нужны оправдания. «Не судите», слышали? Но вы действительно ошибаетесь насчет господина посла. Его вариант рассматривался, но был отвергнут.
– Мои люди в вашем посольстве считают иначе. Но я начинаю вам верить. Мы всего-то попросили великую, могущественную Империю, которая, кстати, практически не угнетает своих жителей, надавить на деспота Дрендо, чтобы тот сдал полномочия и открыл тюрьмы для политических. И что же? Вместо ответа влетаете вы, будто супермен. В одиночку…
В микронаушнике раздался голос: «Задержка. Группа будет на позициях не ранее чем через пять минут. Тихо вырезать дверь сложно. Пять минут, держитесь».
А меж висков отдалось сказанное отцом Диего. «Мои люди» – значит, нынешняя ситуация точно не отчаянный шаг отца-командира. Шталь мог подстраховаться – но он бы не стал сливать информацию ненадежным и плохо контролируемым дилетантам.
Более того, он предпочел бы, так сказать, не выносить сор из избы.
– Или мы не ведем переговоров с террористами, – быстро сказал я, чтобы заполнить паузу.
– Так тоже может быть. Но в таком случае появляются дополнительные приоритеты. Акции устрашения тоже нужны. А казнить человека, который дает добро на операции вроде той, в порту, и при этом называет себя святым, – логическое завершение ночи. Особенно после сноса этой домины. – Диего раскраснелся; кажется, он наконец озвучил истинную причину, что двигала им. – Он, кажется, мычит. Что-то хочет сказать, а кляп мешает?
– Думаю, – ответил я спокойно, – то, что он никогда не называл себя святым и ему неприятно слышать это.
– Он называл, его называли – какая разница? Важно то, что люди про это подумают.
– Вы не боитесь создать мученика?
– После честных показаний о нашем с вами сотрудничестве? Побойтесь Бога…
Откуда-то сверху донеслись выстрелы. Если что-то плохое может случиться – оно случится.
Штурмовая группа засветилась. Стволы начали подниматься.
Они ждали, что я потянусь за оружием. Вместо этого прыгнул, включив движки в полете.
Повстанцы разлетелись будто кегли, а я рухнул, отстреливаясь, за алтарь.
Глянул на замешкавшегося пленника, рявкнул «лежать», для понятливости рукой поторопил – и вновь дал не глядя очередь. Плечо рвануло болью. Зацепили. Рухнул.
Из чего они могли прострелить защиту? Тут же сообразил. Ну да, пленника наверняка лишили оружия. Игольника вроде моего.
– Взрывайте! – голос отца Диего прозвучал трубой архангела.
И пришли грохот и мгла…
…Очнулся. Прошло от силы полминуты. И тут напортачили – по замыслу, капище должно было аккуратно сложиться внутрь себя.
Вместо этого горящие обломки балок отрезали алтарную часть от нефов. Все, что могло пылать, объято пламенем. Окна завалило обломками, а единственное неповрежденное, с выбитым витражом, перегородил освободившийся от скелета громадный крест – не пролезть.
Живы, прелестно. Комм в держателе на запястье светился, будто рождественская елка, – такое количество стимуляторов вколол мне экзоскелет.
Ну да, в дыру в плече звездолет пролезет.
Ладно, наживное. Выбраться бы. Глянул направо – и выматерился в голос.
Посол был плох. Любой будет плох с такой железякой в брюхе. Скелет с креста, собака, будто знал, куда приземлиться.
Отстегнул аптечку от пояса. Приложил к ране. Нажал кнопку диагноста.
– Не надо, – вымученно улыбнулся посол. – Уходите.
– Надо. – Я понимал, что он прав.
Но своих не бросают – так меня учили. Это повторяли много раз те, кто бросал друзей и был брошен сам, чтобы через сотню лет их потомки считали – делать так и впрямь нельзя.
– Как вас к ним занесло?
– Решил удостоверится, что обойдется без жертв, – улыбнулся он слабо. – Вы не были уверены, что все пройдет как надо. Началась пальба по гражданским. Не сумел остановить.
– Ну, кого-то вы положили, – вспомнились трупы в проходе.
– Вы сказали правду? Что решение отклонено?
Что сделать? Соврать или нет?
– По глазам вижу. Правду. Это хорошо. Расчет – плохо. Дурно. Даже если для пользы, цель не должна оправдывать средства.
Я с тревогой глядел на огоньки аптечки. Оранжевый. Критическое. Хоть бы один желтый. Стабильного можно попробовать вытащить. Вот только куда? Либо завалы, либо крест железный. Приехали.
– А стране не нужны святые на троне, – вдруг невпопад сообщил посол; я не сразу сообразил, что он продолжает начатый в машине разговор. – И драконы не нужны. Стране нужен иной правитель – рыцарь. Тот, что защитит от дракона свободы подданного и отрубит им головы, буде те начнут превращаться в драконьи. Почти что садовник. Помните Первого Государя?
– В смысле?
Не начал ли бредить? Как я мог знать Первого? И он тоже не мог, возраст не тот.
– Почему они победили? Горстка мальчишек и девчонок в либеральной европейской стране, которой стала к своему концу Федерация. Бунтари. Те, кто не захотел жить так, как диктовали старики. Не желал верить в атеизм, деньги и плотскую любовь. Отказывался быть толерантным к любой пакости и нетерпимым ко всякому инакомыслию. Не понимал, отчего не стоит давать милостыни. Любил говорить и думать, хотя разговоры и мысли обязательно кого-нибудь обидят и к тому же ведут к депрессии.
– Почему? – отозвался я эхом.
– Почему армия приняла их? Почему они решили установить монархию, хотя начинали как социалисты и анархисты? Почему случилось Второе Константиново Чудо?
Второе Константиново я помнил из курса истории. Даже служители Церкви весьма осторожно оценивали это событие, разнясь в определениях от «доброкачественного массового психоза», если такой вообще возможен, до «чуда». Видения крестов в воздухе. Сны, пристыжавшие людей и напоминавшие об их ошибках. Смущение умов – не Антихрист ли нагрянул по их души? Миллионы новокрещенных – и готовность изменить свой путь.
– Почему?
– Потому же, почему я умираю здесь, а ты будешь жить, – улыбнулся он. – Потому же, почему кузина справится сама, она ведь из рыцарей. Иди.
Аптечка панически запищала, замерцала красным, признавая свое бессилие.
– Куда? – спросил я, точно зная, что не услышу ответа: посол… нет, святой продержался и так слишком долго.
Пришло спокойное осознание: на руках моих только что умер законный русский государь.
Было жарко. Было очень жарко. Я почти что чувствовал, как выгорают волосы. И бежать, казалось, некуда. Пещь огненная. Хуже – геенна.
Но тихий голос произнес, чтобы отзвучать навек:
– In hoc signo vinces… Сим победиши…
Нет, правда?
Если покойный и впрямь окажется святым, а я почти что поверил в это… Типично мое счастье – встретить святого, чье последнее напутствие окажется столь издевательским.
Семь бед – один ответ. Прицелился головой в загородивший окно крест и дал старт движкам.
