Разноцветной узорчатой змеей базар вился по улицам Дейла. Коричневые пятнышки – прилавки, а желтые, зеленые, красные – разложенные на них товары.

Люди переговаривались, а дети смеялись, над ними тянулась узкая голубая полоса неба, безоблачного, чистого, светило солнце, и детвора сновала от родителей к лавкам и обратно, затевая по дороге игры. Одна группка устроила особенно шумную возню – что-то вроде игры в салочки, где все беспорядочно гонялись друг за другом, и каждый был и целью, и преследователем. Мальчишка ухватил за рукав девчушку, она отчаянно вывернулась, задев на бегу край прилавка с фруктами. Она отскочила и побежала дальше, заливаясь пискливым смехом, но стойка, на которой горкой были навалены яблоки, начала заваливаться. Торговец обернулся, но было поздно.

Яблоки уже катились к краю, прилавок падал. Торговец втянул голову в шею в ожидании неизбежного крушения.

Но его не последовало.

Чья-то рука схватила стойку за край и выровняла ее. Яблоки остались на месте, все, кроме маленького зеленого, которое будто само собой покатилось и упало прямо в подставленную ладонь избавителя. Торговец облегченно вздохнул.

– Мастер Дейл, – почтительно поклонился он. – Добрый день, и спасибо.

Пришедший ему на помощь, юноша лет шестнадцати, потер яблоко о рукав плаща. Плащ у него был бархатисто-черный, в точности как волосы.

– Прошу, Питер, не надо, – отозвался он. – Это имя отца, а не мое.

Торговец опустил голову.

– Извиняйте, но я всегда считал, что сын – это мастер, а отец – лорд. Или, пока я спал, обычаи переменились?

– Нет, – парень надкусил яблоко. – Но я не о том: Дейл – это имя носит только мой отец.

Торговец начал беспокойно озираться, не зная, как поступить. У всех высокородных отродясь было по два имени: одно – данное им при рождении, а второе они получали, если становились членами правящего рода. Первое имя могло быть каким угодно, но второе всегда было одинаковым: Дейл. Точно так же назывался и сам город, и носить это имя было почетно. Питер знал, что, назвав парнишку как-то иначе, по закону мог понести наказание. Но всем было хорошо известно, что с наследником лучше не связываться, и, хотя Питер не верил слухам – о том, что мальчишка якшается с демонами или и того хуже – ведьмами, – неприятностей на свою голову ему не хотелось.

– Извините, мастер… Харт.

Выпалив это, он снова закрутил головой и на сей раз заметил, как двое отвернулись, высоко подняв брови от удивления, как один шепнул что-то другому на ухо среди обычного базарного галдежа.

Мальчик просиял. Это имя принадлежало роду его матери, и ему нравилось поддразнивать Роберта, пользуясь им.

– Спасибо, – поблагодарил он, искренне улыбаясь. – И можешь звать меня еще Вильямом, это тоже подойдет. Так, сколько же я тебе должен?

– Ничего.

Юнец нахмурился, порылся в кармане.

– Питер…

– Каким бы вы именем ни назвались, Вильям, денег я с вас все одно не возьму.

Вилл снова откусил от яблока и, громко звякнув, выложил на прилавок три белых кружочка.

– Тогда я просто забуду здесь несколько монеток. Невинная оплошность, – он помахал в воздухе рукой. – Сегодня здесь столько покупателей, что ты и не вспомнишь, чьи это монеты.

Собравшись уходить, Вилл отвернулся от прилавка. Торговец открыл было рот, чтобы возразить, но юноша, оглянувшись, взмахом руки оборвал его и исчез в базарной толпе, бросив на прощание: «Хорошего дня, Питер».

Не так-то это было просто, скрыться, особенно когда люди расступались перед ним. Большинство-то на него не глазели. Нет, наоборот, они делали вид, что его не замечают, отводили взгляды – и оставляли слишком уж много места для прохода в таком людном месте. Ну и пусть! Вилл, пока шел к лестнице Большого Дома, постарался получить как можно больше удовольствия и от кислого яблока, и от синевы ясного неба, и от свежего воздуха.

Город Дейл рос больше вверх, чем в стороны. Неразбериха улиц и домов, площадей и садов, все это громоздилось на высоком холме, стоявшем прямо посреди пустоши. В стране долин ничего не было выше города Дейла, а в Дейле не было ничего выше Большого Дома. Широкие каменные ступени сбегали от величественного строения вниз, к улицам. Примерно посередине холма лестницу прерывала небольшая, обнесенная балюстрадой площадка. Дом принадлежал Дейлу – не городу, а тому, кто носил имя и титул. Но лестница принадлежала всем, и в ясные погожие дни, когда солнце согревало камни, ее ступени становились самым популярным местом в городе. Отсюда можно было видеть улицы, сбегавшие вниз от огромного дома и, словно корни, внизу враставшие в поля. Город разместился на большом и высоком холме, растекся в разные стороны по его склонам. Долины у его подножия пестрели озерами, в каждом из которых отражалась частичка неба. Чаще озера были серыми, но сегодня они казались ослепительно-синими лужицами.

Вилл нашел местечко на ступенях и сел. Его черный плащ тенью улегся рядом на камнях. Солнце грело цепь на шее, а медальон был надежно укрыт под рубашкой. Прикрыв глаза, Вилл вслушивался в людской гам и рассеянно водил пальцами по шрамам на правом предплечье. Один из них уже совсем побледнел, другой все еще слабо краснел, а третий был совсем свежим, появился всего несколько дней назад.

– Что такое? Принц сидит рядом с простолюдинами?

Открыв глаза, Вилл торопливо натянул рукав поверх отметин.

– Уж не себя ли ты причисляешь к простолюдинам, Филип?

Тот залился румянцем. Он стоял на дорожке у подножия лестницы, светлые волосы выгорели на солнце почти до белизны. Рядом с ним был еще один мальчишка, а две девушки хоть и стояли поодаль, но явно поглядывали в их сторону.

– Следи за своими словами, мастер Дейл.

Встав, Вилл спустился немного ниже. Филип был годом старше, но не выше его и немного крепче.

– Не зови меня так.

– Но почему же? – пропел Филип, подходя ближе. Погода в тот день стояла тихая, и это было опасно, потому что любой необычный ветерок, даже слабое дуновение обратило бы на себя внимание. – Это твое имя.

Вилл подумал о шрамах, о медальоне на шее, о том, что необходимо держать себя в руках, особенно здесь. Его переполняла злость, но он не поднимал серых глаз, прекрасно понимая, что внимание всего базара сейчас приковано к ним.

– Твоя мать заполучила его, – не унимался Филип, – прыгнув в постель к моему дядюшке.

Вокруг них заметалась чуть заметная струйка воздуха, и этого было достаточно, чтобы улыбка Филипа стала еще более дерзкой. У Вилла побелели костяшки пальцев, но он не вздрогнул, не заговорил, не шелохнулся. Он не смел.

Наконец, Филип тряхнул головой и рассмеялся.

– Что? Нечего сказать? Ты совсем толстокожий, Вилл. Я бы перерезал тебе глотку, посмей ты отозваться в таком тоне о моей матери.

Услышав это, Вилл выдавил мрачную усмешку.

– Мне нет необходимости говорить о ней. Это и так уже делают все вокруг.

Филип кинулся к нему, но Вилл – он всегда был проворнее – пригнулся, и ему только осталось с улыбкой смотреть, как кузен пытается устоять на ногах и не свалиться со ступеней. Когда Филип вновь обрел равновесие, все глаза были обращены к ним, пустопорожние разговоры на базаре стихли. Даже Филип понял, что продолжать ссору не нужно, поэтому позволил своему дружку Йену изобразить, будто тот его поддерживает. Девушки продолжали наблюдать, стоя в отдалении. Одна из них, Бет, посмеивалась, вторая, Сара, казалась грустной. Воспользовавшись случаем, Вилл отвернулся, не обращая внимания на Филипа, тихонько его проклинавшего.

– Ты ничтожество, Харт, – прорычал Филипп громче, и те, кто это услышал, замерли: нанесено оскорбление имени. Одно дело, когда сам Вилл требовал называть его так. И совсем другое – когда имя с презрением швырнули ему в лицо.

Вилл продолжал идти. Пока он поднимался по ступенькам, его злость немного остыла, кулаки разжались, и кровь снова прилила к побелевшим костяшкам. Он поднимался все выше, и звуки базара слабели. На ходу он поднес руку к цепи на шее, вытащил из-под воротника медальон и большим пальцем погладил лицо на гладком металле. От этого ему сразу стало легче.

– Мастер Дейл.

Дейл сдерживался, но это давалось слишком трудно, поэтому он продолжал идти.

– Пожалуйста, подождите.

Он достиг верхней ступени.

– Вильям.

Замедлив шаг, он оглянулся. Несколькими ступенями ниже стояла Сара, она запыхалась, платье помялось. Из прически выбились несколько прядей и повисли вокруг лица.

– Сара, – его голос смягчился. – В чем дело?

Девушка преодолела последние ступени и вышла на дорожку рядом с ним.

– Это было так… Мне жаль… Филип вел себя, как… – Она протянула руку и положила на его локоть, Вилл насторожился. Обычно люди всячески старались не касаться его. – Филип вел себя как осел. – Сара прикусила губу. – Филип и есть осел, – исправилась она.

– Ты забралась на лестницу, чтобы сообщить мне о этом?

Сара залилась румянцем.

– Я не была уверена – вдруг ты этого не знаешь.

Вилл почти улыбнулся.

– Увы, знаю. Но никогда не повредит услышать это лишний раз.

Сара заливисто рассмеялась. Потом взглянула вверх, выше его головы, в направлении Большого Дома, который возвышался у него за спиной, и смех застрял в ее горле.

– Ой.

Опасливо озираясь, она смотрела на дорожку, на причудливо изогнутые деревья – их саженцы привезли в Дейл из дальних лесов, – на сад вокруг дома и дымку низких облачков, прислушалась к тишине, оплетающей здесь все.

– Мне не следует здесь находиться, – прошептала девушка. Она выпустила руку Вилла, и его это огорчило. Решительно повернувшись, она уже собралась бежать по лестнице вниз, но он остановил ее, взяв за руку.

– Останься, – попросил Вилл.

– Ты уверен? – Когда он кивнул, Сара счастливо улыбнулась и нерешительно взяла его под руку. – Покажешь мне сад?

Через увитую виноградом арку он повел ее в сад Большого Дома, бывший гордостью и радостью его матери. Совсем не ухоженный, а наоборот, буйный, заросший и вольный, он навевал мысли о раскинувшихся далеко за пределами Дейла просторах там, где городские постройки уступали место поросшей травами долине и – совсем далеко на восход – неизвестно чему еще. Солнце уже садилось, день не был уже и вполовину таким светлым, а живые изгороди и деревья похищали его остатки, погружая сад в глубокую тень. Высвободив руку, Сара прошла вперед на несколько шагов, медленно поворачиваясь и озираясь вокруг, словно желая запомнить.

Ему было приятно, что ей нравится здесь. Только в таких местах, где над всем властвовала природа, он чувствовал…

Сара восторженно ахнула.

– А это?..

– Ш-ш, – прошептал он предостерегающе, но уголки губ предательски поползли вверх.

– Ты улыбаешься, я же вижу! – громко прошептала девушка. – Знаешь, о чем я думаю, Вилл? Мне кажется, что ты вовсе не черствый и не холодный.

Он заставил себя поджать губы в тонкую мрачную линию.

– Боюсь, ты ошибаешься, – заявил он. – Я совершенно бессердечный.

Но даже произнося эти слова, он не смог удержаться, и улыбка снова вырвалась на свободу.

Сара подошла ближе, почти вплотную.

– Я серьезно. Зачем ты притворяешься?

Улыбки как не бывало.

– Я…

Сара не стала ждать, пока Вилл придумает, что ей соврать. Вместо этого она поцеловала его. Если он и готовил какую-то отговорку, она умерла у него на губах, как только они встретились с ее нежными губами.

– Тише, – негромко скомандовал он ветру, подхватившему ее выбившиеся из прически пряди.

Сара улыбнулась и прильнула к нему всем телом. Ветерок перебирал листья и цветы, наполняя воздух тихим шелестом. Обвив пальцами его цепь с медальоном, она снова поцеловала, на этот раз крепче. Вилл, ответив на поцелуй, нащупал ее руки, заскользил выше по обнаженной коже. Обхватив ее за плечи, он мягко оттолкнул девушку от себя.

– Перестань, – сказан он еле слышно, но тоном, не допускающим возражений.

Сара перестала, а вот ветер не угомонился. Он продолжал вихрем крутиться вокруг них.

По лицу Вилла тенью пробежал страх, он постарался успокоиться, но было поздно. Он не сумело удержать ветер под контролем, и тот понесся по саду. Вилл слегка пошатнулся, но не снял руки с ее плеч, только ослабил хватку.

– Так это правда, – потрясенно прошептала Сара. – До меня доходили слухи, но…

Вилл снова крепче сжал пальцы, хотя сам, казалось, еле держится на ногах.

– Что за слухи? – переспросил он холодно. – Что я продал за это свою душу? Что я заключил сделку с чудовищем? Что я сам чудовище? Демон?

– Или божество, – шепотом ответила Сара, и Вилл горько рассмеялся.

– Ты так думаешь только потому, что не знаешь… – он оборвал себя на полуслове. Люди знали про ведьм Дейла, но считали это детскими сказками. К тому же ведьмовские чары действовали только на землю, камни и животных. Не на ветер. Если каким-то ведьмам или колдунам и хватало глупости поселиться здесь, они никогда не попадались людям на глаза. Его отец не допустил бы такого. Что же до самого Вилла… небо было обителью богов и божественного. А мальчик, чье настроение передавалось самому воздуху… никто не знал, что с этим делать.

– Чего не знаю? – не отставала Сара.

Вилл с тяжелым вздохом поцеловал ее в лоб.

– Я – это всего лишь я, больше ничего.

Отодвинувшись немного, Сара посмотрела ему в глаза, и Вилл снова потянулся к ее губам. Вокруг засвистел ветер, заставив его остановиться.

– Просто не обращай внимания, – посоветовала Сара уголком рта.

Вилл лучше нее понимал, что происходит. Но стычка с Филипом ослабила его контроль, а странный восторженный блеск в глазах Сары совсем его сломил, и вот теперь, хотя руку еще жгло в месте последнего пореза, он не устоял. Прижав девушку к изгороди спиной, он, задыхаясь, снова начал целовать ее. Ветер понесся по саду с ликующей песней, он вился в ее плаще и платье, играя с тканью. А тем временем Вилл обеими руками – правда, сейчас казалось, будто они из дыма, а не из плоти и крови, – обхватил ее за талию и…

– Вильям.

Чары развеялись.

Услышав голос матери, Вилл попятился, а ветер что-то шепнул нерешительно и улегся.

Мать стояла на балконе – этот сад принадлежал ей, и сюда выходили окна ее покоев. Она никак не могла увидеть со своего места Сару, и все же обратилась теперь к ней.

– Мисс Лоу, вам, я думаю, лучше вернуться домой.

Сара вспыхнула, нырнула Виллу под руку – снова совершенно плотную, – отряхнула листья с юбки и вышла на открытое место.

– Я провожу… – начал Вилл.

– Я не сомневаюсь, что мисс Лоу сама сможет найти дорогу к лестнице, – словно отрезала мать. Ее слова, хоть и резкие, были произнесены удивительно теплым тоном, так что Сара лишь кивнула в ответ.

– Конечно, леди Дейл, – сказала она радостно, как будто получила похвалу, а не выговор. Вильям часто думал, что его мать тоже обладает какой-то своей магией: ее чары воздействуют не на камень, воду или воздух, а на то, что течет в людях. Сара быстро улыбнулась ему на прощание и упорхнула.

Леди Дейл, сорвав листок с лимонного деревца, росшего у нее на балконе, небрежно положила его на каменные перила. Ветер к этому времени превратился в чуть заметный бриз и легонько шевелился у ног Вилла. Мальчик стоял, уставившись в землю, и чувствовал себя ужасно усталым, отчасти из-за неудачи, отчасти из-за взгляда матери, с которой он, наконец, встретился глазами.

– В дом, – сказала она. – Живо.