Гоша подошел к холодильнику, достал банку пива, задумчиво повертел ее в пальцах. Тонкая жесть приятно холодила пальцы – июньская жарища, кондиционер в комнате работает плохо, форточку не открыть, да и нет ее, форточки – окно маленькое, с непробиваемым стеклом, забрано толстенной решеткой. Тюряга – она и есть тюряга, с каким бы комфортом ни была обставлена. Нет, не хотелось ему пива. Шоколада ему хотелось – вот чего. Гоша открыл банку, понюхал, брезгливо фыркнул и поставил на стол. Пиво не ограничивалось начальством никак, пей сколько влезет, но проклятый транквилизатор, гуляющий в крови, вызывал заметное отвращение к алкоголю в любом виде.

Игорь пошел по комнате, заложив руки за спину. Вот ведь тоска, даже пива не попить! Надоело всё. Всё! Телевизор – пожалуйста, подвешен на кронштейне под потолком, можешь таращиться сколько угодно. Только нет уже сил таращиться. Вот компьютер бы… Нет, это запрещено. Заключенные могут воспользоваться компьютером для совершения побега – они такие здесь, уникальные зеки, все сплошь индукторы. И Гоша – самый уникальный из всех. Ушлые доктора-экспериментаторы каким-то образом раскусили, вычислили его особую силу, и поэтому Гоша имел на базе статус не только самого мощного из индукторов, но и самого бесправного. Инъекция транквилизатора полагалась ему раз в три дня – и никаких поблажек. Живи под вечным кайфом, Игорь Михалыч, и не возникай. Твое время еще не пришло. Так что, даже появись в лапах Маслова шоколад и компьютер, толку от этого не было бы никакого – его индукторские способности задавили напрочь.

Он уже привык к принятой здесь терминологии – не тюряга, а исследовательская база, не креаторы, а индукторы, не экспериментаторы-мучители, а доктора. Доктор Иванов, доктор Петров и доктор Сидоров. Да, еще и доктор Кузнецов, появлявшийся на базе всего раза три – похоже, начальник над всеми остальными. Извольте называть только так, и не иначе, никаких пошлых имен-отчеств, все в целях надлежащей государственной секретности. Понятно, что, к примеру, доктор Иванов был таким же доктором, как и Ивановым, и все же в грамотности этим спецам трудно было отказать – разбирались они в разнообразных ученых вопросах досконально, и обмануть их было так же трудно, как обыграть в шахматы гроссмейстера.

Игорь не знал, насколько велика вся территория базы – из окон виднелся только сосновый лес, сплошь обступивший здание. Гулять выводили каждый день – во внутренний квадратный двор, со всех сторон окруженный трехэтажными стенами все того же здания. Там они, двенадцать бывших креаторов, ныне индукторов, загорали под солнышком, если таковое наблюдалось, а также играли в спортивные игры – в основном в футбол и волейбол. Имелся также уголок под навесом, где присутствовали штанги, гантели, тренажеры и прочее железо, необходимое для построения красивого тела. Гоше приходилось признать, что заключенные вели весьма здоровый образ жизни: регулярные занятия физкультурой привели фигуры в хорошую форму, даже Грызун Бобров, жирдяй хренов, заметно постройнел, хотя и сохранил пока два из четырех подбородков. Двое из индукторов были девицами лет двадцати, симпатичными, улыбчивыми, даже умненькими, что было приятно вдвойне. Звали их Лена и Маша. Игорь благодарил судьбу за то, что в предыдущем, перезагруженном эпизоде, не добрался до них и не убил собственными руками, – похоже, они были из "диких" креаторов, не принадлежащих ни к какой группировке. Он больше симпатизировал Лене – невысокой, рыженькой, в чем-то похожей на Милену. Но именно в память о Миле Гоша не позволял отношениям с Леной развиться во что-то более серьезное, чем просто обмен любезностями и шутливыми приколами, плюс полезные советы по бодибилдингу. Мила… где она сейчас? Будем надеяться, что жива, но скорее всего тоже в какой-нибудь разновидности тюрьмы, маловероятно, что ей позволили жить свободно и болтать своим не в меру острым язычком… На все вопросы о Миле доктора уклончиво отвечали, что с ней все в порядке, а подробности они разглашать не уполномочены.

Игорь взглянул на часы. Полдвенадцатого. Значит, через полчаса поведут на обед, а потом прогулка. Исследования сейчас закончатся, обычно они проводятся только утром, а во второй половине дня – время для личной жизни. Какая уж тут личная жизнь, блин… по трое в комнате, все время под надзором телекамер, в гости к другим индукторам – только под сопровождением, под конвоем людей, вооруженных игольниками, общение в чужих комнатах – не больше часа в день, да и с кем, по большому счету, тут общаться… Никто лишнего слова не скажет. Все сотрудничают с докторами – старательно, высунув языки от усердия. Надеются, что хорошим поведением заработают себе досрочное освобождение. Наивные ребятки… Не будет никакого освобождения – ни досрочного, ни сверхсрочного. Заключение сие пожизненное, помилованию не подлежит, апелляции не принимаются. Да и не к кому апеллировать – не было ни следствия, ни суда, ни судебного приговора, а стало быть, некому эти приговоры и отменять. Никто в мире, кроме узкого круга лиц, не знает о существовании этой базы. Ее просто не существует – вероятно полагать, и для Федеральной Службы Безопасности в том числе. А слова о секретном научном подразделении, о необычайной государственной важности, о личном контроле со стороны всяких там генерал-полковников с вымышленными фамилиями и даже лично президента РФ – бессовестный блеф.

Игоря привезли сюда сразу, минуя здание ФСБ. А уже через несколько часов начали привозить и остальных бедняг-креаторов – ошеломленных, насмерть испуганных, в большинстве своем сильно избитых. В первые дни их держали в свинских условиях – всех скопом, включая и девчушек, в бетонном бункере. Параша в углу, драные физкультурные маты на полу, руки постоянно в кандалах, еда дерьмовая – склизкие макароны и микроскопические порции затхлой рыбы. В камере постоянно дежурили два амбала со странными мелкими автоматами, напоминающими "Узи", – уже потом Гоша узнал, что стреляют они тонкими иглами с парализующим нервную систему ядом. Впрочем, комплексовать и возмущаться ни у кого из арестованных не было сил – все были накачаны транком под завязку, и большую часть времени валялись на матах, тупо глядя в стену. Один только Бобров Михаил Станиславович, известный в городе бизнесмен, владеющий, в частности, неким заводом железобетонных конструкций, по старой привычке пробовал качать права, но тут же, в камере, был сильно бит резиновыми дубинками, после чего потерял способность открывать рот на пару дней.

В эти дни в здании базы, шла срочная переделка помещений. Здание явно не было предназначено для содержания заключенных – Гоше казалось, что раньше это было чем-то вроде небольшого лесного санатория. Наверху, над потолком, выли перфораторы, грохали молотки, визжали пилы – все отделывали по стандарту тюремного евроремонта. Гоша лежал на спине, с закрытыми глазами, вдыхал спертую вонь немытых тел и испражнений, и пытался найти в своем сознании хоть какие-то признаки утраченной креаторской силы. Никаких признаков не наблюдалось.

Когда наконец все заключенные сломались – выразилось это в том, что девчонки перестали плакать, а мужики, наоборот, начали дружно рыдать, их начали поодиночке выводить на собеседование.

Гоша не сломался. Правда, он тоже усердно изображал депрессняк, всхлипывал и вытирал несуществующие слезы, растирая глаза до красноты. На самом же деле он ловил немалый кайф, когда вели его по красивому коридору, пахнущему свежей краской, под матовым светом ламп-спотов. Гоша вовсе не терял надежды, хотя и чувствовал, что ждать ему придется очень долго. Такая мелочь, как четырехдневное заключение в бетонной камере, не произвело особого впечатления на него, отсидевшего месяцы в одиночке черепной коробки Иштархаддона, когда не то что в туалет сходить – пальцем пошевельнуть нельзя было.

В кабинете, куда его привели, кроме жлобов-конвоиров присутствовали трое: первым был лично Шабалин, вторым – лично Николай Юрьевич Блохин, третьим – некий обширный субъект килограммов на сто пятьдесят, в очках и белом халате, как позже выяснилось – доктор Иванов.

– Добрый день, Игорь Михайлович, – тусклым голосом сказал Шабалин. – Как ваши дела? На условия содержания не жалуетесь?

– Говно условия, – заявил Игорь, вдруг взъярившись и забыв о том, что должен изображать сломленность и готовность подставить свою задницу для чего угодно. – Жуткий сральник, негуманные, фашистские условия содержания, к тому же без суда и следствия – арестованы мы все незаконно. Ваш ордер об аресте – липа, вы, небось, сами на принтере его нашлепали. Я не буду требовать адвоката – понимаю, что все равно не дождусь, только вот скажите, девчонок ты вы зачем к нам сунули, свиньи? Для них что, отдельной комнатенки не нашлось?

– Эй, ты, герой хренов, потише с выражениями, – сказал крепыш Блохин. – Мы к тебе тут по-хорошему, а ты сразу пальцы веером. В карцер захотел? Там похуже, чем в вашей камере будет.

Толстый доктор удивленно поднял светлые бровки, Шабалин же остался невозмутим, даже прикрыл глаза и почти заснул.

– Ах вот оно что! – сказал Игорь. – Теперь понятно, зачем вы это делаете. Показываете нам, какие мы ничтожные твари, что вы, мол, можете сделать с нами все, что захотите, а потом – вот вам конфетка, уродцы, живите в нормальных условиях, стеночки для вас покрасили, еще и кормить вас будем красной икрой – по три икринки в месяц согласно диетическому рациону, если будете с нами работать, сотрудничать на благо Отечества. Только о законе, милые наши привилегированные зеки, и думать забудьте, это не для вас, если рыпаться будете – обратно в бункер, к параше. Так, что ли?

– Все сказал? – спросил Блохин, постукивая по ладони невесть откуда взявшейся резиновой дубинкой. – Еще претензии есть?

– Не понимаю я вас, ребята, – Игорь усмехнулся потрескавшимися губами, качнул головой. – На кой ляд нужно было затевать все это – со мной-то? Я и так пришел к вам добровольно. Я же вам всех этих креаторов и сдал. За что вы меня так, а?

– Добровольно? – Блохин наклонился вперед, протянул перед собой дубинку, слегка согнул ее, очевидно, проверяя на прочность – выдержит ли, если как следует прогуляется по спине строптивца. – А наш мобильник в мусорном ящике – это тоже добровольно? А сорок километров по Нижнему на разных тачках – это что, случайно так у тебя получилось? Адрес свой забыл? А всякие, блин, парики, тени для век и прочий грим в твоей хате – это для чего, ориентацию решил сменить, педиком заделаться? Когти ты решил рвануть от нас, сукин сын Маслов, и ради этого заложил нам всех своих дружков-креаторов. Только недостаточно хитрожопым ты оказался. Мы – хитрожопее. Усвой это, вбей в свою дурацкую креаторскую башку, и никогда больше нам мозги не пудри. Потому что все твои детские хитрости нам как на ладони видны. В госбезопасности не дураки работают, понял?

– Понял, – пробормотал Игорь.

– Точно понял?!

– Точно.

– Тогда перейдем к делу, – проснувшись, произнес Шабалин. – Во-первых, насчет закона. Вы, гражданин Маслов, 27 апреля 2005 года совершили убийство гражданина Селещука, и на это есть доказательства. Кроме того, есть заявление от нескольких граждан Борского района по факту угона автомобиля "Шевроле-блейзер", сопровождавшемуся разбойным нападением на этих самых граждан с нанесением средних и тяжких телесных повреждений. Мы могли бы передать вас управлению внутренних дел, и, уверяю вас, в вашем случае дело довели бы до суда, и получили бы вы срок по максимуму. Вы бы хотели этого?

– Нет, – уверенно сказал Игорь.

– Что касается остальных индукторов (Игорь впервые услышал это слово, однако сразу сообразил, что оно означает), то все они совершили уголовные преступления различной степени тяжести. Все, включая и арестованных женщин. Как показывают предварительные исследования психологии индукторов, то, что человек становится индуктором, само по себе сразу же вызывает значительные изменения в сфере личности, побуждает личность на совершение криминальных действий. Правильно я выразился, доктор Иванов?

Доктор Иванов многозначительно качнул головой.

– Так вот: учитывая ваше добровольную явку, а также склонность к сотрудничеству, мы предлагаем вам неплохой, как нам кажется, компромисс: вы будете работать с нами в течение… э… скажем так, некоторого времени, а взамен обещаем вам, что в случае вашего правильного поведения мы приложим все усилия, чтобы уголовное дело на вас… э… скажем так, не было заведено.

– И какое же это время? – спросил Игорь.

– Это пока уточняется, будет зависеть от ситуации.

– А креаторов всех поймали?

– Индукторов, – поправил Шабалин. – Это информация секретная, к вам отношения не имеет.

– Ничего себе не имеет! – возмутился Гоша. – А ради чего я тогда старался, в вашу гадскую крытку попал?

– Субъект психологически резистентен, – флегматично заметил доктор Иванов, – крайне самолюбив, недисциплинирован, в то же время плохо адаптируется в окружающей обстановке. Не знаю, как мы будем с ним работать. Может, не стоит и пробовать?

– Стоит! – заверил Игорь. – Вы не представляете, доктор, как хорошо я умею работать! Берите меня, не пожалеете!

– Кончай кривляться, клоун! – Блохин, похоже, уже с трудом сдерживался от того, чтоб не засветить Гоше палкой. – Ты согласен или нет?

– Согласен, – сказал Игорь. – На все я согласен, причем давно – неужели не понятно? Хотел бы я посмотреть на того, кто не согласится…

Гоша еще раз взглянул на часы. Ага, вот и полдень. Сейчас за ним придут, поведут обедать.

– Маслов, встать к стене лицом, руку за голову, – монотонно пробубнил динамик.

Маслов встал, повернулся, поднял руки. Дверь открылась, вошел амбал с игольником, обхлопал Гошу по бокам. Все как обычно.

– Пошли.

Гоша шел впереди, охранник – в трех шагах сзади. Все по стандарту – выверенному, выполненному уже сотню раз. Коридор – столовая – обед – прогулка. И так далее. Увы, стандарт у Гоши победнее, чем у большинства прочих. Даже в этом обманули его – так и не дождался он обещанного сотрудничества. О каком сотрудничестве может быть речь, если ему не дают вернуться к креаторским способностям, все время держат обдолбанным внутривенной химией. Боятся они его, вот что. Его и Грызуна. Всем остальным инъекции отменили, разрешили снова стать индукторами и теперь тестируют каждый день до обеда. Тестируют… Знал Гоша, что доктора делают с испытуемыми. Знал, хоть и не полагалось ему знать. Рассказал ему Вадик. Умудрился рассказать, хоть и не просто это было.

Компания в комнате подобралась хорошая, вместе с Игорем поселили Вадика Дмитренко и Диму Флаксмана. Обоих Игорь когда-то убил безо всякой жалости, в недалеком то ли будущем то ли прошлом, в охоте своей на креаторов. Теперь они снова были живы и Игорь был рад этому. Славные, в общем-то, оказались ребята.

Как-то само собой сложилось, что Игорь занял в небольшом коллективе индукторов положение негласного лидера. Лидерство его, впрочем, было основано не на грубой силе, а на обаянии и добродушии. Все любили его – все поголовно (кроме Грызуна и его шестерки Лысого), смотрели ему в рот, ждали от него привычных шуточек, ластились как малые дети к отцу, бежали жаловаться, случись в этой убогой жизни какая-нибудь неприятность. Ну дела, вот она, ирония судьбы… Сказать бы им, что он некогда поубивал их всех… И даже круче – что это именно он, Игорь, заложил их всех, сдал их всех ФСБ, что именно по его вине они – подопытные заключенные. Вот бы переполох поднялся! Нет, не стоит. Ему с ними еще жить да жить. Пожизненный срок – это вам не хрен собачий.

Столовая. Чистенько, миленько, санаторно-оздоровительный рацион. Гоша кивнул Вадику и Юрке, приземлился на пластиковый стул, решительно взялся за ложку, приступил к поеданию борща – совсем неплохого по столовским меркам. Сокамерники его выглядели бледновато и измотанно – как всегда после "экспериментов". Налазились сейчас по сети до полуобморока, выполняя задания гадских докторов. Бедолаги. Заниматься грязной работой по собственной инициативе, чтобы поразвлечься и хапнуть деньжат – это еще куда ни шло, а вот делать то же по приказу чужого дяди – абсолютно не в кайф. Противно до тошноты. Но куда ж им деваться, несчастным? Небось, еще и завидуют Игорю, что его подобной дрянью на заставляют заниматься.

В сущности, что такое обычный креатор, он же индуктор? Человек, который может при посредстве компьютера свободно лазить по сетям. Он способен воспринимать совокупность электроимпульсов в виде виртуальной картины, создавать свой собственный киберпространственный мирок, и, упрощать, таким образом, управление сетевыми манипуляциями до обычной игры. Что такое индуктор необычный? Это тип более высокого ранга, он может, при помощи все того же компа, материализовать виртуальные образы в реальном пространстве. Таким вот продвинутым индуктором был Игорь, такими же – Ашшур, и, как выяснилось, Грызун. И все. Всего трое. Ашшур давно мертв, Игорь и Грызун живы. Живы и напрочь задавлены транквилизатором.

Их боятся. Не дают им вернуть свои способности, и это неудивительно – попробуй справься с таким монстром, если вдруг он надумает устроить в лаборатории кровавую резню. Интересно, догадываются ли доктора, что Гоша способен на еще большее – вообще обойтись без компьютера? Гоша надеялся, что не догадываются. Откуда они могли это знать?

В этом состоял его единственный, хоть и очень призрачный шанс. Шанс сбежать отсюда.

Пока ему не оставалось ничего, кроме как изображать полное смирение, наблюдать и ждать.

– Как вы там? – спросил Гоша беззаботно, как бы невзначай, чавкая супом. – Все как обычно, или что-то новое было?

– Было, – буркнул Вадим, предупредительно сдвинув брови – мол, не забывай о конспирации, товарищ. – Потом побазарим.

Только в столовой можно было позволить себе переброситься парой откровенных фраз. В столовой, да еще на прогулке – большое пространство снижало эффективность работы микрофонов. В комнате же все прослушивалось напрочь, любой пук-хрюк записывался – очевидно, для последующего научного анализа. Однако, Игорь нашел способ обмениваться секретной информацией с сокамерниками – с помощью записочек, конечно.

Вадик работал два дня, излагая на бумаге суть "экспериментов" – мелким почерком, таким же корявым, как и манера Вадика разговаривать. Само собой, камера наблюдала за этим процессом, но выглядело это как обычное разгадывание кроссвордов в газете. После того, как Гоша ознакомился с текстом, газету порвали на части, употребили не по прямому назначению и утопили в унитазе. Конспирация и еще раз конспирация, товарищи подпольщики-застекольщики!

Игорь не обманулся в своих предположениях о содержании экспериментов. Креаторов заставляли делать то, чему они уже сами научились на воле – просачиваться по сетям в закрытые базы данных. То, на что у опытного хакера уходило от дня до месяца, занимало у индуктора несколько минут, к тому же, при аккуратной работе, не оставляло никаких следов вторжения. Банки и промышленные предприятия, администрации городов и областей, политические партии и просто персональные компьютеры личностей, интересующих "исследователей". Шел тихий процесс прокладывания путей – индукторы не грабили счета, не производили хаос в локальных системах, не нападали на людей и не девастировали их – они просто скачивали информацию.

Само собой, все это сопровождалось красивыми словами о "превентивной работе по предупреждению электронной преступности", о "борьбе с международным терроризмом", о "контроле над теневой экономикой", о "противодействии утечке капитала". В этом была доля правды: именно контролем и занималась группа, окопавшаяся на базе – заполучив в руки столь совершенный инструмент, как индукторы, она создавала собственную сеть, незаметную для технического обнаружения и опутывающую всю страну. Гигантская сеть креаторских каналов предназначалась для наблюдения, но в любой момент могла стать мощным оружием. Все было подготовлено – стоило дать приказ, и в считанные минуты сотни банков могли остаться без средств, тысячи предприятий – без бухгалтерских и экономических программ, а миллионы людей – просто без информации на компьютерах.

Пожалуй, все было логично – как же еще можно использовать уникальные способности креаторов? Больше того, такое положение дел можно было считать весьма полезным для безопасности государства. Оставалось лишь порадоваться успешной деятельности российских спецслужб. Но…

Не верил Игорь, что этот эксперимент санкционирован руководством ФСБ. Он очень походил на тайный заговор с целью захвата власти.

– Обед закончен! – громогласно объявил один из амбалов-надзирателей. – Всем построиться на прогулку.

На этот раз Гоша оказался в паре с Грызуном. Шел рядом с ним по коридору, не глядел на него, но чувствовал косой раздраженный взгляд. Грызун ненавидел Игоря. И было за что. Да хотя бы просто за то, что Игорь терпеть не мог Грызуна.

Вот ведь как оно получилось. Еще недавно Игорь испытывал патологическую, удушающую ненависть ко всем креаторам, готов был порвать их на части, да, собственно говоря, и делал это весьма успешно. Теперь, в переделанной реальности, он испытывал к большинству их них откровенную симпатию. Бедолаги – не по воле своей, а лишь по уродской прихоти некоего Селещука ставшие мутантами. Доктора Ивановы-Петровы-Сидоровы говорили о том, что креаторские способности изменяют психику человека, делают его хитрым и опасным преступником. Беспардонное вранье! Милые, умные ребятки и девчонки. В прошлом эпизоде они стали рабами обычных бандюг. А теперь что, лучше? Да ничуть! Вместо воров и убийц – хладнокровные твари в белых халатах. Бедные, бедные креаторы… Никогда им не дадут покоя, как историю не переигрывай.

Единственным, на кого не распространялась симпатия Игоря, был Бобров. Вот уж сволочь так сволочь! Игорь давно простил Вадиму то, что из-за него влипла в неприятности Мила – ну да, влюбился пацан, наворочал дел по глупости. Но простить Грызуна, убившего беззащитную девушку… пусть даже такого не произошло и не произойдет в этом фрагменте реальности… Такое простить нельзя.

Может быть, и не стал бы Игорь относиться к Боброву со столь открытой неприязнью, если бы тот вел себя приличнее в условиях замкнутого подневольного социума. Но Бобров уже не мог не быть сволочью, не быть наглым хамом, привыкшим к абсолютной безнаказанности. За что и получил от Игоря по морде.

Случилось это вскоре после того, как их начали выводить на прогулки. Как ни странно, большинство индукторов мужского пола особого внимания на штанги-гантели не обращали, а вот девчонки ими заинтересовались. Наверно, похотливые взгляды Грызуна натолкнули их на мысль о том, что не мешает подкачать мускулы, чтобы в случае чего суметь дать отпор. И Гоша, со своим иштархаддонско-культуристским прошлым, оказался в этом деле весьма кстати. Особых вольностей себе не позволял, хотя раскрасневшиеся от физических усилий девицы, кажется, были не против. Просто показывал, как делать упражнения, объяснял методику, да следил, чтобы не надорвались Маша с Леной с непривычки.

Грызун Бобров поглядывал на девушек плотоядно, чуть только не облизывался, глядя на стройные тела в обтягивающих шортиках и топиках. И скоро перешел к делу – само собой, в единственно доступной ему тошнотворно-хамской манере.

– Эй, девчонки, – сказал он в один далеко не прекрасный день, – вы чо тут, типа жиры разгоняете? Чтобы титьки не висели, жопы не тряслись? Правильно я понял, нахблин?

– Уж кто бы там молчал насчет жира, – буркнула Ленка, смущенно отводя взгляд от масляных глазок Грызуна. – Мы вам не мешаем, и вы нас не трогайте.

– А на хрена вам это нужно, если вас тут все равно никто не трахает? – громко заржал Бобров. – Для кого стараетесь-то, бабцы?

– Не для вас.

– А зря, между прочим! Я знаете сколько телок отымел, никто не жаловался, сами за мной потом бегают, добавки просят. Вот выйдем отсюда на волю, я вам такое покажу… Вы такого ни в жисть не видели, нахблин. В ресторанчик завалимся, всякое там вино-домино, потом, естественно, в койку. У меня на хате кровать-сексодром водная, качаешься на ней как на волнах… Я по этой части мастер, у меня полгорода отсосало.

– Перестаньте, надоело уже! – крикнула Маша, покосившись на Игоря – очевидно, ожидая от него моральной поддержки. Игорь нейтрально молчал.

– Токо не говорите, что трахаться вам не хочется, – продолжал наседать Грызун. – Небось, по вечерам на телевизор дрочите, да? Или вот к этому жеребцу пристраиваетесь? – Грызун показал сарделечным пальцем на Игоря. – А он на вас – хрен внимания. Импотент он, понятно? Или педик. Культуристы – они все педики.

– Уймись, толстый, – спокойно сказал Гоша. – Вали отсюда, не звени над ухом.

– Не понял! – взревел Грызун. – Кто тут толстый?

– Ты, кто еще? Не я же.

– Ты чо, нахблин, нарываешься, что ли? Щас нарвешься!

Гоша положил гантели на пол, осмотрел грузную фигуру Боброва с ног до головы. Кулаки, конечно, у Грызуна здоровенные, и драться, вероятно, не раз ему приходилось, так что секунд пять в первом раунде, глядишь, продержится. Ну что с таким хамлом делать? На воле дал бы ему по зубам, а тут… Охрана набежит, небось, в карцер засадят. Кому это нужно?

– Попроси доктора, чтоб брома тебе выписал, – сказал Гоша. – Нервишки успокоишь, заодно от потенции своей легендарной избавишься. Здесь тебе не воля. Нет тут твоих дурных денег, и значит, здесь ты такой же, как все мы. И язык свой хамский прикуси. Еще раз увижу, что ты девчонок оскорбляешь – накажу.

Естественно, Бобров не стерпел. Само собой, тут же с ревом бросился на Гошу, размахивая кулаками. Понятно, что попал в пустое пространство, потому что Игорь тут же скользнул в сторону, уходя с линии атаки. И вот тут случилась неприятность, неожиданная для самого Гоши. Гоша сорвался. Вместо одного легкого, поучительного удара, должного стать хорошим уроком, провел вдруг полную серию. Успел, правда, затормозить – диким усилием воли, скрипя зубами, заставил остановиться свои распоясавшиеся руки и ноги. Не убил Грызуна.

Грызун лежал поперек скамьи для накачки пресса, хрипел и истекал кровью. Охранники гигантскими скачками мчались к Гоше, на ходу целясь из игольников. А Гоша стоял, рассматривал свои могучие клешни и настороженно прислушивался к своему "я". Что это с ним случилось, что за рецидив жестокости? Что за дрянь радостно рванулась из подсознания, едва только представился повод пустить в ход кулаки? Уж не приснопамятный ли Иштархаддон снова объявился на задворках серого вещества? Нет, быть такого не может. В этом эпизоде для Хадди не оставлено ни малейшей лазейки.

Громилы набежали толпой, скрутили безропотного Гошу и поволокли его на разборки к начальству.

Как ни странно, ничего Гоше за драку не сделали, в карцер не посадили. Наоборот, Блохин дал понять, что выдает Гоше как бы лицензию на укрощение строптивого Грызуна. Вариант политики "разделяй и властвуй".

Гоша лицензией не воспользовался. Он и так был изрядно перепуган своей агрессией – прорвавшейся из глубины и почти неконтролируемой. Неприятно ему было даже думать о том, что снова придется тронуть кого-то хоть пальцем. Имелись у него веские подозрения, что любая мелкая стычка неминуемо перейдет в безжалостное избиение. Туго свернутая пружина жестокости все еще таилась в его душе, ждала повода, чтобы расправиться.

Впрочем, Грызун не требовал дальнейшего укрощения – хватило ему. Синяки сошли с его одутловатой физиономии через пару недель, но память о гошиных кулаках вбилась в башку крепко. От девиц Грызун старался держаться подальше, на прогулках вел себя тихо, большую часть времени шушукался о чем-то в углу с корешем своим Лысым.

Сегодня, сейчас, подумал Игорь. Попытаться сделать хоть что-то – ожидание становится невыносимым. Чего ему бояться – хуже уже не будет. Хуже не бывает.

Гоша резко остановился – так, что шедший сзади Димка Флаксман ткнулся ему в спину.

– Ты чего тормозишь? – спросил охранник, поднимая игольник. – Топай давай.

– Я не пойду на прогулку, – сказал Игорь.

– Кто бы тебя еще спросил. Давай, двигай.

– Мне надо видеть доктора Кузнецова, – сказал Игорь. – Я настаиваю на этом. Я требую.