Хуже всех приходилось тропильщикам, топчущим в глубоком снегу – искали, где снег хотя бы не по пояс! – извилистую стежку для растянувшегося шагов на тысячу войска. С десяток воинов Беркута, помилованных Растаком, истово зарабатывали жизнь и маячащую вдали свободу своим женам, матерям, детям. Будь благословен вождь людей Земли, оставивший тлеть искорки бывшего гордого и сильного племени, – мог бы и затоптать!

Никто не подгонял тропильщиков, в том не было нужды. Двое передовых, привязав к ступням ивовые плетенки, похожие на те, что употребляются охотниками на болотистых берегах Матери Рек, с хрустом ломая наст, топтали и топтали снежную целину. Двое идущих за ними уминали снег плетенками поменьше. И наконец остальные притаптывали тропу уже обыкновенными чеботами. Выбившись из сил, передовые тропильщики менялись местами с задними, и тогда гигантская человеческая змея, наткнувшись на препятствие, минуту-другую тормозилась головой и толстела, подтягивая хвост.

Пять с половиной сотен воинов, хорошо отдохнувших, сытых, залечивших старые раны, вооруженных лучшим оружием, – кто устоит перед этакой силищей? И пусть последние седмицы зимы, как всегда многоснежные, не самое удобное время для похода, пусть люди забыли, кто и когда воевал встарь в такое неподходящее время, пусть о стремительном броске нечего и думать – тем лучше! Кто ждет большой войны в такое время, когда человек не высунет без дела носа на улицу? Кто решится напасть?

Никто. А значит, можно, ослабив обычные дозоры на границах, кинуть в поход почти всех, чтобы Волки, получив первый ошеломительный удар, крепко подумали, прежде чем подставлять лоб под второй. Меч не пробьет щита, но тяжелая булава крушит его в щепки. Большая рыба пожирает маленькую рыбку. Матерый секач одним своим видом устрашит нахального подсвинка. Большое привычно торжествует над малым. Пусть первый же урок пойдет Волкам на пользу, если окажется, что участь Беркутов ничему их не научила. Конечно, их чародею незачем жить, да и вождя придется заменить кем-нибудь – слишком уж горд Ур-Гар, чтобы быть послушным. Хорошо бы догадался пасть в бою от случайного меча – не хочется сразу ославить себя убийцей в глазах нового племени союза.

И пусть думают соседи, что первый удар Растак нанесет детям Вепря, – нет, удар обрушится на Волков! Как ни хочется поквитаться с Туулом, остудить местью гнев, – Вепри подождут. Глупый рад упиться местью – умный и месть заставит служить себе.

Растак с десятком отборных воинов держался в середине человеческой змеи. Чуть впереди, окруженный своими соплеменниками, не по-людски косолапо переваливался Култ, раз за разом выдыхая целые облака пара из бочкообразной груди. Опытный Хуккан во главе передового отряда шел следом за тропильщиками, указывая направление; менее искушенный в набегах Риар командовал замыкающим отрядом.

По подсчетам Юрика, шел февраль. Дни становились длиннее, а сумерки короче. В полдень солнце размягчило наст, и человеческая змея потекла тяжелее, словно разморившись. Снег на тропе, растоптанный в грязную кашу сотнями ног, кашей и оставался, злорадно чавкая и нипочем не желая утаптываться в фирн.

Где-то между серединой и хвостом змеи, то есть, по местным понятиям, в самом безопасном месте, имелся небольшой разрыв. В нем, оберегаемые привычным уважением от понуканий и толчков в спину, держались трое. Первый, детина среднего роста, чрезвычайно широкий в плечах и поясе, был облачен все в ту же частично бронированную телогрейку и облысевший треух с медным налобьем, имел на ногах валенки, обшитые вокруг ступней чьей-то волосатой шкурой, за плечами – небольшой кожаный вещмешок, на левом плече – доху, свернутую на манер шинели, а на правом – небывалой длины меч с темным лезвием, без ножен. Рукоять меча Витюня придерживал рукой в новой меховой рукавице, реквизированной, кажется, у Беркутов и давно заменившей негреющее брезентовое непотребство, выданное некогда Луноходом и разошедшееся по гнилому шву на второй день после выдачи.

Что до Юрика, то он не изменил своему оранжевому комбинезону (принявшему стараниями супруги более приличный вид), но поверх надел тулупчик из овчины мехом внутрь. Вооружением богатырь Юр-Рик не слишком отличался от большинства воинов: круглый щит с бляхами, длинное копье в руке, топор и длинноватый, в полтора локтя, меч за поясом. Единственное отличие не бросалось в глаза: и меч, и топор, и наконечник копья были специально для него сработаны кузнецами из того, что Растак называл «лучшей медью с добавками» и в чем Юрик подозревал бронзу. Во всяком случае, его меч оставлял зарубку на обыкновенном медном клинке.

Третьей шла Юмми. Если бы воля вождя не погнала ее в этот поход, как и во все предыдущие, она пошла бы сама. Как можно отпустить мужа одного, когда войско идет на такого противника, каковы Волки? В бою он совсем не следит за собой, прикрывая непобедимого Вит-Юна… а кто прикроет его самого? Как все воины, Юмми несла большой щит, копье и меч. Вещевой мешок, с виду такой же, как у мужа, весил поболе: если уж женщины участвуют в походе, им выпадает нести тяжести – иначе как усталые мужчины сумеют дать отпор врагу, напади тот неожиданно? И – страшно подумать – вдруг любимый Юр-Рик не успеет вовремя поднять щит, услыхав за кустами стук тетивы о рукавицу?

Поначалу чесали языки, и Витюня, страдая от подколок Юрика, оборачивался, а так как заплывшая буграми мышц шея штангиста мешала как следует повернуться голове, он поворачивался корпусом и ковылял боком, как краб. Потом рыжий надоеда сообщил, что надо бы подкинуть аборигенам идею лыж, и примолк – то ли у него кончились слова (что вряд ли), то ли решил беречь дыхание. Хотя, конечно, этот переход ничуть не напоминал прежние марафонские кроссы: знай себе топай – и дотопаешь вместе со всеми. На руках для скорости не понесут.

Путь был знаком: мимо Двуглавой, затем поворот на юг и долгий подъем на гряду, далее то на запад, то опять на юг по волнистому гребню Змеиной гряды. В одном месте Юрик нарушил молчание:

– Слышь, батыр! А ведь это тут мы с тобой под грозу попали. Помнишь? Тогда еще на твоем ломе огонь зажегся…

– Ну? – буркнул Витюня, не оборачиваясь.

– Да нет, я ничего… Может, повторишь для поднятия боевого духа?

И фыркнул. С полминуты Витюня шел крабьим ходом, но так и не придумал, что ответить. Зато Юрик, споткнувшись о выперший из-под снега валун, зашипел и несколько шагов скакал на одной ноге.

– Это ты повторяешь, – удовлетворенно прогудел Витюня и даже просветлел лицом. – Помнишь, как тогда хромал?

– Сравнил! Тогда я с дерева прыгал! Слушай, а вот что интересно: висит там еще мой парашют или увели?

– А я откуда знаю? Увели, наверное.

– После того, как мы побили крысохвостых? Может, они приняли нас за посланцев богов или там за духов каких-нибудь. Тогда, я думаю, оставили парашют на лиственнице и молятся на него. Спорим?

– Крысиных хвостов к нему напришивали, – неожиданно съязвил Витюня и хрюкнул басом.

Юрик замолчал и до привала не подавал голоса. Привал на границе владений племени Земли был короток: очевидно, Растак не считал, что воины устали, без отдыха прочавкав полдня по снежной каше. Только и успели, что наскоро перекусить вяленым мясом и мерзлыми лепешками. Далее путь войска лежал все по тому же гребню Змеиной гряды, разделявшей земли Волков и Медведей. Зимой это был, пожалуй, единственный путь. Сунься в долину – и люди будут проваливаться в снег не по колено, а по пояс. Кроме того, пусть враг, даже обнаружив войско, как можно дольше остается в неведении цели похода. Волки? Медведи? Еще не поздно свернуть и к Вепрям. А может, миновав по гребню недлинное пограничье между двумя соседними племенами, Растак собрался обрушиться на крысохвостых?

Пусть думают. Чем дольше будут думать, тем глубже успеет войско вклиниться в чужие земли. Юрику был понятен замысел вождя. Волки успешнее других племен скрывали местонахождение своей Двери – теперь о нем знает Вит-Юн. Угольным пунктиром по берестяной карте проложен путь войска: еще километров десять по гряде, затем спуск по лесистому отрогу к реке – и вдоль реки до блуждающей над береговым обрывом Двери. Ее легко захватить и удерживать. Если Ур-Гар и после этого заупрямится, подобно другим, – расплатится кровью своего народа!

Жаль, но к приметной лиственнице не попасть и, что сталось с парашютом, не увидеть.

Теперь в человечьей змее не было никакого разрыва: на чужой территории воины страховались от случайностей, готовые чуть что прикрыть собою Вит-Юна и Юр-Рика. Гряда мало-помалу понижалась. Чаще попадались глубокие распадки, засыпанные снегом едва ли не по грудь, а сосны, гнутые на вершине гряды жестокими ветрами, скрученные в корявые жгуты, выпрямились и толпились все теснее. Войско втягивалось в лес. Вовремя подвернувшаяся кабанья тропа облегчила путь. Кабан прет дуром, и снег ему нипочем, матерый секач пробивает дорогу не хуже десятка тропильщиков.

Шли куда осторожнее, чем прежде, и все-таки не убереглись: дзенькнула тетива, и передовой тропильщик, вскрикнув, опрокинулся навзничь с толстой стрелой, засевшей в груди по самое оперение, харкнул кровью, подтянул к животу колени и замер. Поиски не выявили стрелка. Найденная в снегу тонкая жилка привела к самострелу – мощному луку с легко выдергивающейся распоркой, с большим искусством изноровленному в чаще. Следов, кроме кабаньих, не нашли. В следующие полчаса отряд Хуккана обнаружил и обезвредил еще четыре самострела и потерял одного воина, битого в шею через щит, а войско не продвинулось и на тысячу шагов. Опытные охотники, прикидывая прицел, качали головами: не на кабанов была поставлена хитрая охотничья снасть – на двуногую дичь! Притом, судя по силе удара стрелы, небывало тугие луки были натянуты совсем недавно…

И никаких следов!

Теперь передовые не опускали щитов, ковыряли перед собою снег остриями копий. В ожидании засады десятки воинов держали стрелы на тетиве, каждый проверил, легко ли выхватывается меч либо топор. До сумерек еще восемь раз грозно щелкала тетива, и еще два воина остались лежать на окровавленном снегу, а одному стрела пришила щит к руке, пробила тулуп и затупилась о медную бляху на кожане.

Сосновое редколесье сменилось старым кедровником. Высоченные деревья тянулись к людям тяжелыми заснеженными лапами. Внезапная беличья возня в ветвях заставляла вздрагивать самых храбрых. Когда-то здесь пронесся крутящийся воздушный дух – смерч – и, поломав часть деревьев, воздвиг завалы, удобные для засад. В надвигающихся сумерках лес казался страшным местом, пристанищем злых духов болота, покинувших свои замерзшие хляби ради злобной потехи над копошащимися в снегу человечишками. Без команды люди старались сплотиться теснее, змея подтянула хвост. Ощетинившись копьями, прикрывшись щитами, войско не шло – ползло.

Секунда, не больше, требуется человеку, чтобы осознать, что протяжный скрип означает губительный крен падающего лесного великана, – и именно этой секунды не хватило передовым, чтобы попытаться спастись, нырнув с тропы в глубокий снег. Два громадных кедра – справа и слева – разом покачнулись, накренились, оглушили треском лопающейся древесины и с ужасающим шумом, заглушившим крики обреченных людей, рухнули на тропу. Кедровые лапы еще качались, а чудом уцелевший Хуккан уже распоряжался одним занять круговую оборону, другим рубить ветви и выручать тех, кто стонал, придавленный, но живой. Таких оказалось более десятка, но лишь трое из них могли продолжать поход. Задавленных же насмерть насчитали четырнадцать человек. Иные из уцелевших без команды метали стрелы в невидимого врага, прячущегося то ли среди стволов, то ли в ветвях. Понимали: сколь ни подпиливай трехобхватное дерево, его не свалишь, задев за привязанную к стволу жилку! Будь так, лесные великаны давно уже рухнули бы от слабого дуновения ветерка.

На этот раз следы возле пней нашлись – но только старые, отвердевшие, в лучшем случае третьеводняшние. Лучшие охотники пяти племен, проваливаясь в снег по пояс, прочесали лес на сто шагов вокруг ловушки и нигде не встретили свежего следа. Но не по воздуху же прилетели те, кто толкнул подпиленные деревья! И не могли же враги трое суток сидеть сиднем в ветвях, не спускаясь на снег, – замерзли бы!

Вдоль застывшей без движения человеческой змеи полз шепоток о неведомом чародействе. Хуккан кусал губы: в прежние времена Волки не считались искусниками по части ловушек. Стало быть, нашли умелых учителей… И по-прежнему неясно: обнаружено ли уже войско врагами, нет ли?

Будь его воля – он поворотил бы войско вспять. Пусть в неудаче нет чести – зато не будет и мучительного ощущения добровольного вползания в неведомую гигантскую ловушку, словно в отверстую жадную пасть…

Подошел Растак, смотрел исподлобья, как будто именно Хуккан и никто иной был виноват в случившемся. Ер-Нан ползал на карачках вокруг двух гигантских пней, вынюхивал злую магическую силу, читал заклинания, обещая добрым духам леса и камня большую жертву за помощь против козней. Приложил ухо к пню и, просветлев лицом, объявил: духи услышали!

Кое-кто из своих даже не потрудился спрятать усмешку. Будь на месте нынешнего чародея Скарр – тогда, конечно, другое дело, а что может знать о духах этот неумеха и дурак?! Воины же других племен, плохо знающие чародея детей Земли, напротив, слегка приободрились. Походу – продолжаться!..

На ночлег пришлось остановиться уже шагов через тысячу, как только непролазные дебри вновь сменились редколесьем. Костров не разжигали: какой охотник не сумеет заночевать в лесу без огня! Утоптал снег, а то и выкопал пещерку в сугробе, настелил лапника, завернулся с головой в мягкий заячий полог – и спи себе до утра, коли не боишься волков. Но какие волки опасны целому войску? Разве что двуногие…

Этой ночью Растак почти не спал. Обходил лагерь, высматривая в свете луны, что не так, проверял необычайно густо расставленных часовых, одному неумному сменил пост, убрав его с залитой лунным светом полянки под сень еловых лап, и спящих на посту не нашел. Не только он – все чувствовали опасность. Притом попробуй усни прямо на снегу – сам не заметишь, как замерзнешь насмерть. Ночь выдалась ясная и морозная, обещая назавтра солнечный день.

Где-то очень далеко и впрямь выла стая. Растак предпочел бы, чтобы она выла поближе: это значило бы, что никто не бродит вокруг лагеря, нет поблизости чужих людей. Серые умны. Редко выпадает столь голодное время, что они теряют всякую осторожность, – уж во всяком случае, этой зимой в лесу достаточно копытных им на прокорм.

Дважды он проверял, каково спится богатырям Вит-Юну и Юр-Рику – не замерзли ли? Уж кто не умеет спать в лесу, так это они. Наверное, в Запретном мире вообще не бывает зимы…

Для Вит-Юна воины выкопали настоящую берлогу под огромнейшей корягой, еще и сверху накидали снегу. Из узкого – впору пролезть ползком – лаза доносился трехголосый храп и ползло облачко пара – внутри, согревая непобедимого богатыря с боков, навалив на себя все, что можно, спали на лапнике Култ, вождь племени Лося и сам Вит-Юн. Юр-Рик со своей отставной колдуньей накрылись пологом неподалеку от берлоги. Полог шевелился, супругам не спалось. Растак ухмыльнулся: дело молодое. Хотя воинам до окончания похода любиться с женщинами ну никак не полагается, так заведено от века… Но нынче – пусть. Не выспится, но и не замерзнет. С какой стороны ни глянь, получается, что заветы предков людей Земли для него пустой звук, он потомок совсем других предков…

Медленно-медленно ползла луна, звезды-овцы водили свой вечный хоровод вокруг звезды-пастуха. Поворачивался небесный круг. Бык пятился на закат, его преследовал Звездный Воин. Продрогшие часовые, отстояв положенный срок, шли будить сменщиков. Хрустел наст под ногами, и прямо-таки оглушительно скрипел утоптанный снег.

Хуккан проснулся сам, коснулся плеча вождя, молча предлагая сменить. Растак покачал головой. Все равно не уснуть, нечего и пытаться. Он прекрасно знал, о чем хочет и не решается сказать ближайший подручный. С некоторых пор Хуккану кажется, что уже достаточно завоеваний, оттого он стал чересчур боязлив. Да, начало похода трудно назвать удачным, прошли меньше, чем ожидали, но ведь мало кто на совете надеялся дойти до Двери Волков за один день. Потери? Войны без потерь не бывает. А что потери безответные, так тем лучше: воины только и ждут увидеть живого врага, сделать его мертвым и забыть о страхе перед лесными ловушками. Судьба племени Волка решится завтра.

Растак не обманывал себя: скорее всего, вторжение не осталось незамеченным, и Волки готовятся принять безнадежный для них бой. Возможно, и помощь по Договору они выпросят заблаговременно, не дожидаясь, когда их Дверь окажется в опасности. Сколько там той помощи!.. В худшем случае у него будет двойной перевес над Волками и их союзниками, и войско его не чета иным: оно привыкло побеждать, оно не уйдет без победы…

Но откуда свежие ловушки? Вывод мог быть только один: враг заранее знал о походе, его лазутчики оказались ловчее. А может быть, кто-то из вождей покоренных племен тайком сносится с непокорными соседями?

Возможно. Жаль, что вожди пока нужны. Со временем, конечно, придется избавиться от Култа, Пуны и остальных. Мелких вождей заменят верные подручные, вроде Хуккана. Вождь должен быть один.

Белая от холода луна тускнела и желтела, валясь на закат. Звезды на восходе погасли. Издалека, из-за Матери Рек и еще дальше, из-за края самой Земли вставал рассвет нового дня. Глаза уже различали предметы в ста шагах, и видно было, кто как устроился на ночевку на противоположном конце лагеря. Хорошо устроились, умело. Раненых, которым с утра ковылять назад по пробитой тропе, здоровые греют собой. Помороженных, кажется, не будет.

Скрипнул снег под чьей-то ногой в лесу? Растак встрепенулся, весь обратившись в слух. Звук не повторился. Нет, наверное, это кто-то из часовых… Зябко стоять без движения, вот и переминаются с ноги на ногу. Конечно, рассвет – самое удобное время для внезапного нападения, но какое войско сможет незаметно для сторожей подобраться по скрипящему снегу? Разве что несколько особо умелых охотников с луками… конечно, и они могут наделать дел, так что не мешало бы приказать сторожам отодвинуться от лагеря подальше. Да и вообще пора поднимать людей. Уже почти светло, а впереди еще немалый путь – вниз по отрогу к реке, а потом еще вдоль ре…

Свист первой стрелы в морозном воздухе, прервавший мысли вождя, прозвучал едва ли не оглушительно.