– А классно мы их сделали! – в который раз похвастался Юрик. Он никак не мог успокоиться, сучил лапками, подсигивал на месте, и глаза его горели.

– Ничего не классно, – тяжко вздохнув, возразил Витюня. – А я еще тех побил…

– Каких еще «тех»?

– Ну, которые утром…

– Запиши в послужной список, – фыркнул Юрик. – По-моему, у них это дело в почете.

– Какое дело? – не понял Витюня и заморгал. – В список заносить?

– Ох, не могу я с тобой… У них и письменности-то, наверно, никакой нет. В почете черепа крушить, понятно?

Повинуясь безотчетному желанию, Витюня запустил пятерню под треух и пощупал макушку. Вспотела, а так ничего… Череп пока в порядке.

Нет, все вышло не так уж плохо, во всяком случае, трое оставшихся в живых аборигенов не сделали попытки причинить вред ни ему, ни Юрику, чуть только уцелевшие обормоты с крысиными хвостиками на щитах что есть духу дернули через поле. Тем не менее Витюня не бросал наскоро обтертый травой лом и вообще держался настороже. Мало ли какие у местных дикарей понятия о благодарности. Подкрадутся сзади и угостят топориком по головушке – с диких станется. Ежу понятно: эти гнались за ним да за Юриком, пока не угодили в засаду…

Поди еще разберись, на той ли стороне они с Юриком вступили в драку! Как-то так само получилось… Может, и не на той стороне – а только нечестно это, когда пятьдесят против восемнадцати, да и от крысиных хвостов на щитах нехорошо мутит. Вон он валяется, переломленный ударом лома щит с гнусной бахромой, и вонь от него, как с помойки…

Сказать по правде, уцелевших аборигенов Витюня совсем не боялся. Один из них был изрядно посечен и едва держался на ногах, второй, рослый и сильный мужик средних лет, выглядел лучше, но Витюня не сомневался, что в случае чего легко с ним справится. Третий и вовсе пацан. Нет, напасть в открытую они не решатся…

Если бы не трупы, драка принесла бы облегчение. А так – и не поймешь, герой ты, преступник или просто жертва обстоятельств. Сволочи туземцы – выбрали для своих разборок такое место, что не вмешаться было никак невозможно. Это скольких же пришлось завалить ломом?.. Кошмар!.. Да и парашютист сгоряча сунул кому-то копьем прямо в пасть – и попал. Родственная душа, подельник, будущий сосед по нарам…

Хотя, если парашютист не врет насчет прямого попадания в иной мир, нары – дело не скорое.

Трупы валялись повсюду. Один даже стоял, заклинившись меж двух ветвей.

– Да, – проговорил с нервным смешком Юрик, – хорошо сделал местный полковник Кольт, что еще не родился.

– Почему? – спросил Витюня.

– Потому что он уравнял бы шансы.

Пока Витюня напрасно морщил чело, пытаясь постичь сказанное, Юрик вывернул оба кармана комбинезона, осмотрел их с не меньшей тщательностью, чем старатель свой лоток, и, уцепив дрожащими пальцами одинокую табачную крошку, хищно принюхался.

– Курить хочешь? – посочувствовал сердобольный Витюня.

Юрик одарил его злобным взглядом.

– Водки хочу, – буркнул он. – Много.

– Зачем?

– Чтобы забыться.

Аборигены занимались чем-то странным. Ну, закусивший губу раненый сел у сосны, привалившись спиной к стволу, – это было понятно. Ну, второй туземец нажевал листьев пополам с корой и каким-то несусветным лыком примотал жвачку к ранам первого – это тоже было более-менее понятно. Но за каким лешим пацан обошел своих мертвецов, снимая с них что-то, а потом сбегал к горушке, где остались несколько его побитых стрелами соплеменников, Витюня не понял. Через полчаса бежавшие приведут сюда такую шоблу, что сотней ломов не отмахаешься! Драпать же надо!

Парнишка вернулся бегом, неся что-то в горстях.

– Амулеты, наверное, – неуверенно предположил Юрик в ответ на немой вопрос. – Он их с убитых снял.

– Зачем? – пробасил Витюня.

– Наверно, религия. Опиум для народа. Трупы-то им бросить придется. Ты смотри, как бы они к этим трупам не прибавили наши, у них, по всему видно, с этим делом просто…

– Я смотрю.

Три уцелевших туземца совещались на своем тарабарском наречии, поглядывая в сторону негаданных спасителей. При этом они жестикулировали и временами показывали то на Юрика, то на Витюню. Чаще на Витюню.

– Чего это они? – спросил Витюня.

– Ты им нравишься, – объяснил Юрик.

– Чем?

– Ты толще.

Витюня сердито засопел, но не нашелся с ответом.

– Кажется, пора налаживать контакт. – Юрик закряхтел, прочищая горло, прислонил копье к сосне и принялся делать жесты, по-видимому обозначающие миролюбие: прикладывал ладонь ко лбу и сердцу, сплетал пальцы и тряс получившейся фигурой над головой. – Эй, мужик! Курить есть? Да, ты, тебе говорю… Фрэндшип, блин! Бхай-бхай! Хинди-руси! Ты – Туй, я – Маклай, ферштейн?

– Замолкни, – сказал Витюня.

– Чего это мне молкнуть? Ты хочешь, чтобы нам кишки выпустили? Я – нет. Сейчас закорешимся с этими, потом легче будет. Пусть ведут к своим. Вождю валенки подаришь, он тебя советником сделает. С привилегиями. Гарем хочешь?

– Замолкни, – сумрачно повторил Витюня. – Ушибу.

– Не догонишь. Э! Гля, уходят… Вот гады.

– А мы?

– Блин! И нам пора смываться.

– Куда?

– Я тебе что, путеводитель? – огрызнулся Юрик и сейчас же просветлел лицом. – О! Ты гляди!..

Трое дикарей делали очень понятные жесты: звали за собой.

Только сейчас, когда все осталось далеко позади, Юмми наконец осознала очевидное чудо: потеряв пятерых из каждых шести, им все же удалось отбиться от крысохвостых! Больше того: победить их на их же земле, ибо тот, кто, спасая жизнь, пустился в бегство, побит, побежден и проиграл. Славная, но горькая победа.

Она сняла обереги-амулеты с убитых соплеменников и союзников. Один воин Волка, битый двумя стрелами, еще дышал, но его душа уже покидала тело. Юмми сняла оберег и с него. У Волков простые обереги, у всех одинаковые: просверленный волчий клык на тонкой жилке, носимый на шее. У людей Земли обереги разные…

Надо уходить, сохранив нечаянный горький успех. Если нельзя унести тела сородичей, надо хотя бы спасти обереги и совершить над ними погребальный обряд. Душа павшего последует за оберегом и, насытившись погребальной жертвой, легко и радостно отойдет к предкам. Без этого она, несчастная, будет скитаться, не находя покоя, а то и, озлобившись, начнет мстить нерадивым и трусливым соплеменникам. Жаль, что крысохвостым достанутся тела павших бойцов – но ведь без оберегов это только тела, не больше. Мертвые поймут и не обидятся.

К счастью, Хуккан, воин могучий и бывалый, получил в бою лишь несколько порезов. Он почти нес на себе израненного Куху. Раны вожака погибшего отряда Волков были не опасны, но глубоки, и крови вытекло немало. Куха был бледен, мычал, не в силах разлепить губ, и едва передвигал ноги.

Привлеченные запахом крови, жужжали слепни.

Двое чужаков из Запретного мира брели следом, причем оба набрали оружия. У того, что был облит шуршащей красной одеждой, неуместной для того, кто уходит от погони, помимо копья в одной руке, меча в другой и топора за поясом, за спиной висел еще и лук, а на плече болтался полный стрел колчан. Хотя и видно было по неловкой ухватке: не лучник. Второй, могучий, истинный спаситель, помимо своего страшного оружия, нес два копья и два топора, легко помещавшихся в огромных ручищах, способных, кажется, сдавить камень с такой силой, что из него потечет вода. Оба нещадно потели и мотали головами, мешая слепням кусаться. Наверное, в Запретном мире царит вечная стужа и люди бродят в холоде и мраке, питаясь чем придется и друг другом… Конечно, слабых съедают и остаются жить лишь самые сильные да еще колдуны…

Тот щуплый в огненно-красном наряде наверняка могучий колдун… Непонятно только, для чего он полез в бой, вместо того чтобы навести на крысохвостых обыкновенный морок? И почему прихрамывает? Может быть, его колдовство действует только в Запретном мире?..

Мог ли дедушка предполагать, что на долю внучки выпадет такая мука мученическая – решать? Конечно, следовало убить обоих, выполнив наказ, – но с какими глазами убивать тех, кто спас от неминуемой смерти? Хотя это еще как посмотреть… Не явись сюда чужаки, не было бы погони за ними, не попал бы отряд в ловушку… Но разве в том вина чужаков? Каждый, как умеет, защищает свою жизнь. Глупый еж фыркает, пугая, и сворачивается в колючий шар. Загнанный лось поворачивается к убийцам и насмерть бьет раздвоенным копытом. Маленький, но злющий лемминг набрасывается на стократ сильнейшего врага. Даже репейник, выросший не там, где надо, норовит уколоть того, кто ухватится за него, чтобы вырвать.

И вообще: как убить? Даже могучий Хуккан, поглядев в бою на неукротимую свирепость сильнейшего из чужаков, на его волшебное непобедимое оружие и небывалую силищу, покачал головой в ответ на немой вопрос. Нет, убить их пока нельзя. Незваные гости ведут себя мирно, покорно идут следом, ну и пусть идут. Если не нагонят крысохвостые, судьба чужаков решится не сейчас и не здесь – ее решат дедушка и вождь.

Молчали. Только терпящий боль Куха временами оглядывался на жителей Запретного мира с понятной смесью уважения, беспокойства и страха и каждый раз по-волчьи ворчал, скаля зубы.

На пограничной поляне вокруг прибитой к стволу лиственницы тухлой крысы по-прежнему вились мухи. Хуккан только зарычал от ненависти и потянулся к мечу, но поганить оружие, сшибая наземь отвратный тотем, не стал. По-прежнему с высоко вознесшейся кроны свисало чужое огненное полотнище в переплетении белых ремешков, озадачивая и пугая…

– Найдите собак, – прохрипел Куха.

Те сами дали знать о себе заливистым лаем. Тем лучше: если крысохвостые рискнут гнаться за остатками отряда по земле Волков, то, опасаясь засады, сперва вышлют разведку. Пусть-ка разведчики, послушав лай, вообразят, что ускользнувшие враги встретили подкрепление, и призадумаются. А может быть, крысохвостые, напуганные рассказами уцелевших сородичей о небывалом воине, и вовсе откажутся от погони…

Собаки рычали и кидались на Юмми и Хуккана, а при виде чужаков просто взбесились, но сконфуженно примолкли, чуть только Куха цыкнул на них. Умные псы у Волков, надо бы выменять одного-двух на развод. Только глупый упускает случай приглядеться к соседям и высмотреть, что у них не худо бы перенять.

– Домой! – прикрикнул Куха, своей рукой перерезав поводки, и обессиленно сел на опавшую хвою. – Домой, сказано! Фьють… Домой!..

Умные собаки умчались без лая. Солнечный диск еще не успеет коснуться вершин дальних гор, как они приведут подмогу. А то и раньше, если предусмотрительный Ур-Гар выслал вдогон еще один отряд. Выходит, судьбу чужаков будут решать Волки?

Юмми и Хуккан молча переглянулись.

Волки?

Ур-Гар и Мяги?

– Они не убьют их, – шепнул Хуккан.

Юмми кивнула в ответ:

– Не убьют…

Лишние слова. Юмми была уверена: Куха не слышал, – но догадался, забеспокоился… Если спрятать его в овраге, оставив запас пищи и воды, он не умрет до прихода своих, и совесть людей Земли будет чиста…

Это надо сделать. Иначе, если Ур-Гар, потерявший сегодня лучших воинов, не справится с гневом, его успокоит храбрец Куха или разумник Мяги. И вспыльчивый, но мудрый вождь задумается, как лучше поступить: уничтожить пришлецов, как велит Договор, или оставить их в племени как непобедимых бойцов, стоящих, может быть, не меньше, чем помощь из иного мира. Вождь не кудесник – что ему Договор? Хороший вождь заботится о своем племени и только о нем. Каждому понятно, как поступит Ур-Гар…

Но как же дедушка? Он прямо сказал: «Лучше погубить всех, чем нарушить Договор»… Всех? Все племя людей Земли?.. И без того прореженное нашествием плосколицых? Для чего же племя кормит чародея, если тот ставит выше судьбы племени какой-то Договор?..

Страшно сознавать, что дедушка ошибся. Такого еще не случалось ни разу, он видит дальше всех, он самый опытный, самый мудрый… Разве можно равнять с ним дядю Ер-Нана и даже самого вождя? Может быть, только чародей Волков Мяги равен ему если не опытом жизни, то острым умом… И все-таки на этот раз дедушка ошибся…

А если нет?.. Неужели и Мяги настоял бы на немедленном умерщвлении чужаков только потому, что они из Запретного мира? Неужели и он не соблазнился бы мыслью иметь в племени могучих, непобедимых бойцов?

И тогда – горе соседям!.. Беда ослабевшему племени Земли!

Чужаки переговаривались о чем-то на непонятном наречии. Судя по их настороженности, они не очень доверяли тем, кому спасли жизнь, но, кажется, не настолько, чтобы напасть первыми. Их можно увести к своим… можно! Хуккан сразу это понял. А там пусть вождь и дедушка рассудят, кто ошибся, а кто нет!

Хуккан принес из овражка спрятанные котомки, две из них повесил на плечо, остальные положил перед Кухой. Как бы невзначай уронив ладонь на рукоять топора, ждал кивка. Отвернувшись, чтобы нечаянно не встретиться с Кухой взглядом, Юмми положила перед раненым обереги его павших соплеменников. Покачала головой. Хуккан, убрав руку с топора, пожал плечами.

– Спасибо храброму народу Волков за помощь, – пророкотал он. – Люди Земли не забудут, как сражались с Волками плечом к плечу. Наш вождь пришлет Волкам богатые подарки, чтобы жены и дети тех, чья кровь пропитала землю крысохвостых, всегда имели пищу и место у очага. Теперь мы должны идти, прощай!

Юмми видела: Куха все понял. Понял и то, что союзникам сейчас было бы удобнее всего разрубить ему голову и свалить вину на крысохвостых, вместо того чтобы уводить чужаков в открытую. Но она не могла, не могла кивнуть Хуккану!

И, уж конечно, Куха понял, что слова, которые он не мог не произнести сейчас, пропадут впустую.

– Чужаки должны быть убиты! – через силу проскрипел он.

– Да, – легко согласился Хуккан. – Они будут убиты, но не теперь и не здесь. Воину подобает быть не только храбрым, но и осторожным. Подумай сам: если бы ты был сейчас здоров и полон сил – ты напал бы на них? Я не говорю о том, что они спасли нас. Я говорю только о силе их оружия.

Крупная капля пота, сорвавшись со лба Кухи, прочертила грязноватую дорожку. Он попытался подняться и не смог.

– Волки ближе! Если ты боишься покончить с чужаками сам, тогда пойдем к Волкам или дождемся их здесь! Они… – Он закашлялся.

– Ошибка сделана нами, людьми Земли! – возразила Юмми, опередив с ответом Хуккана, и сама удивилась, каким звонким металлом зазвучали ее слова. Именно так и должен говорить с воинами младший чародей в отсутствие старшего. – И нам, людям Земли, ее исправлять! Договор ничего не говорит о том, кому убивать чужаков из Запретного мира, поэтому мы сделаем это сами. Передай мои слова Ур-Гару, храбрейший из Волков. Передай еще, что мы по-прежнему друзья Волкам. Мать-Земля видела: наша кровь смешалась на поле битвы.

– Я передам, что люди Земли поступили не так, как подобает друзьям, – проскрежетал Куха.

Рука Хуккана как бы невзначай коснулась рукояти топора. Юмми легонько качнула головой: нет, нет! Хватит смертей, хватит!..

Уходили не оглядываясь. Поманили чужаков – те поколебались, перебросились непонятными словами, но послушно пошли. Правда, Красная Одежда все-таки оглянулся, и не раз – видно, никак не мог взять в толк, почему оставили раненого и что с ним теперь случится.

– Ничего не случится, – сказала вслух Юмми, будто чужак мог ее понять. – На своей земле крысохвостые нас не догнали, а на чужую не пошли. Если бы пошли, мы бы уже их увидели. Куха не пропадет, дождется Волков. Нам бы их не повстречать, вот что…

Ни дороги, ни тропинки – лезли напролом через лес, обходя лишь непролазные буреломы, скалы и кручи, часто поднимаясь на сопки, карабкаясь по осыпям, пугая греющихся на камнях гадюк. Перевалив через одну сопку, видели перед собой другую, ничуть не ниже. Дважды переходили вброд неширокие быстрые речки. Потом начался тягун – длиннейший подъем на здоровенную горную гряду, поросшую понизу строевым лесом, а поверху – корявыми низкорослыми сосенками, скрученными ветрами в крендель. Солнце пекло так, словно вознамерилось вытопить из путников излишки жира, превратив каждого в сушеную воблу. Витюня давно засунул свой треух под мышку и расстегнул телогрейку. Речная водичка давно высохла, и теперь ватная набивка пропитывалась обильным потом. В валенках тоже хлюпало, но не бросать же их! Хорошие валенки, подшитые, почти новые… в таких и по здешним камням подошву не вдруг протрешь. Лунохода, когда их выдавал, аж корежило всего, точно с перепою…

– Душно, – подчеркнул очевидное Юрик. Он давно стянул с себя верхнюю половину комбинезона, завязал ее вокруг пояса и, рискуя увечьем, яростно отмахивал слепней медным топориком.

– Угу. А кто предложил напиться из речки, не ты?

– Натюрлихь.

– А по-русски?

– Йес.

– Вот и потей, – с мрачным удовольствием заключил Витюня.

– Ага. Видал, как туземцы пили? Они пьют, а мы терпи, как саксаулы? Чтоб я сдох, с экологией у них все в порядке. Может, разве зверь какой дизентерийный в речку нагадит, а так нормально…

Витюня невнятно промычал в ответ. От трескотни спутника делалось тошно. Только что молчал, и было почти хорошо. Выходит, открылось второе дыхание…

– Так ты, значит, еще и штангист? – сменил Юрик тему.

«И зачем рассказал?.. Болтун».

– Угу.

– Тогда понятно. А лом руками согнуть можешь?

– Нет, – с сожалением признал Витюня, утирая рукавом телогрейки взмокший лоб. – Арматурину руками могу, а лом только об коленку. – Против воли он заморгал и озадаченно уставился на Юрика. – А зачем его гнуть?

– Клюшку сделаешь.

– Какую еще клюшку?

– Хоккейную.

– А зачем нам клюшка?

– Отвяжись. Я просто так спросил, – и без всякого перехода Юрик продолжил: – Интересно, куда мы так чешем? И вообще, пожрать нам сегодня дадут?

Витюня не удостоил его ответом. Есть хотелось отчаянно. Лишь одно соображение заставляло его стойко терпеть жару, голод и трудности пути по пересеченному рельефу: их с Юриком явно вели туда, где подвешенное состояние наверняка сменится твердой определенностью. Большего Витюня и не желал.

– Похоже, мы от кого-то удираем, – предположил Юрик. – По-моему, типичное бегство в условиях ненаблюдения видимого противника. Тебе так не кажется?

– Нет.

– А мне кажется. Зуб даю, не одни мы тут чужие – эти тоже.

Витюня сморщил лоб, переваривая трудную мысль.

– Не, – возразил он. – Где у нас такие дикари, а?

Будто сам вчера не строил гипотез насчет диких краснокожих.

– Сам дурак, – огрызнулся Юрик. – Я не о нашем мире. Я об этой долбаной местности.

– А-а… Не знаю.

– А не знаешь, так молчи. Они нас к своим ведут. По чужой территории, понял? Если доведут, смотри, улыбайся там и ломом без нужды не верти – не так поймут. Главное, улыбайся.

– Гхрм, – Витюня прочистил горло. – А если они это… людоеды?

– Все равно улыбайся, – как обычно, Юрик не затруднился с ответом. – Будешь улыбчивым антрекотом. Спорю, они такого отродясь не ели.

Витюня хотел ответить, но вместо этого заскользил вниз – на осыпях сцепление валенок с щебнистым грунтом оставляло желать лучшего. Чтобы удержать равновесие, пришлось вонзить в осыпь лом.

Двое туземцев, оглядываясь на ходу, вовсю махали руками, манили за собой.

– У этих в сидорах наверняка шамовка, – не замолкал надоеда. – У-у, скупердяи! Нет, я все понимаю, но свинство же. Пять минут погоды не сделают, а?

Витюня молчал.

– Если они до темноты остановятся, то я папуасский космонавт, – объявил Юрик, поразив Витюню неожиданным зигзагом мысли. – А если нам с тобой сделать привал, а?

– Уйдут, – неуверенно пробубнил Витюня, одолевая последние метры осыпи. – Мы им, может, и не нужны…

– А вот никуда они без нас не уйдут, на что спорим? – Юрик демонстративно сел на камушек, с наслаждением вытянув ноги. – Чего стоишь столбом, садись. Да смотри лом из рук не выпускай!.. Сейчас поглядим, как мы им не нужны.

Ждать пришлось совсем недолго. Оба аборигена, большой и маленький, немедленно вернулись и затараторили. По обильной жестикуляции можно было понять, что они пытаются внушить: рассиживаться нельзя и медленно идти тоже никак нельзя, надо идти быстро-быстро…

– Щаз-з, – зло сказал Юрик. – Дай пожрать, тогда командуй, козел. Уразумел? – Для убедительности он задвигал и заклацал челюстями.

Туземцы зашебуршали между собой по-своему. Большой изъяснялся хриплым баритоном, малый – совсем еще детским альтом. Затем большой, одним быстрым тревожным взглядом оглядев окрестности, снял с плеча облезлый кожаный вещмешок и, распустив завязки, протянул его Юрику. Тот благосклонно кивнул в ответ, словно не ожидал ничего другого.

– Понятливые…

Труднее всего дались последние сотни шагов по гребню Змеиной гряды, разделяющей земли племен Волка и Медведя. В одиночку еще можно было рискнуть пройти более коротким путем по землям Волков, избежав встречи с хозяевами, и вдвоем с Хукканом Юмми решилась бы на это – но никак не с чужаками, как видно, совсем не умеющими ходить скрадом. Оставалась лишь надежда, что обманутые и ограбленные Волки не успели перехватить путь по гребню. А хуже всего было то, что ни ей, ни Хуккану никак не удавалось вдолбить в головы чужаков самое очевидное: нужно идти! Нужно идти очень, очень быстро! Да попросту бежать!

И лишь когда длинный извилистый гребень, и впрямь напоминающий змеиную спину, как бы развалился натрое, пустив направо и налево отроги, пошли медленнее. Здесь начиналась своя территория, владения племени Земли. Спасибо длинным сумеркам уходящей весны – по светлому успели отмахать еще несколько тысяч шагов и уже в полной темноте сочли ночлег безопасным. Где-то очень далеко лаяли пастушеские собаки – не чужие, свои. Сколь ни устраивай облавы на прожорливых волков, всех до единого не истребишь, и без чутких отважных помощников стадо не уберечь – разгонят серые глупых овец по всей долине и порежут зря, утром не соберешь и половины. Свои собаки…

Успели! Ушли от Волков… Завтрашний путь легок: все вниз и вниз, в долину, мимо Двуглавой горы, в деревню… Завтра еще до полудня чужаки предстанут перед вождем. Своя земля. Свои собаки лают, пугая хищников, а чужих не слышно. Но все равно ясно, что эту ночь придется провести без огня.

Чужаки переговаривались о чем-то. Слов чужого языка не понять, но можно вслушиваться в интонацию. Интересно получается: щуплый чужак вовсе не подручный могучего богатыря и уж наверняка не раб, потому что разговаривает без тени страха и уважения. Кажется, даже насмехается… Говорить с великим воином в таком тоне мог бы, пожалуй, лишь сын вождя или молодой колдун. Кто он, этот щуплый?

Трудно понять. Кто знает, как у них там устроено, в Запретном мире? Рассказывают всякие небылицы, да не всему можно верить. Лучше не верить ничему, потому как кто его видел, этот Запретный мир? На то он и Запретный. Вон о далеких-далеких полуденных землях тоже рассказывают много удивительного – будто бы там каждый вождь правит страной не меньшей, чем весь горный пояс, и даже если вождь глуп и труслив, его соплеменники не выбирают нового вождя, а, наоборот, слушаются старого и даже поклоняются ему, ровно богу. Смешно, но правда. Южные племена горного пояса торгуют с ними через степных людей, и от степи до самого студеного океана ползут удивительные рассказы о многолюдных селениях размером с целую долину, защищенных каменными стенами высотой с дерево, о сотнях сотен покорных рабов, о невиданных армиях, растягивающихся в походе на три дня пути, о выложенных великолепными самоцветами гробницах давным-давно умерших вождей…

Невероятно, а верится. Но похож ли Запретный мир на эти далекие страны?

Юмми очнулась, вздохнула совсем по-бабьи. Боязливо оглянулась на Хуккана – нет, не заметил… Хорошо бы хоть разочек увидеть иные, далекие земли, как видят их птицы, летящие по осени на юг… Нет, не выйдет. Конечно, можно, если повезет, побывать в одном или нескольких смежных мирах – это тоже интересно, но, по правде говоря, не слишком. Все равно что сходить в гости к ближним соседям, например к Волкам…

Юмми смахнула со лба прилипшую прядь. Душно… Когда весна перерождается в лето, такие ночи не редкость, и всегда духота оканчивается грозой и ливнем. Вот и об этом не подумал дедушка Скарр. Любому охотнику гроза нипочем, а выйди под грозу девушка – в нее обязательно ударит молния и заберет ее душу на потеху любострастным божествам. Оттого и сидят они во время грозы по землянкам тише мыши, пока не уйдут прочь грохочущие тучи и не наступит время спеть песню радуге-дуге, чтобы добрые духи неба дали хорошего жениха. Все поют, одной ей нельзя, разве что потихоньку…

Вдали громыхнуло. С почерневшего заката шла грозовая туча. Накрыться с головой накидкой? Но примет ли молния старую накидку за крышу? Юмми беспомощно оглянулась. Нет, негде укрыться. Ни пещеры, ни дупла…

– Сделай шалаш, – ни с того ни с сего проговорил Хуккан. Казалось, он вообще не смотрел на Юмми – и вот…

– Зачем? – Юмми растерялась лишь на мгновение и сейчас же по-мальчишески вызывающе шмыгнула носом. Дедушка учил присматриваться к сверстникам и перенимать повадки.

– Затем, что ты не парень. – Хуккан осклабился и вдруг фыркнул. – Меня не проведешь. Не знаю, что у Скарра на уме, а только я давно заподозрил. Я ведь с твоим отцом дружил, мы с ним вместе не в одном бою мечи тупили. И тебя я видел в тот день, когда ты родилась, только вас двое было, ты и твой брат, вот я и думал раньше, что померла девчонка. Тебе еще двух лет не исполнилось, когда пришел черный мор. Много народу тогда поумирало, почти что больше, чем осталось. Твои отец и мать умерли в один день, а еще бабка, а еще братишка… Вот Скарр и решил растить из тебя парня себе на смену, не так, что ли? Благо имя тебе досталось подходящее, равно годится что парню, что девке…

Юмми сжалась, как от удара. Екнуло сердце, и голос внезапно стал хриплым, как карканье вороненка:

– Ты… расскажешь всем?

– Мне-то какое дело, – насмешливо буркнул Хуккан и, помолчав, добавил серьезнее: – Почему я должен думать за Скарра да за вождя? Я охотник и воин, у меня своих забот полон рот. А ты не бойся. Я никому не скажу.

– Пить хочу, – пожаловался Юрик.

Витюня только покряхтел в ответ. Пить и ему хотелось, да что толку? Поди найди воду в кромешной черноте – только зря туземцев рассмешишь да ноги поломаешь.

– А мясо у них тухлое, – сказал Юрик, мучаясь отрыжкой.

– Сушеное.

– Сухое и соленое, а все равно тухлятиной отдает, а этим хоть бы что, лопали и не давились. Как они это едят, а? Воняет же.

– Ты тоже ел, – напомнил Витюня.

– С голодухи и ежа со шкурой сожрешь. На халяву хлорка – творог. А вот лепешки у них ничего, только пресные…

– А ты хотел соленых?

Юрик вздохнул и несколько секунд не мог выдохнуть. Соленых! Вот гад… Ладно бы издевался штангист – так ведь нет, спросил совершенно простодушно!

Он с трудом сглотнул комок слюны. Сначала он завидовал неприхотливости аборигенов, легко обходящихся без еды и воды, потом начал злиться. Единственно гордость не позволяла ему пристать к туземцам с претензией: мол, хоть утопите, сволочи, но дайте напиться!

– Супермены хреновы, верблюды…

– Тихо, – сказал Витюня.

– А что?

– Молчи.

Вдали внятно громыхнуло. Пронесся и стих порыв ветра, скрипнула поблизости корявая сосна.

– Гроза будет, – оживился Юрик. – Слышь, Носолом? Может, еще попьем водички.

Витюня уже не в первый раз успел пожалеть, что сообщил нахальному мозгляку свою фамилию. Ох, допросится он когда-нибудь…

– Я Ломонос.

– А я что говорю? Поищи-ка лучше ямку в скале. Найдешь – мусор выкинь.

– Зачем?

– Воду куда набирать будешь – в валенки?

– В твой шлем.

– Ага. Ты сперва подкладку понюхай.

Громыхнуло сильнее. Туча уверенно пожирала искры звезд. На западе резвились молнии.

– Ох и польет сейчас…

– Угу, – отозвался Витюня.

– Ты лом-то не бросай. Может, у туземцев полагается во время грозы жертвы приносить какому-нибудь Перуну или этому… забыл, как его… Пригодится отмахиваться.

– Угу.

– И не выставляй его острием вверх. Опусти.

– Почему?

– Громоотвод потому что.

Витюня не успел сообразить, есть ли в словах Юрика резон или нет. Ни с того ни с сего закололо в пальцах, и по черепу поползла кожа, словно скальп решил вдруг зажить своей самостоятельной жизнью. На острие лома с сухим треском зажглось голубоватое пламя.

Юрик икнул. Оба аборигена как по команде вскочили, затем присели в ужасе. Кажется, старший даже немного подвыл. Младший судорожно схватился за облезлую шкуру и укрылся ею с головой.

– Ы-ы-ы, – потрясенно сказал Витюня. Пламя потрескивало, тепла от него не было никакого.

– Св-вятой Эльм, – заикаясь, объяснил Юрик. От сильного удивления его брови ползли к макушке. – Огни так называются. Блин, впервые вижу…

– Чо?

– Ничо. Не боись, это, говорят, не опасно. Мурашки по коже бегают?

Витюня помрачнел.

– Бегают. А зачем это?

– Ну и пусть бегают. Тебе жалко, что ли?

– Я про огонь. Зачем?

– Низачем. Сам по себе огонь. Явление природы.

По лицу Витюни ясно читалось, что он с удовольствием поймал бы того, кто выдумывает такие явления, и потолковал бы с ним по душам.

– Ну, теперь все, – нервно сказал Юрик, пытаясь пригладить вставшие дыбом волосы. – Ты на этих-то глянь!.. Теперь ты у них вроде архангела. С огненным ломом. Если постараешься, так и в боги, пожалуй, выйдешь. Слышь, ты человеческие жертвы смотри не принимай! Пусть деньги жертвуют или от крайности пиво…

– Иди ты… – отмахнулся Витюня, с насупленным изумлением глядя на потрескивающее холодное пламя. Оно постепенно съеживалось, затем запрыгало, как прыгает огонь на полене в потухающем костре, и наконец исчезло.

Хлынул ливень.