Глава 1. День начинания

День медленно вступал в свои права. Первые лучи робко выглядывающего из-за стылого горизонта краешка солнца залили багрянцем жирно поблескивающую грязь изрядно запущенной дорожной колеи.

Робкие лучи расцветили алым желтеющие листья придорожного кустарника, вспыхнули на пучках жесткой, словно конский волос, травы, покрытой сверкающей всеми цветами радуги росой, и скользнув дальше, отразились от блестящего от утренней влаги, траченного временем, дорожными передрягами, покрытого прорехами и заплатами тента припаркованного на обочине огромного грузовика.

Автомобиль выглядел плохо. Заляпанный грязью, обильно покрытый пробоинами, вмятинами и потеками ржавчины, он напоминал только что вышедшего из битвы старого воина — давно бы ушел на покой, да только, вот, не судьба. Продырявленный в десятке мест, лишенный доброй половины креплений брезент частично опал и подрагивал на ветру, словно бока издыхающего зверя. Из открытого огромного, словно дровяной сарай, капота машины выглядывал зад, обтянутый прорезиненной тканью заляпанных грязью, военного кроя штанов.

В десятке шагов от автомобиля недовольно потрескивал корявыми сучьями небольшой костер. Над огнем весело булькал подозрительным буро-зеленым варевом слегка помятый, покрытый копотью котелок, установленный на собранные из покрытой ржавчиной арматуры треноги. Рядом с казанком на расстеленном на земле куске безнадежно пропитанного пылью и грязью стеганого пледа сидела девушка, скрестив ноги. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не бледность кожи, почти болезненная худоба, затравленный, словно у попавшего в силки, перепуганного насмерть кролика взгляд необычно крупных, редкого сиреневого цвета глаз, да тканевая повязка, закрывающая середину лица и ясно дающая понять, что у хозяйки отсутствует, по крайней мере, половина носа. В руках девчонка сжимала ложку, коряво выструганную из дерева.

В очередной раз помешав содержимое котелка, девушка осторожно лизнула отполированную долгим употреблением деревяшку, сморщилась и повернулась в сторону автомобиля.

— Почти, готово. Но на вкус редкостная гадость, и пахнет прогорклым жиром. Ллойс, а ты уверенна, что это вообще можно есть? Мы не отравимся? — Голос у девчонки оказался неожиданно звонким.

Из недр моторного отсека раздался громкий лязг и приглушенное ругательство. Склонившаяся над стальными потрохами грузовика фигура медленно распрямилась.

Копавшаяся в двигателе молодая женщина была полной противоположностью первой. Высокая, крепко сложенная, с грубоватым, сухим, но не лишенным привлекательности лицом. Плотно сжатые, казалось бы, прорезанные на коже острым ножом губы, уверенные, скупые движения, твердый и цепкий взгляд зеленых, будто молодая весенняя трава глаз, на дне которых плавали еле заметные оранжевые искорки. На покрытых загаром и почти по локоть машинным маслом предплечьях при каждом движении играли крепкие жгуты мышц. Скрестив руки на груди, женщина, не торопясь, оглядела окрестности, и только после этого повернула голову к костру.

— А почему мы должны отравиться? — Вопросительно подняв бровь, спросила она, наконец, глубоким грудным голосом. — Рыба, листья салата, корень лопуха. Всё проверенное, радиации нет, отравы тоже быть не должно. Вон, какая похлебка жирная получается.

— Это не салат, а крапива. И не рыба, а… У нее два рта было… И лапы… Восемь штук… И шерсть на спине… — Опасливо покосившись в сторону костерка, словно опасаясь, что пресловутая "рыба" чудесным образом оживет и выпрыгнет из глубины лениво булькающей на огне густой массы, девушка зябко поежилась. — А ещё она на меня бросилась… Из-под земли. Ллойс, давай выльем, а? Я еще лопухов накопаю и ягод соберу. Вон там малина растет, мелкая, правда, но все равно… — Неуверенно потеребив воротник явно великоватого, не слишком умело ушитого по фигуре, темно-зеленого брезентового комбинезона, девушка снова с подозрением глянула на котелок. — Мы недавно заброшенное поле проезжали. По-моему… Может, кукурузы собрать получится или картошки, ты мне только лопатку дай, чтоб копать… — Сглотнув набежавшую слюну, девчонка умоляюще посмотрела на скептически рассматривающую ее женщину.

— Дерьмо там, а не поле. Ферма заброшена, и всё давным-давно выродилось. Кукурузу птицы склевали. А ягода твоя фонит. Смотри: вокруг кустов даже траву всю перекрутило. Гадство! — Раздраженно бросив гаечный ключ в зев расстегнутой поясной сумки Элеум Ллойс, по кличке Нежить, устало помассировав переносицу, легко спрыгнула с мощного бампера-отбойника и принялась вытирать руки концом торчащего из-за пояса видавшего виды денимового шарфа.

— Что до рыбы… Эти штуки зобиками иногда называют. В здешних краях их полно. Устойчивая мутация или что-то вроде того. Летом в земле норы роют и в них прячутся, а зимой в сезон дождей вылезают. Стрекоз жрут, жуков да пиявок всяких. Ну и друг друга, не без этого. Всякую дрянь, в общем. Бока к следующей спячке наедают. Выглядят жутковато, конечно, но на самом деле они безобидные почти и как мне рассказывали, вкусные. Главное, шкуру снять да требуху аккуратно выпотрошить. — Губы наемницы сложились в кривоватую улыбку. — А родник чистый был. Радиации нет, химический анализатор в рамках зеленой зоны. Даже удивительно. До Мертвого языка километров сто, не больше. — С усмешкой постучав по укрепленному на обильно покрытом татуировками запястье пластиковому браслету-мультианализатору, наемница со вздохом покосилась на полуспущенное колесо фургона и рефлекторно почесала едва прикрытый коротковатой, давно нуждающейся в стирке, а лучше — замене, майкой мускулистый, обильно покрытый вязью татуировок живот, подошла к костру и опустилась на корточки. — Крапива, если обварить хорошенько, тоже съедобна, и вроде как, даже полезна. Там этих, как их… витаминов, полно. Так что, все в порядке.

— Но… — Девушка насупилась и снова с некоторой опаской поглядела на котелок.

— Не привередничай, Кити; какая разница… — Принюхавшись к содержимому котелка, наемница растянула губы в улыбке, облизнулась и, неожиданно стянув с себя майку, с отвращением зашвырнула её на ветки кустарника. — В дороге и жук — мясо, а мы уже четыре дня не ели. Если, конечно, той вороны не считать. Тем более, ты эту штуку уже три часа как варишь.

— Это я четыре дня, а ты — больше недели… — Девушка покраснела. — Просто… — Коротко глянув в сторону продолжающей задумчиво почесываться полуголой наемницы, Кити поспешно отвела взгляд в сторону и с трудом удержала тяжелый вздох.

— Чертова тряпка. Пусть хоть проветрится, что ли. — Пояснила, все же заметив движение девушки, Элеум. — Я уже хуже чесоточной. Хотя… — Наемница хитро прищурилась, и в ее глазах заплясали бесенята. — Был у меня знакомый, говорил: всё, что меньше сантиметра — не грязь, а всё что больше — само отвалится… Вонючкой его звали. Не знаю даже почему. Самое смешное, что он постоянно таскал с собой кучу портянок. И тоже никогда их не стирал, просто кидал в ближайшую стену и смотрел, какие быстрее отвалятся…

Кити устало прикрыла глаза. Ллойс не отличалась ни избытком скромности, ни сдержанностью, ни изяществом манер. А ее привычка шутить и хохмить в моменты напряжения и беспокойства…

Неприятности у девушек начались несколько недель назад. Сначала у путешественниц отказал обустроенный в кабине грузовика холодильник. Одна из трубок механизма просто лопнула, залив весь пол какой-то желто-голубой гадостью, и в фургоне два дня стоял отвратительный химический запах, от которого першило в горле и отчаянно слезились глаза. Это не было бы такой крупной проблемой, если бы к тому времени они порядком не углубились в "Мертвый язык" — пустошь, раскинувшуюся вокруг огромного черного, как смоль, озера, как сказала Ллойс, кратера от сверхмощной кобальтовой бомбы, отчаянно "фонящую", казалось, лишенную даже намека на жизнь пустошь. Кити не придала этому большого значения тогда. Но расстроенная поломкой и до того нервничавшая, гнавшая, как сумасшедшая, каждые полчаса посматривающая на тревожно попискивающий, налившийся гибельной краснотой браслет анализатора Элеум, казалось, решила выжать из себя и грузовика все соки…

Яма была небольшая. Будь это обычной неровностью, они бы ее даже и не заметили. К сожалению, углубление в земле оказалось наполовину занесенным черно-бурым песком фундаментом здания. Россыпью потрескавшихся бетонных плит с торчащими тут и там обломками арматурных прутьев. То, что они не перевернулись, можно было считать чудом. Путешественницы почти не пострадали. Не считать же серьезными травмами пару царапин и набитых о забранный снаружи решеткой триплекс кабины шишек. Но грузовик распорол четыре из восьми колес. Бешеный спринт превратился в черепаший шаг. Каждые полчаса натужно ревущий двигателями стальной монстр вынужденно останавливался, и девушки принимались снова и снова латать полуспущенные покрышки. Казалось бы, что сложного: забить в прореху пропитанный каким-то похожим на густую смолу составом кусок капронового шнура, накачать в гигантское колесо очередную порцию напоминающей расплавленный гудрон жижи, несколько минут задыхаясь и истекая потом, прыгать на здоровенном, ржавом, отчаянно скрипящем ножном насосе… Помогали эти прыжки всё хуже и хуже. Новые дыры в покрышках появлялись быстрее, чем они успевали их заделывать.

Перегруженный компрессор автоподкачки не справлялся и грозил поломкой в любой момент. В наглухо задраенной кабине стоял отвратительный запах охладителя и почему-то горелой проводки. Лишенные защиты холодильного шкафа запасы портились. Извергающая заковыристые проклятия Ллойс все чаще и чаще сверялась с показаниями анализатора, заставляя Кити горстями глотать всего месяц назад с таким трудом выторгованные у веселого толстяка-торговца Тубы антирадиационные таблетки. И мыться. Смывать и смывать с себя радиоактивную пыль, ни жалея на это сначала "технической", а потом и питьевой воды. Они рассчитывали пройти через радиоактивную пустыню за трое суток. Но застряли в ней почти на две недели. Эта задержка стоила им запасов питья, почти всего гардероба и большей части обуви. Грузовик тоже начал немного "светиться", но учитывая, что уровень излучения оставался в нижней границе "желтой" зоны, путешественницы предпочитали просто не обращать на это внимания. То, что ни одна из них не заработала лучевой болезни, было чудом за номером два. Можно было считать, что им повезло.

С другой стороны, когда им удалось выбраться и въехать в более или менее "плодородные" земли, Кити всерьез начала прикидывать возможность выпросить у Ллойс и попробовать отварить пару в изобилии валяющихся в кузове грузовика старых кожаных ремней. Ее останавливало только-то обстоятельство, что посреди черно-бурой пыли все чаше начинали попадаться проплешины сухой, жесткой, словно конский волос, травы. К сожалению, несмотря на все признаки отступающей невидимой смерти, ни годных к пище растений, ни съедобной живности девушкам никак не попадалось. Как живой, так и мертвой. Исключая, конечно, ту злосчастную ворону. Присыпанное землей и пылью, ободранное, изломанное тельце не выглядело не слишком аппетитно, но Кити к тому времени было наплевать. Каково же было ее разочарование, когда оказалось, что над трупиком птицы уже изрядно потрудились жара и черви. Ллойс тогда только покачала головой и заявила, что будь они степняками, посчитали бы такую находку удачей, ведь птица почти не "светится", а из личинок мух мог бы выйти отличный ужин, да вот беда, они не Песчаные крысы, чтобы без последствий жрать тухлое мясо и подозрительно кусачих насекомых-падальщиков. Кити с ней согласилась.

Вторым встреченным ими представителем фауны оказался огромный волк-мутант. Появившаяся около их грузовика под утро огромная, бугрящаяся мускулами, безглазая, в равной степени покрытая пучками жесткой щетины и пластинами костяной брони тварь, не торопясь прошагала в нескольких метрах от колес фургона, до смерти перепугав Кити и не обратив на людей никакого внимания, скрылась в темноте. Что удивительно, Ллойс даже не попыталась выстрелить в чудище. Только проводила растворившуюся в редком кустарнике тварь внимательным взглядом и перевернувшись на другой бок, накрылась одеялом с головой. На то, чтобы окончательно уйти из опасной зоны им потребовалось еще два дня. А сегодня перед рассветом у найденного каким-то сверхъестественным чутьем Ллойс "родника" на них напал зобик…

— Я долго без еды могу, уже привыкла, — вырвавшая девушку из плена неприятных воспоминаний наемница рассеянно поскребла острыми ногтями слегка шелушащуюся, будто обгоревшую на солнце, кожу плеча, после чего еще раз вытерла руки, на этот раз об штаны, низко склонившись над котелком, жадно вдохнула источаемый варевом запах и неожиданно широко улыбнулась, явив миру два ряда нечеловечески острых треугольных зубов, — а вот без выпивки скучно.

— Не ври. Ты почти не пьянеешь… — Невольно улыбнулась в ответ Кити. — Ллойс, а почему ты того волка не подстрелила? Он же большой. Мясо, наверняка, жесткое, но ты сама говорила, что, даже если мясо как подметка, печень у любого зверя мягкая.

— Не волка, а волколака, — еще больше склонившись над костром, Элеум наставительно воздела все еще блестевший, несмотря на гигиенические процедуры, разводами машинного масла палец, принялась с неприкрытым вожделением, приглядываться к содержимому котелка. — Во-первых, они не съедобные. Мясо у них ядовитое. Эти твари только выглядят почти нормальными, но на самом деле, у них все внутри перевернуто и перекручено так, что черт ногу сломит. Покруче даже, чем у песчаных червей. Они не гадят, понимаешь? Во всяком случаи, не как мы. У них в заднице даже дырки нет. Жидкости через кожу выводятся, остальное — через пасть. Как у северных акул. Кстати, дерьмо у них очень едкое, как кислота, а некоторые им метров на десять плеваться могут. Во-вторых, в той твари килограмм сто пятьдесят было, и это нам очень повезло, что она фурой не заинтересовалась. Не думаю, что грузовик нас бы спас. Для такой матерой дряни вырвать дверь легче, чем мне высморкаться. А у нас только два патрона к лупаре, да и те с дробью. Эх… Зря я, всё же, в сундуке твоего Хряка не пошуровала…

— Он не мой… И тебе не нужно оружие… Я видела, как ты умеешь… — слегка обиженно поджав губы, Кити помешала содержимое котелка и, выставив за спину руки, откинулась на одеяло, — а меня не учишь.

— И как я, по-твоему, должна тебя учить? Подарить тебе волшебную шапку? — Вопросительно изогнув бровь, наемница, покопавшись в кармане штанов, извлекла на свет изрядно помятую самокрутку. Щелкнув пальцами, поднесла кончик сигареты к разгоревшемуся на кончике короткого, но неприятно острого ногтя, огоньку пламени. Запахло озоном.

— Это не твои сказки об ученике волшебника, принцесса, а реальный мир. Или ты, как чистильщики, считаешь, что я душу демонам Атома отдала?

— Да я не про это, — завороженно проследив за лениво истаявшим в воздухе сгустком огня девушка, вздохнув, покачала головой. — Я про то, как ты драться умеешь. Ты цепью стаю псов, ни разу не выстрелив, разогнала. А медведя, вообще, кулаками… Мы уже больше месяца вместе, а ты мне даже ножа не даешь. Ллойс, ну научи… Пожалуйста…

— А-а, ты об этом, — задумчиво пыхнув едким дымом, Элеум довольно прищурилась и растянула губы в проказливой улыбке. — Да не вопрос, принцесса. Я просто хотела, чтоб ты сначала немного мяса на свои мослы нагуляла, но, если тебе так неймется — ладно. Дурное дело — нехитрое. Настоящим бойцом, конечно, не станешь, но в ухо через пару месяцев, если что, любому двинешь. С завтрашнего дня и начнем. — Выпустив в воздух очередное, тут же подхваченное ветром облачко горького дыма, наемница уставилась в подёрнутое облачками небо. — Вроде, осень в разгаре, — проворчала она чуть слышно, — а как Мертвый язык пошли, с неба ни капли.

Отбросив в сторону окурок, наемница вытянула из-за голенища обтрепанного сапога большую алюминиевую ложку и склонилась над котелком.

— Ллойс…

— Ну, фто ефё? — Прочавкала набитым ртом Элеум.

— А ты бы точно с этим… мутантом… без ружья не справилась?

— Не знаю, — со вздохом повертев между пальцами столовый прибор, проворчала Элеум. — Все зависит от того, успела бы я вытащить рубило. Волколаки только кажутся неуклюжими. А на деле… — Ллойс обреченно махнула рукой. — Из кабины мы бы выпрыгнуть, точно, не успели. Было бы тесно и неудобно. Ни цепью не размахнуться, ни рубилом пырнуть толком. А этих тварей лучше вообще к себе близко не подпускать. Сама не заметишь, как без руки останешься. Или без ноги.

— На следующий день… после того, как мы с тобой. из поселка уехали… ты голыми руками урсуса убила… — Осторожно зачерпнув немного похлебки, девушка подула на ложку, после чего, крепко зажмурившись, пригубила ее содержимое. — Он раза в три больше этого… э-э-э… волколака был. — Выдохнула она, наконец.

— Ну и толку, что убила… — вздохнула наемница. — Всё равно, всё мясо стухло.

— Ллойс…

— Ладно… Боюсь я их, понимаешь, боюсь, — недовольно скривившись выдавила из себя Элеум и, отведя взгляд, сделала вид, что внимательно разглядывает трепыхающуюся на ветру зацепившуюся за ветки чахлых кустов майку.

— Ты… боишься? — Удивленно приоткрыла рот Кити, окинув Ллойс слегка обеспокоенным взглядом, недоверчиво покачала головой.

Поверить в то, что без раздумий схлестнувшаяся врукопашную со здоровенным медведем наемница чего-то боится было действительно трудно.

— Ну да, — задумчиво прикусив губу, Элеум принялась внимательно разглядывать покрытую жиром ложку. — Волколаков, песчаных червей и пауков. Особенно пауков, а еще жаб. До чертиков. Как увижу, аж ноги подкашиваются. Когда я носила ошейник, на арене иногда против меня выпускали волколаков. Эти суки почти нечувствительны к боли. Неплохо переносят электрические разряды, и шкура у них толстая. Очень толстая, ни прокусить, ни когтями проковырять толком не получится. Так что, без крови обходилось редко. Матерых даже пуля не всякая берет. А мне, как назло, матерые доставались. И натасканные… — Наемница задумчиво прикусила губу. — В арене Сити специальные люди есть… Бестиарии. Ловят всяких тварей и учат их… разному… Не убивать, а… Любят в городе зрелища… Ладно, хватит об этом. — Ллойс звонко хлопнула ладонью по бедру и принялась жадно набивать себе рот горячим варевом.

— Извини, я не хотела, — виновато склонила голову Кити.

— Поехали, — неразборчиво пробурчала наемница.

— Ллойс, я рюкзаки дошила, как ты и сказала… — Девушка попыталась добавить в голос уверенности, но не слишком в этом преуспела.

Даже не имея опыта в путешествиях, она понимала, что на своих двоих они в этой негостеприимной земле далеко не уйдут. Неужели Ллойс была права, ей надо было ехать с торговцем? Упрямо выдвинув челюсть, Кити сжала кулачки и вздохнула. Нет. Она не будет жалеть о принятых решениях. Она не предатель.

— Вот и замечательно, — неожиданно широко улыбнулась наемница. — Рюкзаки никогда не помешают. Если я правильно помню карту, вокруг мертвых земель зеленый пояс. Там, где радиация высокая, но еще не убивает, всегда живности полно. А нам запасы нужны. Я поохочусь, а ты ягоды-грибы будешь собирать, лады? Ты, кстати, как в грибах разбираешься?

— Эм-м… — С трудом вынырнувшая из пучин мрачных мыслей, девушка, удивленно моргнув, посмотрела на наемницу. — Не слишком… А как мы туда… — Покосившись на грузовик, Кити изобразила руками неопределенный жест. — Он поедет?

— Конечно, поедет, — насмешливо фыркнула Элеум и принялась со смаком облизывать испачканные в жиру пальцы. — Не скрою, проблем полно. Правый движок, похоже, сдох окончательно. Левый еще держится, но уже сейчас масло жрет поровну с бензином. Которого, кстати, осталось только две канистры. В вале трещина. Небольшая, но есть. Колеса, — кивнув в сторону покосившегося фургона, наемница протяжно вздохнула, — сама знаешь. Герметик кончился, компрессор тоже почти сдох. Автоподкачка уже не справляется. Воздушные фильтры прогорели, карбюратор забит так, что его надо неделю в ацетоне вымачивать, радиатор течет, как псина на случке. Но эту фуру кочевники делали. Так что, она и сломанная нас, куда надо, довезет. Только медленно.

— Понятно… — облегченно выдохнула девушка. — Значит, снова колеса будем качать?

— Пожалуй, даже чаще, чем ты думаешь, — с унылым видом кивнула Элеум и, тяжело вздохнув, принялась тыкать угли костра подобранной с земли палочкой. — Всё, что можно, я заклеила, замазала, прочистила, подтянула. Что смогла, заменила. Но этому парню нужен серьезный ремонт и механик намного круче меня. А то, боюсь, мы до города еще недели две ехать будем. Хорошо хоть из опасной зоны вышли. От лучевухи теперь точно не сдохнем.

— А тут есть город? — искренне удивилась Кити. — Мы, вроде, в такую глушь забрались…

Это было действительно так. Даже до въезда в зараженные земли упорно избегающая больших поселений и оживленных трактов наемница заезжала во всё реже попадающиеся на пути поселки только для того, чтобы пополнить запасы еды или бензина. А уж после прохождения радиационного пояса девушка не видела ни одного признака цивилизации. Ну не считать же таковым старую, разбитую довоенную трассу, которой они придерживались пару последних дней. Впрочем, в этом вопросе Кити с Элеум была полностью солидарна. В некоторых местах их принимали довольно радушно. В некоторых… в некоторых Кити пряталась в грузовике, пока Ллойс с дробовиком наперевес "убеждала" местных обменяться с ними припасами. Или хотя бы дать спокойно уехать. Именно после одной из таких "встреч с цивилизацией" в револьвере наемницы закончились патроны, на триплексе фургона появилась пара новых трещин, а лишившаяся большей части стекла дверца со стороны водителя обзавелась здоровенной, с кулак величиной, дырой. У кого-то из крестьян оказалась с собой крупнокалиберная винтовка.

— Есть, — слегка поморщилась Элеум. — Я не хотела туда заезжать, думала обойти баронства. Доехать до большого рынка в Аламо, закупиться там всяким барахлом, а потом уже рвануть к Сломанным холмам, и дальше через солончак. Но, во-первых, из-за поломок мы еле плетемся, и нам просто не хватит припасов, а во-вторых, мы изрядно потратились, когда проезжали Мертвый язык. Так что, нам не мешает прикупить фильтров для противогазов. И сами противогазы тоже. А еще лучше, новые ОЗК, чтобы не выбрасывать потом хорошие шмотки, поэтому придется заехать в Бойню.

— Плохое название, — зябко поежилась Кити. — Это поселение Рейдеров? Как их там называют… гнездо? Ты там бывала?

— Сколько вопросов, — усмехнувшись, Ллойс провела рукой по торчащим во все стороны иглам непослушных жестких, словно щетка, волос, — чёрт, ну почему они растут быстрее, чем я их брею? — Проворчала она недовольно.

— У тебя хорошие волосы. Густые… И цвет красивый. Если потерпишь пару-тройку месяцев, можно будет сделать очень симпатичную прическу. — С улыбкой посмотрела на наемницу Кити. — А уже через год можно будет заплетать косу. Вплетем тебе в волосы пару ленточек. Тех зеленых, что в ящике в кабине грузовика лежат. Тебе пойдет.

— Ну, уж нет, — передернула плечами Ллойс. — Никаких ленточек. А что до причесок… По мне, длинные волосы нужны только для того, чтобы вшей кормить. Ну и еще, чтоб всяким сволочам хватать удобней было.

— А почему тогда мне отрезать не дала? — Девушка, обиженно поджав губы, коснулась свисающей с плеча длинной и толстой, с руку взрослого человека, перетянутой обтрепанной матерчатой лентой косы.

— Потому что красиво, — буркнула наемница и, бросив палочку в огонь, принялась наблюдать, как ее пожирает пламя. — Неужели не ясно? В общем, в Бойне довольно экзотические порядки. Городок небольшой, но пыжатся они не по-детски. Впрочем, как и все остальные в этих местах… Они, вроде как, под Красным двором, так что держи ушки на макушке — рейдеров там полно.

— Красный двор? — Тут же забыв об обиде, сдвинула брови Кити.

— А ты не слышала? — Задумчиво почесав подбородок, Элеум вытащила из кармана следующую самокрутку, повертела ее в пальцах и со вздохом убрала обратно. — Красный двор — это вольный город. Почти такой же большой, как Сити, но… Мутанты, рейдеры, сектанты всех мастей, причем, в основном, секты там прижились самые гадкие — это их дом, их база и родина. Ну и порядки на своих землях у них соответствующие. Так что, как доберемся до Бойни, лучше держись поближе. И если что, кричи изо всех сил. Я бы дала тебе лупару, но боюсь, что ты, скорее, себе что-нибудь отстрелишь, чем обидчику… И учить тебя пока не получится. Нечем. Что до револьвера, там отдача такая, что эта дура тебе просто запястье сломает. Вернее, сломала бы, будь в ней хоть один патрон. И если бы это барахло при каждом втором выстреле не заедало. Поэтому, сейчас поедим и начнем подбирать тебе рубило по руке. Или пару… Нам, девочкам, без защиты — никак, — подмигнув Кити, наемница снова провела ладонью по заросшей макушке.

— Правда? — Обрадованно захлопала глазами девушка.

— Правда-правда, только сначала поможешь мне обрить башку. — В руке наемницы, будто по волшебству, материализовался короткий и узкий, отполированный до блеска клинок. — Без зеркала режусь постоянно, кровищи потом — как будто свинью резали, а шмотки-то стирать нечем. У нас воды нет… Почти.

— А не помешало бы, — тихо вздохнула Кити.

Недавний встреченный ими "родник" с тонюсенькой пленкой мутноватой жижи, покрывающей застывшую на дне глубокого оврага грязевую лужу, был настолько мал, что за день им удалось набрать только две канистры жидкости. Половина с таким трудом набранной воды сразу ушла в радиатор грузовика. Оставшаяся половина, заботливо профильтрованная наемницей сначала через набитую песком и углями от предыдущего костра мятую пластиковую бутылку, затем через противогазный фильтр, а потом тщательно прокипяченная, была припрятана для питья и готовки. О том, чтобы устроить "банный день", не было и речи.

— Эй! А сама ты когда последний раз мылась? Принцесса сказочная нашлась. — Подхватив ложку, Элеум отправила в рот очередную порцию варева и, задумчиво пожевав губами, выплюнула под ноги осколок длинной, загнутой крючком кости. — Какая, всё же, дрянь этот зобик… Как будто башмак жуешь… ношенный.

— А я ведь предупреждала, — тяжело вздохнула Кити. — Это всё крапива. И лопух. И кстати, обычно тебе нравятся мои сказки.

— Нравятся. — Улыбнулась наемница. — Они… добрые.

Ее суровое, жесткое лицо на секунду преобразилось. Расслабилось, поплыло, стало каким-то по-детски беззащитным и наивным. Но это длилось всего лишь секунду.

— Ллойс?

— Ну, что?

— А у нас, ведь, есть краска?

— Ну, есть… — протянула наемница. — Акриловая.

— Можно, я грузовик разрисую? Чтобы всем было видно, что он твой.

— Это как в бандах, что ли? — Насмешливо вскинула бровь Элеум.

— Ну… — смешалась Кити. — Наверное… Мне вот, например, эта картинка нравится. — Палец девушки несмело указал в сторону набитой чуть выше ключиц наемницы татуировки, изображающей оскаленного волколака. — Она очень красивая.

— Это клеймо. — Тяжело вздохнув, закатила глаза наемница. — Гладиаторское клеймо. Знак чемпиона Арены Сити. Нанокраска — не сведешь. Даже если шкуру ломтями резать или сверху другой партак набить. Всё равно, рано или поздно проступит.

— Красивая, — упрямо повторила Кити.

— Да делай, что хочешь, — лениво отмахнулась наемница и, громко рыгнув, принялась выскребать остатки обеда из котелка. — Кстати, если решишь погулять, далеко не уходи: дождь собирается.

Задрав голову, Кити недоуменно моргнула и перевела взгляд на расправляющуюся с остатками еды Элеум. На небе было ни облачка.

— А я ведь, предупреждал, Эрик, работенка не из простых. Ну, давай, рассказывай, обычно мне нравятся твои байки, — криво усмехнулся невысокий, непомерно тучный мужчина и отправил в рот очередной кусок мяса.

Широкие челюсти говорившего принялись перемалывать пищу с равномерностью роторного механизма. На бугристом, небрежно выбритом черепе выступили мелкие капельки пота. Многочисленные подбородки и складки затряслись в такт движения занятых привычной нагрузкой мышц.

Эрик Ставро, по прозвищу Цикада, слегка улыбнулся, молча сбросив на исцарапанный, покрытый жиром стол объемистый куль, удерживаемый до этого на сгибе руки, и опустился на скамью.

— Что это? — Не прекращая жевать, вяло поинтересовался толстяк. — Решил стать барахольщиком?

— Твой заказ, — небрежно проронил Ставро. Губы мужчины растянулись еще больше, превращая улыбку в полубезумный оскал. — Здесь все. Вернее, их головы. Это было… не слишком сложно. Даже, пожалуй, скучно. Я ожидал большего. Всё-таки, два лучших бойца-человека твоей арены. Мне казалось, что я наконец-то получу вызов. Бой. Смогу проверить свои способности. А в результате — только слезы и мольбы о пощаде. Ты меня обманул, Джебедайя. Обещал настоящее дело, а что я получил? Скуку. Скуку и серость будней. Дорожную пыль, утомительную погоню и жалкую пародию на настоящих бойцов. Твои гладиаторы оказались полным дерьмом. Неудивительно, что весь этот твой… цирк терпит убытки.

— Мой, как ты выразился, цирк терпит убытки из-за севшего мне на шею Брокера и таких, как ты. — На секунду перестав жевать, толстяк брезгливо ткнул мешок пухлым пальцем. — Обязательно было на стол выкладывать? Я ведь, завтракаю. Убери.

Не прекращая улыбаться, охотник за головами небрежно смахнул куль под ноги и, поерзав по скамье затянутым в узкие кожаные штаны задом, принялся чуть слышно постукивать по покрытым потеками жира доскам длинными ухоженными ногтями.

— Ну, чего еще? — Отхлебнув пива из огромной деревянной кружки, жирдяй насмешливо уставился на сидящего напротив наемника.

Со стороны это выглядело довольно забавно. Два сверлящих друг друга глазами мужчины. Первый: весь в коже и серебре, высокий, статный. С волевым профилем, похожим на те, что обычно отливают из бронзы, с аккуратно уложенными в сложную прическу волосами цвета соломы. Второй: лысый, нескладный, обрюзгший. Одетый в баснословно дорогую, ещё довоенную, но сейчас заляпанную грязью, трещащую под напором жировых отложений нелепую, неудобную, одежду. Похожий на обретший самосознание кусок подтаявшего домашнего масла.

Завсегдатаям трактира, где происходила встреча, было не смешно. Те, кто потрусливей и поумнее, спешно допивали свое пиво и покидали заведение. Те, кто посмелее и полюбопытней, уткнувшись в тарелки и кружки, тщательно изображали, что не прислушиваются к разговору двух самых опасных людей в городе. Остальные… остальные так или иначе работали на толстяка.

— Моя плата, — процедил охотник за головами.

— Пла-та?.. — Протянул устроитель боев и, покопавшись на поясе, бросил на стол небольшой, гулко звякнувший кошель. — Здесь двести. Может, на пару монет больше… По сотне за голову. Только за уважение к твоей квалификации и потраченному времени. Ну и в знак признательности твоей семейке, сбагрившей ко мне такую находку для нашего общего бизнеса.

— Мы договаривались на пятьсот за каждого, — нахмурился Эрик, не торопясь принимать серебро.

— Мы договаривались, что ты приведешь их живыми, — слегка раздраженно процедил толстяк. — На кой мне их бошки? Солить? Повесить на воротах? Обработать и сделать из черепов чаши? Рабы приносят прибыль, только когда работают на маковых полях или дерутся на арене. Я ценю твои усилия, но заказ не выполнен.

— Возможно, ты прав. — Глубоко вздохнув, охотник за головами протянул руку и, подхватив кошель, взвесил его в руке. — Двести монет, говоришь?

— Может, на пару грамм меньше, — снова отхлебнув пенистого, отчаянно воняющего кислятиной напитка, Джебедайя Финк со скорбным видом оглядел пустую тарелку и почесал заросший густой щетиной подбородок. — Утром тут было триста монет, но пока я тебя ждал, мне пришлось слегка заморить червячка, и я съел пару бифштексов.

— Ты хотел сказать: пару дюжин, — громко рассмеявшись, Ставро, прихлопнув ладонью по столу, наклонился к толстяку. — Может, накинешь еще полсотни за третьего? Понимаешь ли, за последнее время я немного поиздержался.

— Третьего? — Удивился толстяк.

— А ты что, не знал? — Вновь приглушенно хохотнул Эрик, пряча кошель за пазуху. — Эта сучья баба была беременна. У нее даже пузо расти начало. Так забавно визжала, когда я вырезал из нее ублюдка… Кстати, дралась она неплохо. Чуть не испортила мне куртку. — Ставро самодовольно пригладил ладонью блестящий, слегка пахнущий силиконовой смазкой рукав усеянной серебряными накладками косухи. — А вот ее дружок меня разочаровал: кинулся на меня с палкой, с чёртовой, утыканной гвоздями дубиной. Представляешь? Я забил ее ему в глотку, так что… Одна из голов слегка попорчена. Учти.

За столом воцарилось молчание. Толстяк сосредоточенно промокал остатки подливы корочкой хлеба. Ставро чистил ногти неведомо как появившимся в руках тонким и длинным, словно вязальная спица, ножом.

— Знаешь, — прервал тишину Джебедайя, — я заплачу тебе еще сотню. При одном условии.

— Каком? — Вопросительно вскинул брови наемник.

— Мне понравилась твоя история, Ставро. Очень понравилась. И я хочу, чтобы завтра эту сказку знала вся Бойня. Хочу, чтобы каждый фермер, каждый рабочий, погонщик скота, сутенер, попрошайка и вор, каждый в моем городе пересказывал другому эту новость… Хочу, чтобы ее услышал каждый гребаный кусок дерьма из-за стены, что приходят сюда хлестать бормотуху и давиться бобами, а еще больше я хочу, чтоб об этом знал каждый раб. Неважно, трудится ли он в поле, служит в доме или дерется на арене.

— Это скучно, Джебедайя, — тяжело вздохнув, молодой человек убрал нож в рукав и нетерпеливо забарабанил по столешнице пальцами. — Скучно и глупо. Ты и сам можешь распускать слухи. Это у тебя получается намного лучше меня. Кстати, можешь рассказать, что я вытащил у них глаза ложкой, и что отрезал от них по кусочку и скармливал друг другу. Особенно народу понравится та часть, как я заставил девчонку смотреть, как я разделываю ребенка, пока она не сдохла.

— Чего ты хочешь? — Помассировав виски, толстяк уставился на охотника за головами тяжелым взглядом. — Я тебя знаю, Эрик, а ты — меня. Я люблю тебя, как сына, которого у меня никогда не было, и только поэтому ты после всех своих эскапад еще не лежишь в канаве с перерезанной глоткой. Поэтому я спрашиваю тебя последний раз: чего ты хочешь?

Губы охотника за головами снова разошлись в кривой усмешке. В полумраке трактира сверкнули острые, треугольные, похожие на акульи зубы.

— Мне нужен вызов, Джебедайя, — промурлыкал охотник. Изо рта молодого человека медленно появился кончик длинного, тонкого и черного, как смоль, языка, который вытянулся, коснулся брови и втянулся обратно. — Мне нужен настоящий бой. Реальное испытание, понимаешь? Конечно, понимаешь, ведь ты знаешь толк и в том, и в другом. А ещё знаешь, что людям приелись твои бои.

— Хочешь попытать шанса на моей арене? — Задумчиво пожевав губами, Финк сделал еле заметный жест пальцами.

Тут же подбежавший к столу хозяин заведения, длинный и прямой, как будто кто-то засунул в него черенок от лопаты, седой, как лунь, старик, поспешно подхватил пустую посуду, смахнул со стола крошки и поставил перед толстяком следующую тарелку, полную кусков залитого подливой, источающего пряный аромат, обжаренного до золотистой корочки мяса. Рядом с обновленным блюдом, чуть слышно стукнув стеклянным донышком о столешницу, опустилась запотевшая кружка с пивом.

— Нет-нет, — проследив за поспешно убегающим в сторону кухни стариком, отмахнулся от жирдяя Ставро. — Твои, с позволения сказать, бойцы для меня на один укус. Это, как таракана прихлопнуть. Кроме брезгливости — никаких ощущений. Нет. Мне нужен настоящий гладиатор, а не те обмылки, что ты предлагаешь.

— Могу устроить для тебя схватку с упырем, — скрестил руки на груди толстяк. — Старику Максу, все равно, пора на покой. Слишком уж вымахал. Ставок против него уже и не делают. Или десяток волколаков, а? Вот это будет зрелище!.. Но тебе придется туго… Ладно, расставлю стрелков для подстраховки. Не хочется рассказывать твоей семейке, как ты решил проверить свою крутизну и свернул себе шею…

— Ты не понял, — прервал толстяка молодой человек. — Я не хочу драться с монстрами. Мне нужен прайм. Настоящий прайм. Из Сити. Не заставляй меня начинать развлекать себя самостоятельно. — На кончиках пальцев молодого человека неожиданно засверкали маленькие искры. — Мне почему-то кажется, что тебе не понравятся мои забавы.

— Хочешь пободаться с Зеро? — Прищурился Финк.

— Нет. — В глазах охотника за головами сверкнуло раздражение. — Кого-нибудь… менее… звучного…

— А разве не ты что-то говорил о вызове? — Насмешливо прищурился Финк.

— Джебедайя… — Острые ногти охотника за головами с визгом прошлись по доскам стола, оставляя на них глубокие борозды.

— Я подумаю. — Улыбнулся толстяк. — Я очень хорошо подумаю, Эрик. А пока я этим занимаюсь, побудь послушным мальчиком и постарайся сегодня никого не убить. В городе последнее время и так… напряженно. Ты дорого мне обходишься, парень. И ты наверняка догадываешься, насколько я не люблю, когда мельница мелет в убыток. Моя мельница. И мой убыток. Чаша моего терпения опасно переполнена. — Пухлая ладонь толстяка поднялась. Похожие на сардельки большой и указательный пальцы сдвинулись, оставив между собой пару миллиметров. — Осталось во-от столько, и тебя не спасет ни твой папашка, ни весь твой дом, клан, семейство или, как там вы зоветесь. Большой войны из-за тебя не начнется, недаром тебя отправили сюда "попрактиковаться". А маленькую я переживу. Ты понял? — Неуловимым движением подхватив вилку, толстяк, наколов на нее кусок мяса, отправил его в широко открытый рот и снова заработал челюстями.

— Я думаю, мы друг друга услышали, Джебедайя, — после долгой паузы кивнул охотник за головами.

— Услышали, — проглотив еду, кивнул толстяк и, вытерев жирные пальцы не первой свежести платком, снова скрестил руки на необъятной груди. — Кстати. К вопросу о скуке. У меня есть для тебя еще одна работенка. По профилю. И на этот раз, я надеюсь, ты все сделаешь так, как я скажу.

— Опять… — протянул наемник. — И что в это раз? Показательная казнь? Кого-нибудь проучить? Или опять искать беглых?

— Я бы подбрасывал тебе более сложные дела, — пожав плечами, жирдяй, аккуратно отрезав от бифштекса небольшой кусочек, насадил его на вилку и, ловко обмакнув в соус, принялся крутить его перед глазами, любуясь отражающимися от жирной поверхности световыми бликами, — но ты так и не выполнил главного моего поручения. Мне всё ещё нужна голова Брокера, Ставро. А ее у меня до сих пор нет.

— Урод слишком хорошо прячется, — сморщился наемник. — Прежде, чем я докапываюсь до очередной его норы, он успевает сделать себе новую. А Ликана мне совершенно не помогает… Так, какую работу ты мне сейчас предлагаешь?

— Думаю, тебе понравится, — откинувшись на спинку жалобно заскрипевшего от непомерной нагрузки стула, Джебедайя Финк отдышливо засопел и стер со лба тонкую пленку отчетливо пахнущего ацетоном пота. — Во всяком случае, основным условием будет… не сдерживаться и проявить фантазию.

— Уже интересно, — в предвкушении раздув ноздри, наемник наклонился к толстяку.

— Интересно, — задумчиво протянул мужчина и, слегка наклонив голову к правому плечу, поправил висящий на плече массивный пластиковый контейнер. — Интересно, — повторил он в пустоту и, свернув с обочины разбитой дороги, успевшей подсохнуть после ночного дождя, принялся карабкаться на высящийся чуть в стороне от нее холм.

Подниматься пришлось довольно долго. Склон был крутым и скользким. Короткая жесткая трава резала ладони и не давала за себя уцепиться. Раскисшая, давно отвыкшая от влаги, не успевшая окончательно просохнуть земля предательски расползалась под подошвами затертых до дыр сапог. Будто наверстывающее упущенное за предыдущие сутки солнце немилосердно пекло затылок, но мужчина не выказывал никаких признаков усталости. Высокая, неестественно худая, замотанная в невероятное даже по меркам Пустошей когда-то ярко-желтое, а теперь грязно-бурое тряпье, чем-то напоминающая экзотическое насекомое фигура с маниакальным упорством ползла к своей цели. Соскальзывала, падала, поднималась и снова продолжала свой путь. Солнце почти встало в зенит, когда мужчина, наконец-то, достиг вершины. Утерев слегка вспотевший лоб тыльной стороной ладони, путешественник расплылся в широкой улыбке, задрав голову, и принялся пристально вглядываться в чуть подёрнутое дымкой редких облаков небо.

— Конечно, — кивнул он после долгой паузы, — Твоя воля, — и скинул с плеча чехол.

Чуть слышно щелкнули застежки, матово блеснула на солнце вытертая до белизны арамидная ткань подложки. Длинные пальцы путешественника бережно огладили содержимое футляра. Клацнула сталь зажимов, и на свет показалось хищное, узкое тело винтовки с неестественно длинным шестигранным стволом. Сухие, потрескавшиеся губы мужчины чуть заметно шевельнулись и разошлись в блаженной улыбе. С легкостью перехватив громоздкое с виду оружие, странник ловко утвердил его на коленях, примкнул к массивной ствольной коробке извлеченный из того же чехла прицел, прицепил сошки, уверенными, говорящими о долгой практике движениями прикрутил и отрегулировал приклад. Осторожно, один за другим, вставил в сверкающие начищенными до зеркального блеска контактами пазы питательные элементы и щелкнул находящимся на месте затвора переключателем.

— Еще разок, милая. По Его воле, по Его слову, — прошептал путник, и неожиданно развернувшись слитным, каким-то змеиным движением подтянул приклад к плечу. Громоздкая, неуклюжая коробка прицельного устройства чуть слышно зажужжала, синхронизируясь с оружием, и приветливо моргнула зеленым индикатором. Мир привычно скакнул перед глазами, приблизился, стал ярче, четче, острее. Чуть заметное, еле слышное и ощущаемое, чувствующееся лишь размытым намеком, стало ясным, как дневной свет. Бесконечным, как круговорот звездного купола. Неотвратимым, словно само время…

По дороге ехал грузовик. Поднимая огромные столбы пыли тяжелый автомобиль, в равной степени покрытый пылью и ржавчиной, тяжело переваливался по надолбам изрядно запущенной, разбитой в хлам, уже начавшей кое-где зарастать травой, старой довоенной трассы. Его наполовину сорванный с креплений брезентовый тент, с грубо намалеванной на боку заляпанной потеками жирной дорожной грязи волчьей морды, трепетал на ветру, словно знамя давно забытой армии. Громыхающее броневыми листами, скрипящее рессорами, казалось, вышедшее из страшных сказок про Черные годы чудище перло по тракту, чадя разболтанным двигателем и подминая под себя кустарник обочин слишком тесной для него дороги. Мужчина еле заметно повел плечом, и перекрестье прицела послушно сместилось в сторону кабины. Две женщины. Одна в глубине — худая, болезненно бледная — держит в руках длинный блестящий тесак, улыбается и что-то быстро говорит второй. Красивая улыбка. Острая, как грани хрустального осколка, хищная, предвкушающая. Она напоминала о сулящем прохладу и облегчение путникам роднике. Вот только жаль, что чистая с виду вода уже давно была отравлена медленным ядом. Вторая, сидящая за рулем, полная противоположность первой. Высокая, крепкая; чуть поблескивает на солнце свежеобритый, покрытый многочисленными татуировками её череп; пронзительный взгляд, угрюмое выражение лица. Она больше напоминала камень, до поры лежащий на вершине горы валун, безобидный с виду, но на самом деле, готовый в любую минуту сорваться и дать начало всесокрушающей лавине.

Мужчина кивнул. Он не ошибся. Он никогда не ошибается. Его слово крепче костей гор. Ярче солнца. И опасней вошедшей прямо в сердце стали. Палец стрелка медленно соскользнул на кнопку электроспуска. Отполированный тысячами прикосновений углепластик слегка обжег кожу неестественной для этого больного, умирающего мира теплотой и гладкостью, и стрелок замер, словно пронзенный молнией, чутко прислушиваясь к медленно разгорающейся в груди, тянущей, нестерпимо сладкой боли. Он ждал. Встроенный дальномер услужливо подсказывал, что до цели почти одиннадцать километров, что влажность воздуха тридцать два процента, а сам снайпер находится на высоте восьмисот тридцати одного метра над уровнем моря. Умный прибор прилежно выводил поправки и коэффициенты, подсказывал стрелку наиболее уязвимые точки предположительно вражеской техники, настаивал на оптимальной дистанции выстрела для уверенного поражения цели, но, на самом деле, это было неважно. Путешественник уже давно не пользовался подсказками полуразумной машины. Они были ему просто не нужны. Ведь, с ним было Его слово. Склонив голову набок, мужчина прикрыл глаза, и сдвинув ствол на несколько градусов, нежно придавил кнопку.

— Яд станет росой, — прошептал он чуть слышно, — лавина станет пылью, огонь — пеплом. Именем Его.

Чтобы достигнуть цели одиннадцатиграммовым разогнанным импульсом сверхмощного электромагнита осмиево-вольфрамовым иглам потребовалось чуть больше полутора секунд. Первая, пробив триплекс, вошла в левый глаз цели. Чудовищной силы гидроудар легко разорвал череп и разбрызгал его содержимое по кабине грузовика. Осколки кости впились в татуированную руку водителя, та дернулась, машина вильнула в сторону, но было уже поздно. Вторая игла, ударившись в бронированную стойку, выбила из нее рой осколков, превративших тело второй жертвы в фарш. Третья, легко прошив блок двигателя и потеряв скорость, срикошетила от массивной рамы и вошла в бензобак. Нагретый столкновением до двух тысяч градусов, искореженный столкновением кусок металла с легкостью воспламенил бензиновые пары, превращая автомобиль в огненную могилу.

— Твоя Воля, — опуская оружие, еле слышно прошептал мужчина. — Твое Слово. Твое Царство.

Словно отвечая на слова стрелка, вдалеке громыхнул гром. Развернувшись на восток, мужчина долго вглядывался в наползающую из-за горизонта темную, набрякшую дождем тучу.

— Значит, Бойня… — Прошептал он после долгой паузы.

Продолжая безмятежно улыбаться, путешественник немного побаюкал в руках все еще потрескивающее от жара оружие, дожидаясь окончательного охлаждения ствола. После чего аккуратно разобрал винтовку и принялся спускаться с холма. Он не торопился. Когда небо создавало время, то сделала его… предостаточно.

— Уф-ф… — Тяжело выдохнула Кити, и утерев со лба едкий, напитанный пылью пот, снова занесла над головой тесак.

Ллойс не обманула. Придирчиво выбранное из добрых двух десятков заботливо спрятанных в самых невероятных закутках грузовика "рубил" и "пырял" недлинное мачете действительно пришлось ей по руке. Девушке нравилось уверенная тяжесть и острота лезвия, его хищный изгиб, нравилось, как льнет к коже туго намотанный на рукоять блестящий паракордовый шнур. Нравился звук, с каким массивное лезвие врезалось в неподатливое, многократно закаленное летним зноем и лютой стужей осенних радиоактивных бурь дерево.

— Уф-ф… — Выбив целый фонтан щепок, клинок с хрустом врезался в ствол осины.

Девушка устала. Плечи гудели от напряжения, намятые жесткой рукоятью ладони горели. Запястье при каждом движении простреливала боль, но Кити не собиралась сдаваться. Первым заданием Ллойс было срубить этим тесаком "дерево поприличней", осучковать и оттащить бревно к грузовику. "Чтобы рука привыкла". Несмотря на то, что спустя всего сутки после их отравления кашей из зобика путешественницы въехали в невесть как выросшую посреди степи обширную рощу, искать приличное дерево пришлось довольно долго. Одни казались ей слишком тонкими, другие — слишком сучковатыми и кривыми, третьи покрывал густой слой неприятного и неаппетитного на вид бледного, какого-то слизисто-дряблого мха. Наконец, остановив свой выбор на растущей в центре небольшой полянки молодой, с бедро взрослого мужчины сосенке, девушка принялась за работу. И вскоре поняла, что это не так просто, как ей представлялось. Во-первых, неожиданно оказалось, что дерево намного тверже, чем кажется. Во-вторых, девушка только сейчас осознала, что отошла довольно далеко от лагеря и теперь искренне сомневалась, что сможет дотащить свою ношу до грузовика. В-третьих, снова давал знать о себе измученный желудок. Но отступать Кити не собиралась. Она докажет Ллойс, что способна за себя постоять, что она достаточно сильная, чтобы учиться драться. К тому же, наемнице наверняка понравится угощение, что она заботливо сложила в перешитую из кармана найденного в грузовике распоротого рюкзака поясную сумочку. Окружающие поляну заросли малинника еще пестрели блестящими после недавнего дождя ягодами, но складывать их было уже некуда. Самой Кити малина понравилась. Пусть и слегка кислая, зато точно не отравленная. К тому же, дождь недавно прошел… Девушка невольно улыбнулась. Всего полтора месяца пути, чуть больше шести недель тяжелого труда, опасностей и лишений, всего сорок семь дней свободы, и вчерашний дождь чуть не заставил ее пуститься в пляс от радости. Апогея ее счастье достигло, когда высунувшая под льющие с неба потоки нацепленный на палку анализатор Ллойс объявила, что вода по химии в желтой зоне и почти не фонит. А как они потом выбежали под ливень и принялись набирать живительную влагу в расстеленный брезент… Как поспешно выставляли под дождь сваленные в дальнем углу кузова куски прорезиненной ткани, как сдирали с себя прилипающую к коже одежду и полоскали ее в этих импровизированных бадьях. Как выливали эту воду, набирали новую и сливали ее в пустые канистры.

Желтая зона. Стандарты прошлого давно канули в Лету вместе с почти погибшей цивилизацией. Льющаяся с неба дрянь по довоенным меркам считалась жуткой отравой, но нынешние реалии давно сдвинули приоритеты. Да, подобную воду нельзя было пить. Но в ней вполне можно было мыться или стирать белье. Да и здешняя природа, казалось, была с этим согласна. Вон какая густая и сочная на полянке трава, да и деревья с виду совершенно здоровые. И твердые. Девушка тяжело вздохнула. Элеум наверняка срубила бы подобное деревце в два-три удара, но она не наемница. Ллойс… Кити снова улыбнулась. За эти дни Ллойс стала для нее самым близким человеком. Не потому, что освободила ее от рабства. Не потому, что сорвала с нее треклятый ошейник, и не потому, что заботилась о ней, словно старшая сестра. Просто… Элеум была честной. Жесткой, даже жестокой, частенько несдержанной, абсолютно беспардонной и невоспитанной, возможно, излишне прагматичной и одновременно самоуверенной, упрямой, как целое стадо ослов, но честной и надежной. С ней было нелегко, но Кити ни за что не поменяла бы компанию ехидной и бесшабашной наемницы на какую-нибудь другую. Как же ей все-таки…

— Эй! Смотри, какая краля! — Неожиданно оторвавший от размышлений насмешливый окрик заставил девушку вздрогнуть. — Упарилась, небось, красотуля? Помочь?

Вздрогнув, Кити развернулась и почувствовала, что ее ноги превращаются в кисель. Страха не было, просто внизу живота внезапно раскололся огромный кусок льда, а земля закачалась под ногами, словно едущий по бездорожью грузовик. Ллойс говорила не отходить далеко. Говорила быть осторожней. Говорила, что тут не безопасно. Да она и сама всё видела: не далее, как два часа назад, они проехали мимо остова сгоревшего фургона. Какая же она дура…

Их было восемь. Как на подбор высокие, какие-то тяжелые, налитые, грузные, замотанные в кричаще яркое, скрывающее фигуры тряпье и звериные шкуры с грубо наклепанными поверх стальными пластинами. Они были похожи на братьев. Они и были братьями по профессии. По призванию. Рейдеры. Бандиты. Отмороженные убийцы, плевать хотевшие даже на то подобие законов, что установились в пустошах после Черных лет. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, рейдеры оказались быстрыми. Очень быстрыми.

Первый, заросший густым волосом настолько, что больше напоминал зверя, чем человека, шагнул вперед и небрежным движением закованной в подобие стальной перчатки руки отбил в сторону инстинктивно выставленный девушкой перед собой тесак. Запястье прострелило болью, стало трудно дышать, ноги Кити подогнулись, и она тяжело осела на траву. Успевший подойти второй тут же схватил ее за волосы и грубо дернул вверх, заставляя встать, третий подобрал выроненное девушкой мачете, и несколько раз взмахнув им в воздухе, сунул его за пояс. Рука четвертого сдавила ей горло, пятый, успевший обойти ее сзади, грубо схватил за грудь. Шестой, не обращая никакого внимания на товарищей, сорвал с вяло сопротивляющейся девушки поясную сумку и сейчас увлеченно набивал рот малиной. Стекающий по густой бороде и рукам ягодный сок окрашивал их в алый цвет. Двое последних, сжимавшие в руках странного вида ружья, продолжали смотреть по сторонам. Их утонувшие в забитых грязью морщинах и спутанных волосах, холодные, ровным счетом ничего не выражающие, блестящие, будто каменные окатыши глаза безразлично взирали на происходящее. В них не было ни жестокости, ни желания, ни даже интереса. Только безразличие и смерть. Кити всхлипнула, почувствовав, как ее ноги отрываются от земли. Боли не было. Страх тоже исчез, оставляя после себя кристальную пустоту безмерной усталости. Мир подернулся пеленой и начал стремительно терять краски. В ушах зашумело. "Сейчас все закончится. Ты умрешь. Так или иначе". Вспыхнувшая в погружающемся во мрак от недостатка кислорода мозгу мысль оказалась удивительно четкой и яркой. Губы Кити невольно дрогнули. "Так или иначе". Перестав сопротивляться, девушка прикрыла глаза.

А потом что-то случилось. Кити не поняла, что именно, просто солнце на секунду закрыла стремительная тень, а бандит покачнулся. Его хватка ослабла, и девушка кулем повалилась на землю. В воздухе мелькнуло что-то блестящее и тяжелое, щедро разбрызгивающее во все стороны карминово-красные брызги. В лицо брызнуло теплым, липким, медно-соленым, тягучим и обжигающим кожу, словно застывающая смола, и только тогда Кити поняла, что это рука. Отрубленная по локоть, покрытая грязью и жестким курчавым волосом рука в стальной перчатке. Бандит заорал. Громко, страшно, надсадно, но его крик почти мгновенно сменился бульканьем. Второй, потянувшийся было за оружием громила, как-то странно дернулся, и девушка с ужасом увидела, как его голова распадается на две равные половины. Третий, теряя по пути части тела, отлетел на добрый десяток метров и покатился по траве, щедро окрашивая ее в бордово-алый цвет. Двое стороживших поляну, побросав оружие, медленно оседали на землю, силясь одновременно зажать страшные раны на горле и удержать в грязных ладонях лезущие из распоротых животов сизые кольца кишок.

Оставшиеся рейдеры с криками рассыпались по поляне. Началась суета, грохнули выстрелы, воздух наполнился кислым пороховым дымом. А потом все закончилось. Последний из бандитов, поскуливая, пытался остановить хлещущую из обрубков рук кровь. Над ним, широко расставив ноги, стояла, сжимая в руках свой вибрационный меч Ллойс. Наклонившись вперед, Элеум неторопливо вытерла лезвие своего оружия об одежду теряющего сознание, но продолжающего упорно цепляться за жизнь бандита, повесила свое оружие в петлю на поясе, вытащила из-за пазухи измятую самокрутку, прикурила от вспыхнувшего на кончике пальца огонька, выпустила из ноздрей огромный клуб сизого дыма и только потом обернулась к девушке.

— Ты в порядке? — голос наемницы звучал глухо и хрипло. — Я ведь говорила, держись поближе. И если что — кричи.

Стряхнув под ноги пепел, Элеум сунула сигарету в угол рта, склонилась над телом застонавшего мужчины и, сорвав с него портупею, расплылась в широкой улыбке.

— Двенадцатый калибр. То, что доктор прописал. — Пробормотала она чуть слышно. — Так, а что у твоих друзей? AR-ки … Семь шестьдесят два на тридцать девять? Странно… Обычно под двести двадцать третий… Хотя… Ну да, бывают и такие…

— А-а-а… прости… Ллойс, прости. — Всхлипнула, с трудом поднимаясь на все еще дрожащие ноги, девушка. — Я просто… Я хотела…

Неожиданно согнувшись, Кити, упав на колени, извергла из себя целый фонтан желчи.

— Выпендриться, — ворчливо закончила за нее, даже не посмотревшая в сторону содрогающейся в конвульсиях девушки Ллойс и, деловито сорвав с затихшего тела бандита заплечный рюкзак, принялась обшаривать труп следующего рейдера. — Показать, какая ты крутая, срубив ножом самое здоровое дерево, которое смогла бы отволочь к грузовику. Скорее всего, надорвав при этом пуп.

— Я… — С трудом отдышавшись, Кити утерла тыльной стороной ладони испачканный рвотой рот, и только после этого подняла взгляд на выворачивающую рюкзак уже третьего бандита Элеум. — Прости…

— Проехали, — отмахнулась наемница. — Все хорошо, что хорошо кончается… Лучше помоги их ободрать, пока остальные не набежали. Особенно вон к тому присмотрись, — Элеум ткнула в сторону одного из разбойников пальцем. — Во-первых, он симпатяжка. Во-вторых, у него вроде как, пистолет был за поясом. По-моему, семнадцатый Глок. Тебе в самый раз будет. Легкий, точный, надежный. И патрон довольно ходовой. И сапоги с курткой с него сними, мне его дерьмодавы понравились. Тряпками набить и, как раз, будут. А курточку на тебя перешьем.

— Остальные? — Враз ставшими непослушными губами прошептала Кити.

— Это разъезд Стаи. Ожерелья из костей видишь? — Ткнула пальцем в сторону ближайшего тела наемница. — Шейные позвонки, человеческие. По одному с каждого убитого. Пятерых я положила у грузовика, здесь еще восемь, но эти суки обычно меньше, чем по двадцать голов, не ходят. Но я почему-то думаю, что их здесь на-а-амного больше. И они очень злы. Впрочем, они всегда злы. Я бы тоже была злая, если бы так воняла. И мой грузовик сожгли. Интересно, они вообще моются?

— Грузовик? Это… их…

— Кисонька не тормози. — Рассеянно проворчала Элеум, обшаривающая карманы следующего несчастного. — Пистолет, ботинки, куртка, если еще что полезное найдешь, тоже бери. Можешь, вон, ухо на память отрезать…

— Прости… — Выдохнула девушка, и поспешно кинувшись к указанному наемницей телу, принялась стягивать с мертвого рейдера тяжелые, оббитые по голенищам кусками автомобильных протекторов, ощетинившиеся заточенными болтами креплений брони сапоги. — Фу… А они точно тебе нужны?

— Еще бы… — Хмыкнула наемница и покосилась на собственные, обмотанные по носам изодранной изоляционной лентой сапоги. — Знатные дерьмодавы. Вон, какие шипы красивые. А главное, не дырявые, в отличие от моих. А что до вони, постоят — выветрится… И пистолет не забудь.

— Но… зачем он мне… — Выдохнула девушка, поспешно отходя от тела, с трудом подавляя очередной приступ рвоты. — Ллойс, я струсила… струсила… Я даже не попыталась…

— Что, уже передумала? — В голосе Элеум послышалось раздражение. — Не пойдет, кисонька. Раз начали, значит начали. Ты научишься драться… Ну, или сдохнешь. Это пустоши, принцесса. Так что, мотай сопли на кулак, и вперед. А что до того, что струсила… Штаны сухие?

— Что? — Непонимающе моргнула девушка.

— Если не обделалась, а только проблевалась, значит, в следующий раз не сдрейфишь, — охотно пояснила наемница. — А вот если бы лужу напрудила, ну или в портки навалила, то повозиться бы с тобой пришлось долго… Закончила? Тогда пошли.

— Пошли… — сжимая в охапке сапоги и кобуру с оружием, кивнула бледная, как мел, Кити, — и Ллойс… спасибо…

— Пользуйся, — благодушно усмехнулась Элеум. — Не рефлексируй, принцесса. Просто с тебя вечером сказка. Что-нибудь позитивное. Мне вот про этих… как их… про хоботов понравилось. Продолжение, ведь, есть?

— Хоббитов… — Рефлекторно поправила девушка. — Есть…

— Ага… Их самых. Прикольные коротышки. — Неожиданно повернувшись к зарослям малины, Элеум уперла руки в боки. — А тебе, сладенький, что, особое приглашение нужно? Или желаешь пообщаться с рейдерами?

— Ллойс, ты чего, — удивилась было Кити, но тут заросли затрещали, и из них выбрался высокий, болезненно худой мужчина, держащий на плече громоздкий футляр.

— Зоркие глаза. — Слегка поклонился он. Худое морщинистое лицо незнакомца раскололось в широкой улыбке. — Рад встрече.

— Скорее, острый нюх. Воняешь гарью и смазкой, как будто в старом машинном масле выкупался. Кстати, спасибо, что не угнал мой грузовик, — пыхнула самокруткой Элеум, внимательно оглядывающая мужчину.

— Я бы не стал. Секретка в стартере и заложенная под бензобак фосфорная граната подсказали мне, что это будет… бесчестно.

— Я надеюсь, ты не думаешь, что это все сюрпризы, — довольно ухмыльнувшись, наемница, как бы невзначай шагнула в сторону, закрывая собой застывшую от неожиданности Кити.

Глаза Ллойс внимательно прощупывали фигуру незнакомца. Неожиданно плечи её расслабились, развернувшись к монаху спиной, Элеум, сосредоточенно пыхтя папиросой, принялась подбирать брошенные на землю сапоги. Закинув их на плечо, наёмница повернулась к настороженно разглядывающей незнакомца девушке и заговорщически ей подмигнула.

— Пустоши учат нас быть осторожными. — Снова слегка поклонился мужчина и поправил весящий на плече массивный футляр. — Ты не думаешь, что запах твоего табака наведет на нас собак?

— Во-первых. Это не совсем табак. Во-вторых, не думаю, что у них есть собаки, но лучше давай обсудим это в дороге. — Фыркнула наемница, отбросив в сторону окурок, поправила слегка сбившуюся набок, висящую на поясе кобуру с обрезом.

— Мудрая мысль. — Кивнул мужчина и, неожиданно повернувшись к девушке, вновь склонил голову в поклоне. — Можешь звать меня Конрад Берг, дитя.

— Потом полюбезничаешь, святоша, — буркнула Элеум и, развернувшись, зашагала прочь. — И не лезь к кисоньке.

— Сколько боли, — покачал головой, провожая взглядом удаляющуюся Элеум, незнакомец. — Именем Его, сколько боли.

— Вы… монах? — С удивлением посмотрела на мужчину Кити.

— Милостью Его, дитя. — Кивнул мужчина, и буквально, выдернув из рук девушки куль одежды, поспешил вслед за Элеум. — Но твоя сердитая подруга совершенно права, не стоит здесь оставаться. Небо не любит, когда проливается лишняя кровь.

— Ну почему так всегда, а? — Обратился к пустоте, задумчиво постукивая по торчащей из расстегнутой поясной кобуры тюнингованой, анатомической рукояти "Twenty Eleven" Ставро.

Еще раз обойдя кругом еле заметно курящийся дымом остов грузовика, молодой человек присел на корточки и поднял с земли обожженный кусок пластикового пакета. Брезгливо стряхнул с полупрозрачной пленки остатки тут же унесенного ветром, пахнущего кислой гарью желтоватого порошка, и расплылся в широкой улыбке. С измятого, деформированного обрывка пластика на наемника смотрела перечеркнутая стилизованной под кинжал буквой "Ф" оскаленная морда волка. Символ арены Финка. Если честно, Эрик был слегка озадачен. С одной стороны, данная Финком работа была наполовину выполнена, с другой — Ставро очень не любил, когда у него отнимают возможность хорошенько развлечься. Наемник облизнул губы. Развлечения. В них-то и была его основная проблема. Некоторым при виде результатов его шуток становилось плохо, некоторые пытались его убить, но реакцией большинства были отвращение и страх. По мнению охотника за головами окружающие просто не понимали всей глубины и тонкого юмора его игр. Полета мысли, вырезанного в кости и плоти. Точность и изящество каждого разреза, каждого перелома, каждой пролитой капли крови. По большому счету, Эрик давно наплевал бы на их реакцию, но, к сожалению, его семья тоже не одобряла пристрастий своего отпрыска. Сначала его мягко журили, мол, негоже столь перспективному и талантливому молодому человеку заниматься подобной ерундой. Потом начали коситься и потихоньку оттирать от бизнеса, отговариваясь, что, мол, из-за его утех в товаре потом слишком большой процент "брака", и что Дом терпит убытки. А потом попросту сослали в эту несусветную глушь, к "другу" — жирному борову Финку. Мало того, перед отъездом ему вполне доходчиво дали понять, что этого самого Финка впредь следует считать боссом. И слушаться его, как босса. Они думали, что подобное положение вещей его расстроит или заденет. Заставит поменять жизненные приоритеты. Жалкие снобы. Именно в этой дыре он впервые за много лет почувствовал себя почти свободным. Пусть его и лишили многих привилегий, пусть он больше не видит всего величия большой арены Сити. Пусть он сейчас не прожигает жизнь в закрытых клубах, не устраивает грандиозных попоек с друзьями, не может, разогнавшись по проспекту на своей любимой машине, бросаться серебром в вытянувшиеся от зависти морды бродяг, пусть сейчас у него иногда недостаточно денег даже для того, чтобы обновить гардероб и заказать новый костюм, но только здесь он понял, что на самом деле человеку нужно не так много. Пригоршню серебра на покупку патронов. Еще немного на кое-какие шмотки, не такие шикарные, как он покупал в Сити, но достаточно приличные, чтобы чувствовать себя тем, кто он сесть. И совсем чуть-чуть на то, чтобы раз в пару-тройку недель подпоить, спровоцировать драку и, не торопясь, разделать на части какого-нибудь несчастного приезжего, не знающего, кто подсел к нему в баре.

К сожалению, люди не ценили его искусства. Блевали, ругались и требовали убрать "вонючую падаль". И только Финк молча усмехался, глядя на то, что оставалось от очередного задиры. Ставро подозревал, что на самом деле, жирдяю нравятся его шутки. Возможно, толстяк даже получал от них какое-то удовлетворение. Хотя… толстому хряку, наверняка, было просто наплевать. Джебедайя мог искренне радоваться только трем вещам: жратве, выпивке и монетам. А ненавидел только одну — убытки… Именно поэтому Эрик почти никогда не использовал для своих развлечений его рабов. Слишком большую неустойку потом приходилось платить устроителю боев.

— Мышка, мышка… — выдохнул Ставро и задумчиво прищелкнул пальцами. — Тебе крышка…

Губы охотника за головами изогнулись в кровожадной ухмылке. Если одна задача разрешилась сама собой, надо заняться остальными. А потом он найдет опередившего его шутника. Найдет и поговорит. Хорошо поговорит.

Легко разогнувшись, мужчина еще раз оглядел место происшествия, аккуратно сложил обрывок пакета, бережно положив его во внутренний карман блестящей новизной и смазкой кожаной, щедро отороченной серебряными шипами-накладками куртки, бодро зашагал по наполовину заросшей колее. Заполнившая следы от колес тяжелого грузовика, не успевшая еще просохнуть после недавнего дождя грязь, злорадно захлюпав, попыталась было обхватить начищенные до блеска остроносые, окованные гравированными серебряными накладками яловые сапоги, зацепиться за тисненую кожу расшитых штанов, осесть на белоснежно-белых полах выбивающейся из-под куртки шелковой рубахи, но в скором времени оставила бесплодные попытки. Через некоторое время молодой человек, чуть сбавив шаг, заложил руки за спину и принялся мелодично насвистывать разудалый мотивчик недавно услышанной в баре похабной песенки. Грязная жижа продолжала чавкать под ребристыми подошвами, но следов за Эриком не оставалось.

Лагерь боевиков Стаи он нашел, два часа спустя. А потом не меньше получаса потратил на поиски секретов и постов, которых, к великому удивлению и сожалению наемника, попросту не оказалось. То ли рейдеры были абсолютно уверенны в том, что в этих землях их никто не посмеет тронуть, то ли сказывалось успевшее войти в легенды раздолбайство бандитов. Так или иначе, расположившийся вокруг нескольких разнокалиберных машин отряд из более сорока мужчин и женщин, нашел себе намного более интересные занятия, чем забота о собственной безопасности. Кто-то самозабвенно надирался бережно сохраненным и сейчас вытащенным из багажников машин теплым самогоном, кто-то, видимо, уже дойдя до кондиции, неуклюже танцевал вблизи расположенного вокруг лагеря огромного костра. Кто-то увлеченно кидал кости, кто-то, видимо, проигравшись, уже достал нож и под одобрительные крики товарищей пытался зарезать более удачливого товарища. Кто-то сношался. Несколько рейдеров, вооружившись палками, заталкивали в костер связанного проволокой детеныша волколака. Тварь выла, но ее вой растворялся в многоголосом хохоте бандитов. Эрик поморщился. Он всегда считал, что эти ублюдки из Стаи ничем не лучше животных. Хотя… рабы из них выходили неплохие. Нет, на поле или в шахту их работать не отправишь — слишком злобные и тупые, хотя и выносливые, но вот развлекаться с ними — одно удовольствие. Да и на арене они обычно держались дольше других. Намного дольше. Дело в том, что в банде выживали только самые сильные. Во-первых, этому активно способствовали царившие в Стае чрезвычайно жесткие, даже по меркам рейдеров порядки. Во-вторых, бандиты охотно принимали в свои ряды мутантов и боевых модификантов. Но самое главное, каждый член банды не реже раза в сезон проходил "причастие" — акт ритуального каннибализма. Говоря проще, слабых в Стае просто-напросто съедали. В буквальном смысле этого слова. В принципе, людоедство в пустошах, особенно на берегах Светящегося моря, не считалось чем-либо из ряда вон выходящим. Но в банде стайников перед съедением несчастного накачивали особой, держащейся в строжайшей тайне смесью наноботов и рекомбинирующих ДНК вирусов-архитекторов. Ну и наркотиков, куда же без этого. Причем, смесь в чистом виде была крайне токсичной и ничего, кроме мучительной и долгой смерти получившему "дозу" не сулила, но пройдя через организм приговоренного коктейль из кустарно перепрограммированных наноботов, штаммов боевых вирусов и смертельно опасной термоядерной дури обретал довольно любопытные свойства. Регулярно проходящие через пиры "причастий" члены банды начинали меняться. Увеличивалась мышечная сила и масса, росла выносливость и скорость. Постепенно утрачивалась чувствительность к боли, резко усиливались регенеративные способности. Тела деформировались. Некоторые через пару-тройку лет начинали представлять собой некое подобие серокожих — довоенных геномодифицированных солдат. Некоторые стайники напротив усыхали, прорастая крепкими, как сталь жилами, и приобретая нечеловеческую гибкость, скорость и реакцию. Так или иначе, бандиты медленно, но верно, превращались в "боевых зверей" — объект своего поклонения и самую страшную ударную силу бандитов. Эрик однажды видел подобного "зверя". И представлял его способности. Модификанту в одиночку ничего бы не стоило зачистить средних размеров селение, а пара десятков подобных тварей могли бы доставить множество проблем даже крупному городу. Жаль, что тогда ему так и не дали сразиться с монстром. Это был бы настоящий бой.

Эрик тяжело вздохнул. Не повезло. Ни тогда, ни сейчас. Собравшимся в лагере бандитам до представителей своих божеств, да даже просто до своей элиты было еще очень и очень далеко. Шушера, мелочь. Поудобней устроившись на ветке раскидистого, наверняка, помнящего времена еще до Черных лет дуба, Ставро скрестил на груди руки и принялся ждать. Вскоре его терпение было вознаграждено. От общей людской массы отделилась и направилась в его сторону одинокая фигура.

Наемник слегка прищурился. Уже стемнело. Ночь, как назло, приключилась облачная и безлунная, но измененные плавающими в крови наноботами и ножами умелых хирургов глаза молодого человека давно уже были способны видеть даже в абсолютной темноте. Женщина. Высоченная, под два метра, здоровенная, бугрящаяся так и ходящими под щедро покрытой татуировками кожей мышцами бабища. Не элита и даже не боевик, но явно не новичок. Два-три сезона "причастий" точно. На голове выкрашенный в ярко-оранжевый цвет ирокез. Лицо можно было бы назвать симпатичным, если бы не слой грязи и торчащие из-под нижней губы мощные клыки. Идет уверенно, ровно, на ходу расстегивая штаны, непомерно широкие, покрытые чем-то, подозрительно напоминающим засохшую рвоту и кровавые потеки. Улыбнувшись, Эрик легким движением вытащил из висящего под мышкой чехла небольшой шкуросъемный нож. Где-то вдали завыл преследующий добычу волколак. Охота началась.

Когда Кити открыла глаза, солнце уже подходило к зениту. Проспала. Почувствовав, как наливаются жаром уши и щеки, девушка поспешно откинула в сторону плед, подхватив сиротливо стоящие в дальнем углу обустроенной в фургоне лежанки ботинки, поспешила к выходу. Остановилась, тяжело вздохнув, вернулась к спальному месту, вытащив мачете из-под заменяющей подушку скатки пахнущего овцами и пылью шерстяного пледа. Взвесила мачете в руке и со вздохом сунула за пояс. Глупая железка. Чем она помогла ей вчера? С таким же успехом она могла таскать с собой букет полевых цветов. Снаружи фургона раздалось чуть приглушенное гулкое бульканье, обиженное шипение углей и приглушенный забористый мат. Остро запахло горелым. Кити виновато втянула голову в плечи. Возможно, в этом было виновато недавнее происшествие, возможно, то, что Ллойс большую часть ночи гнала как сумасшедшая, не обращая внимания ни на почти полностью спущенные шины, ни на гейзером валящий из-под капота пар, но проснулась девушка только от запаха жарящегося на костре мяса. Рот наполнился слюной. Неловко выпрыгнув из кузова грузовика, Кити огляделась по сторонам и почувствовала, что краснеет еще больше.

То и дело поправляя рукава явно великоватой трофейной куртки, Элеум, в полголоса ругаясь, хлопотала у костра, с помощью пары мелких веточек поспешно отгребая рдеющие жаром угли от бурно кипящего, плещущего содержимым в огонь, источающего запах подгорелого жира, котелка. Присоединившийся к путешественницам мужчина, привалившись к колесу грузовика, задрав голову, безмятежно смотрел на затянутое легкими облачками небо. По его лицу блуждала загадочная улыбка. Кити вздохнула. Проспала или, как частенько говорила Ллойс — налажала. Пренебрегла теми обязанностями, которые считала своими и только своими. Нарушила установившийся, казалось бы, раз и навсегда порядок: Ллойс ведет машину, она — готовит.

— С добрым утром, — оторвал ее от мыслей голос мужчины-монаха. — Посмотри на облака, дитя.

Кити слегка оторопела. Посмотрела в сторону, казалось бы, полностью занятой борьбой за сохранение пищи наемницы, недоуменно задрала голову вверх и только потом повернулась к монаху.

— Зачем? — Спросила она после долгой паузы.

— Чтобы посмотреть на облака, — с серьезным видом ответил мужчина.

— Сейчас он скажет, что облака есть самое прекрасное творение его Бога. Все святоши стукнутые. Но этот еще хуже. Просто не обращай внимания. — Проворчала Элеум, выдернув из огня опустевший на добрую треть котелок, преувеличенно аккуратно поставила его на землю. — Повезло нам, что у этих бандитов с собой оказалось полно жратвы. Большую часть мяса я, похоже, сожгла, зато из кукурузы вышла отличная каша.

— Извини, — виновато потупилась девушка.

— Не извиняйся, — отмахнулась наемница. — Мясо, все равно, наверное, есть не будем. Какое-то оно… подозрительное.

— Я… — Кити вздохнула, — я про другое.

— А-а. — Понимающе кивнула наемница. — Не бери в голову. Если бы меня так зажали, я бы тоже перепугалась. А сон — лучшее средство от стресса. Если не считать наркоты и выпивки. Доставай-ка лучше железку.

— Что? — Непонимающе захлопала глазами Кити.

— Нож, говорю, доставай. Тренироваться будем, пока завтрак стынет, — хохотнула Элеум и, подняв с земли грубо обструганную увесистую на вид палку, зашагала к девушке.

Остановившись от нее на расстоянии пяти шагов, наемница смерила Кити оценивающим взглядом и осуждающе покачала головой.

— Мяса бы тебе на мослы нарастить для начала, — пробормотала она чуть слышно. — В чем только душа держится? Ну, да ладно. Давай не тяни, или ты уже раздумала учиться?

— Нет-нет. Не передумала. — Поспешно пробормотала Кити, и мысленно похвалив себя за то, что не оставила тесак в машине, потащила нож из-за пояса.

— Теперь вставай так, как будто хочешь сделать мне больно. Нет, не так, — брезгливо поморщившись, Ллойс неуловимым движением сократив дистанцию, довольно чувствительно ткнула концом палки в запястье бывшей рабыни.

Следующий удар палки пришелся в локоть, затем в руку; Кити будто пробило электрическим разрядом.

— Ой!

— Не тяни грабки, будто малец за сладостью, и локоть не надо так выставлять. — Прокомментировала свои действия наставница. — Или ты решила показать мне, как далеко сможешь достать своей ковырялкой?

— Поняла, — послушно кивнув, девушка снова подняла оружие. — Так?

— Уже лучше, — одобрительно улыбнулась наемница, — но теперь ты держишь рубило слишком близко к себе. Удар выйдет слишком длинным, а значит, медленным… Да… Так лучше… А теперь перейдем к стойке. — Со свистом разрезав воздух, палка с громким хлопком соприкоснулась с бедром Кити.

— Ай!

— Согни колени, вес — на носки. Напружинься. Да напрягись, а не раскорячься, словно тебя драть собрались… Да, вот так… Одну ногу вперед. Неважно какую, но если ты правша, то лучше правую. Ты должна быть готова поменять стойку, разорвать или сократить дистанцию в любой момент.

— Нет, не так широко, если, конечно, не хочешь всю оставшуюся жизнь прожить одноногой. — Закрутившись в воздухе, палка наемницы с глухим звуком воткнулась в сухую, проросшую жесткой травой землю, разминувшись со ступней девушки не более, чем на сантиметр. — Мы, конечно, обязательно потом купим тебе очень красивый деревянный протез, но, всё же… Да, именно так. Попробуй перебросить нож в левую, и тут же поменять стойку…

— Неплохо. Теперь обратно… Хорошо, а теперь… нападай.

— Что? Но… я, ведь, могу… — в испуге замерла "ученица".

— Если ты меня заденешь, подарю тебе свой виброклинок. И ты больше никогда не будешь готовить. — Усмехнулась наемница. — А если сможешь хотя бы коснуться моей палки, то покажу тебе пару грязных приемчиков.

— Мне нравится готовить, — невольно улыбнулась Кити. — Ха! Ой…

Наемница вроде бы ничего не сделала, даже не двинулась с места, но внезапно запутавшаяся в ногах девушка кубарем покатилась по земле.

— Следи за своей стойкой. Держи равновесие. Не скрещивай ноги.

— Ха! Ай!

— Молодец, почти достала. Только не стоит подпрыгивать и трястись, будто тебе в штаны слизняк заполз. И не следи за клинком. Смотри размыто, как бы сквозь. Старайся видеть картину в целом. Не сосредотачивайся на чем-то одном. Поняла?!

— Да! Ой-ой-ой!

— Дерись мы по-настоящему, ты лишилась бы не только скальпа, но и большей части личика. Довольно милого, симпатичного личика, которое так нравится мужикам. Помнишь вчерашних из Стаи? Как думаешь, тебе бы у них понравилось?

— Ха!!

— Да! Вот так! Смотри-ка, девочка из борделя умеет злиться. Именно это, наверняка, Хряку в тебе и нравилось. Да?

— Ха!! Уф…

— Да ты просто молодец. Почти получилось. Сильнее, быстрее, резче! А помнишь, какой популярностью ты пользовалась в его заведении? Как тебе там было здорово? Как хорошо там с тобой обращались? Соскучилась, наверное, жалеешь, что уехала со мной?

— ХА!! Ох…

— Извини. Сама напоролась. Не стоит прыгать пузом на железку противника. Собирать собственные кишки довольно унылое и хлопотное занятие. Злость — это хорошо. Разозлись, но держи ярость под контролем. Поняла?

— ХА!!!

— Черт! — Отпрыгнув от Кити на добрых три метра, Элеум с удивлением оглядела остатки своего оружия и, хмыкнув, отбросила в сторону обрубок палки. — Талант, — широко улыбнувшись, она посмотрела на крепко сжимающую мачете, дрожащую всем телом Кити. — Да у тебя талант, принцесса. Только, на сегодня, пожалуй, хватит. А то у тебя уже пар из ушей идет. А после завтрака я научу тебя собирать и разбирать пистолет. Запомни главное правило огнестрела — в чистоте и смазке. Поняла?

— Да, — с трудом выдохнула девушка, смахнув со лба градом льющий пот, и без сил опустилась на землю. — Да. Поняла.

— И еще. То, что я сейчас говорила… — Ллойс неожиданно замялась и отвела взгляд. — Ты, ведь, знаешь, зачем я это делала, так? Без обид?

— Без обид… — Прошептала Кити, и отбросив в сторону тесак, зябко обняла себя руками за плечи. — Без обид. — Повторила она безжизненным, лишенным эмоций голосом.

— Именем Его. — Слегка поморщился монах. — Даже безмозглые птицы выбрасывают детенышей из гнезда, только когда они готовы.

— Меня саму так учили. — Пожала плечами наемница и, развернувшись к мужчине, скрестила на груди руки. — И вроде бы получилось неплохо.

— Кэмпо, Крав-мага, Сават, Западная школа фехтования. Тальхоффер и Джакомо ди Грасси. Так дерутся гладиаторы Сити. Ты — рабыня, убийца. Ты носила ошейник. — Лениво отлипнув от колеса фуры, монах встал и, не торопясь, потянулся.

— А ты либо слепой, либо тупой, сладенький, — раздраженно хмыкнув, Элеум ткнула в правую сторону шеи пальцем. — Татух не видишь, что ли? Да мое прошлое у меня на шкуре расписано. Я была рабыней. Почти как она. Только я была гладиатором, сражалась на арене. И мне хватило смелости, умения и удачи, чтобы стать свободной. Или тебя что-то смущает?

— Свободной… — Склонив голову набок, мужчина еще раз смерил наемницу оценивающим взглядом и покачал головой. — Свобода дается только людям… Да и то только тем, которые понимают, для чего им нужна свобода.

— Имеешь что-то против таких, как я? — чуть заметно прищурилась Элеум.

Губы монаха изогнулись в усмешке.

— Именем Его. Ты действительно считаешь себя свободной… — Проронил он полным сочувствия тоном. — Даже не знаю: считать это скудоумием или непомерной гордыней… Неужели ты не понимаешь, что надевший ошейник хоть раз, никогда его не снимет? Какая разница, резала ли ты своих товарищей, добывала уголь в шахте, трудилась на полях или продавала свое тело? Раб навсегда остается рабом. А еще все знают, чем занимаются гладиаторы. Помимо основной, так сказать, задачи. Особенно женщины. Ты ведь, довольно симпатичная. Для убийцы, конечно. Сколько учителей у тебя было, а? Скольких тебе пришлось ублажать, чтобы тебя не убили в первом же бою? Для скольких ты стала подстилкой? Десять, двадцать, сто, тысяча? Сколько лет это длилось? Драться или трахаться, так, ведь, вас учат? — Мужчина коротко хохотнул и хлопнул в ладоши. — Я вижу на тебе клеймо стрелков, убийца. Как получилась, что в боевики взяли мутантку? Неужели братство оружейников перестало следить за чистотой крови?

Неожиданно монах крутанул кистью, и в его ладони, словно из воздуха, соткался длинный, хищно загнутый нож

— Знала, кому дать, сладенький, — злобно оскалилась Элеум. — У меня в этом большой опыт. И чутье. Ты ведь, сам сказал: драться или трахаться.

— И что ты выбрала? — прищурился мужчина.

— Эй! Вы чего? — переводя взгляд с наемницы на монаха, испуганно пикнула Кити. — Ллойс… Не надо. Он это специально…

— Не вмешивайся, дитя. Я просто преподам нашей сердитой подруге небольшой урок. — Снова крутанув в воздухе нож, мужчина широко зевнул и слегка поклонился. — Как мне кажется, ей будет к лицу пара новых шрамов. Так что, потанцуем, убийца?

— Ты меня не знаешь, сладенький, — уперев руки в боки, процедила наемница. — Может статься, что урок получишь ты.

— Посмотрим… — с серьезным видом кивнул мужчина и, неожиданно превратившись в вихрь лезвий, смазанным, почти не видным глазу движением метнулся к наемнице.

Вскрикнув от удивления и страха, Кити, перевернувшись на четвереньки, схватила с земли тесак и бросилась на прыгнувшего к Ллойс монаха. Она не струсит, только не сейчас, не сейчас, когда…

Небо и земля поменялись местами, и девушка кубарем откатилась прочь. С трудом встав на ноги, Кити подобрала выроненный тесак, но тут же застыла в нерешительности. Ее оружие было бесполезно. Совершенно бесполезно. Наемница и назвавшийся монахом мужчина двигались слишком быстро, чтобы попытаться хотя бы понять, чем помочь Элеум. Бессильно уронив руки, девушка принялась наблюдать за схваткой. Возможно, если поймать момент…

Нет, она даже взглядом может уловить лишь часть движений. Вот Ллойс сгибается, захватив впечатавшуюся в ее живот ногу, попутно заблокировав локтем удар ножа, резким движением выворачивает стопу в сторону, и монах катится по земле. Элеум прыгает следом, пинает его в плечо, бедро, голень, метит окованным сталью каблуком нелепо огромного трофейного сапога в колено, но еле успевает отдернуться в сторону от молнией мелькнувшего в опасной близости к животу ножа. Вот мужчина пытается схватить наемницу, но его пальцы бессильно скользят по потертой коже куртки, и он получает удар локтем в горло. Второй удар монах блокирует плечом, снова сверкает нож, но на этот раз наемнице удается перехватить запястье.

Кити невольно вскрикнула от радости. Она знает, что несмотря на внешность, Ллойс сильная. Очень сильная. Сейчас этот сумасшедший упадет, его лицо искривится от боли, а наемница просто отнимет у него нож и прогонит… Высвободивший руку неуловимым для взгляда движением монах тут же сам вошел в клинч. Бойцы, сцепившись, словно дикие звери, рыча, хрипя и плюясь, повалились на землю и принялись возиться в вырытой в ходе быстротечного столкновения каблуками сапог неглубокой ямке. Во все стороны полетели комья земли и мелкие камни. Снова обменявшись ударами, Элеум и монах, расцепившись на миг, замерли друг против друга.

Кити с шумом втянула сквозь зубы воздух. Сейчас или никогда. Прыгнуть этому страшному человеку на спину, ударить. Неважно куда, главное, ударить, замедлить, сковать своим весом… Ноги девушки уже сделали первый шаг, но тут Ллойс зарычала и прыгнула. Кити ахнула. Встретивший наемницу на полпути монах, как-то неестественно выгнулся, раскинул руки в стороны, и Элеум покатилась по земле, руки-ноги монаха обвили ее спину, левое предплечье придавило горло, в воздухе сверкнул нож. Неожиданно в уши Кити ввинтился тонкий крик. Так может кричать подраненный заяц. Или замученный жестокими детьми котенок. Девушке потребовалась целая секунда, чтобы осознать, что кричит она сама. Но этой секунды оказалось достаточно. Много ли можно успеть за один вдох? Ллойс успела многое. Рывком сбросив с себя на мгновение застывшего от удивления и неожиданности придавившего ее монаха, Элеум с размаху боднула его головой в лицо. Из разбитого носа мужчины хлынул целый фонтан крови. Монах охнул и попытался отстраниться от наемницы, но Ллойс ему не позволила. Крепко обхватив противника руками, наемница выгнула спину, широко размахнулась и снова впечатала лоб в переносицу монаха. А потом еще, и еще. Резко, с криком на выдохе воткнула колено в пах вяло трепыхающегося тела, снова ударила головой. Крякнув от натуги, перебросила противника через спину. Навалилась сверху, опять добавила коленом и только после этого позволила себе разорвать захват.

Подобрав выпавший из ослабевших рук вяло шевелящегося, распростертого на земле мужчины нож, Ллойс некоторое время покрутила его в пальцах, после чего брезгливо скривившись, воткнула его в землю рядом с головой монаха. С явным трудом встав на ноги, наемница слегка покачнулась и, сплюнув кровавую слюну, ощерилась в кровожадной ухмылке.

— Ну, что? Мы решили, где и чьё место, а? — хрипло прорычала она.

— Клянусь Его именем. Я не получал ещё такой трепки… С тех пор, как стал мужчиной… — С трудом выдохнул монах и, неожиданно рассмеявшись, тяжело перевернулся на живот, попытался встать на четвереньки. Упал. Попытался снова. Во второй раз получилось лучше.

— Ох, — прохрипел он и снова рассмеялся. — Так как? Драться или трахаться, а?

Элеум зло сплюнула и, присев перед хихикающим монахом на корточки, протянула ему руку. — Смотри внимательно, святоша, — проворчала она, и на кончике ее пальцев заплясали слабые языки пламени.

С трудом сфокусировав взгляд на ладони наемницы, мужчина устало повалился на бок и уставился на девушку пристальным взглядом. Хохот как отрезало.

— Зачем ты мне это показала, ведьма? — спросил он после долгой паузы. — Думаешь, я приму исповедь?

— Можешь засунуть свою исповедь себе в задницу, сладенький… — Хмуро хмыкнула, стирая с подбородка кровь, Ллойс. — И не называй меня больше ведьмой. Ведьмы старые и стрёмные. Это все знают. Даже кисонька. А особенно обидно это слышать от такого, как ты.

— Как я? — прохрипел монах.

— Лгуна, — пояснила наемница.

— Я постараюсь, — с серьезным видом кивнул монах после минутного раздумья. — Хотя, ты — тоже лгунья. Дерись ты в полную силу…

— Думаешь, мне надоело жить? — Вскинула бровь наемница.

— Ха! — Мужчина закашлялся. — Нет. Я бы не убил тебя. Пожалуй, нет. Но мне очень жаль, что ты лишаешь себя Его благословения. Ведь, только милостью Его можно…

— Я сказала: нет, — отрезала Элеум и, развернувшись к Кити, широко улыбнулась. — А ты, оказывается, умеешь здорово орать. Я чуть не оглохла.

— Извините… Я… я испугалась… — только и смогла выдавить из себя девушка.

— Крик — тоже оружие, — задорно хохотнув, наемница повернулась к костру. — Неплохо размялись, правда? Я даже жрать захотела. — Громко провозгласила она, как ни в чем ни бывало, прошагав мимо замершей, словно кролик перед удавом, девушки, и опустилась на корточки перед котелком. — Остыло слегка, — вытащив из кармана штанов мультитул, Элеум с громким лязгом выщелкнула из него ложку-вилку. — А вам что, особое приглашение нужно?

— Что это было? — Непонимающе захлопала глазами Кити, все еще растерянно сжимающая в руках внезапно ставший очень тяжелым и неудобным тесак.

— Он педоф-фил, я откаф-фалась, — прошамкала плотно набитым ртом наемница. — Не зафивай голофку, кифонька.

— Именем Его, мало того, что меня отделали, как штрафника в Легионе, так еще и обозвали. — Снова захихикал не оставляющий попыток подняться на ноги монах. — Нет, дитя… твоя страдающая дефектом дикции подруга не имела в виду, что я детоложец. Речь шла о…

— С моей речью все в порядке, святоша, а вот как ты не потерял большую часть зубов, это большой вопрос… Но это, если что, поправимо. — Перебила мужчину Элеум и повернулась к Кити. — Понимаешь ли, дорогая, у всех этих… э-э-э… верующих… свои заморочки… Обычно мне нравятся странствующие монахи. Они веселые, хоть и бахнутые, как… черт, не могу даже аналогии придумать… А, плевать… Ну, его в задницу… — Ллойс потрогала слегка распухший нос, стерла кровь с разбитой губы и болезненно поморщилась. — Но, конкретно этот хмырь оказался двуличным дерьмом. Никогда не ведись на желтые шмотки, Кити. Никогда.

— Именем Его, я уже понял, что тебе не понравился, — простонал продолжающий слегка истерично хихикать и отплевываться кровавыми сгустками монах.

— Та сгоревшая фура — твоих рук дело? — хмуро поинтересовалась наемница.

— Именем Его. — Кашлянул монах. — Если бы я не вмешался… вы бы с ними встретились… Небо этого не хотело.

— А я думала, что ты из культа Животворящего Атома. — Наемница вздохнула, зачерпнув следующую порцию каши, отправила ее в рот. — Расскажешь пару смешных баек, угостишь отваром из галлюциногенных грибков, предложишь устроить небольшую оргию. Кисоньку развеселишь. Мы в пути уже больше месяца. Я-то привыкла, а девочка по новому лицу истосковалась. Знай я, кто ты такой, на самом деле, не подпустила бы к своему грузовику на километр.

— Все мы идем своими путями, ведьма. — Покачал головой монах. — У всех своя судьба, и твоя судьба — подвезти меня туда, куда меня ведет моя. Не мы выбираем тропы, это они нас выбирают. Но я не хочу обсуждать это с такой, как ты. Особенно с такой…

— Я же просила не называть меня ведьмой, святоша хренов, — нахмурилась Элеум.

— Да, точно. — Губы мужчины снова разошлись в широкой улыбке. — Но тогда и ты не называй меня святошей. Меня зовут Конрад, Конрад Берг, если точнее. Я не требую, чтобы ты обращалась ко мне: отец Конрад, но, всё же… — неожиданно монах закашлялся, и его обильно вырвало желчью. — Ох, клянусь Его именем… Ты мне печень отбила и почки… Буду теперь мочиться кровью…

— Что предложил? — Со смесью подозрения и страха глядя на продолжающего содрогаться в конвульсиях монаха, спросила Кити.

— Ну и любопытная же ты, принцесса… — Отрицательно покачав головой, наемница отправила в рот очередную порцию каши. — Он эту драку затеял не из-за того, что ему тебя жалко стало, а чтобы проверить меня, как бойца. Посмотреть, чего я стою да предложить в свой Орден вступить. Но когда я показала ему, что из "Зевсов", понял, что его затея не выгорит. А так бы, наверное, и не отстал. Еще и к тебе бы приставать начал. — Глянув на девушку, испуганно тискающую рукоятку тесака, наемница тяжело вздохнула.

— Не бойся, — ворчливо заметила она и снова зачерпнула немного каши. — Если бы он хотел нам зла, мы были бы уже мертвы. Давай лучше есть, хавчик-то стынет.

— Не слушай ее, дитя, — встав, мужчина шмыгнул переставшим, наконец, кровить носом, сплюнул под ноги остатки желчи и снова расплылся в блаженной улыбке. — Клянусь Его Именем, я не такой злодей, как она тебе представляет…

— Лучше бы так и было, милый, — ворчливо заметила Элеум. — Иначе легкой трепкой тебе бы не отделаться. И не надейся на своих финтифлюшек. Ни на секунду не сомневаюсь, случись у нас серьезная драка, от меня и каши кровавой не останется. Но я, всё равно, тебя искалечу. Может, и не убью, но сделаю так, что ты никогда не оправишься.

— Ну да… — Переведя взгляд с монаха, брезгливо вытирающего рот ладонью, на злобно зыркающую в его сторону наемницу, девушка, сглотнув набежавшую слюну, обреченно махнула рукой и, сунув свое оружие за пояс, зашагала к костру. — Деретесь, а потом, как будто ничего и не было. — Слегка обиженно пробубнила она себе под нос.

— Не бурчи, кисонька, — довольно прищурилась Ллойс, — а то действительно остынет и станет на вкус, как кукурузный клей. И напомни мне — ножны для твоего рубила сварганить, пока ты себе пузо ненароком не проткнула.

— Я сам сделаю ей ножны, ведьма. Что-то мне подсказывает, что шить ты умеешь не лучше, чем готовить, — проворчал с тоской монах, осматривая появившиеся на его одежде прорехи.

— Валяй, но тогда она их носить не будет. — Пожала плечами Ллойс. — Не в обиду, но уж больно ваша братия жучки разные и мини-дроны уважает.

— Подозрительность — мать необдуманных поступков. — Покачал головой мужчина. — А необразованность и недостаток информации — источники многих печалей и бед. Лучше посмотрите на облака, дети мои. — Сев рядом с тут же отодвинувшейся от него на максимально возможное расстояние девушкой, монах запустил руку за пазуху своего изодранного одеяния и неожиданно извлек оттуда складную, помятую пластиковую миску. — Лишь они сохранили первозданную чистоту. Лишь они ещё несут Его Имя в этом проклятом мире.

— Что за бред, — фыркнула Ллойс. — Ну, почему, стоит мне встретить кого-нибудь, кто мне может понравиться, он оказывается ущербным на всю голову фанатиком? Кити, а ты во что веришь?

— Э-э-э… ни в кого, наверное, — неуверенно пробормотала девушка, осторожно вылавливающая из каши слегка подгоревший кусок мяса. — Раньше в Распятого верила, но потом… Когда в деревню Батюшка пришел и велел меня проволочным кнутом бить…

— Ну, и слава Богу. — Облегченно вздохнула Элеум. — Вот за это я тебя и люблю, принцесса. Всем сердцем, честно. Так бы и съела…

— Я… — девушка покраснела.

— Да не в этом смысле, милая, — расхохоталась наемница.

— Не слушай погрязшую в грехе ведьму, дитя, — покачал головой монах. — Просто, посмотри на облака, сразу и поймешь, что тебе не обязательно верить в Бога. Главное, чтобы Он в тебя верил…

— Ну, что за бред опять? — устало закатив глаза, повторила Элеум. — Ты хоть сам-то понял, что сказал?

— Просто посмотри, и ты поймешь, как это прекрасно, — Ставро с гордостью оглядел поляну и повернулся к безвольно висящему в многочисленных проволочных петлях телу.

Тело не ответило, да и смотреть оно не могло, хотя бы по причине отсутствия глаз, но Эрику этого и не требовалось. Вопрос охотника за головами носил чисто риторический характер. Глубоко вдохнув, охотник за головами громко расхохотался.

Все получилось в высшей мере удачно. И наглядно. Когда Стая хватится своего отряда, то их ждет очень, очень неприятный сюрприз. Хотя… Боевики снискавшей славу самой жестокой и кровожадной банды рейдеров пустоши, наверняка, смогут по достоинству оценить его работу. Пожалуй, самое масштабное из созданных им полотен. Так он не отрывался даже в Сити. Но, черт возьми, как же не хочется оставлять свой шедевр без подписи мастера.

Эрик задумчиво хмыкнул, снова посмотрев на инсталляцию, прибитую найденными в одном из грузовиков рейдеров гвоздями ко вкопанному в землю, не ошкуренному бревну. Женщина, та самая, первая из попавших в его ловушку бандитов проявила просто чудеса выносливости и живучести. То ли он ошибся в своей оценке, и генетические изменения зашли достаточно далеко, то ли сыграло свою роль здоровое, не успевшее еще износиться сердце и несколько вколотых ей в процессе художества доз морфия, но пленница принесла ему почти сутки настоящего удовольствия. Удовольствия мастера, в руки которого наконец-то, попал стоящий материал. Скульптора, получившего лишенный дефектов мрамор. Кузнеца, держащего в руках кусок чистого метеоритного железа. Ювелира, ограняющего невероятный по чистоте бриллиант.

Задумчиво цокнув языком, Эрик оценивающе оглядел покрытую коркой запекшейся крови, практически, лишенную кожи и изрядной части мягких тканей и внутренних органов плоть. Несмотря на прошедший позавчера дождь, было довольно жарко, и над его "заготовкой" уже кружились первые мухи. Запах стоял отвратительный. Вряд ли пленница что-то осознавала: передозировка десятком разнообразных видов наркотиков и болевой шок уже давно должны были свести ее с ума, но… рисковать нельзя. Эта баба должна была умереть ещё, когда он вытаскивал из нее вторую почку. А она оставалась живой. И даже какой-то… бодрой. Упорно продолжала дышать. Насвистывая разудалый мотивчик "Марша стрелков", Эрик направился к загодя заготовленной тачке. Зачем рейдерам понадобилась хлипкая, поставленная на единственное кривоватое колесо, разваливающаяся от старости и не слишком бережного обращения алюминиево-жестяная развалюха, наемник не знал. Но факт оставался фактом, в багажнике одной из машин нашлась не одна и не две, а целых пять таких тележек. Подойдя к тачке, Ставро осторожно взялся за рукояти и медленно, стараясь не слишком раскачивать и трясти содержимое, покатил ее к пленнице. Не доходя до столба пару шагов, Цикада резким движением оттолкнул от себя ставшими скользкими от выступившего пота рукояти, и пинком придав алюминиевой конструкции ускорение, отпрыгнул в сторону. Раздалось чуть слышное, отдаленно напоминающее звук выпускаемого из клапана баллона с сжатым воздухом газа шипение. Кричать женщина не могла, надорванные непрерывным криком голосовые связки уже не смыкались, но Эрик, все равно, остался доволен. Баба очнулась. Уже что-то. А ведь последние несколько часов на нее почти не действовали ни противошоковые, ни стимуляторы. Наемник даже подумывал вколоть ей дозу "Ледяной грани", но взвесив все "за" и "против", передумал. Во-первых, препарат был слишком редок, чтобы тратить его настолько бездарно. Во-вторых, боевой стимулятор здорово искажал само понятие боли, превращая ее просто в сухой отчет о повреждениях, что в планы Ставро совершенно не входило. Наемник усмехнулся. Не зря он столько времени провел в лесу в поисках этого треклятого муравейника. Не зря потратил целую упаковку безумно дорогого, по цене почти полкило чистейшего героина универсального нейропарализатора. Не зря два часа надрывал спину, пытаясь докопаться до спрятанной глубоко в пропитанной отравой и радиацией почве матки. Этих муравьев прозвали маслятами. Не из-за размера и цвета, конечно. Хотя, иной покрытый шипастым панцирем рыжий гигант действительно мог по габаритам соперничать с мелким грибом. Их называли так потому, что по болезненности их укус мало чем отличался от попадания пули. Действие дурманящей смеси уже заканчивалось, и первые рассерженные вмешательством в их хоть и не простую, но все же имеющую хоть какой-то намек на стабильность, жизнь насекомые уже жадно впивались в лишенную кожи плоть. Как всегда в такие минуты, Эрик почувствовал себя чем-то неизмеримо маленьким, беззащитным, но абсолютно счастливым. Он был инструментом мироздания, проводником воли Вселенной. Свидетелем чуда. Рейдерша хрипела и билась на столбе. На поляне стоял удушливый запах бойни и гари.

Ставро улыбался. Достав из внутреннего кармана подобранный на дороге пакет с принтом, наемник задумчиво покрутил в руке и небрежно бросил его себе под ноги.

— Прости, Финк. Но я не могу отдать Брокеру такой шедевр, — пробормотал наемник себе под нос.

Неожиданно прибитое к столбу тело жертвы обмякло и затихло. Ставро, слегка разочарованно цокнув языком, вздохнул и, повернувшись, медленно зашагал прочь.