Я просыпаюсь медленно. Словно пловец, неохотно поднимающийся из пучины вод. Сон не хочет меня отпускать. Как густой туман, клубящийся внутри меня.

Я не открываю глаза. Мое тело кажется мне тяжелым. Таким тяжелым.

В животе у меня пульсирует боль, но я едва ощущаю ее. Будто жар от камина, горящего на другом конце комнаты.

В конце концов мне удается приподнять веки, и я вижу больничную палату.

Ту же самую.

Ни одного окна. Стул в углу. Репродукция Моне на белой стене.

Несмотря на туман в голове, я прекрасно знаю, где я.

Не знаю только, что будет дальше и что уже случилось.

Мое тело отказывается двигаться, как я ни пытаюсь. Туман чересчур тяжел. Мои ноги бесполезны. Руки – тоже. Мне удается лишь пошевелить правой кистью.

Единственное, что я могу, – медленно повернуть голову набок. Слева от себя я вижу капельницу, от которой к моей руке тянется тонкая пластиковая трубка.

Я чувствую, что моя голова больше не перебинтована. Волосы шуршат по подушке, когда я поворачиваю голову направо. Там стоит фотография моей семьи, и в расколотом стекле виднеется мое отражение.

При виде своего бледного лица, распадающегося на множество осколков, я непроизвольно дергаю правой рукой. Затем, к моему удивлению, мне удается ее приподнять. Самую малость. Так, чтобы опустить ее на живот.

Я провожу рукой по больничной рубашке. Под тонкой тканью я нащупываю бинты. Слева, прямо под грудью. Когда я прикасаюсь к ним, меня пронзает боль, разгоняющая туман в голове. Словно удар молнии.

Вместе с болью приходит паника. Смутный ужас – я понимаю, что здесь что-то не так, но не могу понять, что именно.

Я продолжаю медленно вести дрожащей рукой по своему телу. Слева от пупка я нахожу еще одну повязку.

Снова боль.

Снова паника.

Я опять шарю рукой по животу, ища другие бинты.

И нахожу их внизу, на несколько дюймов ниже пупка. Эта повязка длиннее остальных. Боль усиливается, когда я прижимаю пальцы к бинтам. Я не могу удержаться от судорожного вздоха.

Я скорее думаю, нежели произношу это вслух. Из моего рта вырывается только жалкий хрип. Но мысленно я всхлипываю.

Боль в животе усиливается. Это больше не отдаленный огонь в камине. Он здесь. Мой живот полыхает. Я сжимаю его рукой. В моей голове звучит протяжный крик. Но вслух я могу лишь стонать.

И мои стоны кто-то слышит.

В палату вбегает Бернард – его глаза больше не кажутся мне добрыми. Он бросает взгляд в мою сторону, но смотрит не на меня, а мимо. Я издаю еще один стон, и Бернард уходит.

Мгновением позже в палату входит Ник.

Я вою, словно безумная.

Но мой голос подводит меня на первом же слоге. Мне удается произнести лишь хриплое «Не».

Ник убирает мою руку с моего живота и аккуратно кладет на койку. Он дотрагивается до моего лба. Гладит по щеке.

– Операция прошла успешно, – говорит он.

У меня есть один-единственный вопрос.

Я пытаюсь задать его, и мне удается выдавить из себя лишь пару слогов, прежде чем моя голова вновь наполняется туманом. Я не знаю, в чем дело – в усталости или в том, что мне вновь вкололи снотворное. Кажется, второе. Сон накатывает на меня волной. Я снова становлюсь пловцом, погружающимся на глубину.

Прежде чем я засыпаю, Ник шепчет мне на ухо.

– Все в порядке. С тобой все хорошо. Пока что мы ограничились одной почкой.