42
Я беру такси до Бартоломью, хотя у меня нет на это денег.
В кошельке у меня пусто.
На счету тоже.
Но сейчас скорость важнее всего. Я мысленно выделила двадцать минут на то, чтобы доехать до Бартоломью, взять самое необходимое, поговорить с Диланом и сбежать куда подальше. Никаких объяснений. Никаких прощаний. Туда и обратно, и бросить ключи в лобби перед уходом.
Но я уже выбиваюсь из графика. На Восьмой авеню – огромная пробка. За пять минут мы проезжаем всего два квартала. Я сижу на заднем сиденье, дрожа от страха и нетерпения. Трясущимися руками я беру телефон и звоню Дилану.
Один гудок.
Стоит красному свету смениться зеленым, такси стремительно трогается с места.
Второй гудок.
Мы проезжаем еще один квартал.
Третий гудок.
Еще квартал. Осталось всего шестнадцать.
Четвертый гудок.
Проехав еще один квартал, такси резко тормозит на светофоре. Меня швыряет вперед – я едва избегаю удара о плексигласовую перегородку между водителем и пассажирами. Телефон выпадает из моих дрожащих рук.
Упав на пол, он по-прежнему продолжает звонить. Потом гудки сменяются голосом Дилана на автоответчике.
– Это Дилан. Вы знаете, что делать.
Я хватаю телефон с пола и практически кричу в трубку:
– Дилан, я нашла Ингрид. Она в порядке. Мы не знаем, где Эрика. Но тебе нужно убираться оттуда. Сейчас же.
Водитель удивленно поглядывает на меня через зеркало заднего вида. Приподнятые брови. Наморщенный лоб. Уже жалеет, что согласился меня отвезти. А через пару минут начнет жалеть еще сильней.
Я отворачиваюсь и продолжаю говорить, путаясь в словах.
– Я почти на месте. Если сможешь, встреть меня снаружи. Я все объясню позже.
Я нажимаю на отбой в тот самый момент, как загорается зеленый свет и такси устремляется вперед, через Колумбус-Серкл. С правой стороны здания сменяются зелеными просторами Центрального парка.
Еще тринадцать кварталов.
Я отправляю Дилану сообщение.
ПОЗВОНИ МНЕ.
И еще одно.
ТЫ В ОПАСНОСТИ.
Мы проезжаем еще один квартал. Осталось двенадцать.
Я твержу себе, что нужно сохранять спокойствие и самообладание.
Не паникуй.
Думай.
Вот что мне поможет. Вовсе не паника. Паника лишь порождает все больше паники.
А спокойные, рациональные рассуждения могут творить чудеса. Но, взглянув на часы, я чувствую, как все мои рациональные мысли испаряются. Прошло уже десять минут, а мы не проехали даже половину пути.
Пора выбираться.
Когда такси останавливается на следующем светофоре, я распахиваю дверь и выскакиваю наружу. Водитель что-то кричит мне вслед, но я не могу разобрать слова – я лавирую между рядами автомобилей, чтобы добраться до тротуара. Таксист яростно сигналит. Один раз, второй, и третий протяжный гудок, следующий за мной через весь квартал.
Я бегу по улице.
Осталось одиннадцать кварталов.
Я ускоряю темп. Большинство прохожих расступаются передо мной. Остальных я расталкиваю.
Я игнорирую их возмущенные взгляды и недовольные жесты. Я могу думать лишь о том, как добраться до Бартоломью и как потом оттуда выбраться.
Сохраняй спокойствие.
Сохраняй самообладание.
Туда.
И обратно.
На бегу я мысленно составляю список того, что хочу взять с собой из квартиры. Фотографию семьи. Вот что важнее всего. Снимок Джейн и моих родителей, который я сделала в пятнадцать лет и оставила на прикроватном столике. Все остальное можно бросить.
Еще я прихвачу зарядку для телефона, ноутбук и немного одежды. Все это поместится в одну коробку. Времени возвращаться уже не будет. Время утекает у меня сквозь пальцы, а кварталы сменяются невыносимо медленно, хотя я бегу так быстро, как только могу.
Еще пять кварталов.
Четыре.
Три.
Я добираюсь до конца очередного квартала и перебегаю улицу на красный свет, едва успев увернуться от «Лендровера».
Я продолжаю бежать. Мои легкие словно охвачены огнем. Ноги – тоже. Мои колени пронзает боль. Сердце колотится так часто, будто вот-вот вырвется из груди.
Приближаясь к Бартоломью, я замедляю темп. Пытаюсь восстановить дыхание. Подходя ко входу, я оглядываюсь вокруг, надеясь увидеть Дилана.
Его нигде нет.
Плохой знак.
Я вижу только Чарли, который держит дверь открытой, чтобы я могла войти.
– Добрый вечер, Джулс, – говорит он с добродушной улыбкой. – У тебя, похоже, забот полон рот. Весь день тебя не видно.
Я смотрю на него и гадаю, что он знает.
Все?
Ничего?
Меня обуревает желание что-нибудь сказать. Попросить о помощи. Предупредить, что отсюда нужно убираться, как собираюсь сделать я. Но это слишком рискованно.
Пока что.
– Искала работу, – я натянуто улыбаюсь в ответ.
Чарли с любопытством склоняет голову.
– Успешно?
– Да. – Я заминаюсь. А потом меня осеняет. Вот оно – идеальное оправдание. – Меня взяли на работу. В Куинс. Но это так далеко, что я не смогу здесь остаться. Поживу у друзей, пока не найду себе другое жилье.
– Ты съезжаешь?
Я киваю.
– Прямо сейчас.
Чарли хмурится, и я не могу понять, действительно ли он огорчен или всего лишь притворяется. Даже когда он говорит:
– Что ж, очень жаль. Я был очень рад с тобой познакомиться.
Он по-прежнему держит дверь открытой. Я колеблюсь на пороге, бросаю быстрый взгляд на горгулий, нависающих над входом.
Когда-то они казались мне милыми. Теперь, как и сам Бартоломью, они меня пугают.
Внутри царит абсолютная тишина. Дилана нигде не видно. Никого не видно. В лобби совершенно пусто.
Я спешу к лифту; все мое тело сопротивляется движению. Я иду лишь благодаря силе воли, приказывая ноющим мышцам дойти до лифта, задвинуть решетку, нажать кнопку одиннадцатого этажа.
Лифт поднимается все выше и выше по мертвенно-безмолвному зданию. На одиннадцатом этаже я выхожу и поспешно приближаюсь к двери Дилана.
Я стучу в дверь. Три коротких удара.
– Дилан?
Я стучу еще раз, теперь сильнее. Дверь сотрясается под моим кулаком.
– Дилан, ты здесь? Нам надо…
Дверь распахивается, и моя рука бьет по воздуху, прежде чем опуститься и безвольно повиснуть. Потом в проходе возникает Лесли Эвелин. Облаченная в свой костюм от «Шанель» как в доспех. Вооруженная лживой улыбкой.
Мое беспокойное сердце резко замирает.
– Джулс, – говорит она приторно сладким голосом. Как отравленный мед. – Какой приятный сюрприз.
Я чувствую, что меня начинает кренить набок. Или, может быть, мне только кажется. Меня поглотила пучина шока. Лесли может находиться в квартире Дилана лишь по одной причине.
Я опоздала.
Дилана забрали.
Как и Меган, Эрику и одному богу известно, сколько других людей.
– Я могу чем-то помочь? – Лесли хлопает ресницами с притворным участием.
Я открываю рот, но не могу издать ни звука. Страх и потрясение держат меня за горло. Но в ушах у меня звучит голос Ингрид, громкий, как сирена.
Беги так далеко, как только сможешь.
Я так и делаю.
Бегу прочь от Лесли. По холлу. К лестнице.
Я направляюсь не вниз по ступеням, а вверх. У меня нет выбора. В лобби меня могут подстерегать.
Единственный выход – квартира 12А. Там я смогу запереть дверь, позвонить в полицию и потребовать, чтобы мне помогли выбраться из здания. Если это не поможет, придется воспользоваться пистолетом Ингрид.
Поэтому я бегу наверх, хотя у меня подгибаются колени и дрожат руки; я словно одеревенела от шока.
Наверх.
Я считаю ступени.
Десять. Лестничная клетка. Еще десять.
И вот я на двенадцатом этаже. Я почти плачу от облегчения, добравшись до 12А.
Оказавшись внутри, я захлопываю за собой дверь.
Замок. Щеколда. Цепочка.
На долю секунды я тяжело опираюсь на дверь, переводя дыхание. Потом иду по коридору и наверх по лестнице, на этот раз – медленней.
В спальне я хватаю с прикроватного столика фотографию. Все остальное неважно. Мне нужна только фотография.
Сунув ее под мышку, я в последний раз спускаюсь по винтовой лестнице. Скоро я дойду до кухни, позвоню в полицию, достану пистолет и буду держать его при себе, пока не прибудет подмога.
Спустившись, я сворачиваю в коридор и замираю.
Ник здесь.
Он стоит в коридоре у прихожей, перекрывая путь к отступлению. И прячет что-то за спиной.
У него абсолютно бесстрастное лицо. Чистый лист, на котором отражаются все мои страхи.
– Привет, соседка, – говорит он.