17
Через пятнадцать минут я возвращаюсь к себе в квартиру. Ник меня не выпроваживал, но я решила, что лучше уйти пораньше. Тем более что он явно не намеревался делиться со мной секретами темного прошлого Бартоломью. Или просто не знал никаких секретов. У меня сложилось впечатление, что Ник считает Бартоломью совершенно обычным зданием, ничуть не более загадочным, чем все остальные в Верхнем Вест-Сайде.
И вот я здесь, в спальне у окна, за которым на фоне темного неба едва виднеется силуэт Джорджа. Передо мной кружка с чаем, остатки подаренной Чарли шоколадки и ноутбук, на котором я открыла присланное Хлоей письмо:
ПРОКЛЯТЬЕ БАРТОЛОМЬЮ
Если я права и Ингрид сбежала потому, что была напугана, то нужно выяснить, что же привело ее в такой ужас – и не следует ли мне тоже быть настороже.
По ссылке открывается сайт с городскими легендами. Эндрю любил читать подобные байки – про аллигаторов в канализации и людей-кротов в заброшенных тоннелях метро. Но этот сайт кажется достаточно профессиональным. Аккуратное оформление. Читабельный текст.
Моему взгляду открывается великолепный снимок Бартоломью, сделанный со стороны Центрального парка. Голубое небо. Яркое солнце. Полыхающая осенняя листва. Лучи света, играющие на крыльях Джорджа.
А вот сама статья производит крайне угнетающее впечатление.
За долгие годы своего существования Бартоломью в Нью-Йорке стал свидетелем множества трагедий. Это готическое строение, возвышающееся над Центральным парком, успело перевидать множество смертей, включая убийства, самоубийства и даже эпидемию.
Когда Бартоломью торжественно открылся в январе 1919 года, испанский грипп уже успел забрать множество жизней по всему миру. Эпидемия шла на спад, и никто не ожидал, что спустя пять месяцев болезнь придет в Бартоломью, за считаные недели погубив двадцать четыре человека. Среди жертв оказались и достаточно известные люди, такие как Эдит Хэйг, молодая жена магната Рудольфа Хэйга. Однако большинство умерших были слугами, жившими в тесноте и потому особенно уязвимыми к инфекции.
Я в замешательстве отвожу взгляд от монитора. В квартире 12А когда-то жили слуги – возможно, некоторые жертвы гриппа спали в этой самой комнате.
Или даже все, а не только некоторые.
Возможно, они умерли прямо здесь.
Ужасное чувство только усугубляется, когда я рассматриваю фотографию. На ней видны носилки – не меньше семи, – лежащие на тротуаре у выхода из Бартоломью, и на каждых носилках покоится тело. Они укутаны с головой, но их ноги торчат из-под покрывал. Семь пар босых грязных ног.
Меня пробирает дрожь, когда я думаю, что эти ноги ступали прямо здесь, где я сижу. Я ежусь, пытаясь отогнать неприятное ощущение. Но впечатление только усиливается, когда я смотрю на следующую фотографию.
На ней изображен фасад Бартоломью, на сей раз – в черно-белых тонах. Снаружи сгрудилась небольшая толпа – сплошные зонтики от солнца и шляпы-котелки. В вышине, на крыше здания, стоит мужчина в черном костюме. Одинокий силуэт на фоне неба.
Владелец здания. За считаные мгновения до самоубийства.
Текст под фотографией подтверждает мою догадку.
После детального изучения здания врачи пришли к выводу, что причиной стремительного распространения болезни послужила плохая вентиляция в комнатах для слуг. Это открытие потрясло человека, спроектировавшего здание и заплатившего за его строительство, Томаса Бартоломью, который сам был врачом. Охваченный горем, в прекрасный июльский день на глазах у более чем сотни свидетелей он спрыгнул с крыши здания, названного в его честь.
К тексту прилагается ссылка, ведущая на давнюю публикацию «Нью-Йорк Таймс» с мрачным двусмысленным заголовком:
ТРАГЕДИЯ БАРТОЛОМЬЮ
Щурясь, я просматриваю нечеткий снимок газетной страницы. Дело было в середине июля, в воскресенье, и множество ньюйоркцев спасались от жары под сенью деревьев Центрального парка. Вскоре отдыхающие заметили человека, неподвижно стоявшего на крыше Бартоломью, словно еще одна из знаменитых горгулий.
Потом он прыгнул.
Свидетели все, как один, упирали на этот факт. Падение не было случайностью.
Доктор Бартоломью покончил с собой, оставив молодую вдову, Луэллу, и семилетнего сына.
Я провожу следующие несколько часов, составляя своего рода Розеттский камень истории Бартоломью с помощью статьи, которую прислала мне Хлоя. Каждый рассказ сопровождается несколькими ссылками на Википедию, новостные сайты, форумы. Я открываю каждую из них, погружаясь все глубже в пучину слухов, страшилок и городских легенд.
Я узнаю, что после первых трагических инцидентов в истории Бартоломью наступило сравнительное затишье. В двадцатые и тридцатые годы произошла всего пара происшествий. В 1928 мужчина упал с лестницы и сломал шею. В 1932 молодая актриса скончалась от передозировки лауданумом.
Я узнаю, что на лестнице якобы видели призраков – то ли мужчину, сломавшего шею, то ли кого-то из слуг, погибших от гриппа.
Я узнаю, что в одной из квартир – номер не называется – тоже обитает призрак, предположительно уже упоминавшейся Эдит Хэйг.
И еще я узнаю, что первого ноября 1944 года, когда Вторая мировая война близилась к своему кровавому финалу, в Центральном парке нашли тело жестоко убитой девятнадцатилетней девушки, работавшей в Бартоломью.
Ее звали Руби Смит, и она была горничной Корнелии Суонсон, бывшей светской львицы. Как рассказала сама Суонсон, Руби часто гуляла в парке по утрам, прежде чем разбудить хозяйку ровно в семь часов. Когда она так и не появилась, Суонсон отправилась в парк, чтобы найти ее, и обнаружила тело среди деревьев прямо напротив Бартоломью.
Тело Руби вскрыли и выпотрошили – не было нескольких внутренних органов, включая сердце.
Орудие убийства так и не нашли. Как и внутренние органы.
Газеты тут же прозвали происшествие «рубиновым убийством».
На теле отсутствовали какие-либо следы борьбы, и следствие заключило, что Руби знала нападавшего. Вокруг тела не нашли следов крови, что навело полицейских на мысль, что несчастную горничную убили не в парке. А вот в маленькой комнатушке в квартире Корнелии Суонсон, где спала Руби, кровь была. Одно-единственное алое пятнышко прямо за дверью.
Корнелия Суонсон тут же стала главной подозреваемой. Следствие обнаружило неприглядный факт из жизни Суонсон. Во второй половине двадцатых годов она жила в Париже, где поддалась очарованию Мари Дамьяновой, так называемого медиума и лидера эзотерического культа под названием Le Calice D’Or.
Золотая Чаша.
Полиция предъявила Корнелии Суонсон обвинение в убийстве Руби Смит. В рапорте делался особый акцент на дату совершения преступления – ночь Хэллоуина.
Корнелия Суонсон утверждала, что виделась с Мари Дамьяновой только на светских мероприятиях. Однако близкий друг обеих женщин опроверг это утверждение. По слухам, заявил он, эти двое были любовницами.
До суда дело так и не дошло. В марте 1945 года Корнелия Суонсон скончалась от неназванной болезни, оставив дочь-подростка.
После скандала с Суонсон в Бартоломью наступил очередной период относительного затишья. За последние двадцать лет тут совершили всего два убийства. В 2004 году жена застрелила своего мужа, узнав, что он ей изменял. Мне такое в голову не пришло. Эндрю может считать себя везунчиком.
Другое убийство было совершено в 2008 году, предположительно в ходе ограбления. Жертвой стал бродвейский режиссер-постановщик, регулярно пользовавшийся услугами юношей-проституток. Одного из них и обвинили в совершении преступления. Тот клялся, что ничего не сделал, но в итоге повесился в камере на собственной рубашке.
В Бартоломью зафиксировано по меньшей мере тридцать смертей от неестественных причин – не считая инфарктов, инсультов и терминальных стадий рака. Кажется, это не так уж и мало, но мне прекрасно известно, что трагедии случаются повсюду. Убийства, болезни, несчастные случаи. С какой стати Бартоломью должен быть исключением?
Мне это здание не кажется проклятым. Или населенным призраками. Или хоть чуточку угрожающим. Здесь удобно, просторно и, если не обращать внимания на обои, очень красиво. Мне ясно, почему Ник и Грета живут здесь. Я бы точно не отказалась остаться дольше, чем на три месяца, если бы могла себе это позволить. И потому я по-прежнему не могу понять, почему Ингрид решила уйти.
Я закрываю ноутбук и проверяю телефон. По-прежнему ничего.
Ее молчание нервирует меня еще и потому, что именно Ингрид грозилась дергать меня каждые пять минут, если я не приду на встречу. Даже то унизительное столкновение в лобби – наша первая встреча – случилось из-за того, что Ингрид не могла оторваться от своего телефона
Хотя, если задуматься, это была не первая наша встреча. Мы познакомились до этого, и при весьма необычных обстоятельствах.
Я выбегаю из спальни и спешу вниз по винтовой лестнице, на кухню. Ингрид поприветствовала меня с помощью кухонного лифта – возможно, и попрощаться она решила так же. И действительно, за дверцей шкафчика лежит новое стихотворение.
Эдгар Аллан По «Колокола».
На вырванной странице покоится ключ.
Я поднимаю его и рассматриваю в свете люстры. Он меньше, чем ключ от входной двери. Гораздо меньше. Однако я знаю, что можно открыть этим ключом. На связке, что лежит сейчас в тарелке в прихожей, есть похожий ключ.
Ключ от хранилища в подвале.
Тот самый ключ, которого, по словам Лесли, не хватало на связке, оставленной в лобби.
Зачем Ингрид положила его в кухонный лифт? Может быть, она оставила для меня что-то в ячейке 11А?
Я опускаю ключ в карман и чувствую облегчение. Похоже, Ингрид не сбежала из Бартоломью, а спланировала свой уход. Я зря беспокоилась. Я переворачиваю страницу со стихотворением в уверенности, что найду там объяснение или, возможно, предложение встретиться позже.
Но мои ожидания не оправдываются.
Один взгляд на записку Ингрид – и моя тревога возвращается с утроенной силой.
Я перечитываю два слова, написанных дрожащей рукой:
БУДЬ ОСТОРОЖНА
