Глава 1
Ардиан

Где-то наверху у Ардиана Хачкая был свой покровитель.

В бога Ардиан не верил. Для албанца это естественно — еще сто лет назад Энвер Ходжа провозгласил атеизм официальной государственной идеологией Албании. После крушения коммунистического режима изменилось немногое — и мусульмане на севере, и православные греки на юге одинаково равнодушно относились к попыткам разнообразных зарубежных сект развернуть в нищей стране миссионерскую деятельность. Даже исламские боевики, герои сражений в Косове и Македонии, возвращаясь на свою историческую родину, чудесным образом теряли всякий интерес к религиозным вопросам и начинали пить ракию и есть свинину — когда было что есть и пить, разумеется.

Но молиться ведь можно, даже не веря в бога. Тем более что адресатом его нехитрых молитв был не Иисус и не Аллах — просто Сила: вечная, грозная, равнодушно наблюдающая с небес за муравьиной возней на земле. Сила, которая помогает тем, кто не просит у нее слишком многого и способен защитить себя сам.

Первый раз он обнаружил присутствие этой Силы в возрасте десяти лет. В стране шла бесконечная вялая «гражданская война» — на самом деле просто схватка нескольких мафиозных кланов. В Тиране стояли миротворческие войска Совета Наций, но пользы от них было мало — разве что приработок молодым девчонкам с окраин. На рруга Курри, где жила семья Ардиана, постоянно гремели выстрелы: шел раздел сфер влияния между бандами Хашима Тачи и грека Василиса Хризопулоса, предпочитавшего зваться гордым албанским именем Скандербег. Голубые каски не вмешивались: попробовали однажды, приперлись на трех бэтээрах, но отморозки Тачи саданули из гранатомета по дряхлой, еще коммунистических времен, пятиэтажке, торцом выходившей на улицу. Угол дома осыпался, будто слепленный из песка, и похоронил под собой новенький бронетранспортер Совета Наций. С тех пор про рруга Курри в штабе миротворцев старались не вспоминать.

Понятно, что жить в таком месте и оставаться в стороне от противостояния враждующих сторон никому не удавалось. Родители Ардиана, люди небогатые, старались сохранять хрупкий нейтралитет: подкармливали вечно голодных оборванцев из банды Тачи, а каждое воскресенье посылали кого-нибудь из детей к Скандербегу с подарком — канистрой домашней ракии. Вот с такой канистры и начались злоключения маленького Ардиана,

Он с превеликим трудом дотащил тяжеленную емкость до глухого бетонного забора, окружавшего резиденцию Хризопулоса. Постучал носком ботинка в высокие кованые ворота. Обычно на том все и заканчивалось — в воротах открывалась калитка, из нее высовывалась здоровенная волосатая лапа и хватала канистру. Но в этот раз вышло иначе: калитка распахнулась, и грубый голос с сильным черногорским акцентом скомандовал:

— Заходи, пацан.

Ардиан, ругаясь сквозь зубы, подчинился. Особняк стоял в глубине небольшой оливковой рощи. Между деревьев тут и там виднелись похожие на исполинские серые фурункулы растрескавшиеся бетонные доты — при коммунистах эти купола понатыкали по всей Албании, вроде бы готовились к защите от иноземного вторжения. Обычно в таких дотах хозяйственный народ хранил овощи, но Скандербег использовал коммунистическое наследство по прямому назначению. Из каждого купола торчало тонкое дуло самонаводящегося пулемета, называемого в просторечии «жнец».

Во дворе черногорец забрал у Ардиана канистру, но не отпустил, а, наоборот, велел идти за ним в дом. Ардиана обуревали мрачные предчувствия — в частности, он подозревал, что его будут бить, хотя и не очень понимал за что. Именно поэтому роскошное убранство особняка не произвело на него сильного впечатления — в отличие от внешности его хозяина.

Скандербег оказался огромным краснолицым человеком, похожим на великана из сказки. Лицо его тонуло в буйной черной бороде, в ухе сияло толстое золотое кольцо, придававшее «ночному королю» Тираны сходство со средневековым пиратом (позже Ардиан узнал, что это был сетевой имплант). Правая рука великана заканчивалась сервопротезом — пять гибких титановых пальцев, сжатых в огромный блестящий кулак.

Ардиан стоял, пораженный фантастическим обликом Скандербега, и не сразу понял, что тот задает ему какой-то вопрос. Сопровождавший мальчика охранник схватил его за плечо и несколько раз встряхнул, чтобы привести в чувство.

— Ты из семьи Хачкай? — В голосе Хризопулоса звучало раздражение — видимо, он не привык повторять дважды.

— Да, эфенди, — стряхнув тяжелую руку черногорца, ответил Ардиан. — Мой отец присылает вам домашнюю ракию.

— Я знаю, — перебил великан. — И думает, что этого достаточно. Но это не так!

Ардиан промолчал. Он не очень понял, что имеет в виду Скандербег. Может быть, одной канистры ему теперь мало?

— Тот, кто по-настоящему предан нации, не должен откупаться от ее защитников грошовыми подачками, — еще непонятнее продолжал Хризопулос. — Я требую от вашей семьи настоящей помощи. И ты, пацан, мне ее окажешь.

Впоследствии Ардиан много размышлял над тем, почему могущественный Скандербег снизошел до разговора с десятилетним мальчиком, вместо того чтобы поручить это кому-нибудь из своих шестерок. Единственное объяснение такой странности заключалось в том, что Хризопулос по каким-то причинам считал подчинение семьи Хачкай достаточно важным делом. Несколько лет спустя Ардиан узнал, что первым предложение вступить в отряд Скандербега получил его старший брат Раши. Но Раши был ушлым парнем — в свои восемнадцать он успел три года прокантоваться в Евросоюзе, промышляя мелким пушерством и магазинными кражами, отсидел несколько месяцев в тюрьме Неаполя и вернулся на родину в трюме одного из желтых санитарных кораблей ЕС. На угрозы людей Хризопулоса он ответил в том смысле, что уже отдал свой долг нации, выполняя задания сигурими в далеких странах, и чувствует себя абсолютно никому ничем не обязанным честным человеком. Если же уважаемый Скандербег будет настаивать, прибавил тертый калач Раши, и добиваться сотрудничества недипломатическими средствами, его' друзья из сигурими могут и вступиться за человека, оказавшего такие услуги родине. Блеф, конечно, и довольно наглый: какие государственные задания мог выполнять пятнадцатилетний сопляк, воровавший нижнее белье в больших супермаркетах? Но слово «сигурими», обозначавшее всесильную некогда госбезопасность Албании, произвело на людей Хризопулоса магическое действие. Даже если взаимоотношения Раши с госбезопасностью ограничивались элементарным стукачеством, связываться с таким фруктом все равно выходило себе дороже. Скандербег отступился и решил прибрать к рукам младшего из братьев.

Властный голос великана с золотым кольцом в носу на некоторое время лишил Ардиана способности размышлять. Он согласился с тем, что семья Хачкай не слишком активно участвует в борьбе за освобождение нации от гнета капиталистических бандитов, одним из которых является презренный Хашим Тачи. Он, как последний дурак, улыбнулся, когда чернобородый исполин похвалил его, сказав, что такие, как он, храбрые и смышленые мальчишки могут спасти Албанию. Ардиану даже в голову не пришло возразить, когда ему приказали отправиться в квартал Серра — территорию, контролировавшуюся бандой Тачи, — и разведать, сколько сейчас там бойцов и чем они вооружены. Он немного пришел в себя только после того, как Хризопулос пригрозил ему большими неприятностями, которые постигнут всю его семью в случае, если задание окажется невыполненным. Поздно. По знаку заросшего косматой бородой гиганта охранник сунул Ардиану бумажку в пять евро и выгнал на улицу.

Первой мыслью Ардиана было рассказать все старшему брату. Раши казался ему настоящим героем голливудской фата-морганы — он шикарно говорил на уличном сленге, классно дрался и постоянно менял красивых подружек. В отличие от тихого, раздавленного жизнью отца — техника на акведуке, учившегося когда-то в Париже, но вернувшегося в Албанию после того, как к власти во Франции пришел Национальный Фронт, — Раши наверняка мог защитить его от бандитов Скандербега. Но переложить свою проблему на плечи старшего брата Ардиану не позволила гордость. Если бы он раскрыл тогда свою тайну Раши, вся его последующая жизнь могла бы сложиться по-другому; но он промолчал. Промолчал и сделал первый шаг по дороге, ведущей к дому на рруга Бериши, встрече с майором Монтойя и лагерю Эль-Хатун.

Он вернулся домой, спрятал полученные от Хризопулоса деньги в тайник под половицей, переоделся, выбирая те вещи, о которых не пришлось бы потом жалеть, и отправился в квартал Серра.

На самой границе квартала, там, где рруга Курри упирается в раздолбанный многолетними упражнениями в стрельбе монумент Энверу Ходже, его остановил патруль — два четырнадцатилетних пацана с лицами дегенератов в третьем поколении. На плече у каждого синела грубо наколотая змея, свернувшаяся в кольцо, — эмблема банды Тачи. Ардиану несколько раз профилактически врезали по шее и повели к полуразрушенному зданию, служившему патрульным чем-то вроде караулки.

За изрытой шрамами кирпичной стеной горел уютный костер, над которым на длинных прутиках жарились кусочки мяса. Собачатина, скорее всего, но сидевшие вокруг костра гурманами не выглядели. Ардиан насчитал восемь человек — плюс те двое, что его поймали. Бежать невозможно, драться — глупо. Самый маленький из патрульных был выше его на голову. К тому же у троих он заметил пистолеты. Брат, конечно, раскидал бы этих придурков, как щенят, только вот Раши наверняка лежал сейчас в постели с одной из своих смазливых подружек. Что ж, оставалось лишь надеяться, что его не убьют.

Ардиана не убили. Отметелили, конечно, до потери сознания, но и только. К счастью, никому не пришло в голову, что он пришел шпионить — решили, что тупой малолетка случайно забрел за границу своего квартала. Не зря он надел старые штаны и рубашку — во-первых, на них никто не польстился, во-вторых, не жалко было выкидывать. А выкинуть все равно пришлось: острые кирпичи, по которым его катали ногами, превратили одежду в окровавленные лохмотья.

Ночью, лежа в постели, перебинтованный и заклеенный бактерицидными пластырями, Ардиан, морщась и скрипя зубами от боли, беззвучно прошептал в пространство просьбу о помощи — первый раз в своей жизни. Мама открыла окно, и ему был виден усеянный крупными звездами кусок темно-фиолетового неба. Он представил, что где-то там, среди далеких солнц иных миров, обитает Сила, которая может помочь ему решить все его проблемы. Ардиан чувствовал ее присутствие, чувствовал внимательный взгляд, которым нечто, затаившееся в межзвездной тьме, ощупывало его избитое тело, словно решая для себя, годится ли на что-нибудь этот кусок мяса. Его трясло от ощущения прямого мысленного контакта с непонятной Силой, как если бы он держался рукой за оголенные провода под током. Глотая соленую от крови слюну, вздрагивая от боли и обиды, он взмолился о помощи, призывая Силу ответить ему. И ответ пришел.

Ответ оказался очень простым. Ардиан лежал, глядя полными слез глазами в глубокое ночное небо, а ответ бился у него в голове, словно запертый в спичечный коробок шмель.

Назавтра Ардиан не смог выйти из дома — каждое движение причиняло ему боль. Раши позволил брату воспользоваться своим стареньким компьютером, и он провел несколько часов на сайтах Свободных Оружейников Эшера, раздобыв там всю необходимую информацию.

На следующий день, прихрамывая, он добрался до особняка Скандербега. Охрана, видимо, была предупреждена, потому что его пропустили, не задавая вопросов. Ардиан в сопровождении все того же черногорца прошел в комнату, где два дня назад встречался со Скандербегом, и принялся ждать, украдкой разглядывая в зеркальных дверях свои боевые шрамы и синяки.

Хризопулос появился спустя полчаса. Он не спросил Ардиана, что с ним произошло, — возможно, это его просто не интересовало. Первым вопросом его было:

— Сколько бойцов в квартале Серра?

— Я не знаю, эфенди, — ответил Ардиан, стараясь говорить внятно — несколько выбитых зубов и рассеченная носком чьего-то ботинка губа делали это настоящей проблемой. — Я видел только патрульных: десять человек.

— Мальчик, — в голосе Скандербега звенела сталь, — я предупреждал тебя, что случится с твоей семьей, если ты не выполнишь мой приказ. Скажи мне, только по совести, ты его выполнил?

— Нет, эфенди.

— Ты подвел свою семью! — рявкнул Хризопулос. — На первый раз я прощаю твоих родных, но не тебя. Ты получишь хорошую порку. Может быть, она научит тебя выполнять приказы командира. — Он наклонился над маленьким Ардианом, страшный, огромный, как поросший черным кустарником утес. — Я прикажу своим телохранителям всыпать тебе двадцать плетей. Надо бы все сорок, но ты такой хилый, что не выдержишь и половины.

— Эфенди Скандербег, — сказал Ардиан, удивляясь тому, как четко на этот раз прозвучали его слова. Хотя чему удивляться — это не он, это Сила, обитавшая между звезд, говорила сейчас с Хризопулосом. — Я не хочу и не умею шпионить. Но я могу сделать кое-что другое. Дайте мне оружие, и я убью людей Хашима Тачи.

Он ожидал, что великан засмеется, но тот, как ни странно, воспринял его слова как должное. Кивнул громиле-черногорцу:

— Петр, дай ему пушку.

Охранник, ухмыляясь, выщелкнул обойму из своего огромного пистолета и протянул его мальчику. Ардиан схватил пистолет обеими руками, но тот оказался таким тяжелым, что длинное черное дуло, не отрываясь, смотрело в пол.

— Как ты думаешь, мальчик, — спокойно спросил Скандербег, — сколько людей Тачи ты сможешь убить из этого пистолета?

— Нисколько, — честно ответил Ардиан. — Но я ведь не пистолет у вас просил, эфенди. Мне нужны гранаты, старые гранаты с пороховым капсюлем.

На этот раз Хризопулос все-таки удивился. Сервомоторчик, укрытый в протезе левой руки, зажужжал, как потревоженная пчела, титановые пальцы принялись сжиматься и разжиматься с легким пощелкиванием.

— Ты понимаешь, что, кинув даже одну гранату в бойцов Тачи, ты подпишешь приговор не только себе, но и всем обитателям твоей рруги?

— Понимаю, эфенди. Пожалуйста, не спрашивайте, как я собираюсь убить людей Тачи. Просто дайте мне гранаты.

— Упрямый щенок, — хмыкнул черногорец.

Скандербег осуждающе посмотрел на него.

— Петр, выдай ему две русские гранаты — у нас они должны где-то валяться. Поаккуратней с ними, парень, постарайся не взорваться, пока не выйдешь за пределы этого дома. И помни, что каждая из них стоит пятьдесят евро. Если ты не справишься, я спрошу не только с тебя, но и с твоей семьи.

Гранаты оказались что надо — старые, примитивной конструкции, как раз те, что описывались Свободными Оружейниками Эшера как опасное и ненадежное оружие, часто взрывающееся в неосторожных руках.

Ардиан готовился два дня. Немало времени ушло на испытания — кульки, набитые порохом из китайских петард, взрывались то слишком рано, то слишком слабо, не давая возможности определить оптимальную глубину закладки. Когда эту проблему наконец удалось решить, встал вопрос, когда проводить саму закладку. Рекогносцировка местности заняла еще сутки — все это время Ардиан появлялся дома лишь для того, чтобы перекусить, и больше всего опасался встретить кого-нибудь из людей Скандербега, которые со словами «Заждались тебя твои розги» потащат его в особняк за забором. К счастью, все обошлось, и холодным туманным утром Ардиан выскользнул из дома, бережно прижимая к груди брезентовый рюкзачок с завернутыми в старые газеты гранатами.

Он уже знал, что патруль напротив памятника Энверу Ходже дежурит далеко не круглосуточно. Конечно, большую часть дня кто-то из подростков там болтался; частенько жгли костер и ночью, но уже в начале четвертого утра последние стражи покидали руины дома, оставляя охрану границ квартала на произвол судьбы. В пять часов Ардиан тенью прокрался мимо изуродованного Ходжи, прополз через невидимый с улицы лаз под стеной и оказался перед остывшим кострищем, вокруг которого были разбросаны пустые консервные банки и бутылки из-под акваконцентрата. Вытащил из рюкзачка маленькую детскую лопатку и принялся за работу.

Тренировки с петардами позволили ему выкопать яму требуемых размеров меньше чем за десять минут. Пора было переходить к самой ответственной части операции, и тут у Ардиана начали бешено трястись руки. Он замотал головой, вцепился зубами в тыльную сторону ладони — тщетно. Откуда-то накатил черный, застилающий глаза страх. Он представил себе, что произойдет, если его обнаружит здесь кто-нибудь из людей Тачи. Ардиану захотелось отбросить подальше сумку с гранатами и бежать, бежать что есть сил и без оглядки.

В этот момент он вспомнил леденящее прикосновение Силы и устыдился своей трусости. Дрожь в руках прошла так же неожиданно, как и началась. Он аккуратно развернул газеты и уложил гранаты в ямку капсюлями друг к другу. Засыпал тонким слоем песка и остывших угольев, разровнял землю обгорелым прутиком из-под шашлыка, придирчиво осмотрел кострище. Убрал лопатку и газеты обратно в рюкзак и, стараясь ступать по битому кирпичу, чтобы не оставлять следов на песке, выбрался из разрушенного дома,

Он вернулся домой в предрассветных сумерках, никем не замеченный, проскользнул в свою комнату и забрался в кровать. Тут страх вновь настиг Ардиана — и на этот раз отделаться от него оказалось куда сложнее. Закрывая глаза, он видел бандитов Хашима Тачи, врывающихся в дом, палящих в потолок из огромных черных пистолетов, требующих выдать им убийцу своих товарищей. Родители пытались защитить его, но главарь бандитов наклонялся, вытаскивал из-под кровати брезентовый рюкзачок и вытряхивал на пол детскую лопатку со следами кирпичной крошки и золы от костра. А потом над Ардианом склонялись страшные, перемазанные кровью и копотью лица, вокруг него смыкалось кольцо плотных, одетых в камуфляж фигур, и тяжелые армейские ботинки начинали с хрустом крушить ему ребра…

Едва дождавшись ухода родителей — отец сутками дежурил на акведуке, а мать стирала белье в богатых кварталах Тираны, — он тщательно вымыл лопатку и спрятал ее в сарайчике для садового инвентаря. Избавившись таким образом от самой главной улики, Ардиан вдруг понял, что ему до смерти хочется увидеть, как взлетят на воздух патрульные Хашима Тачи. Он, конечно, не знал тогда, что его подсознание стремится таким образом компенсировать унижения последних дней. Просто сказал себе, что, пока не увидит своими глазами, как сработала его ловушка, не сможет до конца избавиться от страха. А страх — вот это он уже знал наверняка — мешал ему общаться с Силой.

Горький опыт первой вылазки в квартал Серра навсегда отучил Ардиана лезть напролом. Он спустился в один из заброшенных бетонных куполов — там жутко воняло сточными водами, поэтому никому не пришло в голову использовать его под овощехранилище — и по склизкому, заросшему отвратительной плесенью лазу пробрался в подвал того самого здания, стена которого в свое время обрушилась на БТР «голубых касок».

В разрушенной части дома никто не жил, и Ардиан без особых приключений преодолел четыре лестничных пролета от подвала до квартиры на втором этаже, откуда прекрасно просматривалась площадь с монументом. Устраиваясь на бетонном крошеве перед торчащими прямо из остатков стены прутьями арматуры, он подумал, что, будь он умнее, начал бы разведку вражеской территории именно отсюда. Что ж, на ошибках учатся.

Ждать пришлось долго. Парни из банды Тачи уже прохаживались по площади, заигрывая с девчонками и устраивая понарошечные поединки. Высокий тощий пацан с бритым лбом и длинной косой на затылке вертел перед собой велосипедную цепь, демонстрируя нешуточное мастерство. Цепь посверкивала на солнце, сплетая вокруг бритого замысловатый узор. Ардиану казалось, что он слышит свист рассекаемого воздуха. Костер никто не разжигал — несмотря на ранний час, в воздухе чувствовалась предгрозовая жара.

Гроза могла разрушить все планы Ардиана. Летом на восточном побережье Адриатики дожди шли не часто, но если такое все же случалось, то последствия бывали самыми неприятными. Отец как-то рассказывал ему, что далеко на юге, в Индии, произошла страшная катастрофа, отравившая и воду, и воздух. Почему воздух отравили в Индии, а ядовитые дожди шли у них, Ардиан так и не понял, но дела это не меняло. Попасть под дождь означало как минимум лишиться волос — из-за этого, кстати, половина детей Тираны круглый год ходила бритой налысо, — но случалось, что застигнутые ливнем где-нибудь на открытой местности заболевали куда серьезнее и даже умирали от злокачественного фурункулеза. Даже самые тупые быки из банды Тачи не стали бы рисковать своим здоровьем, неся вахту под проливным смертоносным дождем. Костер так и не разожгут, подумал Ардиан, дождь промочит землю и выведет из строя ненадежные пороховые капсюли. Ловушка не сработает, никто из патрульных не погибнет — что ж, может быть, это и к лучшему. Но Скандербег потребует объяснений, а потом прикажет выпороть его без всякой жалости и предъявит счет на сто евро, а это целая куча денег, куда больше, чем Ардиан видел за всю свою жизнь.

Он лежал в своем укрытии, смотрел то на раскаленное небо, то на площадь и страдал от невозможности повлиять на ход событий. Когда к вечеру жара немного спала, а прошедшая стороной грозовая туча так и не пролилась дождем, он испытал облегчение, но вместе с тем и странную обреченность. Его план, подсказанный Силой, близился к завершению, и ничто уже не могло остановить запущенный им маховик смерти. Ардиан завороженно смотрел на первые струйки дыма, поднимавшиеся над полуобвалившейся стеной дома на дальней стороне площади, и сердце его сжималось от страшного предвкушения.

Рвануло минут через двадцать — когда первые жаркие угли прогрели песок до температуры, достаточной для возгорания пороха в капсюлях русских гранат. Грохот взрыва раскатился по площади, звоном отразился в стеклах домов, молотом ударил в уши парализованного ужасом Ардиана. Сразу же за взрывом последовали крики — истошный женский визг, жуткая ругань бандитов, вопли раненых. Из-за разрушенной кирпичной стены выскочил парень с косой — но уже без цепи. Вместе с цепью он потерял и руку — из неправдоподобно короткой культи, заканчивавшейся почти у плеча, торчало что-то белое, и как из шланга хлестала кровь. Парень добежал до середины площади, споткнулся, упал и больше не шевелился. Песок вокруг него постепенно приобретал красивый розоватый оттенок.

Откуда-то примчался армейский джип с мощными галогеновыми прожекторами на высокой, приваренной к корпусу раме. Выскочившие из джипа люди — по виду такие же бандиты, что и патрульные, только постарше и пострашнее — бросились в разрушенный дом, на ходу вытаскивая из-за пояса огромные черные пистолеты. Обошлось, однако, без стрельбы — да и в кого там было стрелять? Из развалин вытащили два тела — мертвых или контуженых, Ардиан толком не разглядел. Еще трое парней вышли сами — один при этом выглядел совершенно сумасшедшим и время от времени кидался на приехавших на джипе, словно бойцовый петух. В конце концов его успокоили хорошим крюком в челюсть и затащили на заднее сиденье машины — приходить в чувство. Шофер джипа подошел к неподвижно лежащему в центре площади парню с косой, что-то ему сказал и, не дождавшись ответа, перевернул тело носком сапога. Секунду он всматривался в лицо парня, потом плюнул на розовый песок и зашагал обратно к машине.

Потом один из приехавших поднес к глазам небольшой бинокль и начал методично осматривать все выходящие на площадь здания. Ардиан, преодолевая мучительное желание мгновенно провалиться сквозь землю или, по крайней мере, скатиться по лестнице на первый этаж и оттуда в подвал, вжался в жесткий, засыпанный песком и обломками бетонной опалубки пол. Он знал, что никакой бинокль не поможет человеку на площади увидеть его худенькую, сливающуюся с полом фигурку, но страх не слушал доводов рассудка. Ему снова хотелось бежать, бежать, как можно быстрее и как можно дальше. Но Ардиан не побежал. Он прождал десять минут, отсчитывая про себя секунды и внимательно прислушиваясь к шагам внизу — не приближается ли кто-нибудь к дому. На счет «шестьсот» он осторожно приподнял голову и увидел, что человек с биноклем уже не высматривает таящихся в засаде врагов, а разговаривает с кем-то по допотопному сотовому телефону. Убедившись, что его укрытие не привлекает внимания бандитов, Ардиан змеей проскользнул к лестнице в подвал и через четверть часа был уже у себя дома.

Вечером, за ужином, все разговоры крутились вокруг взрыва в квартале Серра. Отец сказал, что при взрыве погибли двое бандитов Хашима Тачи и еще трое получили ранения и контузии. Сын одной женщины, которая работает у них на акведуке, сошел с ума, добавил отец. Ардиан подумал, что это наверняка тот самый парень, которого вырубили ударом в челюсть. Мама пожаловалась, что жить на рруга Курри стало совсем невозможно, и завела свою любимую песню о том, что надо бы переехать в центр города, где стоят батальоны Совета Наций и бандиты не осмеливаются появляться с оружием в руках, не говоря уже о том, чтобы кидать друг в друга гранатами. Раши сказал, что, по его глубокому убеждению, никто ни в кого ничем не кидал — просто малолетки, работающие на Хашима Тачи, не сумели прочитать инструкцию к взрывному устройству, украденному у «голубых касок». Ардиан отмалчивался и думал о том, что скажет назавтра Скандербегу.

Говорить, однако, почти ничего не пришлось. Скандербег вышел к нему сразу же, не заставив ожидать ни минуты, угостил солеными орешками и предложил пива. Орешки Ардиан взял, а от пива отказался — в свои десять лет он еще ни разу не пробовал спиртного и боялся оскандалиться перед таким уважаемым человеком.

— Молодец, парень, — сказал ему Скандербег. — Сам придумал этот фокус или подсказал кто?

Ардиан мог бы признаться, что закопать гранаты под кострищем посоветовала ему обитавшая меж звезд безымянная Сила, но почувствовал, что великан не поверит ему. Поэтому он ответил:

— Сам, эфенди.

— Очень хорошо. — Хризопулос выглядел довольным. — Ты вывел из строя пятерых солдат этого выродка Тачи. За каждого из них тебе причитается по тридцать евро — всего сто пятьдесят. Сто евро вычитаем — это стоимость гранат. Пятьдесят евро получишь у Петра.

Ардиан слушал его, не веря своим ушам. Пятьдесят евро платили отцу за месяц работы на акведуке. Огромные деньги. Он заработал их за три дня, заплатив за них несколькими выбитыми зубами, синяками на ребрах… и убийством пятерых человек. Нет, не пятерых — отец же говорил, что погибло всего двое. Но, видимо, оставшиеся в живых уже не годятся для службы в отряде Хашима Тачи, иначе с чего бы Скандербег стал платить за них как за убитых?

— Что, не ожидал? — расхохотался великан. — Каждая вещь имеет свою цену, голова врага — не исключение. Ты хорошо потрудился, парень, и я хочу, чтобы ты понял: помогая мне, ты не только защищаешь свою родину, но и можешь прилично подзаработать. Ну, согласен?

— Да, эфенди, — ответил Ардиан. Он уже понял, что взрыв в квартале Серра не поможет ему выйти из игры, которую вел Скандербег. Скорее наоборот: провали он акцию, его бы выпороли и почти наверняка отпустили, навсегда забыв о существовании мальчика по имени Ардиан Хачкай. А теперь Хризопулос смотрел на него по-другому. Определенно по-другому, хотя, хорошо это или плохо, Ардиан пока понять не мог. На всякий случай он решил придерживаться тактики выжидания — говорить мало, на вопросы отвечать односложно, лишнего не спрашивать.

— Петр будет давать тебе оружие, — продолжал Скандербег. — Показывать, кого нужно убрать, Ты думаешь, как это лучше сделать, идешь и убираешь того, чье имя тебе назовут. Всегда незаметно. Если попадешься — молчишь о том, кто тебя послал. Скажешь — твоя семья умрет. Мать, отец, брат. Будут умирать долго и страшно. Не скажешь — я заплачу им за твою голову. Твои родители станут обеспеченными людьми. Понял, парень?

— Да, эфенди, — повторил Ардиан. — Можно, я буду выбирать оружие сам?

— Иногда, — ответил Хризопулос. — Но чаще ты будешь пользоваться тем, что выберет для тебя Петр. Хороший воин должен уметь не только выбирать оружие, но и использовать то, что есть под рукой.

Ардиан подумал.

— Мои родители ничего не должны знать об этом, эфенди, — опустив глаза, твердо сказал он. — И брат тоже.

— Разумеется, — улыбнулся Скандербег. — Это будет только наша с тобою тайна. Ты, я и Петр — три человека на всей земле. Я даю тебе шанс, которого не может дать больше никто. Я вижу, у тебя есть способности. Если ты станешь выполнять все мои инструкции — и все инструкции Петра, — ты сделаешься лучшим убийцей в стране. Тебя станут бояться, малыш. Взрослые сильные мужчины будут трепетать при одном твоем имени. Тебе ведь понравится такая жизнь, а, Арди?

Ардиан промолчал, но в глубине души согласился со Скандербегом. Такая жизнь не могла не понравиться.