Глава 14
Монтойя. Игра с джокером

О том, что Ардиан арестован, мне сообщает комиссар Димитров. Я все еще торчу в Тиране, отрабатывая все связи Василиса Хризопулоса, известного в криминальном мире Албании под именем Скандербег.

Крохи информации складываются в довольно любопытную мозаику. К сожалению, именно крохи. Общая картинка из-за этого выглядит несколько странно.

Тип, который напал на меня в квартире Хачкаев, на мою беду оказался косоваром, два года находившимся в розыске по обвинению в убийствах сербов в Метохии. Никто, правда, его особо не разыскивал. Вот если бы он был сербом и обвинялся в этнических чистках, дело, конечно, приняло бы совсем другой оборот. Так или иначе, как только выясняется, кто он такой, им начинает живо интересоваться сам комиссар Поль, к делу тут же подключаются представители международного уголовного суда, и капитану Монтойе вежливо дают понять, где его место в длинной очереди желающих пообщаться с бывшим строителем из безвестной косовской деревеньки, а ныне важным военным преступником Рамушем Имери. Место если и не последнее, то, во всяком случае, гораздо ближе к концу очереди, чем к ее началу.

Тем не менее кое-что узнать мне все-таки удается, и расследование начинает довольно резво двигаться вперед, но тут мне звонит комиссар Димитров.

— Если тебя все еще интересует этот парень, то советую поторопиться, — говорит он. — Взял его Лоэнгрин, а передали его не кому-нибудь, а Ленивому Душегубу.

— Как, черт возьми, это у него получилось? — спрашиваю я.

Димитров фыркает.

— Боюсь, что случайно, Луис. Насколько я понимаю, Лоэнгрин охотился за майором Шараби, которого подозревал в махинациях с подарком от тетушки. Когда машина Шараби неожиданно развернулась около блокпоста на трассе Дуррес — Тирана, он решил, что пора брать мерзавца тепленьким, и взял… да только не того, кого собирался.

Медлить глупо — я коротко благодарю Эмила за помощь, сажусь в машину и мчусь в Дуррес. По пути успеваю позвонить боссу и уговариваю его подписать приказ, передающий дальнейшее ведение дела Ардиана Хачкая лично мне. Минут за пять до того, как я торможу перед воротами мрачной, похожей на средневековую крепость тюрьмы «Дунча», приказ, заверенный личным факсимиле генерала О'Ши, выползает из печатающего устройства моего лэптопа.

Я успеваю вовремя — мало кто способен сохранить здоровую психику после второй инъекции пейнмастера, а Рафаэль Мауро по прозвищу Ленивый Душегуб как раз собирается сделать Ардиану еще один укол. V Мауро в корпусе дурная слава — пару месяцев назад одна из его подследственных сошла с ума, и, хотя дело удалось замять, весь персонал «Дунчи» знает, что Душегуб вколол ей две дозы «чокнутого русского».

Впрочем, Ардиан и после одного укола выглядит скверно: огромные, густо подведенные фиолетовым глаза, рот, напоминающий рассеченный ножом кровавый бифштекс, забинтованное плечо… В общем, видно, что парню досталось, и досталось крепко. Держится он, однако, молодцом: вместо того чтобы плакать и молить о пощаде, материт следователя так, что я не могу им не восхититься. Похоже, Мауро и сам уже понял, что с наскока ему Хачкая не расколоть. Во всяком случае, он не возражает, когда я сую ему под нос приказ босса. То есть, конечно, возражает, но не сильно, скорее просто для порядка. Прямо из его кабинета я звоню начальнику охраны «Дунчи», и уже через полчаса Ардиан сидит у меня в машине.

К этому моменту я уже представляю себе, что делать дальше. Можно держать пари, что Ленивый Душегуб сразу же бросится звонить Фаулеру — ведь именно тот поймал Хачкая и наверняка объяснил следователю, какую именно информацию нужно вытрясти из задержанного. Фаулер, разумеется, взбесится — а кто бы не взбесился, когда законную добычу нагло крадут у него из-под носа. Другое дело, что у него вряд ли есть время и возможность серьезно повлиять на ситуацию. Насколько я представляю себе методы Лоэнгрина, он крайне редко сидит на одном месте, предпочитая постоянно перемещаться. Из-за этого, вероятно, он и не стал самостоятельно допрашивать Ардиана, переложив всю грязную работу на плечи Ленивого Душегуба. Скорее всего, он ограничится гневным звонком боссу — ну, а того я уже предупредил. Вот только захочет ли бригадный генерал Майкл О'Ши прикрывать меня от гнева любимчика самого Сёгуна?

Собственно, это и есть самый скользкий момент моего плана. Потому что, даже хорошо зная нрав босса, я не могу сказать наверняка, как он поступит в такой ситуации.

От «Дунчи» до базы «Лепанто» мы добираемся минут за двадцать. Все это время я жду звонка генерала, но телефон молчит. Очевидно, выданный мне карт-бланш все еще продолжает действовать.

Лазарет у нас, в отличие от столовой, неплохой. К тому же мне снова везет — дежурит доктор Молле, еще один завсегдатай встреч за покером у комиссара. Принадлежность к этому маленькому клубу делает подробные объяснения излишними. Пока доктор латает раненое плечо Ардиана, я влезаю в нашу локальную сеть и просматриваю новости. В официальной ленте ничего интересного нет; на форуме некто, скрывшийся под ником AWER, сообщает, что, по его сведениям, офицер интендантской службы Олаф Густавссон арестован сегодня людьми Фаулера по обвинению в измени, однако это, разумеется, может быть и уткой. Как раз в тот момент, когда я читаю отклики на это сообщение, начинает верещать мой мобильник. Звонок нейтральный, значит, это кто-то из чужих.

— Капитан Монтойя? — рокочет в трубке уверенный баритон. — Говорит Фаулер.

— Слушаю вас, майор, — отвечаю я, внутренне подобравшись, Вот, значит, как — Лоэнгрин не стал обращаться к боссу, а решил действовать напрямую. Что ж, вполне достойно, Пожалуй, я его недооценил.

— Я вам вот по какому делу звоню, — продолжает майор уже не таким официальным тоном. — Мне доложили, что вы забрали себе арестованного сегодня утром мальчишку-киллера?

— Вашего мальчишку чуть было не отправил на тот свет следователь Мауро, — хмуро отзываюсь я. — Полагаю, вам следует меня поблагодарить.

— Благодарю, — неожиданно дружелюбно произносит Фаулер. — Ничего не имею против того, чтобы вы занялись им вплотную. Хотя мне, признаться, это уже не очень интересно. Все, что я хотел узнать, я узнал, и не от него.

— Никогда не сомневался в вашем профессионализме.

— Ну-ну, капитан. Мы с вами не на светском мероприятии. Я знаю, что вы искали этого Хачкая в Тиране. Парнишка действительно любопытный. Положил в одиночку трех агентов сигурими, в том числе самого Шараби. Да и меня едва не подстрелил. Реакция у него невероятная, так что будьте с ним поосторожнее.

Про перестрелку на рруга Бериши мне уже сообщил комиссар Шеве, а данные баллистической экспертизы я скопировал на свой лэптоп еще в дороге, так что если Фаулер хотел меня ошеломить, то это у него не вышло.

— Спасибо за предупреждение, — хмыкнул я. — Боюсь только, что после знакомства с Ленивым Душегубом прыти у него поубавилось.

— Ну, как знаете, — добродушно ворчит Фаулер. — Удачи в дознании, и не забудьте отправить мне копию допроса. Да, кстати, девчонка, которую взяли вместе с Хачкаем, у меня. Мои люди сейчас с ней работают.

— Девчонка? — очень естественно удивляюсь я. — Какая девчонка?

— Джеляльчи. Осведомительница сигурими. Шараби использовал ее для получения информации о «ящике Пандоры». При случае намекните парню, что ее судьба зависит от его желания сотрудничать, ладно?

Его голос по-прежнему звучит вполне доброжелательно, но на меня словно обрушивается порыв холодного ветра.

— Хорошо, майор. — Я запинаюсь, соображая, как лучше закончить разговор, и тут из операционной как нельзя более вовремя выходит доктор Молле, стягивая хирургические перчатки. — Прошу меня простить, но я должен поговорить с врачом…

— Разумеется, капитан. Если что, я всегда на связи.

Когда Фаулер отключается, я позволяю себе один короткий, но выразительный вздох. Молле удивленно на меня смотрит.

— Можешь забирать пациента, — сообщает он, закуривая тонкую коричневую сигарету. — Рана в плече — ерунда, через два дня он о ней даже не вспомнит. А вот с пейнмастером хуже. Я бы рекомендовал ему в ближайшие дни избегать сильных стрессов. Понимаю, что это вряд ли возможно, но нервы у мальчика на пределе. Я сделал ему инъекцию транквилизатора, так что в ближайшие два часа он будет спокоен и даже несколько заторможен… однако потом вновь может наступить обострение.

Я крепко пожимаю доктору руку.

— За мной должок, старина.

Хачкай действительно выглядит лучше — щеки порозовели, из глаз исчез лихорадочный блеск. На ногах он стоит тоже вполне твердо, не шатается и не хватается за меня каждый раз, когда его ведет в сторону.

— Есть хочешь? — спрашиваю я. Ардиан нерешительно кивает.

— Да… я давно не ел… сутки, наверное…

Бедный парень, думаю я, и тут же поправляю себя: что значит — бедный? Тринадцатилетний пацан, расстрелявший, как куропаток, трех матерых агентов сигурими, не может, по определению не может вызывать жалость. Прав Фаулер — с ним нужно постоянно быть начеку, Иначе оглянуться не успеешь, как тоже получишь пулю в лоб.

— Это беда поправимая, — говорю я, отпирая своим ключом дверь «Лубянки» — так у нас на базе ласково именуют комнату для допросов. «Лубянка» представляет собой обитое мягким белым материалом помещение без окон, с привинченными к полу столом и стульями. — Ты тут располагайся, а я пока схожу за бутербродами.

На самом деле я никуда не иду, Связываюсь по внутренней сети с Томашем и велю ему принести в «Лубянку» десяток гамбургеров. Сам я последний раз ел вчера вечером в Тиране, так что десятка может еще и не хватить. Затем я сдвигаю в сторону бронещиток скрытого в двери оконца и принимаюсь наблюдать за действиями Ардиана.

Наблюдать, собственно, особенно не за чем. Парень тяжело обрушивается на стул, вытягивает ноги и застывает в позе марионетки, у которой внезапно обрезали ниточки. За все то время, что Томаш выполняет мой заказ, Хачкай так ни разу и не шевелится.

— Просыпайся, боец. — Я захожу в комнату и выставляю на стол бумажные пакеты с гамбургерами. — Будем ужинать.

Как я и предполагал, голод побеждает усталость. Прежде чем я успеваю расправиться с одним гамбургером, Ардиан съедает целых три.

Что ж, пора переходить к делу.

— Знаешь, из-за чего убили Джеронимо? — спрашиваю я. Хачкай немедленно перестает жевать, сжимает челюсти и даже делает попытку сесть поровнее.

— Нет, — глухо отвечает он наконец. Ложь, конечно. О чем-то он уже наверняка догадался, иначе остается только предположить, что я о нем слишком хорошо думаю. Но я не собираюсь загонять его в угол.

— Хочешь, расскажу?

— Угу, — мычит Ардиан с набитым ртом. Жевать он так и не начал.

— Да ты ешь, ешь… Этот Джеронимо был наркокурьером. Возил в Италию наркотики, ну, ты наверняка знаешь, что здесь с этой дрянью проблем нет. И вот однажды его попросили доставить в Албанию одну вещь. Эта штука не имела отношения к наркотикам, но я не уверен, что Джеронимо понимал ее истинное назначение. Возможно, если бы он знал это наверняка, то или отказался бы, или повел себя осторожнее. Однако он согласился. Привез эту штуку в Албанию и где-то спрятал. Думаю, где-то здесь, в Дурресе.

— Что это была за вещь?

Не люблю отвечать вопросом на вопрос, но сейчас удержаться слишком сложно.

— А разве подружка твоя тебе не рассказывала?

Честно говоря, я ожидаю, что он допустит ошибку. Например, решит поиграть со мной в игру «тупой и еще тупее», сделает круглые глаза и спросит, какую подружку я имею в виду. Но Хачкай только устало пожимает плечами (этот жест неожиданно кажется мне очень взрослым, как будто в теле тринадцатилетнего парнишки прячется умудренный жизненным опытом зрелый мужчина) и, с трудом подавив зевок, отвечает:

— Говорила что-то, только я так ничего толком и не понял. Какая-то бомба?

— Мы называем эту вещь «ящиком Пандоры». Известно про него очень мало. «Ящик» небольшой, умещается в стандартный вещмешок. Тяжелый. Весит около сорока килограммов. Фонит, но умеренно.

— Фонит? — непонимающе переспрашивает Ардиан.

— Радиационный фон. Ты же вроде физикой увлекался, должен знать такие вещи.

— Да что я, — неожиданно смущается Хачкай. — Это отец у меня физик… Значит, все-таки бомба? Атомная?

— Если бы знать наверняка… Теоретически ядерный заряд может быть упакован в очень компактный контейнер, но тогда его излучение должно быть на порядок сильнее, чем у «ящика Пандоры». А «ящик» хотя и фонит, но не так чтобы очень.

Ардиан побеждает наконец очередной гамбургер и с неохотой вытирает руки промасленной салфеткой.

— А откуда вы про это знаете? Ну, я имею в виду, если никто не видел его вблизи, откуда вы знаете, сколько он весит и все такое?

Хорошие вопросы. Правильные вопросы. Жаль только, что у меня нет на них таких же хороших и правильных ответов.

— Несколько лет назад один такой «ящик» был открыт в Индии, возле города Раджабад. Это сделали террористы, мусульманские фанатики. Они разрешили снимать все происходящее западным журналистам, и одна ловкая дамочка успела описать «ящик», прежде чем его открыли. Звали ее Кэтрин Чепмен, поэтому «ящик Пандоры» иногда называют еще Chapmen's Box.

— А что случилось, когда его все-таки открыли?

— Все, кто находился в непосредственной близости от эпицентра взрыва, погибли сразу же. А потом сработал принцип домино — катастрофа следовала за катастрофой. Взорвался атомный реактор, оказался разрушен крупный химический комбинат, толпы людей сходили с ума и крушили все на своем пути… В общей сложности погибло около полумиллиона человек. Если подобное произойдет здесь и сейчас, твоей стране конец.

— Отчего они погибли? — немедленно спрашивает Хачкай. — Я имею в виду, если вы знаете, что их убило, можно же, наверное, определить, что там, в этом «ящике»?

— Нет. Не наверняка. Скорее всего, речь идет о биологическом оружии, но это только предположение. Никто до сих пор не может точно определить, что за технология использовалась при создании «ящика Пандоры». Да что там технологии, никто ведь толком не знает, где и кто их создал, эти «ящики»!

У Ардиана дергается щека. Кажется, спать ему уже расхотелось.

— Значит, Джеронимо привез эту штуку в Албанию? Зачем?

— Видимо, здесь на нее нашлись покупатели. Конечно, Джеронимо был только посредником, и деньги за «ящик» получили совсем другие люди. Но то ли заказчик оказался слишком жадным и решил сэкономить на посреднике, то ли ликвидация всех причастных к сделке изначально входила в ее условия… — Тут я спохватываюсь, что разговариваю все-таки с тринадцатилетним подростком, и уточняю: — Все понятно?

— Конечно, — кивает Хачкай. — Подставили его, чего уж тут непонятного…

Он вдруг обхватывает тонкими руками плечи и сразу становится похож на нахохлившегося воробья. Какой, к чертям, киллер — обыкновенный до смерти перепуганный мальчишка…

— Времени у нас в обрез, — говорю я, зачем-то поглядев на часы. — Если те, кто организовал убийство Джеронимо, успели вывезти «ящик» из Дурреса, прежде чем мы перекрыли дороги, то катастрофа может произойти в любой момент.

Я делаю паузу и некоторое время выжидательно гляжу на замершего в кресле Хачкая.

— Именно поэтому мне так важно знать, кто убил Джеронимо.

Ардиан тяжело вздыхает, но ничего не говорит. В принципе, он ведет себя правильно — именно так, как и должен вести себя человек, знакомый с игрой в доброго и злого следователя. Конечно, пережив встречу с Ленивым Душегубом, глупо распускать язык там, где с тобой разговаривают на равных и кормят гамбургерами. Глупо-то глупо, однако многие взрослые мужики ломаются именно на таком контрасте. А Хачкай пока держится.

Я решаю, что пришла пора выкладывать карты на стол.

— Смотри, Арди, вот кусочки головоломки, которые у нас есть: ты приезжаешь из Тираны в Дуррес пятнадцатого утром якобы для того, чтобы встретиться с неким Хромым Али. Кстати, я проверял: единственный Хромой Али, которого знают в Дурресе, месяц назад был застрелен в Косове. Джеронимо убивают в «Касабланке» шестнадцатого вечером, именно в то время, когда ты находишься поблизости. Спустя два дня ты снова появляешься в городе на квартире у Миры Джеляльчи, дорогой проститутки, обслуживающей миротворцев, и по совместительству агента госбезопасности. На следующую ночь к Джеляльчи приезжает ее куратор, майор Шараби, с шофером и телохранителем. Чего они хотят от Джеляльчи — неясно; однако к утру их трупы обнаруживаются во дворе ее дома, а сама Мира вместе с тобой пытается сбежать из Дурреса на машине Шараби. И последний кусочек мозаики — нам известно, что управление, во главе которого стоял майор Шараби, активно занималось темой «ящик Пандоры».

Хачкай по-прежнему хранит молчание, но видно, что мои аргументы произвели на него впечатления. Впрочем, у меня в запасе остается еще один, самый серьезный.

— Ты ведь умный парнишка, Ардиан. Ты прекрасно понимаешь, что вы с Мирой оказались в самом центре этой головоломки. Ключ к разгадке находится у одного из вас. А скорее всего у тебя.

— Почему у меня? — охрипшим голосом спрашивает Хачкай.

— Потому что вечером шестнадцатого в «Касабланке» был ты. А Мира Джеляльчи в это время обслуживала клиента, который ничего не знал о «ящике Пандоры». Потому что полицейский в Тиране, почти поймавший тебя у канализационного коллектора, был ранен из того же оружия, из которого убили агентов сигурими. Из русского беспламенника. Кстати, предупреждая ненужные вопросы: первое, что сделали у нас на базе, когда захватили вас с Джеляльчи, это пробили найденные при тебе стволы. Два принадлежат агентам сигурими — я предполагаю, что ты снял их с трупов. А вот третий… ну ты уже и сам все понял. И, наконец, потому, что известный тебе Горбун раскололся и рассказал полиции о твоей сделке с Лари Хоганом. Любому судье этого достаточно, Ардиан.

— Откуда вы знаете про Миру? — хмуро спрашивает он. Еще один правильный вопрос. Я готов аплодировать умению этого парня находить слабые места в обороне противника. Я действительно не имею ни малейшего представления о том, что делала Мира Джеляльчи в тот вечер, когда Хачкай прикончил Джеронимо. Хотя бы потому, что Лоэнгрин не спешит делиться со мной результатами своего расследования.

— Ее сейчас допрашивает сам Фаулер. Тот самый, что взял тебя на дороге на Шкодер. Тебе нужны какие-нибудь пояснения?

Это серьезный удар. Кажется, он даже вздрагивает. Наступает переломный момент в нашей беседе, и я решаю усилить нажим.

— Не сомневаюсь, что она выложит все, что знает. И про свое сотрудничество с сигурими, и про то, как ты скрывался у нее после бегства из Тираны. Так что проблема только в тебе, друг мой.

Хачкай все больше вжимается в кресло. Я вытаскиваю из ящика стола пачку сигарет, выщелкиваю крайнюю справа, закуриваю. Небрежно бросаю пачку на стол, внимательно наблюдая за реакцией Ардиана.

Это очень хитрые сигареты. Четыре из них — по краям пачки — не содержат никотина и вообще набиты какой-то безвредной травой. Завязавшим курильщикам со стажем, вроде меня, от них ни холодно ни жарко, Остальные шестнадцать сигарет содержат слабый синтетический наркотик, развязывающий язык. Что-то вроде «сыворотки правды», которую Мауро вколол Ардиану, но более мягкого действия. Хачкай, впрочем, сигареты игнорирует.

— Не стану скрывать, Ардиан, ты попал в грязную историю. Даже если не удастся доказать твою причастность к гибели Джеронимо, убийство Шараби и его людей все равно повесят на вас с Мирой. Сигурими потребует вашей выдачи, и мне даже думать не хочется о том, какое будущее вас ожидает. Хуже всего, однако, что если ты будешь продолжать молчать, мы вряд ли сумеем добраться до нынешних владельцев «ящика Пандоры». Ты готов нести ответственность за гибель своей страны, Ардиан?

Я в две затяжки докуриваю безвкусную сигарету и расчетливо нервным движением тушу ее в стальной пепельнице. Хачкай опускает голову и принимается сосредоточенно разглядывать носки бесформенных войлочных тапочек.

— Мне нужно подумать, — бормочет он. — Мне правда нужно подумать…

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не расплыться в довольной ухмылке. Мальчишка уже почти готов. Еще чуть-чуть — и он заговорит. В такие минуты чувствуешь себя игроком, которому вдруг начала идти карта — и очень важно не дать азарту взять верх над профессионализмом.

— Время, Арди, время! Это Мауро готов был ждать три часа, чтобы заставить тебя говорить, а я не могу позволить себе такой роскоши. Ты мне нравишься, парень, в тебе есть стержень, раз ты выдержал пытку пейнмастером, и я не собираюсь выбивать из тебя правду. Я просто хочу ее услышать — и как можно скорее.

Он по-прежнему молчит, но теперь это молчание напоминает упавшую на пол и треснувшую чашку. На вид все еще целая, но стоит взять ее в руки — и она тут же рассыплется на кусочки.

— Черт возьми, парень, я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе и Мире выбраться из того дерьма, в котором вы оказались, если ты поможешь мне найти «ящик Пандоры». Пойми, это сейчас важнее всего! Может быть, в эту минуту чей-то палец уже готовится нажать на проклятую кнопку. Может быть, уже поздно что-то делать…

— Подождите, — перебивает меня Хачкай, выпрямляясь на своем стуле. — Что вы сказали про палец?

Не очень понятно, почему из всей моей тщательно подготовленной речи его зацепил именно палец. Но с Хачкаем определенно что-то происходит. Лицо у него мгновенно становится собранным и жестким, и я не могу отделаться от мысли, что именно с таким лицом он и расстреливал людей Шараби из своего русского беспламенника.

— Я знаю, у кого сейчас «ящик Пандоры», — произносит он ровным голосом. — Точно знаю.

— Надеюсь, на этот раз ты говоришь правду, Ардиан.

В его глазах — недоверие, смешанное с надеждой.

— Обещаете вытащить Миру?

— Вытащить — нет, — сразу же отвечаю я. — Ею занимается Фаулер, а ему я приказывать не могу. А обещать просто так, чтобы тебя подбодрить, я не стану. Но уверяю тебя — я сделаю все, чтобы облегчить ее судьбу. Твою, само собой, тоже, но ты ведь сейчас не о себе беспокоишься…

— Она моя девушка, — твердо говорит Хачкай. — Пожалуйста, Луис, вытащи ее.

«Вот мы уже и на „ты“, — думаю я, но не поправляю его. Пускай, если ему так легче. Наживка проглочена, теперь мое дело — осторожно и грамотно подсечь. А для этого нужно его немножко позлить».

— Зачем повторять дважды? Я приложу все усилия. Но не говори мне о том, что она твоя девушка, Арди. Только на нашей базе в Дурресе найдется человек двадцать, которые могут сказать о ней то же самое.

Ардиан скрипит зубами. Я ожидаю, что он сорвется и бросит мне в лицо что-нибудь обидное. Но вместо этого он ровным голосом произносит:

— Итальянца застрелил я. А приказал мне это сделать мой босс, Василис Хризопулос по прозвищу Скандербег.

Что ж, думаю я удовлетворенно, все-таки ты не самый глупый полицейский на свете, Луис Монтойя.

Встроенные в стол диктофоны работают с того самого момента, как я закрыл за собой обитую звуконепроницаемым пластиком дверь «Лубянки», но, чтобы показать Хачкаю, насколько важно для меня его признание, я открываю лэптоп, достаю световую ручку и принимаюсь записывать.

— Я работал на Скандербега и раньше, — ничего не выражающим голосом продолжает рассказывать Ардиан. — Но в этот раз все было очень странно. Сразу после того, как я вернулся из Дурреса, он приказал своим охранникам избить моего отца, потом брата… Я бежал из Тираны, потому что не понимал, что происходит. Мне казалось, что он хочет убить меня, но я не понимал за что…

— Тебе самому Скандербег не угрожал? — спрашиваю я буднично. — Ну, например, за то, что ты попал в полицию? Или ты не говорил ему о том, что был у нас на допросе?

— Какой смысл скрывать? — удивляется Хачкай. — В «Касабланке» могли быть его люди, зачем так подставляться? Как мы вместе к выходу шли, много народу видело. В таких делах нужно либо молчать, либо все до конца выкладывать, понимаешь?

— Понимаю. Сейчас, кстати, ты в такой же ситуации — раз уж начал говорить, выкладывай все до конца,

Губы его растягиваются в невеселой ухмылке.

— Ну, здесь-то не так страшно… Скандербегу стоило только глазом моргнуть — меня бы тут же живьем в саду закопали. А у вас только уколы колют да ухи крутят…

— Живьем? — переспрашиваю я. — В землю? И почему же, по-твоему, он сразу от тебя не избавился?

— Да не знаю я! — с досадой машет рукой Хачкай. — По уму если брать — не было у него причин меня жалеть… а я как вернулся, дважды у него на вилле был, и ничего, живой уходил… Но мне стало страшно, Скандербег он такой… шизанутый немножко. Сейчас пожалел, а завтра может и на куски порезать. В общем, я сбежал. Решил спрятаться у Миры. Откуда мне было знать, что она работает на сигурими?

— Действительно, неоткуда. Стало быть, Скандербег сначала велел тебе убить Джеронимо, а затем стал преследовать тебя и твою семью. Так?

— Так, — кивает Ардиан. — Я думал, что они отстанут от моих, если я убегу… а вышло совсем не так…

— Кто «они»? — быстро спрашиваю я. Меня уже несколько минут не оставляет ощущение, что Хачкай не то чтобы говорит неправду, но старается утаить от меня что-то очень важное, может быть, не менее важное, чем признание в убийстве Джеронимо. Когда я слышу от него это странное «они», в мозгу у меня будто вспыхивает красная лампочка.

— Ну, парни Скандербега, — глядя куда-то в сторону, отвечает Ардиан. Мне кажется, что при этом он прикусил себе губу — уж не для того ли, чтобы не сболтнуть лишнего? — Шмель, Резван, Птичка Чарли…

Перечисление всех этих имен окончательно убеждает меня в том, что Ардиан пытается просто запутать след. В истории с бегством Хачкая из Тираны имеется какое-то белое пятно, и сейчас я чувствую, что подобрался вплотную к его границам.

— От кого ты скрывался? — жестко спрашиваю я. — Кто еще угрожал тебе, кроме Скандербега?

Глаза Хачкая становятся большими и круглыми. Несколько секунд он сидит абсолютно неподвижно и, по-моему, даже не дышит. Потом самообладание снова возвращается к нему, и он довольно убедительно пожимает плечами.

— Да вообще-то много народу… Лари Хоган тот же… но Скандербега я, конечно, больше всего опасался…

Может быть, правда, может быть, ложь. Интуиция подсказывает мне, что если это и правда, то не вся. Я демонстративно отодвигаю лэптоп.

— Знаешь, Ардиан, у меня есть одна малоприятная черта. Я не верю в совпадения.

— Какие совпадения? — не понимает он. Или делает вид, что не понимает. Я позволяю себе усмехнуться.

— Вот смотри, что у тебя получается. Скандербег приказывает тебе убрать моряка, который привез в Албанию «ящик Пандоры». — Я демонстрирую ему растопыренную ладонь и медленно загибаю один палец. — Это раз. Ты выполняешь заказ, но тут твой босс неожиданно начинает за тобой охотиться. Ты ищешь убежища у Миры Джеляльчи, которая работает на майора Шараби, курирующего тему «ящик Пандоры» в госбезопасности Дурреса. Это два. Майор Шараби приезжает к Джеляльчи посреди ночи — и явно не для того, чтобы развлечься. Иначе зачем ему столько сопровождающих, правда? Я предполагаю, что твоя подружка просто сдала тебя ему со всеми потрохами. Но вместо тебя Шараби и его спутники находят там свою смерть. Это три. Поневоле напрашивается предположение: твой босс Скандербег специально инсценировал охоту за тобой, использовав тебя в качестве ягненка на привязи. Знаешь, как охотятся на тигров? Привязывают ягненка к дереву и ждут в засаде, пока тигры выйдут на жалобное блеяние. Или ты хочешь убедить меня в том, что сам, в одиночку, расстрелял троих профессионалов?

Конечно, это довольно грубая работа, но на ювелирную у меня уже не хватает времени. Если Джеляльчи что-то знает, — а ее близкие контакты с майором Шараби позволяют предположить, что она могла быть посвящена в какие-то секреты, — Фаулер наверняка уже вытряс из нее всю информацию. И мне сейчас жизненно важно установить, рассказал ли ей Ардиан про Скандербега. От этого зависит, кто из нас первым окажется у «ящика Пандоры», а я, при всех моих многочисленных достоинствах, человек азартный и, что уж греха таить, тщеславный. Утереть нос любимчику самого Сёгуна — ради этого стоит постараться!

— Мне просто повезло, — хмуро отвечает Хачкай. — Там было очень темно, а они стояли под фонарем. Я их видел, а они меня нет. И все равно, этот майор застрелил бы меня, если бы не Мира…

— Хочешь сказать, Шараби убила Джеляльчи? — перебиваю я. Ардиан яростно трясет головой.

— Нет, просто ударила его под руку, когда он в меня целился. Пуля попала вот сюда, — он тычет пальцем в сковывающие его правое плечо бинты. — А так он бы меня завалил.

— Допустим, бойню на рруга Бериши устроили вы с Джеляльчи, хотя поверить в это непросто. Но если ты скрывался от Скандербега, можешь ты мне объяснить, какого дьявола вы отправились в Тирану? Твоя подружка, по крайней мере, знала, кто за тобой охотится?

И опять он меня удивляет. Любой другой на его месте попытался бы сыграть недоумение: «А кто сказал, что мы собирались вернуться в Тирану?» — и заработал бы целую кучу штрафных очков. Потому что мне известно от комиссара Шеве: перед тем как съехать на грунтовку, ведущую на север, к Шкодеру, машина с нашими албанскими Бонни и Клайдом развернулась перед блокпостом на трассе Дуррес — Тирана. Но Ардиан то ли интуитивно чувствует опасность, таящуюся в такой лжи, то ли действительно настроен говорить правду.

— Я хотел отомстить Скандербегу, — тихо говорит он. — За Раши. Брата убили по его приказу. Я не знаю, зачем ему это понадобилось. Раши никогда не влезал в дела Скандербега. Только один раз, когда вступился за отца… но за такое не убивают. А Мире я рассказал… уже в самом конце, перед тем, как нас взяли. Только она не знала, что я собираюсь мстить.

«Плохо, — отмечаю я про себя. — Стало быть, и Фаулер уже в курсе…»

— А с чего ты взял, что Раши приказал убить твой босс?

— А кто ж еще? — агрессивно спрашивает Ардиан. — Он и родителям угрожал… Я когда домой звонил, отец мне так и сказал — беги подальше, иначе убьют тебя здесь, как Раши.

— Кстати, откуда ты звонил домой? Из квартиры Джеляльчи?

— Что ж я, совсем глупый? Я телефон купил, специальный, с защитой.

— Но отца ты, как я понимаю, не послушался. И решил вернуться в Тирану, прямо под пули. А заодно решил прихватить с собой Джеляльчи — от большой любви, видно.

Я специально стараюсь вывести его из себя, и это наконец срабатывает. Ардиан начинает злиться.

— Луис, ты что, действительно считаешь, что я до сих пор работаю на Скандербега? — кричит он, подавшись вперед. — После того как он убил моего брата?

— Скажем так… — Я откладываю ручку, которую до сих пор верчу в пальцах, и яростно тру пальцами переносицу. — Этот вариант не исключен. Ты уже один раз обвел меня вокруг пальца — после стрельбы в «Касабланке», — и я примерно представляю себе, чего от тебя можно ожидать. Ключевой вопрос сейчас — от чьей руки действительно погиб твой брат? Если его, как ты и утверждаешь, зарезали люди Скандербега — дело одно. Тогда твое оправдание имеет смысл. А если Скандербег ни при чем? Если это сделали другие люди, и тебе это хорошо известно? Кто мешает тебе в этом случае работать на Хризопулоса?

Ардиан обмяк на своем стуле, кулаки его разжаты. Во взгляде читается отчаяние.

— Я не знаю, как тебя в этом убедить! Но я действительно хотел попасть в Тирану, чтобы убить Скандербега. Черт, если бы нас не остановили, он был бы уже мертв! И тогда не нужно было бы ничего доказывать.

— Если бы, если бы… Это ведь не игра, Арди. Тут нельзя переиграть что-то заново. Мне требуются веские доказательства. Только тогда я смогу тебе помочь.

Хачкай обхватывает руками колени и принимается раскачиваться взад и вперед, сосредоточенно глядя в пол. Я не тороплю его — пускай подумает как следует.

— Луис, — напряженным голосом произносит он, — я не знаю, как еще тебе это доказать. Есть только один способ… только один…

— Излагай, — подбадриваю я его. Не обязательно зваться Шерлоком Холмсом, чтобы угадать, что он мне сейчас предложит. Собственно, именно к этому я исподволь подвожу его в течение всей нашей беседы. И все же, когда он наконец произносит это вслух, я чувствую большое искушение рассмеяться прямо ему в лицо.

— Отпусти меня, Луис, — просит Ардиан Хачкай. — Отпусти меня, и я помогу решить твою проблему. Я убью Скандербега, а ты получишь «ящик Пандоры».