Пенни по-прежнему хочет узнать как можно больше о моих отношениях с бывшим мужем. Она считает, что это может помочь на суде. Поэтому я посвящаю ее в перипетии наших недолгих отношений, сначала вскруживших мне голову, а потом разбивших сердце.

– Судя по всему, Дэвид – это своего рода Джекил и Хайд, – задумчиво произносит Пенни, выслушав мой рассказ.

Я горестно пожимаю плечами:

– Да, это так. Но я не понимала этого сначала.

Лицо моего адвоката делается задумчивым.

– Вот только как узнать, какой человек на самом деле?

Ее слова заставляют меня нервничать. Не меня ли она имеет в виду? Мне вспоминается, какой я была, когда вышла замуж за Дэвида.

– Когда мне было тридцать, у меня была подруга, которая очень боялась не найти своего мужчину. Я в те времена считала все это глупостями. Когда я встретила Дэвида, мне стукнуло уже сорок, и я начинала чувствовать то же самое.

– Да уж, – Пенни кивает, словно это ей хорошо знакомо. – Пресловутые «тикающие часики»! Вот только брак часто оказывается браком в другом смысле.

– От слова «бракованный»?

– Именно.

Ее слова звучат так, словно ей тоже довелось пережить разочарование. Однако следующий ее вопрос оказывается для меня совершенно неожиданным:

– Дэвид никогда вас не бил?

– Нет. – Внутри у меня все напрягается. – Но были случаи, когда он вел себя весьма агрессивно. Он всегда стремился гнуть свою линию, даже в таких мелочах, как, например, куда отправиться вечером. Иногда он сам выбирал для меня что-нибудь из меню, а потом обижался, если я не соглашалась. Также он мог заявить, что мы остаемся дома, когда я предлагала куда-нибудь сходить. Но, раз уж у нас не было возможности много времени проводить вместе, как у других супругов, обычно я не возражала против спокойного отдыха.

– Выходит, ваш муж не очень хорошо с вами обращался?

Мне становится еще больше не по себе.

– Тогда я не видела это в таком свете. Возможно, я считала, что он просто стремится все контролировать. Иногда я пыталась отстаивать свое мнение, и ему это очень не нравилось.

Пенни записывает все, что я говорю.

– Значит, ваш брак оказался не таким, как вы ожидали?

– Нет, – медленно отвечаю я. – Не таким.

Наша свадьба, намеченная на конец июля, планировалась намного многолюднее, чем мне хотелось. Дэвиду требовалось пригласить несколько важных деловых знакомых, которые, по его словам, были «гораздо ближе, чем какие-либо кровные родственники». Последних у него – так же, как и у меня, – было негусто: лишь одна сестра, жившая в Штатах, с которой он много лет как потерял связь. Их отца уже давно не было в живых.

Хотя я не из тех, кто посещает каждую воскресную службу, я всегда полагала, что у меня будет венчание в церкви. Однако мой жених оказался против.

– Прости, дорогая, но это совсем не для меня. Да и вообще, разве имеет значение, где заключен брак, – главное, что мы будем вместе!

Когда наступил тот самый день, я была вся на нервах, с трудом преодолевая волнение.

– Ты просто великолепна! – сказал мне Дэвид, встретив меня возле регистрационного офиса на Кингз-роуд.

– Правда?

Я пригладила свое кремовое сатиновое платье длиной до колена – 14-го размера, в который мне едва удалось себя втиснуть. Что же он все-таки во мне нашел? Очевидно, некоторые из гостей задавались тем же вопросом – судя по их перешептываниям и взглядам. Но это все было не важно. Дэвид меня любил, и только это имело значение.

– Давай возьмемся за нашу семью прямо сейчас, – предложил он во время нашего медового месяца в Дорчестере. Ему не нужно было меня убеждать. Я и сама хотела ребенка. Мне хотелось сделать в жизни что-то еще, что не являлось бы частью карьеры.

У меня имелись сомнения, возможно ли это из-за моего возраста, но всего два месяца спустя я уже забеременела.

– У некоторых женщин, – сказал мой доктор, – наблюдается последний всплеск фертильности в вашем возрасте.

Я держала эту новость при себе, не желая сообщать ее Дэвиду по телефону и дожидаясь, когда наши рабочие расписания позволят нам провести ночь вместе в его лондонской квартире. В то время он уже начал бывать дома меньше, чем раньше.

Ожидание того стоило – чтобы увидеть его лицо.

– Ты уверена? – Дэвид подхватил меня на руки и осторожно покружил по комнате. – Это же потрясающе!

На следующей неделе он неожиданно объявился в моем служебном доме на территории тюрьмы с двумя пакетами. В одном был устрично-белый пеньюар для беременных. А в другом – маленькая вязаная кукла в яркой желтой шляпе.

– Я не смог удержаться, чтобы не купить это в дизайнерском магазине в Челси.

Было видно, что Дэвид радовался, как ребенок.

– Поздравляю, – сказал Патрик, когда я сообщила ему эту новость, предупредив, что пока об этом не следовало знать никому другому. – Твой муж сейчас, наверное, на седьмом небе от счастья.

Я уже замечала раньше, что Патрик избегал называть Дэвида по имени.

– Да, он очень счастлив.

Мой муж даже выкроил время, чтобы отправиться со мной на УЗИ на третьем месяце.

– Не могу же я пропустить такое событие, дорогая! Если бы потребовалось, я бы горы свернул, чтобы быть в этот день с тобой.

Мы въехали на парковку перед клиникой. Когда Дэвид двигался задним ходом, пристраивая машину на свободное место, его телефон зазвонил.

– Не трогай! – рявкнул он мне.

– Я просто хотела помочь.

– Не надо этого делать.

Шокированная, я положила телефон обратно в держатель на приборной панели.

Потом мы молча направились в клинику. Этот момент, который должен был стать для нас особенным, оказался безнадежно испорчен. Однако через какое-то время мы оба с изумлением смотрели на экран.

– Вот голова, – сказала врач, делавшая УЗИ. – Видите?

– Наш ребенок, – выдохнул Дэвид. – Это какое-то волшебство.

Потом он наклонился и поцеловал меня прямо перед врачом:

– Я так тебя люблю!

Наш недавний инцидент был забыт. Как будто его не случалось вовсе.

Нам сделали два распечатка УЗИ.

– Я тоже хочу иметь один при себе, – заявил Дэвид, засунув его в карман и похлопав по нему.

Когда мы возвращались к машине, он обнял меня за плечи.

– Мы будем прекрасной семьей. Наш ребенок ни чем не будет нуждаться. Я так горжусь тобой, любимая. Ты же это знаешь?

К тому времени моя беременность стала уже заметна. Не сильно. Лишь небольшой животик. Но этого было достаточно.

Сотрудники начали перешептываться. Заключенные с любопытством меня разглядывали.

– Так, значит, она и не лесбиянка, – услышала я разговор.

– Это ничего не значит. Она могла и сама шприцом все сделать.

– Но она вышла замуж.

– Мало ли что она говорит.

Между тем обстановка в тюрьме была не очень спокойная. Вечера становились темнее. Приближалось Рождество. С отоплением возникали перебои. Кроме того, возникли проблемы с женщинами, работавшими в прачечной. Одна из заключенных обнаружила, что выданные ей «чистые» простыни оказались испачканы фекалиями. Никто из женщин не взял на себя ответственность, поэтому я решила наказать их всех, лишив разрешения на телефонные звонки или посещения тренажерного зала дважды в неделю. Естественно, это не прибавило мне популярности.

Потом одна молодая женщина из блока матери и ребенка попыталась сбежать со своим годовалым малышом, когда их отвезли в больницу для плановой иммунизации. Обычно подобные процедуры проводились в тюрьме, но тот ребенок не прошел вакцинацию вместе со всеми, потому что ему нездоровилось.

– Недалеко успела уйти, – сообщил мне надзиратель.

Я распорядилась, чтобы женщину наказали запретом на посещения, а это означало, что она будет лишена возможности видеться со своим старшим сыном, жившим с ее родителями. Мне было очень тяжело – однако оставлять такое нарушение без наказания не следовало, иначе и другие женщины могли взять с нее пример. Я чувствовала себя словно в западне. Сколько еще все это будет продолжаться?

– Сука, – бросила в мой адрес Зельда, проходя мимо меня по коридору. Я велела, чтобы ей также запретили посещения, как и той женщине, что пыталась сбежать. Я понимала, что это еще сильнее разозлит ее, но мне требовалось поддерживать порядок в тюрьме.

Зельда Дарлинг была проблемной заключенной. Чуть что было не так, она всегда первой бросалась жаловаться в Независимую наблюдательную комиссию. И при этом я отмечала про себя, что мой отец наверняка восхищался бы ею. При других жизненных обстоятельствах она вполне могла бы стать замечательной профсоюзной активисткой. Между тем Зельда очень сильно озлобилась против меня лично.

Если бы я только знала, насколько далеко все это зайдет.