«Это Дэвид, – говорит ровный, хрипловатый голос. – Вы знаете, что делать».

Но я не знаю. На самом деле, я уже ничего не знаю с тех пор, как все произошло. Я откладываю телефонную трубку.

Стоп. Не нужно об этом думать. Иначе стресс может подействовать как спусковой крючок. «Это» постоянно рядом с тобой, изо дня в день. У тебя возникает обманчивое ощущение, что все в порядке, но потом вдруг – раз! – и оно опять бьет тебя как обухом по голове.

Глубокий вдох. Уже лучше. Нужно все спокойно обдумать. Не попробовать ли позвонить снова? Может, на этот раз он ответит. Хотя мой бывший муж сказал, что больше не хочет меня ни видеть, ни слышать, я по нему скучаю. Поэтому иногда я звоню ему – просто чтобы услышать его голос на автоответчике. А сейчас к тому же на то есть веская причина. Так что я позволяю себе набрать номер еще раз.

«Это Дэвид…»

Глубокий, уверенный голос моего бывшего мужа возвращает меня в тот вечер, когда мы познакомились. Это был благотворительный ужин в поддержку программы социальной адаптации бывших заключенных, и начальство недвусмысленно дало мне понять, что мое присутствие там было бы «крайне желательным».

Дэвид Гаудман (как было написано на табличке) опаздывал, поэтому справа от меня место пустовало, и мне приходилось ограничиваться общением с немногословной женщиной, сидевшей слева. Когда Дэвид наконец объявился, он принялся рассыпаться в извинениях и был невероятно галантен и обаятелен. Он не захотел разговаривать о своей работе – девелопменте недвижимости: намного интереснее, как оказалось, ему было узнать обо мне.

– Расскажите мне о своей жизни, – прямо попросил Дэвид.

Он слушал, подперев щеку правой рукой, с таким видом, будто перед ним сидит единственный человек, которому он готов внимать на всем белом свете. «Интересно, сколько ему лет», – невольно подумала я. Легкие линии морщин на слегка загорелом лице указывали на возраст где-то под сорок – мой ровесник. Нос с небольшой горбинкой, как ни странно, не портил его. Возможно, это последствия спортивной травмы. По его виду можно было предположить, что он играл в регби.

– Потрясающе, – сказал Дэвид, когда я закончила свой краткий рассказ.

Его карие глаза с зеленоватым ободком внутри пристально смотрели на меня. В них было что-то очень необычное. Да, именно! Они не мигали, и это придавало особую выразительность его взгляду. Но больше всего меня поразил его глубокий голос. В нем чувствовался смех – то, чего так долго мне не хватало! Он, казалось, совсем не сочетался с его волевым, четко очерченным подбородком. Я едва удержалась от охватившего меня искушения провести пальцем по его едва заметной щетине, в то время как он продолжал говорить.

– Мне бы хотелось узнать о вас больше, Вики. Я могу вас так называть? – Он мельком взглянул на стоявшую передо мной табличку.

Дэвид пробыл на ужине до самого конца, когда все важные персоны и пресса уже разошлись.

– Не знаю, может быть, у вас найдется время, чтобы выпить со мной чего-нибудь? – спросил он. – Я живу тут неподалеку. – Дэвид поднял одну бровь: – Моя бывшая жена всегда говорила, что я неплохо управляюсь со штопором и кофемашиной. Один из моих немногих плюсов, наверное.

Бывшая жена. Я бросила взгляд на его левую руку. Кольца нет. К моему смущению, Дэвид это заметил.

– Свободен, – сказал он с восхитившей меня прямотой. – А вы?

– Тоже.

Иногда мы совершаем абсолютно несвойственные нам поступки. Это может произойти с любым из нас – я всегда говорю себе это. Или, возможно, моя смелость в тот вечер была вызвана словами, которые произнесла одна из наших девушек, увидев меня такой разодетой – в туфлях на каблуках и лаймово-зеленом костюме, казалось, сочетавшемся с моими волосами: «На свободу сегодня?»

Она явно почувствовала, насколько мне не по себе. Внешний мир действует пугающе после длительного пребывания в тюремных стенах.

Шагая к выходу, я слышала за своей спиной хихиканье и словечки вроде «лесбуха».

Видели бы они меня в тот момент!

– А ты не такая, какой показалась мне сначала, – сказал Дэвид позже.

Мы лежали лицом друг к другу в его огромной постели в просторном лофте – в здании с невероятно сложной системой безопасности на входе – с видом на «Лондонский глаз». Я знала, что у меня могут быть проблемы из-за опоздания, но предпочла проигнорировать занудный голос разума, сказав себе, что имею право провести время в свое удовольствие.

– Что ты имеешь в виду? – спросила я.

Меня всегда интересовало, что обо мне на самом деле думают другие люди. Но редко кто решается высказывать правду в лицо. Вместо этого на меня бросают странные косые взгляды. Со смесью любопытства и опасения. Может, даже страха.

– Ты более… – Он заколебался. – Я хотел сказать «женственная», но это прозвучит как-то пренебрежительно.

– Да, – согласилась я. – Именно так.

Дэвид погладил меня по лицу, словно стараясь запомнить на ощупь мою кожу или очертания моих губ.

– Хорошо, можно я попробую еще раз? Ты сильная. Тебе пришлось преодолеть столько, сколько не выпадает на долю большинства женщин – и мужчин.

Я почувствовала, что начинаю нервничать.

– Надо полагать. Последние несколько лет выдались нелегкими.

Он кивнул:

– Не сомневаюсь.

У меня давно уже ни с кем не было такого откровенного разговора. Несмотря на некоторую неловкость, я чувствовала облегчение от того, что рядом со мной находился человек, казалось, понимавший меня.

Его правая рука скользила по моей спине.

– Ты жалеешь о чем-нибудь в своей жизни?

Ощущая прикосновения Дэвида, я с трудом могла думать о чем-либо другом. Мне казалось, будто этот человек знал уже каждый изгиб моего тела, хотя мы были с ним едва знакомы.

– Да, – прошептала я. – А ты?

– Кое о чем – если я позволю себе размышлять об этом. Но я этого не делаю. – Дэвид повернулся и откинулся на спину. Без соприкосновения с его телом мне стало холодно, хотя в комнате было включено центральное отопление. – Предпочитаю, чтобы я был постоянно занят.

Теперь настал мой черед задавать ему вопросы. Физическое притяжение – это, конечно, хорошо, но для длительных отношений важно то, что лежит глубже. Я поймала себя на этой мысли. Длительных отношений? Что мне вообще лезло в голову? Я едва знала этого человека. Так же, как и он меня. Я хотела сказать ему, что я не из тех женщин, которые ложатся в постель с мужчиной на первом свидании. Но это была слишком избитая фраза. Правда в том, что мне просто нужно было это сделать. Что бы за этим ни стояло – подсознание, физиологическая потребность, одиночество или желание доказать, что у меня может быть мужчина, если я этого захочу. В любом случае, произошло то, что произошло. И теперь я хотела узнать о Дэвиде Гаудмане все. Я чувствовала, что в нем крылось намного больше, чем могло показаться на первый взгляд.

– Как ты начал свой бизнес? – спросила я.

– Всего лишь упорный труд и везение. Мой отец уговорил меня поступить на службу в армию, что я и сделал, но это оказалось не для меня. – По его лицу скользнуло странное выражение, и я подумала о том, какие ужасы ему довелось увидеть. – Я ушел из армии, как только появилась возможность, и стал работать с парнем, с которым познакомился во время службы: он к тому времени вернулся в Америку и вел там свой бизнес. Ему нужен был представитель в Великобритании, и так я занялся ленд-девелопментом. У него имелся капитал, а я обладал настоящей жилкой, чтобы устраивать выгодные сделки. В конце концов, мне удалось открыть собственный бизнес. – Дэвид развел руками. – Ну а остальное, как говорится, уже история!

Услышанное произвело на меня впечатление.

– А чем ты занимаешься помимо работы? – спросила я.

Дэвид рассмеялся:

– Я работаю практически постоянно. У меня остается не так много времени для личной жизни, но вообще я люблю активный отдых.

– Я тоже. Свежий воздух просто необходим.

Он одобрительно кивнул:

– Согласен. Ты любишь гулять?

Я вспомнила длинные коридоры и спортивную площадку с беговой дорожкой.

– Сейчас не слишком много возможностей для этого.

Глаза Дэвида сделались мечтательными, будто он перенесся в этот момент куда-то далеко.

– Я люблю Дартмур.

– Я тоже!

– Какое твое любимое место там? – Он приложил палец к моим губам. – Нет. Подожди. Давай скажем одновременно. Раз, два, три…

– Хайтор, – выпалили мы оба. Дэвид повернулся ко мне, и мы разразились удивленным смехом, прижавшись друг к другу.

– Мне нравится забираться туда и смотреть вниз, – сказал он. – Чувствуешь себя словно на вершине мира.

– Точно. Только спускаться оттуда мне приходится на попе – иначе никак.

Дэвид легонько меня шлепнул.

– Хотел бы я это увидеть.

– Что еще?

– Что еще я хотел бы увидеть?

– Нет. – Я хихикнула. Мне уже много лет не доводилось чувствовать себя такой беззаботной. – Чем еще ты занимаешься, помимо работы и прогулок?

– Раздаю свои деньги. – Дэвид засмеялся, увидев скептическое выражение моего лица: – Правда. Это доставляет мне удовольствие. Я твердо убежден, что человек должен делиться с другими, если ему самому повезло в жизни.

В моей голове мелькнуло воспоминание о бездомном продавце газет, попавшемся мне по дороге в тот вечер.

– И кому ты помогаешь?

– Я предпочитаю иметь дело со скромными проектами, не получающими большого финансирования. Один из моих самых любимых – это организация праздников для детей из бедных районов. И еще есть хоспис в Оксфордшире. Кстати, завтра я как раз еду туда, на открытие нового корпуса. – Дэвид потянулся за брошюрой, лежавшей на прикроватном столике с моей стороны, и коснулся моей груди. – Моя мама умерла от рака, когда мне было двенадцать. Мы с отцом ухаживали за ней до последних дней. Может, это было бы не так тяжело, если бы тогда был такой хоспис.

Огромный ком подступил к моему горлу.

– Мне очень жаль.

Он сделал один из жестов, говорящих «мол, все в порядке». Однако я почувствовала, что ему до сих пор больно.

– Моя мама тоже умерла от рака, – выдавила я. – Мне было восемь.

Между нами вдруг возникла особая близость. Какой не было до этого, несмотря на страстный секс.

– Я хотел бы снова увидеться с тобой, – сказал Дэвид. – Как ты думаешь, это возможно?

Я подумала обо всех правилах и ограничениях, которым должна была подчиняться моя жизнь, и ответила:

– Надеюсь, что да.

В течение нескольких следующих недель он звонил мне каждый вечер и водил на ланч в те дни, когда мне удавалось вырваться – сделать это в вечернее время было гораздо сложнее. Мы обычно ходили в сдержанно роскошные ресторанчики, прятавшиеся в тех уголках Лондона, где я прежде никогда не бывала. Кроме того, Дэвид ездил на «Порше»! Но, как я заметила, он был осторожным водителем – все время поглядывал в зеркала. Он не любил разговаривать во время вождения, предпочитая сконцентрироваться на дороге. Мне это нравилось.

Дэвид никогда не высказывал мне своего осуждения и не спрашивал, почему я совершала те или иные поступки. Напротив, он дал мне почувствовать себя особенной, чего никто никогда прежде не делал. Он раскрепостил мое тело. Так же, как и мой разум. Дэвид был хорошо начитан. Мы оба обожали рассказы Сомерсета Моэма и однажды ходили на публичное чтение одной из его пьес в Британской библиотеке. Как и я, Дэвид совершенно не умел рисовать, однако он восхищался искусством, о чем свидетельствовали огромные красочные картины современных художников на стенах его квартиры. Он был человеком, очень серьезно относившимся к своим хобби. И еще Дэвид терпеливо выслушивал меня, когда я позволяла себе плакаться из-за всего того, что приходилось выносить каждый день. «Ты самая сильная женщина из всех, кого я когда-либо знал. Ты единственная и неповторимая. Я никогда не встречал никого, похожего на тебя. И не думаю, что когда-нибудь еще встречу».

Такие мужчины, как Дэвид, имеют по нескольку любовниц. Это говорил мне здравый смысл. Но в тот момент ему нужна была именно я.

Два месяца спустя мы с Дэвидом поженились, и одним из наших свидетелей был тюремный офицер. Единственное, о чем я сожалела – что моего отца не было тогда рядом.

На этом придется закончить с воспоминаниями. Стресс действует очень плохо. Сколько раз мне об этом твердили!

Лаванда. Скорее. Спасительная лаванда. Я беру бутылочку с маслом, стоящую на столике возле дивана. Делаю три глубоких вдоха. Теперь нужно помассировать активные точки, втирая масло. В области носовых пазух. За ушами. Над бровями. На макушке. Две точки на задней части шеи. Массировать, пока не прекратится боль. Так нас учили на курсах.

Внезапно я чувствую огромное желание погрузиться в глубокую теплую ванну с маслом флердоранжа. Душ – это совсем не то. Там невозможно лечь и расслабиться. Сиди спокойно – говорю я себе. Мне с трудом удается удержаться от искушения снова набрать номер Дэвида, чтобы услышать его голос. Куда же он все-таки подевался? Впрочем, разве не было подобных его исчезновений во время нашего брака?

Память возвращает меня в то время, месяц спустя после нашей свадьбы. Именно тогда все уже начало разваливаться.

«Мне нужно было уехать по важному делу, – как ни в чем не бывало заявил он, после того как от него два дня не было ни слуху ни духу. – Я же тебе говорил. Ты разве не помнишь?»

Нет. Ничего подобного я не помнила.

«Это потому, что ты устала».

Чепуха! С моей памятью все было в полном порядке.

«Я говорил тебе об этом», – настаивал Дэвид. Однако я не могла видеть его лица, потому что этот разговор – как часто случалось – происходил по телефону. И даже если бы мы в этот момент стояли лицом к лицу, то, возможно, мне все равно не удалось бы уличить его во лжи.

В конце концов я поняла, что было проще соглашаться со всем этим, чем пытаться что-либо доказать. Возможно, сейчас, сказала я себе, он просто опять взялся за старое. Так что оставалось только пожелать удачи этой Тане, с ее глубоким декольте, тоненьким голоском и подведенными глазами. Была определенная справедливость в том, что ей предстояло пройти через все то, что пережила я.

Если только ей не было известно что-то такое, чего не знали все остальные.

Когда я открываю глаза следующим утром, солнечный свет уже струится через окно. Я осторожно провожу обычную проверку своего состояния. Синяков не видно. Мышцы не болят. Нет ощущения того, что «что-то не так». Что ж, уже неплохо.

Я медленно выбираюсь из кровати и, ступая по бежевому ковру, подхожу к окну. Передо мной простирается море. Сегодня его воды спокойны. А вчера оно яростно бурлило, швыряя гальку на набережную. Мне приходилось осторожно обходить эти камни, чтобы не споткнуться.

Как же я могла так долго жить вдали от моря? Одни его краски могут заставить умереть от восторга! Оно бывает то бирюзовое. То бледно-голубое. То серое. То красное, под цвет скал. Меня восхищает успокаивающая регулярность приливов и отливов, повторяющихся изо дня в день. Эмоции моря поднимаются и стихают так же, как и мои собственные. На днях оно перевернуло лодку, и из-за этого пришлось выйти спасательной шлюпке.

«Он пропал. Его никто не видел уже пятнадцать дней».

Голос полицейского снова звучит у меня в ушах. Они приходили вчера вечером – значит, сегодня уже шестнадцать дней. Несмотря на принятое накануне решение, я снова хватаюсь за телефон.

«Это Дэвид. Вы знаете, что делать…»

Хватит это слушать – говорю я себе. Выберись из дома. Подыши воздухом. Он хоть и холодный, но свежий. Это полезно! К тому же нужно купить ржаной хлеб с орехами. И забрать рецепт. Привести себя в порядок до следующего визита клиентки. Когда она должна снова прийти? Посмотрим в журнале. А, только завтра.

После Дэвида я стала разговаривать сама с собой – это вошло в привычку. Так я чувствую себя не столь одинокой. То же самое и с радио. Большинство наших девушек слушали «Радио 1», но от своего психолога я узнала про «Классик FM». «Музыка очень сильно влияет на наше эмоциональное состояние», – любил повторять он.

Я включаю эту радиостанцию, но прием довольно плохой. Радио Корнуолл ловится лучше. И звучит оно более по-домашнему. Дает мне почувствовать себя не чужой в этом месте.

«Ожидаются дальнейшие задержки поездов на Большой Западной железной дороге до Паддингтона…»

Может ли это быть причиной исчезновения Дэвида? Возможно, он приехал сюда, чтобы найти меня? Нет. Не стоит питать иллюзий.

В таком случае, может, он решил приехать сюда отдохнуть? Нет, исключено. «Трудно придумать что-либо хуже, – говорил он, – чем холодное британское побережье». И, как выяснилось, в Дартмуре он бывал всего один раз. На самом деле он был настоящим «человеком Лондона», а отдыхал где-нибудь на Карибах, совмещая отпуск со своими заграничными деловыми встречами. Таким образом, свои траты на отдых он оформлял как бизнес-расходы. Легально ли это – спросила я у него в начале наших отношений. Он рассмеялся своим глубоким, полнокровным смехом. Ну, разумеется, да.

Из-за всех этих воспоминаний – предупреждаю я себя, надевая свою ярко-красную водонепроницаемую куртку, – у меня гудит голова. Или это оттого, что я голодна? Еще довольно рано – всего половина восьмого, – но наши девушки к этому времени уже, конечно же, на ногах. Я беру бутылочку со своими таблетками, задумываюсь на секунду и принимаю одну, после чего собираю волосы в пучок. Мне советовали носить короткую стрижку, поскольку длинные волосы, как выяснилось, также могли представлять для меня потенциальную опасность. Однако мне нужно было создать «новую себя», чтобы продолжать держаться.

Однако внезапно мысль о том, что мне предстоит выйти из дома, пугает меня. Внутри я чувствую себя в большей безопасности. От старых привычек – какими бы они ни были неприятными – нелегко избавиться. Так что в итоге я весь день провожу дома, занимаясь приготовлением своих ароматических смесей. Однако к тому времени, когда уже начинает смеркаться, мне становится невыносимо сидеть в четырех стенах: я снова надеваю куртку и, открыв дверь, вздрагиваю от ударившего мне в лицо ветра.

Я иду по набережной и, для развлечения, слежу взглядом за тонкой линией между землей и морем. Наступив на треснувшую тротуарную плитку, я пошатываюсь, но мне все же удается удержать равновесие. После этого я начинаю смотреть только себе под ноги. Хорошо, что сейчас не сезон и туристов почти нет, так что можно не бояться на кого-нибудь натолкнуться.

Внезапно я застываю на месте. Мне навстречу идет ребенок с ведерком и лопаткой, несмотря на неподходящую погоду. Он того же самого возраста. У него прямо подстриженная челка. Он поднимает на меня глаза, как будто знает меня.

«Патрик», – мысленно шепчу я. Однако это имя срывается с моих губ и звучит во всеуслышание.

Женщина, идущая рядом с ребенком, хватает его за руку, бросает на меня странный взгляд и быстро проходит мимо.

Дыши глубоко. Забудь о том, что произошло. Сконцентрируйся на чем-нибудь другом – например, на морском воздухе. Можно ощущать не только его запах, но и вкус, и необыкновенную свежесть. Пока я не поселилась здесь, на юго-западе, я даже не представляла, что воздух может быть таким особенным.

Навстречу едет мужчина на вишневом скутере для инвалидов. Я делаю шаг в сторону, чтобы пропустить его. Возможно, мне стало бы легче, если бы мои проблемы со здоровьем были бы столь же заметны людям со стороны? Тогда они бы так не изумлялись, когда все это со мной происходит. Я прохожу мимо женщины в фиолетовых легинсах, которая играет на блокфлейте, полусидя на парапете. (Мне нравятся уличные артисты, обитающие в этих краях.) Музыка удивительно красивая, но нужно, чтобы было с кем разделить это удовольствие. А кто захочет делить со мной мою темную жизнь? Вот и Дэвид не захотел.

В голове снова возникает гудение. Это предупреждающая аура. Так мне объяснили врачи. Она бывает не у всех. Иногда все проходит без последствий. О, только бы обошлось. Маленькая белая собачка пробегает мимо, с любопытством принюхиваясь. У животных как будто имеется шестое чувство.

Я опять достаю из кармана лавандовое масло. Быстро втираю его в точки пульса на запястьях и, ища опору, вцепляюсь в ограждение набережной, покрытую зеленой облупившейся краской. За спиной раздается тявканье. Я оборачиваюсь. Рядом с собачкой и ее хозяином идет симпатичная молодая женщина, старательно кутающаяся от холода. На секунду наши глаза встречаются. Может, мы знакомы? Но она отворачивается и проходит.

Внезапно я чувствую запах жженой резины. Это плохой признак. По своему опыту я знаю, что теперь в моем распоряжении в лучшем случае лишь несколько секунд.

– С вами все в порядке? – долетает до меня издалека голос женщины. Мягкий. Встревоженный. Добрый. Нужно забраться в безопасное место. Скорее. Подальше от ограждения, чтобы не упасть через него на берег. Едет машина. Держаться подальше от дороги.

Скамейка. Та, что справа от меня. «Для Марджори, которая любила это место». Я видела эту надпись раньше – так же, как и на многих других скамейках на набережной. За каждой из них таится своя история. Однако сейчас мне совсем не до этого.

Я смутно осознаю, что стою уже на четвереньках.

«С вами все в порядке?» – повторяет голос.

Я чувствую, как что-то влажное касается моего лица. Собака?

Потом – ничего.