– Ну как? – полюбопытствовала Анна Сминт, королевским жестом руки демонстрируя сцену аудитории.

– К… к… креативно, – не скрывая замешательства, ответила я и еще разок оглядела настенную живопись. – А… что это?

– Ваше влияние, милая Марсия!

Судя по расписанным стенам, тлетворное, но старушка лучилась таким неподдельным воодушевлением, что я не рискнула комментировать.

Тут надо пояснить, что у всех преподавателей Академии имелась своя аудитория. За исключением меня, конечно же. Цитирую одного очень вежливого дракона: «Гарпиям кабинеты не положены». Так вот, профессор Хельмерг проводил практику в просторном кабинете, расположенном в главной башне, застенчивая Юлая ютилась в комнатке на чердаке башни имени какого-то очередного ректора прошлого, умудряясь разместить на десяти квадратных метрах целую группу студентов. Эмиль Фаркас, как истинный оборотень, зверствовал в огромном зале с куполообразным прозрачным потолком, а Дори Мильграм – в теплицах, расположенных на заднем дворе Академии.

До этого дня мне посчастливилось лишь однажды побывать в аудитории, закрепленной за Анной Сминт. Привлек меня шум и легкий дымок, вырывающийся из-под двери. Оказалось, студенты что-то напутали и разнесли на молекулы несколько парт.

Кто бы сомневался…

– Брысь отсюда, вредители! – орала разгневанная старушка в спины поспешно эвакуирующихся великовозрастных оболтусов. – Загубили все мои плакаты с формулами!

Помнится, я тогда еще оглядела стены кабинета, увешанные закоптившимися плакатами, позавидовала шестиметровой высоте потолков и пошутила:

– А зачем вам плакаты с такими красивыми стенами?

Кто ж знал, что шутка старушке не зайдет.

– Знаете, проверка на многое открыла глаза, – рассказывала профессор Сминт. – А ведь я посвятила преподаванию всю свою жизнь!

Я заломила бровь и насмешливо улыбнулась.

Всю жизнь, говорите? Ну-ну.

– Ладно, – поправилась старушка, – мужчинам и приключениям я посвятила ее основную часть, но остаток – обучению студентов. И знаете, госпожа Браун, мне всегда импонировали учителя, которые, кроме домашнего задания, давали домой что-то еще, о чем можно подумать. Такие, как вы.

– Э… Спасибо.

– Это не комплимент, – отмахнулась Сминт и ворчливо добавила: – Честно говоря, твой подход к делу меня откровенно бесит, но сейчас не о твоих ошибках…

Какая милая старушка. Так и тянет предложить яду.

– Взгляни. – Анна Сминт прошла в центр класса и мечтательно-задумчивым взглядом оглядела преображающееся пространство. – Что видишь?

Я видела изрыгающего пламя волка, точнее, его набросок. А вот то, что находилось на противоположной стене, осмыслению не поддавалось. Больше всего цветные линии походили на каляки-маляки человека с нарушением цветоощущения. Другой вариант: кто-то расписывал ручку.

Но ведь все не может быть так просто. Анна Сминт не кажется выжившей из ума старухой, значит, настенной живописи есть какое-то оправдание. Понять бы какое.

Оттягивая свой ответ, я подошла ближе и чуть пристальнее посмотрела на огнедышащего волка. Кто хоть этот бред придумал?!

И вот тут меня озарило вспышкой понимания. Каннис. Эрн Хайнтаун.

– Закон обратного преломления заклятия, – пораженно прошептала я.

Выдающийся маг огня, разгадавший одну из самых главных загадок магии – почему некоторые заклинания рикошетят и возвращаются обратно, – а также рассчитавший формулу, стабилизирующую силу мага. Собственно, доказательство закона обратного преломления заклятия и вырывалось из глотки нарисованного волка. Не пламя. Огненные буквы.

Я присела на корточки и всмотрелась в шерсть. Точно, по тому же принципу здесь были изображены открытые Хайнтауном побочные силовые линии и исключения из общей практики, так называемые маголисты, маги с исключительными способностями.

Красиво.

За спиной встала Анна Сминт.

– После появления в наших стенах этих дамочек из комиссии я уже собирала пожитки, когда обнаружила коробку со старыми конспектами, – ее голос, ровный, без старческого дребезжания, звучал проникновенно. – Я сравнила тетради, по которым занималась сама, и свежие конспекты лекций. И знаешь, меня поразил очевидный факт нашей профессии – учителя продолжают пользоваться старыми приемами, учить так, как учили их. Никакой изюминки, ничего нового. А ведь высшее искусство, которым должны обладать все учителя, – это умение пробудить творческую радость от получения знаний.

Я медленно встала и кивнула.

Покидая кабинет, еще раз оглядела заваленные учебниками, набросками будущих рисунков и кистями столы. Ведра краски, палитры, сваленные в кучу. Тряпки, растворы с закрепителями, фосфоресцирующие краски.

А неплохо я влияю на местное болото.

– Профессор Сминт!

Мимо промчались трое взъерошенных парней в наспех натянутых свитерах. В победно поднятой руке первого я успела разглядеть девицу. Такую впечатляюще аппетитную и столь же впечатляюще голую.

Чую, пора тикать, пока старушка не опомнилась.

Гневный вопль «Сдурели!» только подстегнул первоначальное желание, и ноги сами собой понесли меня по знакомым коридорам. Я никогда не привязывалась к стенам, только к атмосфере, царившей в них. Академия могла похвастаться бешеной энергетикой своих студентов, запахом паленого, долетающего не столько из аудиторий, сколько из столовой, да шумными обсуждениями.

По дороге столкнулась с ребятами из группы, те радостно загалдели, но подходить ближе не рискнули. Невольно вспомнила о пятерке отличница – демон – зверолюд – дракончик – Олаф, помянула Григоровича, который задерживал ребят из-за важного поручения.

Кафедра Темных искусств радовала полным отсутствием сюрпризов. В центре просторного помещения буквой «Т» громоздились разношерстные столы, за импровизированной перегородкой в виде шкафа с документацией зона отдыха – просевший диванчик, кресло и стол, заставленный разномастными чашками.

Меня встретили Юлая и профессор Хельмерг, предложили чай и засыпали вопросами. Мутная жидкость наталкивала на мысль, что одинокий пакетик заваривали не впервые, поэтому я ограничилась пряником, по твердости сравнявшимся с камнями из кладки, и крайне уклончивыми ответами на вопросы.

Да, летали, на Фесе свадьбу видела. И Белозерского тоже. Да, ректор был жутко зол. Нет, в процессе свадьбы обошлось без жертв. Если, конечно, не брать в расчет разгромленное здание росписи молодоженов и вытоптанную клумбу под окнами, но здание обещали быстренько восстановить для всех страждущих соединиться без проволочек и лишней родни.

– А у нас какие новости?

Преподаватели переглянулись. Юлая подняла брови и выразительно уставилась на профессора. Старичок округлил глаза и едва заметно мотнул головой, мол, а почему я. Преподавательница грез поджала губы и усилила нажим, профессор заерзал.

Обе стороны не собирались сдаваться. Обычно скромная и тихая Юлая напирала, но Хельмерг ушел в глубокую оборону. Судя по хитрому взгляду, он уже планировал воспользоваться контраргументом, то бишь смежить веки и захрапеть. Дескать, ничего не знаю, я старый усталый человек, могу отключиться в любую секунду.

На их счастье на кафедру заглянул Эмиль Фаркас. Да не один, а в компании хорошо известной мне дамы.

– Эмиль, вы так галантны, – пропела Крутизадка. – Но я переживаю, как бы Эрг не воспринял эту самую галантность как угрозу нашему семейному счастью.

Чего-чего?

– Розмари, – интимным полушепотом прорычал оборотень ее имя, – избранникам полезно немного поволноваться.

Мне показалось или эта пышка действительно употребила в одном предложении дракона и семейное счастье?

– Эмиль, не мне вам рассказывать, как Эрг горяч и скор на расправу.

Нет, ну точно послышалось. У дамочки такой скверный акцент.

Юлая и профессор Хельмерг украдкой выдохнули и принялись нарочито шумно собирать посуду, шутить и обсуждать общего студента. Я не слушала. Я все еще пребывала в легком шоке.

– Добрый день, коллеги, – поздоровалась заглянувшая в чайный закуток Розмари.

Бывшая свиноматка Кьяри изменила привычному имиджу и сегодня блистала в элегантном деловом костюме графитового цвета. Пиджак и узкая юбка не скрывали полных бедер, а огромной груди, не берусь даже представить, какого размера, было откровенно тесно под полупрозрачной рубашкой. Пуговицы с трудом удерживали края расходящейся ткани. Того и гляди, полетят во все стороны.

На правом отвороте пиджака брюнетки скромно примостилась хорошо знакомая брошь в виде бабочки.

И чего она ее постоянно таскает?

– Госпожа Гаррис, – подчеркнуто холодно улыбнулся профессор Хельмерг. Юлая же просто кивнула, делая вид, что безумно занята уборкой со стола.

Я все еще молчала, не зная, как выразить счастье от встречи с мадам.

Эмиль Фаркас, не удостоив нас вниманием, взял внушительную стопку тетрадей со стола и покинул деканат с улыбкой злодея, устроившего пакость.

Минуточку! А ведь Фаркас – оборотень. Он обязан был унюхать, что в помещении кто-то есть, еще в коридоре. А раз унюхал, то к чему весь этот спектакль?

Меня позлить?

Что ж, мохнатый подданный царства мочи, у тебя все получилось. Ибо гарпия зла.

– Госпожа Гаррис! Вот так встреча!

Моей ослепительной улыбке могли позавидовать все модели глянцевых журналов.

Я подскочила со своего места и уставилась на пышнотелую даму.

– Декан сообщил, что комиссия закончила проверку. Не ожидала увидеть вас вновь.

Розмари не была дурой, поэтому услышала плохо завуалированное «Что ты тут забыла?» и с вежливостью кобры перед броском ответила:

– Да, я тоже не планировала…

«Встречаться с тобой, выскочка».

– …оставаться в Академии. Но ректор Белозерский предложил мне место…

«Не смог устоять перед моим напором».

– …и теперь я тоже преподаватель.

«Выкуси, крошка!»

Какая прелесть!

– Любопытно. – Я скрестила руки на груди и окинула «коллегу» оценивающим взглядом. – И какой же предмет вам предложили вести?

«Чему учить будешь? Как трескать пирожные и безвкусно одеваться?»

Розмари Гаррис облизнула пухлые губки, отчего профессор Хельмерг икнул и опасливо попятился, а Юлая поспешила незаметно выскочить из закутка.

– Я заменю ныне покойного профессора Риттера, – ответила дамочка.

«Тебя я тоже заменю, гарпия».

Очевидно, что Розмари скрывала что-то под толстым слоем туши на редких ресничках. Понять бы что.

– Представляю восторг студентов, когда им объявят эту новость, – не сдержала я ехидства.

Атмосфера накалялась.

Розмари величественно склонила голову, всматриваясь в меня с таким непередаваемым презрением, словно узрела моль на любимом свитере. Забившийся в уголок Хельмерг бормотал что-то очень похожее на молитву Всеединому. Ветерок воинственно кружил над головой брюнетки, периодически хватая то горшок с фикусом, то глобус, забытый на антресоли, то старинные часы с кукушкой, предлагая приложить Розмари по темечку, но я отрицательно качала головой.

– Как насчет того, чтобы пообедать вместе? – неожиданно предложила госпожа Гаррис, даже не подозревая, что в эту минуту над ее головой навис огромный булыжник, зачем-то подаренный студентами в качестве извинений. – Я пока плохо ориентируюсь в хитросплетениях здешних коридоров. А вы столько могли бы рассказать мне о нюансах работы.

Я мысленно попросила ветерка не вмешиваться, представила компанию Крутизадки и очередного несъедобного изыска поваров, все так же мысленно скривилась. Да проще сразу сходить к Бьянке Барис и попросить яду. Кстати, ручаюсь, что эти две змеюки поладят, а пока…

– С превеликим удовольствием! – заявила сопернице и первой направилась к двери. – Судя по запаху, повара приготовили нечто сногсшибательное.

Ага, и в-туалет-загонятельное.