Глава двадцать девятая
Алекс, сидя за бруствером на горячей земле, поглядывал в перископ на южан и растирал ноющее бедро.
— Что там? — Нетерпеливо завозился рядом лейтенант О,Брайен из третьей роты, на правах родича позволявший себе некоторые вольности.
— Похоже, отступают, — не веря самому себе сказал Фокадан.
— Да ладно!?
Попаданец неловко, оберегая ногу, отстранился от перископа, позволяя О,Брайену и другим желающим взглянуть на происходящее.
— И правда…, — констатировал родич изумлённо, — дожали!
Послышались довольные смешки и разговоры — в отходе Джонстона из Мариэтты заслуги бригады неоспоримы. Пока Шерман раз за разом бросал на укрепление полки, Хукер сделал ставку на Кельтику и не прогадал.
— Разберитесь с городом, — нетрезвым голосом сказал он тогда Ле Труа, — по инженерному, без глупостей вроде атак. От командующего я вас прикрою, так что работайте спокойно.
И началась работа… именно работа, никакого геройства француз не терпел.
— С саблей или с пистолетом на фоне заката можно красоваться, только когда враг уже разбит, а на позициях присутствует командир достаточно высокого ранга, который может наградить орденом или повысить в звании. Ещё — когда необходимо увлечь смутившихся солдат за собой. Всё! Допустимо ещё, когда молодой офицер прибывает в новую часть, и ему необходимо показать себя достаточно храбрым. Допустимо, но нежелательно!
Достаточно нехарактерные слова для офицера Франции, где вполне официально делали ставку на некий Порыв, когда солдаты Прекрасной Франции должны смело устремляться на врага по сигналу командира. Глупость несусветная, но ведь под эту глупость даже оружие затачивали, не только тактику со стратегией.
Глубокие траншеи зигзагом, брустверы и прочие ухищрения инженерной военной мысли этого времени — так вела войну Кельтика. Солдаты бригады держали ружья под рукой, но фактическим оружием у них служили лопаты и кирки, да динамит, который командование наконец-то начало закупать для взрывных работ.
Отсюда, к слову, и ноющее бедро — новая взрывчатка оказалась капризной, и один из ящиков сдетонировал поблизости. Комом земли Алекса так шарахнуло по ноге, что от боли он потерял сознание. Несколько дней дела с ногой обстояли так плохо, что опасались гангрены, но обошлось.
Единственно, неделю пришлось передвигаться то в портшезе, то на носилках. Ну да не привыкать, ещё в театре освоил этот транспорт. А куда деваться? В бригаде только два человека с некоторой натяжкой вытягивали на уровень военных инженеров-строителей — Алекс и Ле Труа.
— Пиши, — приказал Алекс родичу, — донесение Хукеру… ну да сам знаешь, как. Как напишешь, так сам и отнесёшь, небось захочет расспросить — что там да как.
Двоюродный брат Лиры просиял и застрочил усердней, подбирая подходящие обороты. Кумовство… а куда деваться? В этом времени оно воспринималось совершенно естественно. Зато О,Брайенов в бригаде семеро, да из родственных кланов ещё с полсотни. Глаза и уши…
— Джонни, — окликнул Алекс сержанта, — давай-ка за нашим полковником. Ему писать ничего не надо, на словах передашь.
Ле Труа был на позициях уже через десять минут, а через час в траншеях не протолкнуться от офицеров, приехавших с Шерманом. Командующий наконец-то сменил гнев на милость и общался вполне любезно, а не сквозь зубы через адьютантов.
— Пишите списки на награждения, — коротко распорядился он, удовлетворив своё любопытство, — да не скупитесь, бригада действовала выше всяких похвал.
Тут он наконец обратил внимание на попаданца…
— Вы кажется ранены, майор Фокадан? Контузия бедра, если не ошибаюсь.
— Никак нет, господин генерал, не ошибаетесь, — браво ответил тот, не вставая. Поскольку на коленях лежал костыль, требования устава касались Алекса не в полной мере, как раненого.
— Это вы с раной так? — Шерман слегка приподнял брови, — похвально… будь у нас хоть половина офицеров таких, мы бы разгромили мятежников ещё два года назад.
Несколько минут командующий общался с офицерами Кельтики отпуская комплименты. Что характерно, каждого из них он знал в лицо и по имени, перечисляя заслуги при разговоре.
— Вот… же… — выругался восхищённо один из сержантов после ухода Шермана, — все мы знаем, что он та ещё сволота. А вот пообщался так… ну этакий душка! Был бы бабой, дал бы ему прямо в траншее!
Общий хохот спугнул сопровождающих армию ворон, с карканьем взлетевших в небо с пыльной, изрытой многочисленными воронками земли. Долго сидели, смеясь и травя байки, пока тяжелое напряжение отпускало их.
Через час вернулся задумчивый полковник, жевавший ус.
— В город нам вступать доверили, — меланхолично сказал он. Переждав довольные выкрики, добавил:
— Раз уж мы город взломали, то нам его и занимать.
От вопросительного взгляда Фокадан Ле Труа отмахнулся лёгким жестом, который попаданец расшифровал как "Сам ничего не понимаю". Но странности на этом не закончились…
Несмотря на отсутствие в городе войск Конфедерации, кельты не стали устраивать торжественного входа, предоставив это генералитету. Вошли озираясь, щетинясь стволами винтовок во все стороны, готовые стрелять на пораженье не раздумывая.
Бывали уже случаи… войдёт войско в сдавшийся уже город, а какие-нибудь юнцы или словившие белочку алкоголики, решат поиграть в Сопротивление. Не любят этого солдаты. Ох как не любят… и расплачиваются потом родные этих патриотов, да идут рассказы об озверелой солдатне. Шли обманчиво-медленно, рассыпаясь отрядиками в сомнительные переулки и дома, глядящие на солдат выбитыми стёклами.
После вступления в Мариэтту, бригада расположилась прямо на складах, не вставая на постой к местным жителям. — Смысл? — Аргументировал попаданец, — бытовые удобства в городе после осады… нереально как-то. Тем более, всё равно подвинуться заставят — городишко-то маленький, а сколько туда на постой полезет, не мне вам говорить. А так встанем на складах, вроде как мы скромные работяги, ни что не претендующие, мозолей никому не оттопчем.
— Всегда хотел побыть завоевателем в городе с англосаксами, — очень странно выразился Патрик, глянув в сторону жилых домов, и лицо его в эти секунды было… своеобразным. Так смотрел бы на дрессировщика в цирке хищный зверь, который так и ждёт слабины.
Алекса пробил озноб, но Фред и некоторые офицеры бригады промолчали солидарно, и больше вопрос постоя на квартирах в бригаде не поднимался. Тем паче, Джонстон не сумел или не захотел вывезти с собой или сжечь всё имущество, так что бригада смогла заменить под шумок старые палатки на новые. А ещё исподнее, башмаки… Так что солдаты, соскучившиеся по женщинам и домашнему быту, не особо роптали.
Склады… звучит громко, а по сути, просто здоровенные, часто щелястые из-за южного климата сараи, сильно повреждённые после прошедших боёв. Где-то не хватает стены, где-то крыши, и почти неизбежный запах гари. Не привычного древесного угля, а сгоревших сапог, сёдел, одежды, муки. Въедливый запах, резкий.
После запаха сгоревшего пороха и неглубоко захороненных тел по соседству, это воспринималось как лёгкое неудобство. Кельты быстро разобрали сгоревшее, отделив порченное от нормальных вещей. Сразу же начали чинить и склады — всё равно им прикажут этим заниматься, так что тянуть?
Через несколько дней состоялось награждение. Единых церемоний, рекомендованных уставом, в армии САСШ нет, за редчайшим исключением. Свои у каждого штата и у каждого полка в этом штате. А чаще — командиры каждый раз импровизировали по-новому.
…за проявленную доблесть бригада кельтского ополчения Нью-Йорка Кельтика награждается похвальной благодарностью армейской воинской части, — торжественно вещал Томас Джордж Генри, командующий Камберлендской армией Шермана.
Для Кельтики эта первая коллективная награда, так что эмоции солдат погасить удалось с большим трудом. Награждали и другие части, достаточно щедро.
Кельтика прошла торжественным маршем, смотревшимся достаточно убого, ибо к такой муштре в инженерной бригаде изначально относились как к докуке даже офицеры. Алекс подумал, что опозорятся… ан нет, половина строевых прошла ничуть не лучше.
Пройдя маршем, бригада отпочковала тех, кому предстояли награждения индивидуальные — бумаги пришли заранее. Встали на специально отведённом месте, под флагом "Кельтики" — зелёном полотнище с золотой арфой. В сочетании с оливковой формой кельтов смотрелось недурно.
Настал наконец черёд индивидуальных. Алекс получил Пурпурное сердце и вторую уже Медаль Почёта — первую он получил за модульную узкоколейку — вместо денег. В бумагах, сопровождающих награду, о сём написано несколько туманно, но знатоки армейской бюрократии быстро растолковали тонкости.
Армия САСШ не отказывалась платить за изобретение, но это отодвигалось на потом, причём платить будут только за изделия, изготовленные после войны. И не в армейских мастерских! Он тогда стиснул зубы так, что потом ныли челюсти, но деваться некуда — спасибо ещё, что не выкупили принудительно патент за доллар. Для нужд армии, да во время войны… запросто.
Аналогичную медаль получил Ле Труа, ещё восемь офицеров бригады (включая Рональда О,Брайена) и одиннадцать человек сержантов и капралов. Рядовые обошлись: поскольку боёв бригада не вела (каждодневные перестрелки и обстрел артиллерией почему-то не учитывались), то награждения не за героизм, а за исключительнейшие заслуги. Награждали по сути не военных, а прорабов и мастеров.
Всевозможными медалями попроще наградили вообще всех солдат — Мариэтта считалась, да и являлась, ключом к Атланте, так что награды раздавали щедро.
Награждение вышло долгим и утомительным, генерал решил обставить всё красочно, сведя его воедино со своим назначением в Камберлендскую армию. В общем-то всё правильно, но у Фокадана вновь разболелась нога, а на этой церемонии офицерам предполагалось стоять навытяжку, да ещё и на виду.
— Льда, — выдохнул он, присовокупив матерную конструкцию на нескольких языках, едва скрылся от глаз генералитета среди своих. Его тут же подхватили под руки и под ноги, что оказалось своевременным, нога перестала чувствоваться.
— Зараза! — Только и успел сказать он на русском, чувствуя уплывающее сознание.
Награждение далось попаданцу нелегко — в постели он провалялся неделю, почти не вставая, находясь в полубреду из-за дикого жара. Свою лепту вносила и дикая южная жара, влажная и пыльная. Постоянно в поту, то обложенный льдом и тряпками с уксусом, то укрытый одеялами, сквозь жар он видел мельком озабоченное лицо Фреда и друзей, навещавших его, врача, да денщика. Они сливались воедино, расплывались и несли всякую чушь. В моменты просветления он понимал, что это галлюцинации. Но когда галлюцинации приходили снова, они казались такими естественными…
— … льда, да-да, — сообщил ему врач, склонившийся над койкой. Лицо врача приобрело внезапно черты Фреда и произнесло на русском:
— Лечиться вам надо, батенька.
— Надо, — согласился Алекс и заснул.
Пятнадцатого июля наступил перелом в выздоровлении, попаданец встал. Слабый, покачивающийся едва ли не от дуновения ветра, чувствовал он себя при этом вполне прилично.
Принюхавшись к себе и брезгливо поморщившись, рявкнул:
— Воды сюда! Мыться буду!
— Добби сейчас! — В палатке возникла лопоухая лысая голова слуги Фокадана. Вот же… чудо. Когда месяц назад увидел этого свободного негра, нанимавшегося в войска на нестроевую должность, то был поражён — ну как есть человеческая версия домового эльфа из знаменитого фильма!
Заговорил из любопытства и взял в итоге слугой. Числился Добби по военному ведомству, и как-то очень сложно — вроде как служил в другой части, но постоянно прикомандирован к майору, причём не напрямую, а через два ведомства. К слову, звали его как-то иначе, но голова попаданца отказывалась запоминать настоящее имя слуги, так что тот остался Добби.
Бывший лакей одного из плантаторов оказался не самым плохим приобретением — несколько ленивый, что вообще свойственно для домашних слуг, это да. Зато грамоту знает, может ухаживать за лошадьми, чистить одежду, неплохо готовить. Алекс не совсем разобрался в былых обязанностях слуги, да и не интересно, если честно. Справляется, ну и ладно. Тем более, обязанностей у того немного — слуги у попаданца никогда не было, а почистить сапоги и постирать-заштопать одежду не так-то сложно.
Помывшись с помощью Добби, майор с наслаждением оделся в нательное бельё, не став накидывать поверх оного даже штаны, не говоря уже о рубахе. Несколько неприлично по нынешним временам, ну да на войне можно. Тем более, болящему.
Выйдя из палатки, жестом приказал часовому молчать, и пошатываясь прошёл за стол под полотняным навесом, защищающим от солнца. Подбежавшего штабного повара, счастливого выздоровлением одного из любимых командиров, озадачил сразу.
— Ухи. И чтоб знаешь, такая…, — Фокадан зажмурился мечтательно, но каким-то неведомым путём сумел передать повару своё виденье той самой ухи. Час спустя он ел, дуя на горячий бульон и жмурясь от удовольствия под умилённым взглядом повара.
С этого дня пошло стремительное выздоровление. Единственное, что крепко огорчало попаданца, так это потерянная мышечная масса. Едва перестал напоминать ходячую швабру… и вот опять.
Появилась ещё одна проблема, скорее позабавившая его — Алекс вырос. Вроде как провалялся всего ничего, а вот поди ж ты — уже за шесть футов рост перевалил. Он и так после попадания немного подрос, а тут снова… Но особой беды в том не видел — одежда в этом времени шилась с небольшим запасом. Мало ли, потолстеет человек через десяток лет, так что ему — гардероб менять? Этак никаких денег не напасёшься!