88
* * *
Нола нажала на спуск.
Ройол застыл на месте. Похлопал себя по груди. Из раны в плече все еще сочилась кровь, но кроме нее… Он рассмеялся.
– Тупая говнючка! Промазала! – зашипел он.
Ройол бросил взгляд на потолок, словно намеревался взлететь.
– Стоять! Ни шагу! – предупредила Нола, голос не совсем ее слушался.
Лицо побледнело. Чтобы доползти сюда, она отдала слишком много крови. Нола не могла оторвать живот от пола, руки ходили ходуном. Однако отпускать свою добычу она не собиралась.
Ройол стоял на середине прохода в пятнадцати метрах от нее, он переводил дух, оценивая девушку, как хищник оценивает добычу. Их разделяла лишь мелкая лужа жидкости для бальзамирования, в которой отражался свет из окна на крыше, придающий темному складу безмятежный вид.
– Нола, если ты считаешь себя бабой с яйцами, способной нажать на спуск…
Хлоп!
Нола сделала новый выстрел. Что-то звякнуло, мелькнула искра. Пуля отскочила от чего-то в глубине прохода.
– Опять мимо? – спросил Ройол, раздвигая щеки слабой улыбкой. – За это ты заплатишь жизнью.
Если бы он захотел, мог бы отскочить вправо, к куче галогеновых ламп, перебежать на другую сторону прохода, перейти в соседний ряд. Скрыться. Но он не собирался уступать территорию и лишь пошевелил троакаром.
За его спиной бесформенной кучей лежал на полу и не двигался Зиг.
Нола хотела выстрелить еще раз, однако то, как потемнело у нее в глазах, как опасно накренился мир, говорило о сильной потере крови. Ей хотелось вскочить, вцепиться руками в глотку мерзавца, но увы – она ничего не чувствовала ниже пояса. И как ни пыталась, не могла остановить дрожь в руках.
– Ты всегда была упрямой сучкой, а, Нола? По твоей харе видно, как тебе больно. Тебе глаза застит, так ведь?
Нола промолчала, стараясь не выдать, что видит Ройола в трех экземплярах. Надо целиться в того, что посредине. Да только всякий раз, как она приподнимала голову, подступала тошнота, как если бы Нола сидела на спасательном плоту, а помещение ходило вверх и вниз. Сердце бешено стучало, тщась восполнить нехватку крови. Если снова стрелять, будет трудно попасть, Ройол слишком далеко. Хоть глаза держали на мушке того, кто чуть не закопал ее живьем, с большим трудом, палец на спусковом крючке не слабел.
– Ну же, стреляй, Нола! Даю тебе фору! – выкрикнул Ройол, выпятив грудь и раскинув руки в стороны, как фигура на распятии.
Из носа Нолы стекла вниз тонкая струйка слизи. Она едва удерживала голову на весу. Пистолет, казалось, весил с наковальню.
– Не хочешь? Это все? Сдаешься? – издевался Ройол.
Он опустил руки, но не выбросил троакар. Быстро оглянувшись назад, убедился, что Зиг по-прежнему лежит без сознания.
– Я хочу, чтобы ты не забыла, чем это все закончилось, Нола. Несмотря на твое настырное вмешательство, когда дело дошло до финальной черты, первой сдалась ты. Ты всегда сдавалась. Никогда не доводила работу до конца. Ты все та же ленивая негра.
– Пшел ты… – начало было Нола, однако язык ее не слушался.
Голову снова потянуло вниз, но она все еще видела Ройола и довольную улыбку на его лице. Он теперь открыто забавлялся, даже сделал шаг в сторону Нолы.
Сжал покрепче троакар. Раздался мокрый шлепок – нога Ройола наступила в лужу жидкости для бальзамирования.
Теперь настал черед улыбаться Ноле.
Ройол мог легко обойти лужу, не наступать в состав для бальзамирования. В этом состоял его главный изъян, его извечный недостаток – с самого первого дня после того, как он забрал ее к себе, Нола поняла – его ахиллесовой пятой была она сама.
Нола наклонила ствол пистолета, нацелив его поперек пролета, прямо в лужу горючей жидкости. Промахнуться сложно, даже учитывая головокружение.
Ройол застыл на полпути, глаза превратились в блюдца.
– Нола… Не стреляй!
Поздно.
Палец Нолы обнял спуск. Ройол дернулся бежать. На его лице промелькнули испуг, злоба и снова испуг – все это в какие-то полсекунды, когда их взгляды схлестнулись в последний раз. Он смотрел на нее сверху вниз – вылитый отец, с порога заглянувший в спальню дочери, – как если бы Ноле было семь лет, и он только что привез ее домой, уложил спать, и жизнь обещала быть хорошей, хотя даже в том возрасте Нола нутром чуяла – ничего хорошего ее не ждало.
Ей хотелось выкрикнуть что-нибудь мстительное, сказать, как долго она шла к этому моменту, какие адские мучения его сейчас постигнут, и то, что он их целиком и полностью заслужил. Вместо слов она пронзила его долгим мрачным немигающим взглядом, смотря в его расширившиеся зрачки.
– Нола!.. – взвизгнул он дрогнувшим голосом.
Палец нажал на спуск.
Хлоп!
Пуля высекла искру из бетона под лужей. Тут же оглушительно, с оттягом, жахнуло, словно взорвалась газовая магистраль. Ройол застыл посреди лужи с задранной ногой, снизу взвился, поглотив его целиком, толстый столб огня.
– А-а-а-а! – заорал Ройол.
Одежду, волосы, лицо мгновенно охватило ярко-голубое пламя.
Нола знала, что произойдет дальше. Свернувшись калачиком, закрыв руками голову, она откатилась от края лужи.
В считаные секунды огонь растекся по всей поверхности жидкости, добежал до бочки со смесью для бальзамирования, из которой она вытекла. Нола сосчитала про себя: три… два…
Грохнуло так, что чуть не лопнули барабанные перепонки. Через два ряда от нее мощный взрыв поднял под потолок оранжево-черный огненный шар. Склад сильно тряхнуло, точно в него угодил минометный снаряд. Металлическая бочка взлетела ракетой, выписывая зигзаги в передней части здания.
Мгновенно накатила волна жара, даже на расстоянии двух рядов Ноле показалось, что ей сожгло спину. Когда жар схлынул, она смогла поднять голову и увидела, как Ройол отчаянно дергается, катается туда-сюда, пытаясь сбить с себя пламя.
– Помогите! Кто-нибудь… Мои глаза! Мне попало в глаза! Нола… помоги!
Девушка не сдвинулась с места.
Ройол продолжал кататься по бетонному полу. Чуть дальше от него пламя над лужей все еще доставало до высоты колен. Потом Ройол затих, превратившись в черный, обуглившийся брикет. Он лежал на спине, едва шевелясь, от него валил пар.
Двенадцать секунд – больше не потребовалось. Кожа на лице Ройола покрылась пузырями, запеклась. На руках – ярко-белые пятна вперемежку с почерневшими, как уголь, участками. Подбородку досталось больше всего, он превратился в сплошной спекшийся, кровоточащий волдырь. Да еще вонь жженых волос и горелой кожи. Лежа на спине, Ройол зашевелился, скуля, как побитая собака. Все еще живой. Растерявший свою грозность, но живой.
Нола отреагировала без промедления.
– Гх-х, – прохрипела она, подползая на локтях прямо к нему. Дрожащей рукой она направила ствол в голову Ройола. Пора довести работу до конца.
С левой стороны от Нолы все книжные полки пылали. Часть мебели тоже горела. Взрыв бочки повсюду разбросал небольшие очаги возгорания. Однако на складе в основном хранились фарфоровые и металлические изделия – Нола не боялась большого пожара. Да хоть бы и начался, ей было почти все равно.
В нескольких метрах от нее вздымалась и опускалась грудь Ройола. Он все еще дышал. Ничего, недолго осталось.
– Нола, не делай этого, – раздался знакомый голос.
Девушка повернула голову направо. На другой стороне горящей лужи, поджав ноги, лежал на боку очнувшийся Зиг, вместо лица – кровавая каша.
«Замолчи», – подумала она, продвигаясь ползком на животе, вытягивая вперед руку с пистолетом, чтобы уж наверняка добить Ройола.
– Нола, не позволяй ему превратить себя в убийцу! – стоял на своем Зиг. – Все кончено. Ему не уйти. Он сполна получит за свои преступления.
«Нет, не получит, – подумала Нола, со стоном передвигая локоть на новое место. – Опять сбежит, найдет себе новую личину, растворится в другой жизни. Он мастер таких дел». Склад все еще раскачивался туда-сюда, вверх-вниз. Дышать стало совсем трудно. «Дура, не надо было двигаться». Перед ней все еще вздымалась и опадала грудь Ройола. «Прикончить этот кусок дерьма? Ради этого можно побыть и дурой».
– Нола, послушайся, – просил Зиг. – Люди на самолете, Камилла – они бы не захотели, чтобы ты это делала!
«Это не для них, – мысленно ответила Нола, – это для меня». Осталось полметра, не больше.
Вытянутая рука слишком тряслась, Нола прижала рукоять пистолета к полу для устойчивости.
– Этот поступок будет преследовать тебя всю жизнь! Сколько бы страданий он тебе ни доставил, – продолжал Зиг, – если ты отнимешь чужую жизнь, потом уже ничего не изменишь!
Нола прижала дуло пистолета к голове Ройола. Седые, цвета дыма невесомые волоски облепили ствол. Почти готовая картина… неплохо бы ее написать – блеск ствола на фоне угольной черноты кожи. Нола запоминала подробности на будущее, а палец тем временем потихоньку давил на спуск. Оставалось совсем ничего. «Жми, – убеждала она себя. – Жми, не думай».
Она не нажала.
За несколько рядов что-то затрещало и громко хлопнуло. Огонь поглотил еще какую-то никому не нужную реликвию военной истории. Вдали на улице завыла сирена. Видимо, сработала пожарная сигнализация. Скоро подоспеют спасатели.
Нола разжала ладонь, пистолет со стуком упал на пол.
– Нола, ты сделала правильный выбор, – похвалил Зиг с противоположного края догорающей лужи.
Перед ней подрагивало тело ее мучителя – словно он заблудился во сне или был вдребезги пьян, как в те вторники и субботы, когда Нола кралась на цыпочках мимо его комнаты, молясь, чтобы он не проснулся. Сами собой явились воспоминания об их старой машине, пропахшей табачным дымом и едким освежителем воздуха, на заднем сиденье которой она ложилась спать в такие вечера. Нола вспомнила подгоревшие стейки. Крики. Рытье ямы, грязную землю. Скунса Душку. И, конечно же, самый первый вечер, когда ее увезли от Лапойнтов. Однако больше всего она помнила клятву, которую дала себе много лет назад на случай, если встретит Ройола еще раз. Клятву, которая привела ее сюда.
Одним резким движением Нола схватила пистолет и приставила его к виску Ройола.
– Нола, не надо!
Хлоп!
По бетону хлестнула кровь, осколки черепа разлетелись во все стороны.
Наконец-то.
Клятва исполнена.
Зиг что-то кричал, громче, чем прежде. Нола уже не слышала. Картинка перед глазами закачалась, снова начал гаснуть по краям свет. Сердце оглушительно колотилось и пульсировало в висках, в кончиках пальцев, в языке, кровь по-прежнему текла из коленного сгиба.
«Надо просто опустить голову, – произнесла Нола, но губы даже не пошевелились. – Немного отдохнуть, подремать, прямо здесь». Она так и сделала. В окружении полдюжины разрозненных костров девушка опустила голову на слишком туго набитую пуховую подушку, не замечая, что лежит на холодном, жестком бетоне.
