47

– Чем могу быть вам полезен, мистер президент?

– Прежде всего хочу сказать, что считаю вашу работу в Довере очень важной. Мы все так считаем, Фрэнсис, – произнес президент Уоллес, обращаясь к мастер-сержанту по имени. Президенты не любят официоз даже в общении с высшими воинскими чинами.

– Спасибо, сэр.

– Я понимаю, вы очень заняты, а потому не стану затягивать нашу беседу. Мы тут подумали… – Президент сделал эффектную паузу. В бетонном бункере повисла тишина. – Я подумал… самолет, упавший на Аляске… – Уоллес еще раз замолчал. – Я хотел бы знать, как продвигается следствие.

Мастер-сержант глянул на двух агентов Секретной службы, которые с преувеличенным вниманием рассматривали металлодетектор. Довер редко тревожили из Белого дома, но на этой неделе звонили чуть не каждый час. Тем не менее за девятнадцать лет службы Пушкарь никогда не слышал, чтобы звонил лично президент.

– Мы только-только начали, сэр, – ответил следователь. – Можно сказать, расследование идет гладко.

– Рад слышать, Фрэнсис. Мне доложили, что вы старший следователь по особо важным делам, правильно?

Пушкарь замешкался, почуяв ловушку. Он никогда прежде не встречался с президентом Уоллесом, однако все политики – прирожденные лгуны. Тем более главные политики мира.

– Я не уверен, что понимаю ход ваших мыслей, сэр.

– Моя мысль состоит в том, что в роли старшего следователя вы обычно выезжаете на место происшествия. Месяц назад, когда на Филиппинах упал вертолет с нашими морпехами, вы немедленно туда отправились. Когда капрал устроил бойню на базе в Турции, вы вылетели туда буквально на следующий день. Всех опросили, лично осмотрели место происшествия и сделали выводы. А тут на Аляске падает самолет, место падения – в снегах, идет четвертый день, а вы все еще в Довере.

Личные жетоны звякнули, когда Пушкарь надел их на шею. Он хорошенько взвесил ответ: «Сэр, если вы меня обви…»

– Фрэнсис, как вы думаете, что в моем распорядке дня идет после звонка вам?

– Прошу прощения, сэр?

– День заканчивается. В этот час я обычно принимаю доклад советника по национальной безопасности. После чего отвечаю на звонки, например, сенатору Кастроново, который измывается надо мной на каждом телешоу из-за моих планов реформирования почтовой службы. Знаете, чем я займусь сегодняшним вечером? Я буду писать некролог.

– Я слышал, что вы и мистер Рукстул были близки, – сказал мастер-сержант. – Мне очень жаль, что…

– Не надо о жалости. Это моя почетная обязанность. Нельсон был свидетелем на моей свадьбе. Когда у меня родился сын, он притащил в больницу детскую бейсбольную биту. Будь он просто знакомым, я бы поручил сочинение некролога главному спичрайтеру, она бы прекрасно справилась. Но для Нельсона… – Президент издал звук, похожий на хриплое «н-ны». – Когда в пятницу я буду стоять у могилы Нельсона, смотреть в глаза его сыну и двум дочерям… и десятилетнему внуку… мои чувства не сможет выразить никто другой. Поэтому спрашиваю еще раз, Фрэнсис, почему вы торчите в Довере вместо того, чтобы лететь на Аляску?

– Потому что этого требует моя работа, сэр.

– Ваша работа – установить причину падения самолета!

– Нет, – возразил следователь тоном, заставившим агентов Секретной службы насторожиться. Мастер-сержант оглянулся на них, еще плотнее сжимая в руке телефон. – При всем уважении, сэр, моя работа – вести следствие. Мы оба в курсе, что уже через несколько часов после катастрофы два человека в костюмах ждали меня в кабинете, чтобы потребовать выдачи тела Нолы Браун. Знаете, как отреагировал на это мой внутренний следователь? Он посоветовал заняться каждым, кто интересуется этим трупом, а точнее, всем делом. К моему удивлению, сэр, в этой компании теперь оказались и вы.

В трубке замолчали. Впрочем, ненадолго. Голос президента не дрогнул. Вчера на аэродроме, несмотря на ветер, на голове Уоллеса не шевельнулся ни один волос.

– Рад слышать, Фрэнсис. Потому что я против того, чтобы вы кому-то давали поблажку.

– Могу вас заверить, мистер президент, поблажек от меня никто не дождется. Мой жизненный компас – честность.

– Вы очень кстати это упомянули, – сказал Уоллес, и мастер-сержант понял: ловушка вот-вот захлопнется. – Сегодня утром, Фрэнсис, Секретная служба проверяла журнал учета системы безопасности в Довере. И знаете, что они обнаружили? Согласно сканеру пропусков вашего корпуса, удостоверение, выданное на ваше имя, было использовано для проникновения в комнату хранения личных вещей погибших. Когда эти данные сопоставили с другими записями, оказалось, что в этом же помещении в этот же час произошло нападение на танатопрактика Джима Зигаровски.

Вытянувшись по стойке «смирно», Пушкарь объяснил, что отдал удостоверение Зигу и сам попросил его сходить в ту комнату.

– Я ни за что на свете не причинил бы ему вреда.

– Ответ правильный, Фрэнсис. Если рассмотреть все фотографии, сделанные на аэродроме, я уверен – выяснится, что в то время, когда вы якобы находились в хранилище личных вещей, на самом деле вы были внутри самолета. Однако факт остается фактом – даже если это были не вы, напавший на мистера Зигаровски знал, что он появится там именно в то время. И согласно оценке моих людей, вы – один из немногих, кто на подозрении. По сути дела, Фрэнсис, вы – единственный, кого подозревают.

– Зиг – мой друг.

– А Нельсон Рукстул – мой друг, – парировал самый могущественный человек на планете. – Выполняйте вашу работу, Фрэнсис, а свою – я обещаю – мы выполним.

Прежде чем Пушкарь успел ответить хоть слово, раздался щелчок. Президент Соединенных Штатов повесил трубку.

Агент с заостренным лицом указал на ворота.

– Этот выход самый близкий…

– Мне известно, где выход, – огрызнулся мастер-сержант.

В коридоре он подождал, пока железная дверь с лязгом не закроется позади, и только тогда достал телефон. Об этом аппарате не знала даже жена.

Пушкарь быстро набрал сообщение: «Надо поговорить».