29

Широкомордый начал приходить в себя.

– К-как… – он, моргая, в растерянности осмотрелся по сторонам. – Ч-что это?

Нола, скрестив ноги на индейский манер, сидела перед ним в привинченном к полу кожаном кресле и рисовала в блокноте.

– М-моя одежда… – Парень опустил взгляд и осознал, что раздет. – Ты почему?.. Ты взяла мою… – Он снова посмотрел вокруг. – Мы на катере?

Так оно и было. Нола не любила плавсредства, их неустойчивость, однако пользу вполне понимала. Во время Второй мировой войны наиболее секретные встречи Рузвельт проводил на борту корабля под названием «плавучий Белый дом», который всегда стоял на рейде на реке Потомак. В те времена корабль служил самой надежной гарантией, что тебя не подслушают.

В наше время мало что изменилось. В центре Вашингтона военные размещали своих шишек не в номерах оте-лей – вашингтонские отели, вопреки представлениям, повсюду имели глаза и уши, даже в туалетных комнатах. Дядя Сэм для этих целей владел отдельными квартирами в Кристал-Сити, жилыми блоками близ Капитолия и даже парой катеров, стоявших на приколе в неприметном доке неподалеку от водохранилища Пентагона под названием «Гавань Коламбия-Айленд».

– Знаю я этот фокус… Снять всю одежду… Думаешь, я испугался? – спросил широкомордый. Он заметил, что его руки привязаны к креслу, сделал глубокий вдох. Парень – профессионал, не запаниковал. – Нола, я тебе не враг.

– Тут ты врешь, Маркус, – ответила девушка, назвав пленника по имени, указанному на карте общего доступа, – документе, служащем для военных удостоверением личности.

Больше в бумажнике парня ничего не нашлось – ни водительских прав, ни кредитных карт, ни страхового свидетельства.

Пленник, услышав имя Маркус, сел и выпрямился. Ага, значит, имя настоящее. Парень пытался не подавать виду, в то же время потихоньку теребил свои путы, больше действуя левой рукой. Левша. Нола взглянула на рисунок, потом на Маркуса, добавила несколько штрихов. Он был широк в теле, настоящий слоняра, одна рука толще и мускулистее другой. Не любит дисциплину. Ноги на рисунке получились не такие массивные, как руки и торс. Значит, сачкует в спортзале, забывая про ноги и налегая на упражнения для грудных мышц и рук – на эти части тела люди обращают внимание в первую очередь. Тщеславен.

– Да понял я уже, понял. У тебя мой бумажник. Телефон, поди, тоже.

Угадал. Одноразовая мобила. В памяти ни одного звонка или адреса.

– Я и пушку твою нашла, Маркус. «Беретта М9», любимое оружие спецназа, – ответила Нола, чувствуя успокаивающую тяжесть пистолета в своем кармане.

Когда она жахнула Зига током, электрошоковая перчатка собственного изготовления перегорела. Хорошо, что удалось добыть настоящее оружие.

Нола усилила тени на щеках нарисованного Маркуса. У парня были красивые скулы, как у Зига. Нола мысленно выругала себя, что вообще вспомнила о нем, не говоря уж о его внешности.

Танатопрактик ей не понравился, показался сентиментальным. Много о себе мнит. Похож на тех папаш, что на детском утреннике выкрикивают имя дочери громче всех, думая, что помогают ей, а на самом деле потакают собственному тщеславию. Что за типаж? Говнюк! Нола в этом не сомневалась. Но если так, почему она так много о нем думает? С того момента, как в дело вмешался Зиг, она не могла выбросить из головы ни его, ни Мэгги, которую она действительно спасла в тот вечер. Нола углядела в том проявление собственной слабости – некоей остаточной памяти детства, вытаскивающей наружу образ жалкой, плаксивой девчонки.

– Нола, ты меня слушаешь? – прервал поток ее мыслей Маркус. – Если думаешь, что я стану отвечать на твои вопросы… – Он вдруг замолчал и согнул ноги в коленях, чтобы прикрыть пах. – То, что ты делаешь, называется пыткой. Ты это понимаешь?

О да. Она понимала.

Нола часто думала о пытках. Кому, как не ей, о них размышлять? В конце концов, что есть пытка? Обыкновенное использование чужих слабостей. Вот только в голливудских фильмах и разухабистых детективах пытки всегда показывают в искаженном виде. Поэтому большинство людей ассоциируют пытку с клещами, ножовками и подносами со стоматологическим инструментом. В реальной жизни чем проще способ, тем он эффективнее. Например, лишение человека одежды.

– Еще раз – твой приемчик я вижу насквозь, – повторил Маркус, слизывая пот с верхней губы. – Ты нарочно включила обогреватель, я угадал?

Опять в точку. Нора повернула ручку термостата до тридцати градусов. Маркус покрылся влажным потом, организм начал намекать мозгу, что пора удариться в панику. За последнюю сотню лет люди отточили и другие способы – например, ввести кому-нибудь в вену соленую воду, после чего человек корчился от страшной боли. Или напоить смесью воды и бензола – жидкости для заправки зажигалок, вызывающей спазмы желудка, понос и горячечный бред. До Второй мировой войны и изобретения амфетаминов не было средства эффективнее. Даже агенты с высочайшим болевым порогом – русские, мексиканцы, вьетнамцы – боялись такой пытки. Сыворотка правды – брехня. Но если добавить жидкости из зажигалки, устроить белую горячку, человек сразу расколется.

– Думаешь, ты меня напугала? – огрызался Маркус, облизывая потные губы.

Несмотря на слоновьи размеры, он растерял всю свою внушительность.

– Маркус, я плохо лажу с людьми. Поэтому люди меня не любят, побаиваются. Но иногда для страха есть разумные основания…

Маркус с натянутой улыбкой покачал головой.

– Я бывал в Йемене, в Ливии… Вытаскивал наших ребят с отрубленными руками. Можешь поднимать температуру сколько влезет! Я не буду отвечать на твои вопросы!

В этом он тоже был прав. Или отчасти прав. Впрочем, Нола, подобно всем мастерам допроса, помнила: как только боль начнется по-настоящему, много вопросов не назадаешь. Ну и ладно. Один-то стоит попробовать. Если найти правильный подход, разговорить можно кого угодно. Даже слона.

– Одноразовый телефон – умный ход, Маркус, – похвалила Нола, достав дешевый мобильник с откидной крышкой, обнаруженный в кармане пленника. – Глупый ход – оставить машину у мусорных баков и спрятать настоящий телефон под ковриком у дверей, надеясь, что его никто не обнаружит.

Маркус напрягся. В выемке верхней губы образовалась новая лужица пота.

– Я работаю в Форт-Белвор, Маркус. Это мой дом. Чтобы тебя не заметили, нужно было лезть через забор. Но когда ты разъезжаешь по базе на машине, люди тебя видят. И видят то, что у тебя с собой.

Нола достала из другого кармана второй телефон – тоже с откидной крышкой, но не такой новенький, им пользовались не один день.

Лицо Маркуса, грудь, обе руки – и сильная, и слабая – вмиг побледнели.

– Это не мой, – пробормотал он.

– Здесь не зал суда, Маркус. Здесь фабрика правды. – Нола наклонилась над пленником. – Расскажи мне… как, ты думаешь, отреагирует твой босс, когда узнает, что в нарушение всех правил секретности ты, как последний идиот, оставил телефон, с которого недавно ему звонил, в машине, у всех на виду? В принципе… – Она откинула крышку и нацелилась пальцем на кнопку «отправить», – я ему, пожалуй, сама позвоню.

– Не надо! Пожалуйста! Он… У меня ребенок…

– У тебя нет детей, я наводила справки. Будешь так себя вести, долго на фабрике правды не задержишься.

– Если он узнает… Ты ничего не понимаешь!

– Пожалуй, нам обоим известно, что я все хорошо понимаю. Итак, отвечай. – Нола так близко наклонилась к Маркусу, что едва не касалась его носа своим. – Назови имя. Как его зовут на самом деле? Кто такой Гудини?