связи
Нос Кейт скривился, как только она вошла в дом. Окна были открыты весь день, но запахи вечеринки все еще оставались различимы даже для человеческого нюха.
– Хэл. – Она произнесла его имя в два захода:
– Хэ-эл. – Это всегда было признаком опасности.
– Мама, папа. Я не услышал, как вы вошли. – Он стоял на верхней площадке лестницы с тряпкой в руках.
– Что это? – спросила Кейт.
– Тряпка, – ответил он.
– Вижу, – заметила она. – Просто удивилась, что она делает в твоей руке.
Запах паники просочился вниз:
– Я, хм, решил прибраться до вашего приезда.
Адам недоверчиво рассмеялся. Шарлотта, все еще пахнущая как человек, ставший на путь исправления, отвела бабушку Маргарет в гостиную.
– Ты решил прибраться, – повторила Кейт. Когда она начала принюхиваться в доме, Хэл замер в ужасе. Понимая, что ему нужна помощь, я вбежал в комнату с телевизором прежде Кейт и улегся на пятно от выпивки.
Прием сработал, но я знал, что это лишь временно. Я не мог оставаться там весь день. Кейт взглянула на статуэтки на каминной полке и Семейный портрет над ними.
– Эти статуэтки, – объявила она, – стоят неправильно.
– О, хм, да, – сказал Хэл, когда наконец спустился с лестницы и присоединился к нам. – Джейми заходил вчера. Немного набедокурил.
– Он курил?
– Нет. Конечно, нет, не в доме же.
– Ну, тогда почему везде запах дыма?
Лицо Хэла сжалось от тяжелых родительских взглядов.
– Не знаю. Джейми курит, может, он просто пах куревом.
– Может, он просто. – Кейт повернулась к мужу. – О, Адам, сам с ним разговаривай.
– Хэл, прекрати, расскажи нам всю правду, – сказал Адам, который вроде бы вновь стал рассудительным.
Конечно, рассказать всю правду было невозможно. Хэл знал только начало правды. Ту часть, когда ему всучили бутылку с прозрачной жидкостью и он ушел наверх.
– Ко мне, – соврал Хэл, – заглянул Джейми.
Когда Адам и Кейт покинули комнату, я встал.
Хэл понял, что он пропустил пятно от выпивки.
– О, дрянь.
Времени у него не было. Он упал на колени и начал тереть его тряпкой. Я почуял, что Кейт собирается вернуться в комнату и попытался вновь лечь на пятно.
– Принц, что ты делаешь? – воскликнул Хэл, отпихивая меня локтями.
– Хэл, что ты делаешь? – спросила Кейт, стоя в дверях.
Его рот открылся и закрылся, но звука не последовало. Он попытался снова. На этот раз он справился:
– Должно быть, я что-то разлил.
Кейт с шумом выдохнула через нос. Еще один признак опасности. Я помахал хвостом на средней скорости, пытаясь разрядить обстановку.
Похоже, это сработало. Хэла, вроде бы, пронесло. Но конечно, я знал, что грядет. Я знал, потому что проследил за бабушкой Маргарет и ее тысячей запахов, когда она отправилась в спальню. Знал, потому что она открыла свой ящик и вздохнула в ужасе. Но что я мог сделать? Применить физическую силу?
Рано или поздно это должны были обнаружить.
– О, нет, – сказала бабушка Маргарет. – О боже, нет. – Она вернулась на кухню к Кейт.
– Мама, в чем дело?
– Они исчезли.
Кейт резко тряхнула головой.
– Что исчезло?
– Мои драгоценности. Их там нет.
– Что значит, их там нет?
– Моя брошь. И все мои кулоны, тот, что Билл… на нашу серебряную свадьбу. – Она задрожала, и вся тысяча запахов усилилась.
Кейт пошла проверить и вернулась, закусив губу. Она положила руку на плечо матери. Было трудно, по крайней мере, сразу, понять, что она думает.
– Хэл. – Ее голос, достаточно громкий, чтобы ее услышали в комнате с телевизором, был мягок.
– Мама, – отозвался он.
– Подойди сюда. – Обманчивая мягкость еще оставалась. Хэл подчинился. – Сядь. – Хэл замялся, но затем, голосом, которым она командовала мной, Кейт сказала:
– Сядь.
Хэл сел. Он взглянул на бабушку Маргарет, которая еще дрожала. Он абсолютно не понимал, что происходит.
– Что, в чем дело? – спросил он опасливо.
Адам, вернувшись сверху, задал тот же вопрос.
Кейт пояснила.
– Итак, Хэл, что в действительности случилось?
– Ничего. Я не знаю. Я же сказал.
Волны гнева заколыхались в воздухе.
– Хэл, если не скажешь нам сейчас правду, у тебя будут серьезные проблемы.
– Брось, Кейт, – Адам безуспешно попытался призвать к спокойствию.
Волны гнева начали оказывать на Хэла странный эффект, он вновь с трудом подбирал слова. Или, даже, с трудом расставлял их в нужном порядке:
– Я, хм, я, ну, это, не, я, это, я не знаю. – Он говорил, повернув ладони вверх, в отчаянной попытке прекратить весь этот допрос.
– Ты знаешь, что значили эти драгоценности? – спросила Кейт. – Ты хоть представляешь?
Хэл был загнан в угол, и я никак не мог ему помочь. Ему пришлось бы рассказать все – сейчас или позже. Он решил сейчас.
– У меня была вечеринка.
Бабушка Маргарет нахмурилась и закачала головой. Адам уставился в потолок.
– У тебя была вечеринка. – Кейт произнесла слово «вечеринка», будто только что его узнала.
– Да. Так как-то вышло.
– Так как-то вышло?
– Я же говорю: да.
– Так как-то вышло? – Ярость Кейт обретала новое измерение. Ее чувство адекватности было давно позабыто. Я никогда не видел, чтобы она вела себя так. Это было хуже, чем когда Адам превратился в чудовище.
– Мама, послушай, я не нарочно. Просто все вышло из-под контроля. Это все Джейми. Он позвал кучу народа, которого я даже не знаю.
– О, это даже лучше. Ты впустил в дом незнакомцев. Ну, тогда все хорошо, разве нет? Это все меняет.
– Я не мог ничего сделать.
– Тебе уже семнадцать. Ты отличник. Через месяц ты сможешь голосовать. Через три месяца уезжаешь в университет. И тебе не хватает сил запретить людям прийти сюда и изгадить наш дом, украсть бабушкины драгоценности. Боже правый, порой я удивляюсь, кого мы умудрились воспитать! – Она посмотрела на Адама, сказав последнюю фразу, и покачала головой.
– Ну же, прошу. Это ни к чему не приведет, – сказал Адам.
Я полаял на балконные двери, просто так, но очевидно было уже поздно для отвлекающих маневров.
Волны ярости поменяли направление. Теперь они исходили от Хэла. Он отодвинул стул и направился вон из комнаты. Задел плечо Адама, когда выходил. Не нарочно, просто гнев повлиял на его координацию.
– Куда это ты направился? – спросила Кейт.
– Вернись назад, – согласился с ней Адам.
– Отъебитесь, – и наступило молчание. Даже Хэл был удивлен, какие слова сорвались с его губ.
– О, Адам, прошу. Я больше не могу с ним разговаривать.
Адам последовал за сыном в коридор.
– Хэл, веди себя разумно.
– Нет, отъебись.
– Хэл, я предупреждаю тебя.
– Папа, и что ты сделаешь? Ударишь меня? Ну, так давай, ударь. Это меня научит. Да, давай. Ударь меня, блядь, ты, образец либерального родительства. Ударь меня, блядь, в нос, ты, ублюдочный лицемер. Ударь меня, ударь. Давай уже, блядь.
На мгновение показалось, что Адам действительно хочет принять это предложение. Все его тело перекосило, оно изнывало от нужды в насилии.
– Хэл, просто заткнись, – пролаял он. – За-ткнись.
– Нет, я не собираюсь затыкаться. Я вечно затыкаюсь. И причина, по которой я затыкаюсь – я думал, что так проще, но нет, ведь никто в этой семье понятия, блядь, не имеет, что я чувствую.
– Ты жалок, и ты знаешь, что это так. Твоя мать имеет полное право злиться, боже правый, Хэл, ты пригласил в дом воров. Ты же должен был учиться.
И тогда, когда уже казалось, что хуже быть не может, их прервали.
– Фу!
Возглас отвращения исходил от Шарлотты.
Адам подозрительно посмотрел на сына и прошел в гостиную, обнаружив там причину вскрика. Он смотрел на телевизор, не веря своим глазам, глядя, как мужской пенис входит в женский рот.
– Хорошо, детка, – произнес мужчина, чей пенис почти полностью исчез. – Очень хорошо, похотливая сучка.
– Я нажала на видео, и вышло это, – объяснила Шарлотта.
Кейт стояла позади Адама, а сзади был Хэл, и лицо у него было как у человека перед смертью. Он отступил назад в изумлении.
– Это просто… я не… хочу… – сказала Кейт.
Бабушка Маргарет вернулась, чтобы сесть в свое кресло. К счастью, она вроде бы не смогла опознать, что происходило на экране.
– Хэл! Иди сюда и объясни это! – закричал Адам, проследовав за сыном в коридор.
Но конечно, Хэл ничего не мог объяснить. Он не знал, как. Когда я вышел из гостиной, я почуял, что Хэл теряется. Он был дезориентирован, он оперся спиной о стену. И тут до меня снова дошло: я ничего не могу сделать. Никак не могу помешать Хэлу бить ногой по деревянным панелям с краю лестницы. Он ударил второй, третий раз, пока не сломал их, и нога его оказалась в подвале.
Когда это случилось, в момент последнего удара Хэл закричал. Нет. Завыл. Освободил первобытную силу, которую скрывал глубоко в себе.
Шарлотта тоже вышла в коридор.
– Что происходит? – спросила она, пораженная звуками разрушения. Ее вопрос оставили без ответа.
Адам схватил сына, пытаясь сдержать силу, которая освободилась, но Хэл был слишком силен. Он вырвался, его руки бесцельно колотили воздух.
– Хэл, прекрати! – кричала Кейт. – Ты разрушаешь дом!
Адам сделал еще одну попытку успокоить его, на этот раз он сумел схватить руки. Он крепко сдерживал его тело.
Хэл сопротивлялся, продолжал сопротивляться. Ярость мешала ему дышать, его запах был сложен, как никогда: смесь состязающихся эмоций. Он уставился на то, что натворил, на черную дыру в расколотом дереве, его лицо скривилось в недоверии.
Наконец его дыхание выровнялось и тело расслабилось. Адам отпустил его. Хэл прошел мелкими шажками, словно в трансе, по коридору. Он подобрал мой поводок и пристегнул к ошейнику.
– Куда ты идешь? – завопила Кейт.
– Беру пса на прогулку, – сказал Хэл относительно спокойным голосом.
– Хэл… – прежде чем Адам смог возразить, мы были уже за дверью и быстро пошли. Впервые Хэл был в гармонии с собой. Шел дождь, дул сильный ветер и небо пророкотало далекое предостережение.
В отличие от остальных членов Семьи, Хэл любил дождь. Но сегодня ему было все равно. Дождь просто был, мочил его, смывал запах. Если честно, не думаю, что он вообще его замечал.
Когда мы повернули за угол и никого уже не было рядом, Хэл издал еще один необъяснимый вопль и ударил рукой о забор. На этот раз Хэл действительно поранился: кровь капала вместе с дождем на мокрый тротуар. Но он все равно продолжал идти.
Мы вошли в парк, но он не отстегнул меня. Он сел на скамейку. Я рядом. Других собак или людей не было, трава, казалось, была длиннее, чем обычно. Если не считать разлагающуюся вонючую кучу, парк казался бесконечным и пустым. Я посмотрел в другую сторону, на дом Саймона и Эмили, дерзко стоящий посреди дождя, затем на кусты, где была убита Джойс. И тут до меня дошло. Я внезапно увидел связь. Между угрозой, исходящей от Саймона, и черной дырой сбоку лестницы. Между смертями Джойс и Генри. Я не понимал эти связи, по крайней мере, не в подробностях, но главное, я знал, что связи есть. Я чувствовал их, а порой уже этого достаточно.
Хэл, однако, не чувствовал связь. Он начинал пахнуть виной, совершенно забывая широкий контекст, в который были вписаны его действия. Он знал лишь, что переступил черту, и боялся последствий.
Но я тоже пах виной. Моя миссия разваливалась, и я не мог винить Семью, или Саймона, или Эмили. По крайней мере, полностью. В конце концов, они были всего лишь людьми.
Я впервые понял, как сильно я нуждался в Генри. Я тосковал по его запаху, я представлял, как он подбегает ко мне в дождь. Что бы он сказал? Что бы он мне посоветовал? Конечно, он бы не предписал мне вилять хвостом, было уже слишком поздно для чувственной осведомленности.
Я вынужден был признать: до сих пор я был неудачником. Я подвел Генри и всю Семью.
Я смотрел вдаль, сквозь сумрачную дымку дождя, и видел, что путь назад к счастью и безопасности для Семьи был закрыт, но я должен найти новый. Я думал о Вечной Награде и понимал, что мне уже все равно. Главным было то, что происходит здесь, на земле. Но это не значило, что я собирался бросить Семью. Напротив. Семья была всем, всем, что у меня было.
Я взглянул на Хэла, попытался сказать ему глазами, что все получится. Он посмотрел на меня и погладил по мокрой голове, рукой, которая кровоточила.
– Давай, Принц, – обратился он ко мне голосом, который дал понять, что Хэл готов. – Идем домой.
