удовольствие
Мы на тротуаре возле дома Милого Мистера Ветеринара, когда Адам усаживается возле меня на корточки.
– Прости, Принц, – говорит он, и его рука опускается на мой ошейник. – Это все я виноват.
Я пытаюсь сказать ему, что все это, вообще-то, моя вина. Но, конечно, он не понимает. Он открывает дверь, и все оглядываются на нас, когда звенит колокольчик. Адам подходит к регистратуре, но там никого нет. Пока мы ждем, я чувствую, что все собаки обращают на меня внимание, замечают мой запах.
Я чую другого лабрадора, позади, но не оборачиваюсь посмотреть. Напротив, я быстро оглядываю тех псов, что сидят с хозяевами вдоль дальней стены. Трехлапая немецкая овчарка. Бордер-колли, клацающий зубами. Бобтейл, смеющийся про себя из-под косматой белой челки. Есть тут и кошка, шипящая за дверью своей клетки.
Конечно, никто не знает, почему я здесь – еще слишком рано.
Еще один запах подплывает ко мне – тошнотворно сладкие духи.
Женщина вернулась за стойку, хотя я не вижу ее.
– Это, э, мистер Хантер, – говорит Адам, прежде чем махнуть в мою сторону. – С Принцем. Мы записаны на полдесятого.
Женщина листает страницы.
– Мистер Хантер. Девять трид… – Внезапно она замолкает, перевешивается через стойку, чтобы посмотреть. Ее лицо – необъятная безволосая плоть, раскрашенная оранжевым. – Разве он не должен быть в наморднике? – Ее голос теперь тревожно напряжен.
– Все хорошо, – говорит Адам, выдавив подобие улыбки другим людям в комнате. – Он уже бывал тут раньше, и никогда не создавал проблем. Он всегда был… хорошим псом.
Повисает молчание. Но это не настоящее молчание, потому что звуки боли и страха пробиваются из другой комнаты.
– У нас есть намордник, – говорит женщина.
– О. – Я чую, что он хочет и дальше меня защищать, но не знает, как.
– Таковы правила, понимаете, для опасных собак.
– Хм, ладно.
Она вручает Адаму намордник, и он вновь садится передо мной на корточки, на этот раз не выказывая сочувствия. Я не виню его за это. Вовсе нет. Этого ему никогда не понять.
Намордник крепко сжимает мой нос и мешает нюхать.
– Так, – говорит Адам, – идем, малыш. – Я чувствую, что он вот-вот расплачется, но старается взять себя в руки.
Он садится на единственный свободный стул, усадив меня прямо рядом с лабрадорихой, чей запах я учуял раньше. Я знаю, что она молода, моложе меня, и ее болезнь не серьезна.
– Долг превыше всего, – говорит она, обнюхивая сбоку мою морду.
– Долг превыше всего, – нюхаю я ее в ответ, сквозь намордник, надеясь, что на этом все закончится.
Она обнюхивает меня еще, затем садится.
– Ты тот самый, – говорит она. – Верно?
– Я не понимаю, – отвечаю я ей, хотя боюсь, что все понял верно.
Она оглядывается вокруг, проверяя, что другие собаки не слушают:
– Ты тот, кто нарушил Пакт лабрадоров.
Я сглатываю. Я хочу ей солгать. Я собираюсь солгать ей. Но она поймет, что я вру, и начнет задавать еще больше вопросов. И вокруг полно других животных, поддерживающих мою смерть. Допрос может продолжаться вечно.
И я говорю правду. Я говорю:
– Да, это я.
Смотрю на неё. Она выглядит так, словно кто-то дернул ее за хвост.
– Почему? Что тебя заставило?
– Это долгая… – Прежде чем мне удается закончить, открывается дверь. Звенит колокольчик. Это спрингер-спаниель, тянет хозяина вперед.
Как только он замечает меня, его нос дергается. Унюхав мою вину, он начинает лаять:
– Это он! Это он!
Хозяин пытается его угомонить.
– Тише, Мёрдок! Тише!
Но, конечно, Мёрдок не обращает внимания и продолжает лаять.
– Это он! Это он! Тот, кто нарушил Пакт лабрадоров!
Другие собаки присоединяются к нему.
– Это он! – лает трехлапая овчарка.
– Это он! – тявкает бордер-колли.
– Это он! – хихикает бобтейл.
Мёрдок теперь играет на публику.
– Лабрадоры в кризисе! Пакт был фальшивкой! Собаки для собак, а не для людей! – Он начинает задыхаться в ошейнике. – Удовольствие, а не долг!
– Удовольствие, а не долг!
– Удовольствие, а не долг!
– Удовольствие, а не долг!
Кошка крутится в клетке в испуге, шипя еще яростней, чем прежде.
– Пожалуйста, успокойте своих животных! – требует женщина за стойкой. Но несмотря на старания людей, лай лишь становится громче.
– Видишь? – говорит мне соседка-лабрадориха. – Видишь, что ты наделал? Спрингеры решат, что они победили! Лабрадоры потеряют веру! Начнется анархия!
И словно в доказательство ее слов Мёрдок вырывает свой поводок, допрыгивает до стойки и начинает слизывать краску с оранжевого лица женщины.
– Простите, я не хотел нарушать Пакт, – говорю я, пытаясь убедить не только лабрадориху, но и себя. – Но у меня не было выбора.
– Не было выбора?
– Пакта недостаточно. – Я оборачиваюсь и смотрю на нее, а затем на Адама, который пытается защитить мои уши от шума.
– Но почему? – Хотя она неизбежно расстроена моим святотатством, я вижу, что она искренне пытается понять. И, пока вокруг нас стоят шум и хаос, я впервые понимаю, что для людей еще может оставаться надежда.
Держа в голове эту мысль, я начинаю отвечать на ее вопрос.
ПАКТ ЛАБРАДОРОВ:
Долг превыше всего
Счастье и безопасность человеческих Семейств покоится на жертве.
Нашей жертве.
Мы – последние собаки, которые понимают, что долг превыше всего. Мы последние, кто знает, что человеческие Семейства держат в своих руках наше будущее. Никогда еще не было так сложно поддерживать гармоничную Семейную среду, и никогда это не было столь жизненно необходимо.
Лабрадоры должны посвятить каждую крупицу своих жизней защите хозяев, если мы хотим достичь Вечной Награды. Если хоть один лабрадор не исполнит своей задачи, вся миссия будет подвергнута риску.
Все меньше Семейств заводит собак для защиты, и еще меньше заводит лабрадоров. Это значит, что наше влияние на человеческое общество скоро начнет угасать. Чтобы предотвратить эту ужасающую ситуацию, каждый лабрадор, в Семье он живет или нет, должен действовать в интересах своих хозяев.
Если мы поддадимся инстинктам и забудем о тех, кто заботится о нас, мы никогда не воссоединимся с нашими Семьями после смерти. Поэтому мы должны постоянно помнить высшую истину: разувериться в людях означает разувериться в самих себе.
