намордник
Намордник теперь причинял боль, сильно впившись в бок моей челюсти. Адам больше не закрывал мои уши, нужды в этом не было – комната ожидания была почти пуста, и лай прекратился. Оставались только мы с юной лабрадорихой.
– Как видишь, выбора не было.
– Как же тот человек, повесившийся в парке, и его жена?
– Люди их нашли, когда я уже ушел. Они не связали случившееся со мной и Генри.
Она нежно лизнула меня в ухо.
– Но ты рано оставляешь своих хозяев, твоя миссия еще не закончена.
– Нет. Главные угрозы устранены. Моя Семья будет в безопасности.
Прежде чем юная лабрадориха успела оспорить мое утверждение, Милый Мистер Ветеринар позвал ее хозяина в операционную.
– Спасибо, – сказала она, вставая.
– За что?
– За то, что объяснил мне, почему ты сделал то, что сделал.
– Я защищал Семью.
– Да, теперь я вижу.
– Долг превыше всего.
– Да, – сказала она, будто впервые поняв значение этих слов. – Долг превыше всего.
И она исчезла вместе с Милым Мистером Ветеринаром в комнате, в которую я скоро войду, но из которой никогда уже не выйду.
Я кладу голову у ног Адама, пока он гладит меня. Он не винит меня, я это знаю, так что я не виню его.
Он здесь лишь потому, что выполняет свой долг. Защищает Семью от насилия, на которое, как оказалось, я способен, по отношению к людям и своему виду. Мне легко говорить, что он не должен был сообщать Милому Мистеру Ветеринару про Генри или руку Шарлотты, или про мальчика с поврежденной кожей. Но он сказал. Он видел насилие, не причину. Он не упомянул Саймона, потому что не увидел связи, но это не помешало Милому Мистеру Ветеринару вынести фатальное решение.
С Шарлоттой все хорошо, но это была ужасная ошибка. Меня выворачивает, когда я вспоминаю о ее крови в моей пасти.
За окном, на другой стороне улицы, сидит кошка. Я воображаю на мгновение, что это Лапсанг, наслаждается свободой, о которой так много говорит. Очень может быть, но мне трудно определить. Кошка поворачивается к окну, но ее закрывает машина, паркующаяся снаружи.
Дверь машины открывается, из нее выходит женщина. Я лишен нюха, и мне трудно узнать ее, но потом мои лапы слабеют.
Она направляется к окну и стучит согнутым пальцем по стеклу возле головы Адама.
Он дергается, поворачивается.
– Эмили.
Она вызывает его наружу. Адам машет в мою сторону и стучит по часам, но она настаивает. Адам встает и тянет меня за ошейник.
– Я всего на минутку, – говорит он женщине за стойкой, которая занята своим макияжем.
Снаружи Эмили приседает и гладит меня по голове.
– Я думал, вы уехали, – говорит Адам.
– Нет, – отвечает Эмили, глядя на него. – Здесь слишком сильная энергия. Не отпускает меня.
– Энергия? – Адам не способен скрыть отчаяния в голосе.
– Я должна тебе кое-что сказать.
Адам слабо поскуливает, затем говорит:
– Как ты узнала, что я тут?
– Я заехала к тебе домой. Кейт мне сказала. – Она заглаживает свои золотистые волосы за уши.
– Кейт? Что? Почему?
Эмили поднялась и широко улыбнулась.
– Это чудо!
– Чудо? Эмили, слушай, мне жаль. Я правда не понимаю.
– Я беременна.
Адам запах смятением.
– Беременна? Но я думал, ты не можешь…
– С Саймоном – нет. Но с тобой, очевидно, это возможно. Я сказала тебе – о той ночи, когда было столько космических сил. – Она все еще улыбается во весь рот, прижимая руку к животу.
– Со… мной?.. – Адам тревожно оглядывается вокруг, как испуганный пудель. – Нет. Послушай, Эмили. Сделай еще тесты, проверь все. Я уверен, что ты все напутала.
– Я сделала все тесты. Я беременна твоим ребенком… у нас будет семья.
– Эмили, слушай. У меня есть семья. Я не могу это сделать, я не могу даже с тобой говорить. Ты в шоке. Ты горюешь, потеряв Саймона. У тебя травма. Ты понимаешь мою ситуацию, всегда понимала.
Эмили показывает в улыбке зубы, молекулы счастья еще вьются вокруг нее.
– О, милый, – она рассмеялась. – Я вижу, что у нас будут проблемы.
– Проблемы? Эмили, ты ведь не можешь пойти на это.
На этот раз выражение лица у Эмили меняется и молекулы счастья начинают исчезать.
– Аборт? Ты хочешь убить нашего ребенка? Мы ведь не о собаке говорим. Это живой, дышащий человек.
Адам издает глухой стон. Потом слышится звон колокольчика. Мы оглядываемся и видим, что женщина из регистратуры теперь стоит в дверях.
– Не хотите ли войти? – спрашивает она резко.
– Да. Я иду, – говорит Адам. А затем, обращаясь к Эмили:
– Я не могу сейчас это обсуждать.
Эмили уже забирается в машину.
– Я знаю, я думала зайти к вам сегодня вечером. Раскрыть все. Избавиться от тайн и негативной энергии.
– Нет. Нет. Ты не можешь! Я приду к тебе сам. – Но Эмили не показывает вида, что услышала его, и захлопывает дверцу машины.
Я замечаю кого-то на заднем сиденье. Это Фальстаф, он крепко спит. Злость моя при виде него вырывается из-под контроля.
– Это все ты виноват! – лаю я сквозь намордник. – Вот до чего доводит философия спрингеров!
Он просыпается и лает мне в ответ, пока машина отъезжает.
– А до чего довела тебя защита Семьи? – вопит он. – Она убивает тебя, буйнохвост, ты, дурак набитый!
– Мы не можем бездействовать! – отвечаю я. – Мы не можем просто сидеть и смотреть!
И снова он лает, но машина уже слишком далеко, чтобы я мог его расслышать как следует.
– Слишком поздно. – Это он говорит?
Адам стоит какое-то время тихо, смотрит, как машина Эмили исчезает вдали. Я гадаю, о чем он думает. Я гадаю, понимает ли он, что будущее Семьи теперь зависит от совести пса на заднем сиденье.
Колокольчик снова звенит, и Адам выходит из транса. Юная лабрадориха выводит своего хозяина из дверей.
– Долг превыше всего, – говорит она, обнюхивая меня в последний раз.
– Долг превыше… – я останавливаюсь, понимая, что должен что-то сказать. – Все что я делал, знаешь, когда нарушал Пакт. Все это было неправильно. Это была ошибка. Скажи всем лабрадорам, которых увидишь, что моему примеру не нужно следовать.
– Но ты сказал…
– Верно. Прости, я ошибался. Опасность никогда не исчезает.
– Но… – Хозяин тянет ее от меня и придерживает дверь для Адама.
Мы направляемся внутрь, где нас ждет Милый Мистер Ветеринар.
– Вы хотите остаться с ним на время инъекции?
– Да, если можно. – Голос Адама уже чужой. Он пустой, отстраненный, будто его настоящее «я» где-то далеко. Где-то, куда не проникнут слова.
– Ладно. Мне нужно, чтобы вы помогли мне поставить его на стол. Да, вот так. Раз, два, три…
Меня затаскивают на высокую металлическую поверхность, и мои лапы разъезжаются во всех направлениях.
– Так, держите его.
Адам держит меня за ошейник и целует в лоб над намордником, пока Милый Мистер Ветеринар открывает шкаф позади него и вынимает ампулу с жидкостью.
– Всегда ужасно делать такое. Никогда к этому не привыкнешь, особенно если пес так здоров.
– Да, – говорит он отстраненным голосом. – Не сомневаюсь.
Адам теперь смотрит в мои глаза. Мы оба пытаемся передать друг другу сообщения, которые, как мы знаем, другой не поймет.
– Так, – говорит Милый Мистер Ветеринар, опустошая ампулу и забирая жидкость в шприц. – Приступим.
Лицо Адама изменилось. Хотя он все еще смотрит в мои глаза, теперь он видит свое отражение. Будто теперь он смотрит на себя на операционном столе.
– Так, нужно, чтобы он стоял смирно. – Милый Мистер Ветеринар поднимает вверх иглу и выпрыскивает жидкость в воздух. – Пока я буду искать вену.
Мой хозяин закрывает глаза и прижимается головой к наморднику. Мы оба понимаем, что настало время меня усыпить.
– Все хорошо, малыш, – шепчет он, его голос больше не отстранен. – Все хорошо, хорошо, хорошо…
notes
