Глава 3

Басманов не успел закончить дипломатическую беседу с президентом Трансвааля Крюгером. В салон, отстранив движением руки часового, как будто это был простой привратник, невзирая на длинную винтовку у ноги и большой револьвер на поясе, почти ворвался тот самый Оноли, которому Михаил Федорович предписал отправиться вместе с пленными к месту расквартирования бригады. И заняться там «политическим сыском» на предмет непрохождения телеграммы.

– Господин полковник…

Нарушение протокола было вопиющим, но война и есть война. Зря отвлекать не станут.

– Простите, ваше высокопревосходительство, – Басманов кое-как изобразил подходящую к случаю почтительность. – Служба требует. Мы пока в зоне боевых действий. Я – строевик. Моя забота. А вы пока с господином Сугориным продолжите обсуждать ваши стратегические перспективы.

Валерий Евгеньевич взглянул на Басманова осуждающе. Уж слишком бескомпромиссно, на его взгляд, говорил тридцатилетний полковник, пусть и облеченный немыслимой степенью власти, с семидесятилетним президентом.

Крюгер вальяжно сделал рукой одновременно и отстраняющий, и как бы предоставляющий карт-бланш жест. Кажется, он был даже рад, что этот настырный полковник исчезнет. Ненадолго, а лучше – вообще. Мысль мелькнула самым дальним краем сознания и тут же заполнила весь его объем. Действительно – зачем нам такие союзники?

Напористая манера Басманова его, очевидно, утомила. Для того чтобы осознать услышанное и найти подходящие случаю ответы, требовалось достаточное время, например – вся ночь. И порядочная часть следующего дня. Сам по себе староголландский язык это предусматривает, одновременно являясь порождением издавна сложившегося стиля мышления.

А этот спешит, тараторит, за собственными словами не поспевая. Как новомодный пулемет «Мáксима» в сравнении с добрым старым дульнозарядным капсюльным ружьем.

– Чего тебе? – спросил полковник, когда они вышли в тамбур салон-вагона. – До разъезда еще далеко. Англичане взбунтовались или как?

– Простите, господин полковник, – старательно маскируя свое раздражение (и этот себе позволяет, скривился Басманов) подчеркнутой вежливостью, сказал поручик. – Вас там к радиостанции просят. Из Кейптауна.

– Понял. Спасибо. А ты чего такой взвинченный? Задание не нравится?

– Не нравится, опять же прошу прощения. Тут, похоже, снова жареным пахнет, а вы меня в тыл…

– Каким жареным? – машинально спросил Басманов, прикидывая, каким образом ему переходить из этого поезда в свой. Стоп-кран, что ли, дергать? Он только сейчас удивился появлению Оноли, весь поглощенный переговорами с президентом.

– На сливочном масле, – дерзковато ответил поручик. Видать, дела и совсем плохие. Только он откуда это уже знает?

– Поезда мы состыковали. Не совсем удобно – с площадки вагона на тендер, потом по паровозной площадке мимо котла, а там уже и наша территория. Но пройти можно. Зато без остановки, – теперь уже ровным голосом ответил Оноли.

Радио до Кейптауна брало хорошо, Кирсанова было слышно без атмосферных помех.

– Что в твоих краях новенького? – спросил Павел.

– Все как всегда. Сейчас вот Крюгера от нападения бродячих англичан спас. Постреляли немного, пленных взяли, сидел с дедом, уму-разуму учил, пока ты не позвал. А у тебя?

– Выше всяческих похвал. Я тебе долго мозги полоскать не буду. С тобой Александр Иванович поговорить хочет.

– Откуда вдруг? Они же…

– Мне не объясняли. Связь идет через Лондон. Как это устроено – ваше дело. Я сейчас за синхронного переводчика работать буду. Он мне говорит, я тебе дословно повторяю. И наоборот. Начали.

Никаким чудесам техники Басманов давно не удивлялся. Сразу сообразил, что Шульгин и все остальные сейчас где-то очень далеко, так далеко, что обычная радиосвязь недоступна, но до Лондона по какой-то специальной аппаратуре они достают. Хорошо хоть так. Не окончательно их реальности разделили. Рядом все. Но все равно труднопостижимо. Разговаривать по радио с далеким будущим…

Поздоровавшись, Александр попросил назвать нынешние географические координаты Басманова.

Михаил Федорович жестом потребовал у дежурного офицера планшет, пальцем нашел при свете неяркой лампочки место, которое они сейчас, примерно, проезжали. Пятнадцать километров до развилки на Данбарксфонтейн, где Оноли следовало покинуть отряд.

– Едем поездом вместе с президентом Крюгером в Блюмфонтейн. Большая часть бригады неподалеку от Данбарксфонтейна.

– Слушай меня внимательно, – слишком для него напряженным голосом сказал Кирсанов, дублируя Шульгина, – где-то в окрестностях именно этого места, куда черт тебя занес, может быть в ближайшее время, несколько юго– или северо-западнее, вторжение известных тебе персонажей. Монстров, короче говоря…

– Мать твою, – выдохнул Михаил. К сообщениям подобного рода он привык относиться правильно. Как фронтовой офицер.

«Настоящих» монстров Басманов видел только в кино. Барселонское побоище выглядело впечатляюще. Но других, в Москве тридцать восьмого, рассмотрел лично и вблизи. «Медузу» и ее «десантную партию». При этом воспоминании на душе сделалось погано. Участниками встречи были находящийся при нем Ненадо и сидевший в Кейптауне, наверняка неподалеку от Кирсанова, Давыдов.

– Какой процент вероятности вторжения? – по привычке спросил Басманов.

– От пятидесяти до ста процентов. Очень может быть, что они уже высадились. Вопрос только в том, ограничатся они зачисткой территории вокруг последнего нашего бивуака или развернут наступление широким фронтом.

– А зачем? – неожиданно для себя спросил Михаил. Глупый для профессионала вопрос, но слишком он был удивлен и встревожен.

– Если бы я знал. Может быть, нас с тобой искать. Мы им там шороха навели, расквитаться хотят. А ты сейчас единственный, кто у них в списках мог оказаться. С остальными они не пересекались.

– Не только. Тут Ненадо со мной, Давыдов в Кейптауне. Они оба в Москве отметились.

– Тоже верно. Ну, будем надеяться, я просто перестраховываюсь. Будь начеку и убирайся оттуда как можно дальше и быстрее. Если что – Сильвия с Алексеем вас выдернут. Свяжись с ними. Ну и мы, если нужно, подключимся. Не беспокойся.

– Слушай, командир, а мне с ними воевать нечем, – вспомнив, как полного боекомплекта спаренного «КПВ» едва хватило, чтобы раздолбать всего лишь одну «медузу», сказал Басманов. – Только легкое стрелковое. «РПГ» немножко, «СПГ» чуть-чуть. У бригады на вооружении несколько скорострельных пушек. И все.

– Я не говорю – всерьез воевать. Глядишь – вообще обойдется. Но если вдруг… Как бы не пришлось тебе с англичанами мир заключать и вместе отражать агрессию. Сколько у тебя пленных?

– Человек сорок. Суммарно с теми, что раньше взяты.

– Кое-что. Повод для переговоров. И Крюгер с тобой едет?

– Или я с ним.

– Первое вернее. Тоже туз в рукаве.

Мысль о том, что вдруг придется прекращать эту войну и начинать новую, в общем строю с бывшим противником, поначалу показалась Басманову нелепой. А впрочем… Не раз такое в истории случалось, особенно перед лицом одной на всех смертельной угрозы.

– Ты не нервничай, Михаил, – понял его состояние Шульгин. – Если начнется, мы, конечно, все бросим и к вам на подмогу немедленно явимся. Не сомневайся. А пока делай, что наметил. Связь через Лондон и Павла. Как сейчас. Иначе не выходит. Будь с ним в контакте.

– Если до Блюмфонтейна доедем – снова свяжусь.

– Если нет – тем более. На всякий случай имей в виду – у Белли на «Изумруде» есть несколько тяжелых ракет «Гранит». С подходящей дальностью. На крайний случай, конечно, но если цель будет того стоить – прикажешь. Он стрельнет. Заблаговременно на него настройся.

– Договоримся. Еще указания будут?

– Пока нет. Повторяю – пока это только наши предположения, но нужно быть готовым к любому варианту. Не впервой ведь.

– Так точно. Не впервой. Прорвемся.

– Значит, до встречи. Привет от всех.

– Взаимно.

Кирсанов прекратил трансляцию. Через несколько минут, пока он о чем-то разговаривал с Шульгиным, Михаил слушал треск и завывания в эфире. И размышлял. Верить опасениям старшего товарища очень не хотелось. Одно дело – принимать бой с потусторонним врагом в составе и при поддержке всего «Братства», с его технической мощью, совсем другое – встретиться с монстрами один на один.

– Ну и как тебе? – Теперь в наушниках слышался собственный голос Павла, с личными интонациями.

– Я бы сказал, как… Ты – поверил?

– Поверил, не поверил – какая разница? Нас не спросят. Что-то же их заставило довести до нас эту информацию. А кино про этих… я тоже видел. Приходили туда, могут и сюда. Какая разница?

– Да уж, утешил. Ну, я побежал, дел, как видишь, прибавилось. В случае чего – на тебя вся надежда. И по связи, и в дипломатии, если вправду придется с бриттами союз заключать.

– Не боись, управимся.

Тут они были на равных. В одинаковом дореволюционном чине и в нынешнем. По вопросам прерогатив и компетенций ни разу не пересекались, наоборот, помогали друг другу в меру сил и обстоятельств. Но главное – понимали один другого на общем эмоциональном уровне, не так, как каждый по отдельности Шульгина или Новикова.

Стоя на тормозной площадке вагона, Басманов всматривался в медленно ползущий мимо ночной пейзаж. Как теперь поступить? Наплевать на поиски виновников задержки телеграммы и целиком сосредоточиться на новой опасности? Или до последнего вести себя так, будто ничего не изменилось?

Наконец сделал выбор.

Крикнул внутрь вагона, чтобы подошли Ненадо и Оноли. Первым делом спросил у Валерьяна, каким это образом тот догадался, что «жареным запахло»?

– Тебе что, полковник Кирсанов раньше меня обстановку докладывает?

– Никак нет, Михаил Федорович. Чисто дедуктивным методом. Господин Кирсанов по пустякам вас тревожить не стал бы – первое. Тон его несколько нервозностью отдавал – второе. Спросил, как у нас дела, я ответил. А он мне: «Ну, это ерунда. Зови командира» – третье. Сапиенти – сат.

Ничего удивительного. Во все времена подчиненные ухитрялись узнавать даже сверхсекретную информацию раньше начальства.

Он вкратце пересказал офицерам суть предупреждения Шульгина.

Игнат Борисович нахмурился. Ни малейшего желания снова встречаться с «медузами» и прочими существами, имеющими к ним отношение, он не испытывал. С людьми любых ориентаций и убеждений – сколько угодно.

Оноли знал, о чем идет речь, только со слов того же Ненадо, сразу после боя в Москве поделившегося впечатлениями с близкими друзьями, к которым Валерьян относился.

И первый вопрос, который возник у ветеранов, – чем отбиваться будем?

– О том и речь, братцы, о том и речь, – ответил Басманов. – Со слов Александра Ивановича я знаю, винтовочная пуля трехлинейки их берет. Не наверняка, но при хорошем попадании убить можно.

– А автоматная? – спросил Оноли.

– Должна, из тех же обстоятельств. Особенно если очередью и кучно. Бронебойно-зажигательная – тем более. Особенно в башку.

– Мало их у нас, – посетовал Ненадо. – Пара ящиков всего. Да и те на всякий случай прихватили.

– Патронов вообще мало, – уточнил поручик. – Не на ту войну ехали. От тысячи чудищ из-за брони отобьемся, а там – все, господа, – развел он руками. – Барселоны – не обещаю, по причине отсутствия наличия танков… Или наличия отсутствия.

– Поэтому задание меняется, – сообщил Басманов. – Шпионов мы пока ловить не будем. Один из вас возьмет паровоз, без вагонов, и полным ходом погонит в бригаду. Три часа в один конец, подъем по тревоге, погрузка со всем снаряжением в любые вагоны, какие найдутся, и к нам, сюда вот. – Он указал место на карте. – Или в Блюмфонтейн, если доберемся. Пушки на платформы, трубки на картечь. Кто поедет?

– Могу я, – после недолгого молчания сказал капитан. – По хозяйственной части я лучше, чем Валерьян, управлюсь.

Тут спорить было не с чем. Фельдфебельские привычки Ненадо, усвоенные еще в старой армии, были в этом случае куда полезнее, чем взрывной энтузиазм поручика, отважного, но не всегда умевшего управлять собой, не то чтобы сотнями равных чинами и боевым опытом офицеров.

Но и при себе Ненадо Басманову тоже хотелось оставить. По той же самой причине. Ну да ладно, полдня-день он и сам управится. Оставалась у него надежда, что до укрепленного города отряд как-нибудь доедет.

– Значит, так и решили. Ты, Игнат Борисович, за комбрига поработаешь, а мы с тобой, поручик, здесь. Вы куда трофейное английское оружие девали?

– Да там, в соседнем вагоне сложили.

– Отправь, Валерьян, толкового унтера, пусть наготове будет. Если что случится, чтобы снова раздать. У меня на пленных надежды больше, чем на буров. Все же культурная нация, обезьян с пулеметами не так испугаются. Да я и сам с ними поговорю. Вроде бы так, на общие темы, о жизни, о смерти, но в нужную сторону сориентирую. И вообще, кто-нибудь озаботился, чтобы их накормить, напоить, медпомощь оказать?

– Раненых перевязали, сам видел, – ответил Ненадо, – про остальное не интересовался. Тут в эшелоне свое, бурское начальство есть.

– Ладно, до разъезда потерпят. А потом, поручик, переведи пленных в наши вагоны…

– Будет сделано, Михаил Федорович. Я, если хотите знать, полностью с вами согласен в данном вопросе, – без должного почтения глядя на Басманова, ответил Оноли.

– Вот ты знаешь, Валерьян, я с тех пор, как в пятнадцатом году начали таких фендриков, как ты, в нормальные части присылать, так и понял, что война проиграна. Уловил ход моей мысли?

– Так точно, ваше высокоблагородие. А кто же мешал вам, кадровым, без нашего участия войну проиграть? Дешевле бы обошлось.

Подобным образом Басманов позволял пикироваться с собой только кавалерам «Царьградского креста». Да и то с глазу на глаз. В служебной обстановке спрашивал пожестче, чем с других.

Вернулся Сугорин от Крюгера, и Михаил рассказал ему все, что сам услышал от Шульгина с Кирсановым и успел обдумать.

– Вы меня продолжаете удивлять, – со странной интонацией сказал полковник. – Теперь у вас «Война миров» Уэллса намечается. На Англо-бурскую сагитировали, я согласился. Но о другом мы не договаривались.

– А я на что договаривался? Сдается мне, Валерий Евгеньевич, все степени вашей свободы были исчерпаны в восемьсот девяностом году? Когда вас в кадетский корпус родители отдали?

– В девяносто первом. В Первый Киевский.

– Извините, на год ошибся. Но каштаны на бульварах также цвели. Вот на этом и все. Меня – в девятьсот шестом. Во Второй Петербургский имени Александра Третьего. С тех пор возможности выбора жизненного пути у нас с вами были достаточно ограничены. Не так?

– Не совсем ограничены… – Сугорин помолчал. – Но в общем вы правы. Вы можете сейчас вернуть меня на мою дачу в Одессе?

– Если вы этого действительно хотите – могу. Не прямо сейчас, но в ближайшие сутки сделаем. С положенным выходным пособием. До следующей мировой войны доживете безбедно. Море шумит, виноградные листья на веранду падают…

– Не будьте столь язвительным, – вскинул подбородок полковник. – Ваши манеры иногда… раздражают. И при этом…

– Да вот ведь в чем штука, получается, что и не хочу я возвращаться, – немного подумав, ответил Сугорин. – Интересно мне… Я не так давно в своей постели помереть собирался, раз на фронтах не пришлось, а после того, как вы меня своим магнитным браслетиком подлечили, – удивительная, слов нет, штучка, – так чего же и еще не повоевать?

Басманов как-то совсем забыл за повседневными служебными заботами, что после суточного курса лечения гомеостатом полковник превратился в абсолютно здорового человека, каких в девятнадцатом веке, считай, и не было. У кого скрытый туберкулез, у кого злокачественные глисты или просто общая анемия и дисбактериоз.

До полного омоложения дело не дошло, браслет он у полковника утром отобрал, но Сугорин теперь, не совсем это понимая (процесс подстройки психики к исправленной соматике занимает не один день), возвращался к уровню самоощущения тридцатипятилетнего примерно человека. И силы в нем бурлили, вроде как у всем известного Гиляровского, в шестьдесят лет вязавшего узлом железную кочергу. Или у министра царского двора графа Фредерикса, в восемьдесят сутками не слезавшего с седла на красносельских маневрах.

– Ну так и повоюем, – улыбнулся Михаил. – И жить – умирать и не жить – умирать. Да и вообще, как бы ни сложилось, много новых вариантов получается. Я вот подумал, вдруг правда мы с англичанами сможем о чем-то более интересном, чем текущая война, договориться?

Расставшись с Сугориным, полковник вернулся в отсек с радиостанцией. До окрестностей Дурбана, где мог сейчас находиться «Изумруд», связь доставала. И Белли откликнулся почти сразу.

Басманов, осведомившись, как там у него, пользуясь своим положением старшего по команде, попросил, чтобы крейсер вошел в гавань, сохраняя боеготовность номер один.

– А теперь еще вот что. Пятнадцать своих роботов перенастрой по той программе, что у нас для инструкторов по боевой подготовке применялась. Приставь к ним в качестве командира одного из крымских лейтенантов с боевым сухопутным опытом и немедленно отправь ко мне.

– К вам – куда?

– Поездом в Блюмфонтейн. Экстренным и на полной скорости. Помимо всяких расписаний. В Данбарксфонтейне должна грузиться в вагоны бригада под командованием Ненадо. Если твои успеют быстрее, пусть гонят, не задерживаясь. Из своих запасов вооружи их, как для войны в двадцать первом. Не году, а веке. «Пламя», «Васильки», «Мухи», «Шмели», «ПКМ» и боеприпасов по десять боекомплектов.

– Да что там у вас, Михаил Федорович? – не на шутку встревожился Белли. Команда звучала странно. С тем, о чем просил Басманов, можно было не только Кейптаун, всю Африку взять.

– Пока ничего, но поступила информация. Всякое может случиться. Шульгин мне сказал, чтобы я тебе предложил все свои ракетные комплексы в готовность привести…

– Ого! – только и нашел, что ответить, Владимир.

– А на кой хрен они у тебя вообще? Раз есть, когда-нибудь и стрелять придется!

– Понял вас, Михаил Федорович.

– И дальше понимай. Полчаса на подготовку боевого приказа – и вперед!

В самом конце разговора, чтобы не оставлять Белли в полном недоумении и расстройстве, Басманов добавил: «Кино в Замке смотрел? Про Барселону. Ну вот что-то в этом роде и у нас ожидается. Ты, пожалуй, когда десант отправишь, лучше в море выходи. Куда-нибудь на траверз мыса Игольного. И маневрируй потихоньку в ожидании развития событий. От встречи с кем бы то ни было уклоняйся».

До Блюмфонтейна охрана Крюгера и бойцы Басманова доехали в большом напряжении, но спокойно. Сейчас этот небольшой сонный городишко, превратившись в прифронтовой, был переполнен вооруженными людьми, причем отличить бойцов относительно регулярных бурских формирований от неорганизованных «фрилансеров» было невозможно. Разве что по состоянию форменной одежды и оружия.

Будь здесь Яков Александрович Слащев – с соответствующими полномочиями, конечно, как в двадцатом году в Крыму – за сутки навел бы надлежащий порядок. Всех, кого возможно, поставил в строй, подкрепив организационные мероприятия несколькими показательными расстрелами или повешениями.

У Басманова таких прав, увы, не имелось, поэтому он, взаимодействуя с бурскими генералами, старался хотя бы отделить «агнцев от козлищ». Ввел подобие комендантской службы, патрулирование улиц и близких окрестностей, всех анархически настроенных бойцов вытеснил за пределы мест дислокации сохраняющих управляемость «коммандо».

Кое-что начало получаться, хотя не обходилось без эксцессов. Незначительных, по меркам семнадцатого-двадцатого годов. Он надеялся, что с подходом его бригады и нескольких тысяч бойцов Жубера, получивших навыки современной войны во время совместных действий с иностранными волонтерами, ему удастся сформировать ударную группировку, способную осуществить, в соразмерных масштабах, конечно, некое подобие Брусиловского прорыва на территорию Капской колонии.

За этими круглосуточными заботами предупреждение Шульгина незаметно отошло на задний план. Не забылось совсем, но потеряло свою остроту. Частые переговоры с Кирсановым, получаемая от него стратегическая информация тоже обнадеживали. Судя по всему, моральный настрой британской группировки и местных жителей не позволит им организовать устойчивую оборону на ближних подступах к Кейптауну. Ни Севастополя, ни Порт-Артура у них не получится. Только Сингапур, капитулировавший при первом появлении японцев на северном берегу пролива Кота-Бару.

Как только на станции остановился паровоз и два вагона с десантом «морской пехоты» из Дурбана, Басманов окончательно почувствовал себя хозяином положения. Флотский лейтенант Карцев, немного знакомый по боям за Новороссийск, весьма довольный тем, что снова оказался на фронте, представил ему своих орлов и доложил, какими силами и средствами располагает.

– В настоящем деле я своих ребят еще не видел, – честно признался лейтенант, – но слухи доходили, как же. Думается, я с ними без боя могу пройти через горы, войти в Кейптаун и навести там такого шороха, что господин Робертс сам с белым флагом на крыльцо своего дворца выйдет.

– Не сейчас, Петр Лукич. Вы мне, честно сказать, пока для другого нужны. В качестве резерва Главного командования. Для поддержания внутреннего порядка в гарнизоне и для ведения дальней разведки по всем азимутам. А вводить ли их в регулярный бой или так обойдемся – потом видно будет.

– Как прикажете, Михаил Федорович. Мне и самому моментами кажется, что натравливать эти механизмы на живых людей – как-то неспортивно.

– Вы еще скажите – не по-божески. В шестнадцатом году, когда немцы по нам первый раз иприт применили, тоже показалось – конец света! А потом ничего, пообвыкли. Противогазы появились, и нам химические снаряды подвезли. Стреляли за милую душу…

Взвод разместили в двухэтажном каменном здании на краю привокзальной площади, перенесли туда свое и английское оружие и боеприпасы. Офицеры отряда Оноли испытали неприкрытый восторг, увидев прибывшее подкрепление. Те, кто тренировался под руководством роботов-инструкторов по пути из Стамбула в Севастополь, знали их удивительные способности. Не в меньшей степени они обрадовались тому, что начальство наконец разрешило использовать настоящее оружие.

– Если бы нам позволили из «Васильков» и «Пламени» на Моддере пострелять, уже бы в кейптаунских кабаках шампанское пили и в Лондон дружеский визит готовили!

– Не увлекайтесь, господа, не увлекайтесь, – осадил энтузиастов полковник. – Это все на крайний случай. Сколько раз вам говорилось – слишком грубое вмешательство в текущий порядок вещей чревато…

– Подождем, когда снова, как в Москве, нас начнут супертанками давить? – чересчур громко сплюнул с губы приставшие табачные крошки Оноли. Уж он-то лучше всех помнил, каково это – подпускать к себе грохочущее, бьющее из пушки и пулеметов чудовище на пистолетный выстрел, да еще, выполняя просьбу командира, целить так, чтобы танк обезвредить, а экипаж живьем взять.

– Это уж как придется, – отрезал Басманов. – Тебе за что кресты, чины и жалованье дают? Надоело – можешь опять в свой универ возвращаться. Восстановят на прежнем курсе, ручаюсь. Говорят, в России в адвокатах нехватка…

– Да что вы опять, ваше высокоблагородие?! Спросить нельзя…

Разница в возрасте у них была небольшая, но в чинах и положении – огромная. Кадровый капитан царской службы и вольноопределяющийся военного времени – это вам не плотник супротив столяра, это вообще из других измерений.

– Все думалось – пронесет, пронесет, – говорил Басманов Сугорину, нервно сбивая стеком пыль с голенища. – Ан хрен!

Полчаса назад к северным заставам Блюмфонтейна на запаленных конях выскочили два трек-бура, выглядевших полусумасшедшими. Один – без шляпы, что для бура почти невероятно. Как без штанов. Но винтовки не бросили, хотя нагрудные патронташи были пусты.

Они и сообщили, отдышавшись и выглотав по полфляги самогона, имевшегося у бойцов оцепления, о появлении в вельде невиданных чудовищ.

Офицерские патрули, заблаговременно предупрежденные о необходимости докладывать «на самый верх» именно о не укладывающихся в привычные рамки событиях, немедленно доставили вестников в штаб.

Бурские командиры наверняка бы не поверили их сбивчивым и путаным показаниям, в лучшем случае разборки и бессмысленные словопрения затянулись бы на многие часы. Басманову же хватило нескольких секунд.

Он за руку подтащил бура, выглядевшего посмекалистей, к столу с развернутой картой.

– Где? Покажи! Сколько их было?

К счастью, карту тот читать умел. Ткнул грязным пальцем.

– Тут. На правом берегу Моддера, недалеко от Босхофа. Несколько сотен. Мы гнали гурт в Фортеен-Стримс. Остановились на водопой, тут они и появились. Сначала мы подумали – с гор спустились обезьяны. Павианы ведь, известно, часто устраивают набеги на деревни кафров и зулусов. Только не павианы то были. Больше на горилл похоже. А откуда у нас здесь гориллы? Они там, за Лимпопо и Замбези…

Бежали эти обезьяны очень быстро. Бюргер и Ван Меер, они были на той стороне, начали стрелять. Мы собрались скакать им на помощь, да не успели. Обезьяны открыли ответный огонь, да такой, что я и на войне не слышал. Из пулеметов! Откуда у обезьян пулеметы? У меня глаз хороший, я увидел, что товарищей сразу убили. А нас они не видели, гурт заслонял и пыль.

Клотц кричит мне – сматываемся, я еще жить хочу. Ну мы и поскакали. Тут сбоку выскочило еще десяток или два. Мы стреляли на ходу. В нескольких попали. Так и покатились по земле…

– А по вам стреляли? – спросил Сугорин, наливая бурам по стаканчику настоящей водки.

– Еще как стреляли. Прямо воздух гудел над головами. Мне шляпу сбило.

– Везунчики, – сказал Басманов. – Вы садитесь, закуривайте. И что дальше было?

– Они гнались за нами мили две. Три раза мы останавливались в удобных местах, дать коням дух перевести, и стреляли, стреляли… Сдается, они все-таки испугались под конец. Слишком далеко от своих оторвались. Может, подумали, что мы их на засаду наводим. Отстали…

Бур дрожащими руками раскочегарил свою громадную трубку. В это время вмешался второй, по имени Клотц, надо понимать.

– Я еще что успел заметить. Когда мы уже поскакали, обезьяны начали жрать коров. Прямо кидались и рвали зубами. Как львы антилопу…

– Молодцы, ребята, – пожал им руки Басманов. – Наградить бы вас чем… Вот, возьмите, что ли, – он протянул на ладони пять или шесть русских золотых империалов, весьма уважаемых во всех концах света.

– Премного благодарны, господин. Новое стадо – мы тысячу голов гнали – за эти деньги не купить, конечно, зато на патроны хватит.

– Патронов мы даром сколько хотите дадим. Кстати, как тебя зовут?

– Де Веттер.

– Из чего вы отстреливались?

– Да вот из них, из «винчестеров», – бур качнул вперед старую винтовку, на которую опирался.

«Ага, – прикинул Басманов, – калибр от 12,5 до 14 миллиметров».

– И как? Убивает?

– Если попадешь, – ухмыльнулся порядочно подвыпивший бур. И никакой нужды в специальной психологической реабилитации, которую новомодные радетели «прав человека» требуют для каждого солдата, хоть денек побывшего на фронте, хоть иракском, хоть чеченском, он явно не испытывал. – Бывало – с первого выстрела падали, иногда – два-три патрона потратишь. Но чтобы не подох, когда де Веттер стреляет, такого не случалось. Иначе как бы мы перед вами сейчас стояли?

Стояли они как раз не очень, но характер чувствовался. Одной рукой на стол опереться, другой на винтовку. И порядок.

– Угу, – кивнул Михаил. – Учтем. Пятнадцать миль, говорите? Ну ладно, идите, отдыхайте.

– Опять выходит, что наши друзья не ошибаются, – взял Сугорин папиросу из раскрытой коробки на столе. – И какое теперь будет решение?

Удивительно, но Басманов испытывал сейчас облегчение. Тягостные сомнения позади, остается действовать.

– Первым делом высылаем боевое охранение. Под командой поручика Оноли, с ним трех андроидов. (Слово «робот» он при Сугорине отчего-то старался не употреблять.) Еще троих беру себе. Остальные – при вас. Где нашу бригаду черт носит? Пешком быстрее бы добрались!

По расчетам полковника, эшелон Ненадо должен был уже прибыть. Хорошо, что их путь лежит значительно восточнее места появления монстров.

– По телеграфу передали – поезд проследовал через последнюю станцию без остановки…

– Значит, часа через два с небольшим будут. Не затруднитесь лично встретить. Пушки снять с платформ немедленно и выкатывать на передовые позиции. Гарнизон поднимаем по тревоге. Я сейчас к Деларею. Надеюсь, поверит. Со мной – Оноли с полувзводом. До встречи.

«Одно плохо, – думал Михаил, – самого поганого броневичка у нас нет. Сейчас бы «МТЛБ» – съездил бы лично с монстрами за ручку поздороваться».

Чем острее обстановка, тем строже должна быть дисциплина – эту истину полковник усвоил с дней тяжелейшего отступления пятнадцатого года.

Шестнадцать офицеров с поручиком Оноли на правом фланге вытянулись в струнку посередине пыльного казарменного дворика. Форма не та, конечно, не настоящая корниловская, но сапоги у всех – что надо, не корявая обувка местной работы. При взгляде на башмаки, что буров, что англичан, Михаила охватывало едва скрываемое отвращение.

– Доплакался, господин поручик, – врастяжку сказал Басманов, выслушав рапорт, но не подав команды «вольно». – Никогда не слышал: «Язык кого до Киева доведет, кого до Шлиссельбурга»? Сильных ощущений не хватало? Хорошего оружия? Теперь будет. Слушать боевой приказ. Взводу принять со склада два «АГС», восемь «ПКМ». Штатное вооружение тоже оставить при себе. Боеприпасов – сколько на два фургона поместится. На все – полчаса. Вольно, разойдись. Поручик Оноли – ко мне!

Коротко объяснил Валерьяну, что от него требуется.

– Марш-броском выдвинуться на этот вот рубеж, – он чиркнул карандашом по карте в планшете поручика. – На пять километров вперед от первых бурских застав. Эти высотки, мне кажется, для засады очень подходят. Дефиле между ними насквозь простреливается, с флангов местность труднопроходимая…

– Для ваших монстров? – удивился поручик. – Как мне известно, они только что по отвесным стенкам бегать не умеют.

– Про стенки не знаю, но километровые полосы акации типа «гледича вооруженная», она же по-здешнему «держидерево», любому живому существу способны доставить массу неприятностей. И чем оно тяжелее и чем быстрее бежит – тем хуже. Доходчиво? В остальном на месте разберешься. Я инициативу не ограничиваю. Чтоб тебе веселее было, звено твоих старых знакомых дам в поддержку…

Басманов вытащил из карманчика портупеи командирский свисток, поднес к губам. Рация рацией, а такое примитивное средство связи в известных случаях тоже незаменимо. Например, когда звучит в ультразвуковом диапазоне.

Почти мгновенно у него за спиной возникли трое крепких парней, одетых в камуфляжи буро-зеленой раскраски и светло-шоколадные береты с бело-сине-красными эмалевыми щитками над левой бровью. Что по поводу столь экзотической униформы подумают местные, полковника больше не волновало. Зато свои ни с кем другим не спутают.

Басманов специально попросил Белли придать роботам прежний, с островов памятный облик, и Оноли сразу узнал в лицо своих давних инструкторов. И они его узнали.

– Ну, Михаил Федорович…

– В тот раз они тебя муштровали, теперь ты ими покомандуешь…

Полковник произнес формулу, передающую роботов в полное распоряжение поручика и лиц, входящих в его отряд. По мере убывания чинов и должностей.

Над левым карманом одного из «инструкторов», запомнившегося Валерьяну тем, что именно он заставлял их кидаться между гусеницами летящей прямо на тебя и не собирающейся тормозить «САУ-100», на матерчатой ленточке было написано «Иванов». У двух других, естественно, «Петров» и «Сидоров».

– Опять шутите, господин полковник? – криво усмехнулся поручик.

– Если бы его звали «Паттон Фантон де Вирайон де Монтекукколи» (был в старой гвардии офицер и с такой фамилией, совершенно русский, нормально пьющий человек, Василий Петрович, кстати), вам стало бы легче? Берите, что дают! Тем более, у вас во взводе однофамильцев не имеется. Не перепутаете.

Хоть так Басманов слегка отвел душу, без излишней строгости вновь поставив на место слишком много о себе понимающего поручика.

…Что там сейчас творилось в тылу, Валерьяна не интересовало. Шестнадцать офицеров, он семнадцатый, посланы встретить врага, кем бы он ни был. Саперные лопатки мелькают быстрее, чем ложки в солдатских руках у прибывшей с двухдневным опозданием полевой кухни. Видимость с вершины левого кóпье километров на десять вперед, по флангам чуть меньше: горизонт отроги Капских гор ограничивают, а ближе те самые полосы (очевидно, вдоль русел пересыхающих речек) непроходимой колючей акации.

Оноли, любивший в нормальной обстановке порисоваться умом, внешностью и гвардейскими манерами, сейчас стал тем самым офицером, которому начальство лишних чинов давать не любит, но если что – только на него и полагается. И вел он себя гораздо жестче, чем Басманов в аналогичной ситуации. Тому-то что – он полковник. А тут нужно и штабс-, и настоящим капитанам приказывать, да так, чтобы и мысли посторонней не возникло. Каховку многие подзабыли, а уж в «Москве-2005» тем более едва один из трех побывал!

И быстро приходится думать и решать – куда там гроссмейстеру на блицтурнире. Того в любом случае не застрелят.

К двум «АГС – Пламя» назначить четырех человек. Поставят гранатометы на позицию между зубьями торчащих из земли камней: с двух направлений перекроют подходы к лощине и ее саму почти на всем протяжении. Придется – обеспечат фланговый маневр.

К пулеметам – еще восемь. Жаль, но придется им и за первых, и за вторых номеров работать.

Два снайпера с «СВД» – для них общими силами отрыли по несколько стрелковых ячеек, соединенных мелкими ходами сообщения.

Что остается? Он сам, при нем радист-порученец для связи со штабом и на любой другой случай. И толкового поручика с морским биноклем и взводной радиостанцией посадил на самом верху сопки, в хорошо укрытом от огня любого вида и почти недоступном для вражеской пехоты месте.

Его задача – ни на что не отвлекаясь, наблюдать за местностью и реальным рисунком боя. И докладывать, если командир в горячке что-то важное прозевает. Личная, между прочим, тактическая находка Валерьяна, мало кто из командиров куда более высоких звеньев до такого додумывался.

Двух роботов, вооруженных, кроме автоматов, помповыми дробовиками десятого калибра, заплечными мешками с гранатами типа «Ф-1», которые они могли прицельно (как классный городошник биту) бросать на сотню и более метров, Оноли послал на фланги, в засаду. На случай внезапного обходного маневра неприятеля.

Убедившись, что все нужное сделано или делается, поручик сел на землю, привалился спиной к теплому валуну, закурил.

По тому, как долго разминал папиросу, сообразил, что, несмотря ни на что, волнуется.

Да и как не волноваться?

С таким взводом, так вооруженным и на такой позиции, полк красных он бы спокойно встретил. Бывало куда хуже – в голой степи, с одними трехлинейками и по четыре обоймы на ствол. Однако выжили и победили.

Так там против них были «краснопузые и сиволапые», стрелять не умеющие и штыкового удара смертельно боящиеся, а сейчас на подходе монстры, непонятные, бесчисленные и чудовищные. Коров живьем жрут – это ж только вообразить!

Папироса курилась хорошо, дым ее был крепок и ароматен. И тут везет. Бывало, перед боем радовался даже махорочной, пополам с мусором из карманов, самокрутке.

Оноли приподнял длинные ресницы. Посмотрел на папиросу. На две затяжки точно хватит. А жизни – на сколько? У кого бы спросить?

В трех шагах, подобно мраморной фигуре из Летнего сада, застыл третий робот, ждущий приказа.

– Что ж, брат Иванов, – прочел Валерьян фамилию на куртке, – а тебе – в разведку. На полной скорости вперед, не забывая маскироваться. До соприкосновения с противником. Обнаружить, посчитать, вернуться, доложить. В скоротечный бой при необходимости вступать разрешаю. Но главная цель – доставить точные разведданные. Знаешь, с кем дело иметь придется?

– Так точно, господин поручик. Нам нужную информацию господин капитан второго ранга Белли на крейсере вложил. Справимся…

– Приятно слышать, – Оноли снял стетсоновскую шляпу, вытер лоб. Здесь солнце пригревало уже по-летнему. Январь начинается.

– Пленных брать не нужно, все равно они по-нашему ни бельмеса. Оружие принеси, если получится. Ну, с богом…

Оноли слышал, что митральезы в чужих руках не стреляют. Но ведь, как известно, на любую хитрость всегда есть кое-что с винтом. Вот и ему подумалось…