На пути попадались заброшенные фермы, где от бесплодной, растрескавшейся земли поднимались вихри пыли.
Большими крюками они обходили огромные, почти до неба, пирамиды тел, где бледные как мел трупы людей мешались с тушами зверей. Смерть уравняла всех и собрала вместе.
Авриль и Рассказчик видели, как мерцают над лесом северные сияния — будто длинные радужные змеи переливались от желтого к фиолетовому. Невыразимо радостно было ощущать прикосновение невесомых цветных полотен. Открыв рты и запрокинув головы, они кружились и вбирали в себя их странную красоту.
Случались и землетрясения, от которых подгибались ноги.
Вдали взрывались бомбы.
Деревья обрушивались на дорогу с душераздирающим скрипом.
Однажды жара стояла такая, что они слышали, как по всему сосновому лесу шипел под корой сок, проступая у самых корней огромными перламутровыми пузырями. Те громко лопались, оставляя крепкий запах.
Они обходили разрушенные бомбежкой деревни подальше, избегая скорее не мертвых, а выживших.
Как-то утром Рассказчик и Авриль встретили путника. Он стал им что-то кричать на незнакомом языке и показывать на дорогу впереди, а потом убежал со всех ног.
На другое утро они купались в ледяном, звонко журчащем ручье. А рядом нашли множество следов какого-то животного. Судя по всему, очень крупного. Рассказчик затруднялся даже предположить, что за зверь мог оставить такие внушительные отпечатки лап. Авриль думала о медведе, который, наверное, их обогнал. Они осмотрели окрестности, но животное не показывалось. Возможно, к лучшему.
Когда темнело, Авриль с Рассказчиком разбивали лагерь в стороне, за деревьями, и все ужинали. Малыш уже мог пройти пару шагов, не сгибая ногу. Для этого он опирался на бок Эзопа и на спину Сириуса. Смотрелось до того забавно, что даже Рассказчик улыбался.
Все трое не расставались. Они привыкли спать вместе, и Малыш научился реветь в точности как осел и хрюкать как поросенок. Авриль не удивилась бы, если вскоре и животные заговорили бы как Малыш.
По вечерам Авриль с Рассказчиком садились у костра. Он обычно исписывал несколько страниц. Потом они вместе смотрели, как разгорается небо.
Рассказчик научил Авриль читать по звездам. Он указал на одну, особенно яркую.
— Вот Сириус. Он входит в созвездие Большого Пса. Гляди.
Он показал ей всё созвездие: очертание пса там, вверху, без одной лапы из-за нескольких погасших звезд. Сириус сиял, как медальон на шее.
— Созвездие Пса идет сразу за Орионом. Вот Орион и его большая туманность, а вот — Бетельгейзе.
Старик рассказал легенду об Орионе, великом греческом охотнике, рожденном из шкуры жертвенного быка.
— Артемида, богиня Луны и охоты, влюбилась в Ориона, — сказал Рассказчик, — но Аполлон, брат Артемиды, был против их союза. Тогда он обманул сестру, предложив спор. Сможет ли богиня убить выстрелом чудище, которое виднеется по ту сторону моря? Артемида прицелилась и попала стрелой чудовищу прямо в голову. Когда же отправилась за поверженным телом, увидела, что убила своего возлюбленного. Тогда юная богиня вознесла Ориона на небо. И вместе с ним — двух его псов. Одного звали Сириус.
Другим вечером Рассказчик поведал, что римляне связывали период летней жары с появлением Сириуса. Люди считали, что звезда виновата в их бедах. Из-за нее киснет вино, застаивается вода, собаки воют на луну. Время особой жары римляне назвали «каникулы», от латинского «канис» — «пес», в честь пса Ориона.
— Чтобы усмирить пыл Сириуса, — добавил Рассказчик, — римляне бросали рыжих собак в огонь.
— Какой ужас! — возмутилась Авриль.
— Да. Животные всегда были жертвами людских предрассудков и глупости. Выходит, со времен Древнего Рима мы не научились ничему. Проще искать виновных где-то на небе, чем принять реальность как она есть.
Авриль любила разговоры с Рассказчиком. Он знал десятки разных историй, в которых под невинной оболочкой скрывалось что-то важное о мире. Они говорили о книгах, легендах, целебных растениях, но ни разу не касались прошлого. Будто оно было запретной темой. Авриль такая ситуация полностью устраивала.
Страх перед Дарием и Черными Звездами постепенно угас.
Может, они сбились со следа? Авриль подумала о гнавшейся за ними парочке, Жорисе и Мэгги. Они казались такими голодными и растерянными. Вдруг парень с девушкой решили не возвращаться к Дарию? Вполне возможно. Если так, то вряд ли Дарию удастся их отыскать. «Не путай мечты и реальность, — шептал в голове злобный голосок. — Ты знаешь прекрасно, Дарий как Ромео. Он пойдет до конца!»
Много раз Авриль казалось, что кто-то идет следом. Хрустнет ветка в лесу, поднимется облачко пыли, заметят непонятный след в грязи — волосы на затылке вдруг встанут дыбом.
Казалось бы, ерунда. Авриль убеждала себя, что это просто страх. Страх зайти слишком далеко в этом диком мире. Страх, что поиски напрасны. Стоит ли еще то шале? Что сказать Малышу, когда они туда доберутся? Как все объяснить?
Сколько бы Авриль ни смотрела на звезды, на вечно меняющемся небе будущее не читалось. Сперва надо дойти до Горы — тогда уже и думать об этом. Авриль нравилось общество Рассказчика. Можно не стесняясь говорить, делиться мыслями. Несколько раз она ловила себя на том, что смеется. Как здорово было смеяться. Мужчина больше не требовал историй. Со временем он стал не таким подозрительным. Ружье часто оставалось у повозки. Про страшное ожерелье он больше не упоминал. Авриль даже подумала, не нашел ли он эту жуткую вещь где-нибудь на дороге. Нужно же отпугивать тех, кто позарится на Эзопа.
Однажды вечером они разбили лагерь в крутом овраге и после скромного ужина долго смотрели, как Малыш, прихрамывая, потешно играет с Сириусом в прятки.
— Где Сириус? Он пячется? — кричал мальчик.
— Хрю-хрю, — отвечал притаившийся в зарослях поросенок.
Когда была очередь Сириуса водить, он звал Малыша точно с такой же интонацией:
— Хрю-хрю?
— Малыш не тут! Малыш пячется!
Было забавно. В то же время Рассказчик по ту сторону костра выглядел хмуро, почти грустно.
— Всё в порядке? — спросила Авриль.
Он вздохнул:
— Да-да. Просто истории порой бывают такими тяжелыми, что их трудно носить.
Авриль не знала, к кому он обращается: к ней или к звездам, рассекающим небесные чернила.
— Сегодня особый день для меня, — сказал старик, — день рождения.
— Ваш день рождения? — спросила Авриль, даже не представляя, откуда ему известно, какое сейчас число. Или хотя бы год. И вообще, разве время имело еще значение?
— Нет, — ответил Рассказчик, — день рождения моих сыновей.
— О, я не знала, что у вас есть дети.
Он подбросил в костер палку, и та затрещала.
— У меня было двое сыновей. Теперь они мертвы.
Авриль кивнула. Очевидно, ему нужно с кем-то поделиться. Девушка боялась ранить мужчину неловкой фразой.
— Что случилось?
— Я уже говорил, что Черные Звезды сожгли мои книги и рукописи. Что грозились отрезать мне руки. Но это ничего. Звезды отняли у меня самое важное. Они забрали моих детей. Обоих.
Авриль невольно тронула свое плечо, где под курткой скрывалась татуировка, и потупила голову.
— Простите.
— Не стоит.
Мужчина поднялся. Он подошел к повозке, порылся там и вернулся с фляжкой и двумя стопками. Одну он протянул Авриль, наполнив до краев каким-то ликером.
— Вспомним моих сыновей.
Авриль не решалась спросить, как их звали. И вообще заговорить. Девушке теперь тоже стало грустно.
Они чокнулись и залпом выпили крепкий напиток. Авриль немного закашлялась и не смогла сдержать слезу.
Чуть помедлив, мужчина сказал:
— Знаешь, Авриль, я говорил тебе, что истории не хуже ломтя хлеба. Они насыщают. Но иногда слова скатываются на самое дно души, как камни в мешке. И тянут нас вниз. Избавиться от такого груза бывает очень полезно.
— Я рада, что вы поделились со мной этой историей, — пробормотала она. — Спасибо за ваше доверие. И за всё, что вы делаете для нас.
— Я знаю, что Малыш не твой брат, — сказал вдруг Рассказчик. — В тот первый вечер, когда мы встретились, я видел фотографию. Ты спала со снимком в руке. А я всегда был слишком любопытен. На фото — родители мальчика, а не твои. Ты черная, а Малыш — белый. Или тебя удочерили?
Авриль опустила голову.
— Я слышал, как вы называете друг друга: братишка, сестренка. Но я думаю, Малыш — не твой брат. Хотя ты заботишься о мальчике как о брате. Это его родителей вы собираетесь искать на Горе?
Авриль вскочила, так что стопка покатилась по земле.
Она гневно смотрела на старика, в его усталые глаза, на осунувшееся лицо, мятую одежду. Девушка злилась на него. На то, что увидел фотографию. Посмел заговорить о том, что связывало их с Малышом, о ее прошлом, которое принадлежит только ей.
Она не могла сказать ни слова. Злоба поднималась из самого нутра, будто для того, чтобы не дать девушке заговорить.
— Если когда-нибудь захочешь рассказать свою историю, — проговорил Рассказчик, опустив голову, — если захочешь оставить свои камни на обочине, я буду рядом.
Авриль не ответила. Она схватила спасательное одеяло и ушла в другой конец поляны, не обращая внимания на вопросительный взгляд Малыша.
Наутро Авриль и Рассказчик поздоровались как обычно. О вчерашнем они больше не заговаривали.
К вечеру седьмого дня путники вышли на плоскогорье, придавленное палящим солнцем.
Далеко внизу пейзаж разрезала обширная, покрытая инеем долина, простиравшаяся на десятки километров. По ней лениво петляла широкая грязная речка. Бороздившие долину дороги были забиты ржавыми остовами машин.
К югу две огромные, похожие на воронки белые трубы устремили в бледное небо свои жерла, а река ныряла между ними, чуть дальше показываясь снова.
Немного севернее, на другом берегу реки, внимание Авриль привлекло что-то серое. Видимо, это был город, о котором говорил Рассказчик. Отсюда угадывались сотни окон, строгая геометрия жилых кварталов и стена вокруг. Через грязную ленту реки протянулся огромный мост, но он упирался в стену, как бы отрезавшую вход в город окончательно. Авриль была разочарована. Город не имел ничего общего с картинками из книги Мадам Мо. Над поселением поднимался сероватый дымок. Тут и там чадили десятки костров. Трудно было сказать, что это: отголоски пожара, битвы или просто жители готовили ужин.
За долиной, по ту сторону глубокой расщелины, далеко за крутым плоскогорьем — еще выше того, на котором они стояли, — в долгих днях пути угадывались дикие пики с чалмой ватных облаков.
Малыш показал пальцем на восток:
— Гди, сестренка, Гора! Гора!