Глава 14
Вероника
Меня увенчали короной из перьев: мое чело украшали перья феникса, а право на трон было начертано пламенем среди звезд. Сестру мою прозвали королевой совета, ибо она была их марионеткой.
Вероника подавила страх и как могла, подражая Вал, придала лицу каменное выражение. Прежде всего ей не хотелось выдавать собственный дар тенемагии. Если уж ей сейчас не доверяют, то что подумают, узнав о ее способности проникать в чужой разум и управлять им?
Впрочем, Морра в разум Вероники углубляться не стала. Пока что бегло окинула его взглядом и отступила, размышляя, как быть дальше. Сила ее магии не шла ни в какое сравнение с тем, на что была способна Вал, а значит, Морра либо была слаба, либо ей недоставало практики. Дар тенемагии – редкость, и наездники даже во дни своей славы не искали его носителей, не учили владеть им. А Вал преуспела, наверное, потому, что постоянно им пользовалась или же такова ее натура – стремиться всем управлять. К счастью, ее опыт и мастерство и научили Веронику так хорошо защищаться от тенемагии.
Если колдовать осторожно, то не придется открывать разум полностью. Морра увидит лишь то, что оправдает Веронику. Прочее она спрячет в тайник.
Если уж это сработало с Вал и с собственной памятью Вероники, поможет и с Моррой.
Выдохнув, Вероника расслабила разум. Представила себя посреди бурлящей реки, за круглой каменной стеной. Барьер защищал от внешних сил. Всякий раз, как Вал велела защищать разум, Вероника мысленно усиливала стену, заполняя бреши галькой, чтобы ничего не проникало ни внутрь, ни наружу.
Предельно укрепленный, барьер не пропускал воду, но Морре такой огражденный разум не покажешь – заподозрит неладное. Надо ослабить кладку, немного расшатать ее. Обычно Вероника не снимала защиту, и сейчас, открывшись, ощутила, как внутрь затекает вода – мысли и чувства окружающих ее людей и животных.
Вероника заставила себя не обращать внимания на этот прилив: холодное безразличие коммандера, обиду и раздражение парня и, особенно ярко, огненную дымку в отдалении – магию фениксов.
Замкнувшись в себе, Вероника постаралась наполнить разум простенькими, безобидными мыслями, полуправдой, которая подкрепит ее ответы. Позволила им всплыть на поверхность сознания – туда, где их легче прочесть, – а после обратилась к темному уголку, надежному, куда посторонним допуска нет. Там же, вместе с памятью о Ксепире, она спрячет истину о том, откуда у нее кинжал и что она – девушка, тенемаг. Спрятав все, что могло выдать ее, Вероника вновь укрепила стены тайника, отгородив его от остальной части разума на видном, казалось бы, месте.
– Меня зовут Морра, я главная на кухне, – представилась женщина, вернув Веронику к реальности. – А ты кто будешь?
Когда Морра заговорила, щупальца ее магии вернулись – настойчивые и сильные. Вероника с трудом удержалась от того, чтобы закрыться, убедив себя, что тайник выдержит.
Тенемагия вскрывает лишь то, что человек думает и чувствует прямо сейчас… То, о чем Вероника думать отказывалась, Морре не прочесть. Тенемагу открывается поверхность разума – то, чем он занят. Вот почему Морра не просто прощупывала мысли Вероники, но и задавала вопросы.
– Ник, – прошептала Вероника, едва разжимая губы.
Пока Морра видит то, что ищет, обмана она не заподозрит. Вероника – и есть Ник. Она прочувствовала всю правду своих слов, а то, что Ник – сокращенное от Вероника, неважно.
Удовлетворенная, Морра отступила.
– Сколько тебе лет? Двенадцать? Тринадцать? – спросила она.
– Шестнадцать, – возмутилась Вероника. Она привыкла, что люди считают ее младше настоящего возраста, и у нее вошло в привычку быстро – и немного обиженно – поправлять их. Однако сейчас она пожалела о несдержанности: мальчиком притворяться проще, чем юношей.
Подмастерье, стоявший в углу, недоверчиво фыркнул, чем подтвердил ее мысли.
– Откуда ты, Ник? – спросила Морра, не обращая на парня внимания.
– С низовий горы, госпожа. Из окрестностей Вайле. – Опять-таки полуправда, пускай даже полная правда – в том, что родилась Вероника в долине, в Аура-Нове. Мысли об этом она тоже спрятала. Чутье подсказывало, что одно только упоминание о долине и империи все разрушит.
– Тогда откуда у тебя пирейский выговор?
Вероника тяжело сглотнула:
– Я…
– У пирейцев с низовий акцент напевный, – задумчиво продолжала Морра, – а еще они гласные тянут. Очень заметно. Да, сейчас в Пире все больше приезжих: торговцы, путники, беженцы… лазутчики.
Вероника сжала кулаки. У майоры был резкий выговор уроженки Теснины, и годы обучения у наездников этого не исправили. Вал заставляла сестренку говорить правильно: как знатные граждане империи, без акцента, не используя диалектов, – но Вероника и подумать не могла, что это когда-нибудь выдаст ее. У нее была готова сотня отговорок, однако она решила, что надуманное объяснение вызовет больше недоверия, нежели правда.
– Меня растила бабушка, а она училась в Аура-Нове. – Читать-писать ее и правда учила майора, а вот правильные произношение и грамматику силой прививала сестра, исправляя, как думала, огрехи старой воспитательницы.
– Она еще жива, твоя бабушка?
– Нет, – чуть дрогнувшим голосом ответила Вероника.
– А еще родные есть?
Вероника подавила растущую волну эмоций:
– Только сестра.
– А, да, сестрица. Берик предупреждал, что вы необычайно похожи… Двойняшки?
– Нет, – осторожно ответила Вероника, стараясь затереть воспоминания о Вал, чтобы не выдать ее лица или подлинных к ней чувств. Скажи она, что они и правда двойняшки, это объяснило бы сходство с той девочкой, что обратилась к Берику в Вайле. Но зачем врать без нужды? По крайней мере сейчас: если потом вдруг в мыслях Вероники всплывет лицо Вал, это не будет противоречить ее истории. – Год назад расстались.
– И эта сестра… Она сказала тебе идти сюда? Почему?
– Она подслушала мастера Берика, когда тот говорил на древнепирейском, и…
– Это невозможно, – выпалил подмастерье. Он выступил вперед и обвиняюще ткнул в ее сторону пальцем. – Откуда деревенской девчонке из Вайле знать древнепирейский? На нем не говорили со времен Мудрого правления, а сегодня его преподают только в имперских школах. Или частные учителя в благородных домах.
До чего же им владело отчаяние: из кожи вон лезет, лишь бы доказать, что пленник опасен и коварен, лишь бы оправдать свой проступок. Веронике стал жаль его, но если кому этот допрос и принесет оправдание, то только ей.
– Меня обучала майора, а она училась в Аура-Нове, – невыразительно напомнила Вероника, назвав бабушку по-пирейски, чтобы доказать свою правоту. Большинство пирейцев и правда владело всего горсткой слов на древнем мертвом языке. Его изучали только жрецы Мори, богини знания и памяти, чтобы понимать древние тексты, да аристократия империи – для всестороннего образования. Наездники тоже им пользовались, и многие военные термины, методики тренировки и тайные языки общения без пирейского было не понять.
– Тристан, – тихо, с угрозой произнес коммандер, и парнишка, как ошпаренный, отошел от стола.
– Что тебе передала сестра? – продолжила Морра, когда коммандер кивнул ей.
– Она слышала, как упоминали Укротителей фениксов. Когда она обратилась к стюарду, тот принялся все отрицать, но признался, что если и вербует рекрутов, то только мальчиков. Вот сестра и решила, что мне повезет больше.
– Пара фраз, и ты уже пустился в такой дальний путь.
– У нас с сестрой почти ничего нет, – совершенно искренне проговорила Вероника. – Я хочу стать наездником. Всегда хотел. Меня больше ничто не волнует.
Сглотнув, Вероника потупила взгляд, чтобы не смотреть в глаза Морре и взять себя в руки. Мысль о Ксепире билась о стены тайника, стремясь на волю, но если рассказать про феникса, придется раскрыть и историю его кончины. А кто в здравом уме доверит феникса девчонке, позволившей сестре убить питомца?
– Почти ничего, если не считать кинжала из ферросской стали? – снова встрял Тристан, не в силах держать себя в руках.
– Я его нашел, – сказала Вероника, еще тверже, чем ответила тогда коммандеру. Напор Тристана разозлил ее, однако добравшись до сути допроса, Вероника успокоилась. Она, может, и врет кое о чем, но она – не лазутчик. Вероника сосредоточилась: представила кинжал лежащим на земле, заставив себя не думать, что земля – это пол хижины, затем отрезала образы Вал и солдата, и все, что предшествовало встрече с ним.
– Он лжет, – заявил Тристан, глядя то на Морру, то на коммандера. Говорил он зло, давая понять, как относится к лжецам. – Это армейский кинжал. Посмотрите на набалдашник, там личный номер солдата.
Вероника нахмурилась, глядя на лежавший на столе кинжал. На рукояти и правда были выбиты цифры.
– Не мог он его просто найти. Скорее всего стащил. Кинжал, поди, стоит дороже его халупы.
На последних словах он отвернулся – видимо, осознал, насколько они холодны, безразличны и… правдивы.
– Да, дороже, – дрожащим голосом, глядя на кинжал, подтвердила Вероника. – Я мог бы продать его и получить столько золота или еды, что мне и сестре хватило бы на месяц-другой. Но я оставил его и понадеялся, что мне хватит оплатить себе место тут. Как видно, ошибся.
Вероника сейчас преувеличивала и сгущала краски, но ей нужна была поддержка.
В глазах Морры и коммандера она увидела жалость, а во взгляде Тристана – поразительно! – вину. Веронике претило притворяться слабой и уязвимой, но игра помогла ей.
Так пусть ее жалеют. Пусть верят в маленькую ложь и большую правду. Пусть этого хватит.
– Забываешься, Тристан, – низким, разочарованным тоном упрекнула парня Морра. – Забываешь свои корни.
– Оставь нас, – приказал Тристану коммандер. В отличие от Морры, он порицания не смягчал.
Тристан дернулся и хотел было возразить, но поборол себя.
– Да, коммандер, – процедил он сквозь стиснутые зубы. И вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Настроение в помещении сразу переменилось. Морра покинула разум Вероники, переглянулась с Кассианом, и у Вероники возникло ощущение, что испытание она прошла.
– Благодарю, Морра, – произнес наконец коммандер.
Морра кивнула Веронике и вышла через ту же дверь, что и Тристан. Коммандер вернулся на прежнее место за столом.
– Когда я был мальчиком, – начал он, устраиваясь поудобнее, – наездничество передавалось у нас в роду по наследству, как и титул с землями. – Веронику поразила резкая смена темы, но она постаралась слушать внимательно. – Я служил много лет, и цель была ясна: охранять империю и защищать ее граждан. Однако, – коммандер вздохнул, – Война крови исковеркала наш долг до неузнаваемости. Я дожил до того момента, когда наездники из королевского военного ордена превратились в мятежников, в нечто вроде личной гвардии. Под рукой Авалькиры Эшфайр мы стали служить ее личной воле: ее амбициям, ее целям и больше ничьим. После ее смерти многие из нас с трудом искали себе место в новом мире. С тех пор я осознал, что наша миссия, наша цель не может быть волей одного человека, одной страны или даже провинции. Это должна быть служба всем людям, но в особенности – нашим братьям-анимагам. Мы едины, но объединяет нас не политика, не история и не культура, а магия. Мы всюду, и вместе с тем у нас нет своего угла. Для нас нигде не безопасно, нет места, которое мы назвали бы домом. Я стремлюсь это исправить, и Гнездо Азурека – начало.
Сердце Вероники запело. Коммандер прав: тех наездников, что почти двести лет служили империи, больше нет, и сегодня им нужно объединиться во имя новой цели.
– И все же, – продолжал коммандер, – мы слабы, приходится быть осторожными. Надо наращивать силы медленно и осторожно. Вначале были только мы с Бериком: в войну мы летали бок о бок, а после я знал, где он укрылся. Прошло много лет, прежде чем мы нашли Фэллона, юного наездника, которому еще только предстояло увидеть битву, а наткнулись мы на него почти случайно. Не сомневаюсь, в империи и за ее пределами скрывается еще много наездников, однако нельзя рисковать, привлекая внимание к себе и к ним. Нельзя искать их вслепую. Империя не должна узнать, что на горе Пирмонт собираются Укротители. До Пиры ей, может, дела нет, а вот нас она уничтожить захочет.
– Но я… я бы ни за что… – смущенно начала Вероника. Она-то думала, что ее уже оправдали.
Коммандер отмахнулся:
– Я лишь хочу сказать, что вербовка – дело непростое. Наделенных даром анимагии много. Мало тех, кто может позволить себе обучение. Растить, кормить и воспитывать фениксов очень дорого, Ник, и оплачиваю расходы я сам. И это не считая огнеупорных седел и упряжи, брони и оружия. Мне приходится кормить стражу и слуг, платить им жалованье, строить и чинить крепость, а казна моя – уже не та, что прежде. – Он взял с середины стола кинжал, повертел в руках и вернул Веронике. – Фениксы очень редки и ценны для нас, мы не можем позволить им связываться узами с бедными деревенскими пареньками, которые потом не смогут оплатить учебу. Соболезную.
В отчаянии Вероника стиснула рукоять кинжала. С каких это пор наездничество – для богатых? У Первых наездников сундуки не ломились от золота, у них были только фениксы, а большего богатства и желать нельзя.
Подавив рвущийся наружу гнев, Вероника как можно спокойнее произнесла:
– Должен быть способ как-то иначе заслужить место, оплатить стоимость…
– Он есть, – согласился коммандер. – Зрелые наездники иногда оплачивают тренировки рекрутов. Некоторые новички как раз учатся за счет мастеров. Мы таких называем подкрылками.
– То есть я могу снова прийти, если найду покровителя? – уточнила Вероника. В душе вспыхнула искра надежды.
– Найти покровителя, – уклончиво проговорил коммандер, – не так-то просто, Ник. Те, кто может позволить себе оплатить чью-то учебу, выбирают, как правило, друзей или родственников. Не посторонних.
– Попытка не пытка, – упрямо заявила Вероника.
– Твоя правда, – с облегчением признал коммандер, – однако в ближайшее время я вербовать рекрутов не собирался, а содержать тебя здесь все это время мы себе позволить не можем.
– Должен быть способ оплатить проживание здесь, я буду помогать, – в отчаянии, подавшись вперед, предложила Вероника. – Я мог бы работать на кухне, убираться, прислуживать… хоть на конюшне трудиться.
Коммандер поджал губы, но затем лицо его прояснилось, и он кивнул.
– Уверен, конюшая Джана не откажется от лишней пары рук.
Несмотря на разочарование, сердце Вероники запело от счастья. Да, пришла она стать наездником, а не убирать стойла и задавать корм вьючным животным, но это лучше, чем ничего. Есть еще шанс пробиться. Ей ведь не отказали. Она станет работать усерднее прочих, докажет, что по праву заслуживает место в рядах наездников.
А придет время вербовки, и покровители сами выстроятся к ней в очередь. Она станет лучшим из кандидатов.
* * *
Секвейя, или Вторая дорога на языке торговцев, – это заброшенный тракт, идущий через леса Пирмонта. Реликт древнего мира. Его назначение и происхождение остаются тайной.
Некоторые историки полагают, что дорогу проложили, дабы расширить владения пирейских королев и связать малые поселения на Пирмонте, в надежде развить торговую артерию до самой долины. Правда, затею так и не претворили в жизнь.
Есть также мнение, будто Секвейю проложили за века до этого неведомые цивилизации. Некие вымершие племена с равнины. Подтверждение тому – множество разрушенных храмов и прочих построек вдоль Второй дороги: они разительно отличаются от пирейской архитектуры имперского и доимперского периодов.
Но, возможно, самая неправдоподобная версия такова, что Секвейя ведет к знаменитому утраченному сокровищу пирейского исследователя Вайлана Странника. Однажды тот похвастался, что облетит мир верхом на фениксе, и больше его не видели.
Его поиски в подробностях изложены во множестве песен и поэм, но самая известная из них, пожалуй, «Удача Странника». Во время особенно волнительного представления в переулке Лицедеев ведущий актер, зазывая зрителей, продал сотни поддельных карт сокровищ. Разгорелся такой ажиотаж, что в давке насмерть затоптали нескольких несчастных, и пьесу временно запретили.
«Мифы и легенды Золотой империи и прочих земель», собрание рассказов и записок из Архивов Мори, 101 г.п.и.
