Глава первая
Оставив на степной дороге автобус с группой захвата, пленным профессором и его лабораторией, Сергей Тарханов (для окружающих – полковник Арсений Неверов) пересел в свой «Мерседес». Лихо, с писком покрышек и веером песка из-под колес, развернулся. Впереди его ждал Пятигорск, Татьяна и две недели безмятежного отпуска.
Слева, из-за гряды поросших гривками жидкого леса холмов, поднималось солнце.
Тарханов привычно взглянул на часы. Ровно пять.
Ехать ранним утром по южной степи в открытой машине – совершенно особенное удовольствие, которое трудно объяснить тому, кто не испытал этого наяву. Ну как передать все это: мягкий гул мощного мотора, свист срывающегося с рамы лобового стекла встречного ветра, рокот покрышек по не слишком гладкому асфальту, изумительные оттенки неба, пока еще ярко-голубого, с легкой зеленцой, а на западе вообще густо-синего, но на глазах выцветающего под лучами набирающего силу солнца.
Солнце, как дуга электросварки, отчетливо дающее понять, что часов после девяти оно покажет в полную силу, что такое настоящая жара, но и сейчас уже припекающее вполне прилично.
Само собой – запахи степных трав. Они растут по холмам и ложбинам, очень разные, то гуще, то реже, оттого вдруг накидывает на тебя то тревожный запах полыни, то отцветающего чабреца, шалфея, зверобоя, еще каких-то разноцветных, неизвестных по названию столбиков и метелок. Блеснет у обочины болотце или ерик – и тут уже мгновенный всплеск пахнущей камышом и гниющей травой сырости.
И снова бьет в лицо сухой и горячий ветер.
На спидометре – девяносто километров в час, больше и не нужно, спешить некуда и незачем, да и думать на отвлеченные темы на такой скорости удобнее, чтобы не улететь невзначай с дороги на внезапном повороте или поздно замеченной выбоине, которые здесь, увы, встречаются часто и бессистемно.
Пятигорский радиоцентр, как и много лет назад, по утрам передавал классическую музыку, и слушать «Послание к Элизе» Моцарта было приятно и не отвлекало ни от мыслей, ни от управления машиной.
А подумать Сергею было о чем.
Это ведь не просто так – выслушал то ли бредовые, то ли вполне достоверные рассуждения господина Маштакова и забыл о них, перейдя к текущим проблемам жизни.
Профессиональная составляющая случившегося минувшей ночью Сергея сейчас интересовала мало. Порученное ему дело практически сделано, объект акции задержан вместе со всем своим имуществом и следует по назначению с надежной охраной. А вот вброшенное им сомнение действует сейчас на мозг Тарханова, как азотная кислота на проволочку во взрывателе замедленного действия.
Сказано, будто и между прочим, что он (а возможно, и Ляхов тоже) вследствие контузии, вызванной срабатыванием придуманного сумасшедшим изобретателем устройства для очищения территории Палестины от евреев, приобрел какие-то совершенно неожиданные свойства. И вступил в какие-то новые отношения с тем, что принято называть временем. Которое просто и понятно, но ровно до тех пор, пока не начинаешь задумываться, что же оно на самом деле такое.
Полный ведь бред слова господина Маштакова, при здравом рассмотрении и думать бы об этом не стоило, если бы…
Если бы он не увидел на несколько минут совсем другой мир. Безлюдный, но совершенно реальный. Тарханов не мог объяснить даже сам себе, в чем тут дело, но он мгновенно ощутил его несомненную подлинность. Чуждую ему, но безусловную. Примерно таким образом нормальный человек всегда в состоянии понять разницу между явью и самым достоверным и убедительным сном.
Несмотря на то что совершенно ему непонятен был и «пионерский» лагерь, и приветственные слова в адрес шестнадцатого по счету съезда какого-то ВЛКСМ.
И что это все значит?
Если столь реальным оказался (или показался) тот мир, значит, здешний мир для него – сон?
И для Вадима Ляхова тоже?
(Вадим, кстати, тоже, без всякой связи со словами Маштакова и ничего о нем не зная, говорил о некоторых странностях жизни, начавшейся после боя на перевале.)
Ну а если вообразить, что хоть в чем-то Маштаков прав, что как-то они оба связаны с совершенно другой жизнью? Или вообще всегда жили там, а здесь оказались волей случая, или сумасшедшего профессора, что в принципе одно и то же? При всей абсурдности допущения, если его все-таки принять как рабочую гипотезу, возникает вопрос, вытекающий уже из внутренней логики ситуации, – откуда же и у него, Тарханова, и у Ляхова абсолютно полный комплект воспоминаний и о здешней жизни тоже?
Да вот хотя бы – Елена у Вадима, Татьяна здесь, в Пятигорске, у него? Они ведь не просто показались им на кого-то похожими, узнавание ведь было мгновенным и взаимным.
Сергей еще раз постарался оживить в памяти воспоминания об учебе в Ставрополе, о поездках в увольнение в Пятигорск, о знакомстве с Татьяной и все, что было именно тогда.
Ни малейших сомнений, никаких провалов в памяти. Он может точно назвать число и день недели, к примеру, того случая, когда они с Татьяной поехали в Железноводск, поднялись на вершину горы по терренкуру, а обратно решили спуститься по дикому склону и забрели в душные заросли полудикой малины и ели ее горстями, со смехом обсуждая, что будет, если из кустов вдруг вылезет горный медведь и предъявит свои претензии на ягоду.
А потом они вылезли из электрички в Пятигорске, сели в открытый прицепной вагончик трамвая, и их накрыл на полпути жутчайший ливень. Прибежали они в гостиницу ну уж такие мокрые…
Такое разве придумаешь?
Не проще ли в очередной раз прибегнуть к пресловутому принципу Оккама, принять за факт, что все-таки это Маштаков псих (да и похож), а сам он в полном порядке, и забыть обо всем, благо других забот выше крыши.
Тарханов остановил машину, достал из холодильника под спинкой правого сиденья бутылку покрытого испариной ставропольского пива «Антон Груби», выпил залпом половину, после чего присел на заросшую густой травой обочину и закурил.
Нет, это действительно самое лучшее решение – забыть пока обо всем об этом до возвращения в Москву, вместе с Вадимом все обсудить, еще раз (или сколько потребуется) побеседовать с господином Маштаковым, а уж потом…
Тем более с ноля часов сегодняшнего дня он испросил у руководства двухнедельный отпуск, и следует воспользоваться им с полным удовольствием.
Вообще Тарханов по своему характеру был мало склонен к рефлексиям. Пусть и закончил он весьма привилегированное военное училище, где преподавали и педагогику, и психологию, и логику с основами философии, выдавали по выпуску диплом, равноценный по статусу диплому гражданских университетов. Все равно он ощущал себя прежде всего офицером. Как шутили они, общаясь со студентами и студентками на балах в ставропольских и пятигорских институтах, рисуясь своей формой и демонстративной аполитичностью: «Наше дело – стрелять и помирать, когда прикажут. А за что и почему – господин полковник знает».
И далеко не всякий (всякая) из штатских приятелей умели понять, где рисовка, а где – подлинная суть этих крепких, с обветренными лицами, уверенных в себе парней.
По крайней мере, наиболее эффектные девушки из «хороших семей» к юнкерам относились не слишком доброжелательно. Называли между собой «сапогами». Что, естественно, вызывало ответные настроения.
Может быть, и с Татьяной у него не сложилось, потому что она перед своими друзьями и подругами стеснялась этого знакомства.
Сергей подумал, что окажись сейчас на его месте Вадим, настоящий интеллигент и аристократ, вот тот бы попсиховал на предложенную тему. Тарханову же – плевать. Поскольку его роль в этой экзистенции совсем другая. Он не задумывается о причинах объективного существования проблем, а действует оптимальным образом в предлагаемых обстоятельствах. Для чего и существует в этом мире, каким бы тот ни был. И получает за это внутреннее удовлетворение, а извне – чины и ордена.
Радио в машине вдруг замолчало.
Просто сразу и напрочь. Только треск атмосферного фона в динамиках.
Бывает и такое. Внезапная поломка на станции. Или – непрохождение радиоволн через линию грозового фронта. Вон он, кстати, завиднелся на горизонте. Слева и немного сзади по-прежнему припекает высоко уже поднявшееся солнце, а спереди наползает стена серо-синих кучевых облаков. И вроде бы даже погромыхивает отдаленный гром.
Вставать ради того, чтобы перенастроить приемник, Сергею было лень. Он только что избавился от одной проблемы, и затеваться с новой, пусть и несравненно меньшего масштаба, не было ни малейшего желания.
Уж больно хорошо сиделось – на обочине абсолютно пустой дороги, где, сколько хватает взгляда, ни одной машины, ни попутной, ни встречной. Оно и понятно, слишком еще раннее утро. Зачем и куда в этот час ехать жителям Благодарного и Воронцово-Александровки, между каковыми селами он в данный момент находился? Вот начнется уборка урожая, тогда и ночью будут мотаться груженные зерном машины между полями, токами, железнодорожными станциями, а пока – тишина и сонный покой.
Как ни растягивал Сергей удовольствие, бутылка пива все же закончилась. Отставив ее в сторону – вдруг кому-то и пригодится, – Тарханов с сожалением посмотрел на догоревшую до мундштука папиросу, вдавил окурок в щебень на обочине. Что ни говори, еще один мелкий, но приятный эпизод в жизни закончился.
Отряхнул сзади брюки и снова сел за руль.
Пятигорская станция по-прежнему молчала, и он перенастроился на Ставрополь. Вот же черт, как специально, тамошние ребята поставили старую-престарую пластинку:
Скоро осень, за окнами август,
За окном пожелтели листы,
И я знаю, что я тебе нравлюсь,
Как когда-то мне нравился ты…
Садизм какой-то. Именно эту вещь исполнял маленький оркестрик в кафе «Кругозор» в тот вечер, когда Тарханов навсегда, как ему представлялось, прощался с Татьяной.
Горечь ситуации несколько смягчалась только тем, что их за столиком было аж три пары, поэтому до душещипательных и совершенно тупиковых тем разговоры не доходили. Все присутствующие бодрились и веселились почти естественно.
А если бы он вдруг сказал тогда Татьяне: «Плюнь на все, выходи за меня замуж, и поедем вместе на Сахалин», – что бы из всего этого вышло?
Попал бы тогда неизвестно какому времени принадлежащий капитан Тарханов на горный перевал вместе с отчаянным доктором или мирно служил бы сейчас в очередном далеком гарнизоне, окруженный на досуге любящими женой и детьми, отнюдь не забивая себе голову всяческими глупостями из разряда ненаучной фантастики?
Сергей, на секунду бросив руль («Мерседес» отлично держал дорогу), сунул в рот очередную папиросу.
Кто бы мог подумать, что на мрачного внешне и резкого в поступках полковника могут так действовать вполне рядовые по художественным достоинствам песенки?
А вот действуют же, и настолько, что чуть сентиментальную слезу не вышибают.
Далеко впереди на дороге вдруг сверкнул яркий солнечный блик. Прямо в глаза.
Тарханов прищурился.
Встречная машина. Впервые за полчаса. Движется навстречу очень медленно. Или вообще стоит. Инстинктивно он тоже сбросил скорость, пошел накатом. Вдруг помощь потребуется или еще что…
Еще полминуты, и стало видно, что это – очень старая «Волга», двадцатилетней, не меньше, давности. Буроватого какого-то цвета. От времени выцвела из кофейного или, наоборот, потемнел от ржавчины исходный бежевый?
Тянется еле-еле, километров пятнадцать в час, не больше. И сильно дымит. Кто за рулем, пока не разобрать. Но водитель еще тот, очевидно.
За сотню метров «Волга» замигала фарами и остановилась совсем.
Пока Тарханов тормозил, дверца встречной машины распахнулась, и на дорогу, несколько слишком резко, выпрыгнула девушка. Сергей даже присвистнул. Воистину, чудное видение, незнамо каким образом явившееся на глухой степной дороге.
Лет двадцати на вид, высокая, тоненькая, с коротко подстриженными светлыми волосами, одетая в узкий светло-синий костюмчик полувоенного покроя, только погон и петлиц не хватает. Юбка такая короткая, что открывает колени. Для здешних консервативных краев достаточно смело. Если даже и в крупном уездном центре, вроде Воронцовки, она в таком виде появится на улицах, вслед ей мужики наверняка будут оборачиваться, а почтенные старушки – отпускать нелестные эпитеты.
Само по себе нескромно так одеваться, а уж с ее вызывающе длинными ножками, обтянутыми алыми чулками, – тем более. Здесь по селам и станицам до сих пор предпочитают видеть своих дочек и внучек одетыми более традиционно.
Приезжая, наверное. Несет веяния передовой столичной моды отсталым аборигенам.
Правая дверца открылась тоже, и появилась вторая девушка, очень похожая на первую, только постарше и одетая в летний сарафан нормальной длины.
И только тут Тарханов сообразил, что не только в ножках и юбках дело, и лица у девушек были очень привлекательные, но у младшей все же поинтереснее.
Словно боясь, что незнакомец сейчас вдруг даст по газам и умчится, девушки замахали руками, а водительница смело загородила «Мерседесу», и так уже остановившемуся, дорогу.
– Здравствуйте, девушки. Неужели я произвожу впечатление человека, способного оставить таких красавиц без помощи? Что у вас случилось? – Тарханов широко улыбнулся, опуская ногу на асфальт, и тут же понял, что дело тут совсем в другом.
Глаза и лица у девушек выражали отнюдь не страх перед тем, что незнакомец откажется помочь им, скорее они боялись за него.
– Вы в город? Не надо туда ехать, там… там что-то случилось! – выпалила первая, а вторая зачастила в унисон: – Бандиты, какие-то бандиты напали на город, в центре сильно стреляют, отец нам позвонил, он в полиции работает, сказал – быстро заводите машину и гоните в Воронцовку, там у нас бабушка живет, только по трассе не езжайте, а переулками, мимо тюрьмы и через Константиновку, я потом за вами приеду…
– И всех, кого по дороге встретите, – он еще сказал, – предупреждайте, чтобы не ехали, а в Воронцовке сразу в полицию, скажите там, большая банда с гор спустилась, мы в горотделе забаррикадировались, держимся, а связи у нас нет, пусть помощь шлют, – перебила сестру первая красавица, явно побойчее старшей, – только он это сказал, и телефон отключился. Мы сразу подхватились, хорошо, мотор завелся сразу, и поехали, я со страху чуть ворота не снесла. Только из города выбрались, и тут она поломалась… И еще никого не встретили, вы первый…
– Стоп, стоп, девочки, успокойтесь, сейчас все будет нормально. Не курите? – он протянул им коробку «Купеческих», которые предпочитал прочим сортам за мягкую крепость и аромат настоящего трапезундского табака, предупредительно откинул крышку.
Вторая мотнула головой отрицательно, а водительница папиросу взяла. Прикурила от зажигалки, выдохнула дым, не затянувшись, впрочем.
Все правильно, две сестры, только одна «провинциалочка», а вторая, наверное, учится в столицах, на каникулы приехала, демонстрирует родным и знакомым «передовую культуру».
По тревоге поднялись, собирались в панике, однако нарядиться успела, будто не в бега кинулась, а в ресторан или на концерт.
Точнее, все наоборот. Вчера она где-то там была, а по подъему натянула на себя то, что рядом с кроватью лежало…
Касательно же налета на город… Честно говоря, чего-то подобного он и ожидал.
Однако быстро ребята спохватились. За три-четыре часа поднять в ружье столько людей, чтобы захватить двухсоттысячный город! Батальон, не меньше. Что же за дела у них тут, на юге, творятся? Нет, правы, наверное, ляховские друзья. События могут начаться даже гораздо раньше, чем они рассчитывают.
Взяли мы Маштакова с его оборудованием, и вот вам ответ! Значит, серьезная группировка у них здесь развернута, и серьезные люди ею командуют. Только получили информацию от тех, кто присматривал за особняком, и с ходу, наверняка без согласования с какими-то забугорными центрами и штабами, решение приняли, за час ударную группу сформировали и на город бросили, не считаясь с последствиями!
Это ведь объявление войны, по большому счету, после столь наглой акции ответ последует сокрушительный, не могут они этого не понимать! И раз рискнули – профессор с его машинкой для них важнее всей военной инфраструктуры в этом регионе.
А ведь готовили ее тщательно, не один год, наверное, и сумели до последнего сохранить все в тайне. Ради такого дня?
Вот вам и всемирный джихад, акт второй, картина первая. Крепко, выходит, мы им хвост прищемили! Только неужели ж посчитали, что Маштаков и сейчас где-то в подвалах МГБ или в «Белом лебеде» сидит? А почему бы, кстати, им именно так и не подумать? Если спецслужбы ночью кого-то арестовывают, куда его везут обычно? Правильно, во внутреннюю тюрьму или в городскую. Куда ж еще? Вряд ли их вожди и шейхи настолько в курсе наших российско-московских заморочек. Были бы в курсе, играли бы совсем по-другому.
– Дяденька, что же нам делать-то? – как-то совершенно по-деревенски, со слезами в голосе вдруг спросила старшая из сестер. – Отец там, в горотделе, у них же и оружия никакого, кроме пистолетов, а когда мы еще доедем, сообщим, когда помощь придет…
– Спокойно, девчата, спокойно. Во-первых, в отделе не только пистолеты, там и автоматы, и пулеметы есть, стены у них каменные, метровые, окна с решетками, бывал, знаю, и сутки просидят, если что. Охрана тюрьмы, тоже сотни две солдат, могут поддержать. Давайте по порядку. Вас как зовут?
– Света, – сказала младшая.
– Аня…
– Вот и хорошо, Света-Аня. С машиной что?
– Откуда я знаю, – ответила Света. – Водить я умею, а что там у нее внутри… Нормально ехали, потом тянуть перестала. Машина-то старенькая, дедова еще, отцу на новую все денег не хватает, но наш «олешек» все равно хороший…
В голосе ее прозвучала ревнивая нежность, готовность дать отпор незнакомцу, если вдруг он вздумает назвать машину, которая была членом семьи еще до того, как девушка родилась, «старой жестянкой» или еще как-нибудь.
– На третьей ехали, потом чихать начал, газ до полу, а не идет, сейчас вот и на второй даже двадцати не получается, стреляет, дергается…
– Все понятно, сейчас сделаем…
Тарханов откинул крышку капота, начал разбирать карбюратор, а сам продолжал расспрашивать Свету, которая явно мыслила четче сестрицы.
– Когда все началось в городе?
– Стрельба в центре началась около пяти. Сначала отдельные выстрелы, потом прямо как салют или фейерверк. Отец позвонил в половину шестого. Выехали мы где-то без десяти шесть. Как вы думаете, что произошло? Какие бандиты, с каких гор? До них вон сколько…
– Не так и далеко, на машине полчаса-час. А зачем? Вы же местные, к полиции отношение имеете… знаете, какие в горах обычаи и настроения. Может, в банк солидные деньги завезли. А у наших властей такая дурацкая политика, что от Ставрополя до Владикавказа здесь и войск-то порядочных нет.
Он куском тончайшей нихромовой проволочки, которая имелась на подобный случай в его инструментальной сумке, прочистил жиклеры карбюратора, забитые похожей на стеарин массой.
– Чем последний раз бак заправляли?
– Откуда я знаю, не мои это проблемы…
– Значит, папаша ваш по случаю дармовым самопальным бензинчиком разжился. А в итоге… Ваше счастье, что меня встретили. Сейчас я вам из своего запаса литров десять нормального бензина плесну, доедете в лучшем виде. Только вот что… Передадите это с первого же работающего телефона.
Его карманная рация до Ставрополя не доставала, а ехать обратно до ближайшего уездного городка сорок километров смысла не было.
На листке из командирской книжки он крупно написал неизменный вот уже двадцать пять лет номер оперативного дежурного Ставропольского горно-егерского училища и текст:
«Пятигорск захвачен одной или несколькими бандами неустановленной численности и принадлежности. Местные силы правопорядка ведут уличные бои. Проводной и радиосвязи нет. Советую срочно направить вертолетный десант и опергруппу не менее батальона на автомашинах. Сам буду действовать в городе по обстановке. Для подтверждения моих полномочий свяжитесь с Москвой, позывной такой-то. Со мной рация Р-17, рабочая частота 88—92. Выпускник нашего училища гвардии полковник Неверов».
Вроде бы, выражаясь по-латыни, «сапиенти сат». Если начальник училища и командование гарнизона отнесутся к сообщению всерьез, часа через два передовой отряд может уже высадиться в городе. Если начнутся согласования и дискуссии… Думать о таком варианте не хотелось, но и не учитывать его нельзя.
– Езжайте, Света. Дай бог удачи. Кстати, вашего отца как фамилия? Постараюсь его разыскать. И вот еще что. Вы где в Питере живете? Машину у вас во дворе можно поставить?
Света уже успела прочесть записку, взгляд ее, когда она подняла глаза на Сергея, был полон уважения и надежды.
– Конечно, можно. Улица Нижняя, 6. Это сразу от моста налево. Возьмите ключи. Ворота у нас железные, синие, и забор высокий. В холодильнике борщ есть, яйца… Ешьте, не стесняйтесь.
– Спасибо, только я в дом заходить и не собираюсь. Мне бы машину спрятать, а уж там…
Не успели девушки тронуться с места, как Тарханов услышал со стороны почти полностью уже укрытого густой шапкой туч Машука отдаленный, но характерный звук.
– «Полет шмеля» из оперы «Сказка о царе Салтане», – машинально сострил Сергей, а тело уже начало действовать само, как учили. – Девчата, с дороги в сторону! Бегом, хотя бы вон до тех кустов. Лечь и не высовываться, пока я не разрешу!
Не понимая еще, в чем дело, девушки тем не менее послушно направились в сторону густых зарослей боярышника, с уже прихваченными первой предосенней ржавчиной листьями. Но – не слишком торопясь.
– Бегом, я сказал, бегом, в бога мать! – необходимая эмоциональная добавка, чтобы внушить мысль о серьезности положения.
Подействовало.
Сам же он в это время успел отпереть кодовый замок автомобильного багажника, переднее отделение которого являло собой хорошо замаскированный и надежно бронированный сейф для оружия и спецтехники, необходимых в беспокойной профессии «странствующего рыцаря».
Из того, что там имелось, не задумываясь, выдернул автоматическую снайперскую винтовку калибра 12,7 мм, «предназначенную для поражения целей, расположенных под прикрытием противопульной брони, в дерево-земляных огневых точках и иных промышленных и гражданских строениях на расстояние до 1000 метров».
Например, если вражеский снайпер ведет огонь из окна обычного кирпичного или панельного дома, пуля, пущенная под подоконник, не только пройдет стену насквозь, но и вынесет за собой внутрь комнаты конус щебня и прочих обломков, с полметра диаметром. С соответствующими последствиями. Ничуть не хуже, чем пушечный выстрел картечью.
В искусстве снайперской стрельбы Сергей, конечно, с Ляховым равняться не собирался, но попасть, куда нужно и вовремя, он вполне надеялся.
Вертолет приближался, нестрашное поначалу гудение превращалось в довольно грозный рокот. И хоть была это не одна из моделей многочисленного класса армейских вертолетов Сикорского, а всего лишь гражданский четырехместный аппаратик туристского класса, довольно аляповато раскрашенный, опасность от него исходила нешуточная. Тем большая, что он именно гражданский. Военный еще мог бы оказаться своим, а этот явно вражеский, поскольку летит не по прямой, как безусловно поступил бы пилот, бегущий из захваченного города, а очевидно – патрулирует окрестности.
И наверняка вооружен, хотя бы ручным пулеметом, а то и многоствольным гранатометом.
Рядом с машиной Тарханов бросил запасное колесо, кусок брезента, домкрат. Тут же, под порогом «Мерседеса», положил взведенную винтовку.
Ну, поломался в пути человек, колесо меняет, что же, сразу в него стрелять начнут? Должны бы с первого захода сначала присмотреться, потом уже принимать решение.
Однако их должно насторожить, что вторая машина шла из Пятигорска, каким-то образом миновав заградительные посты на главных выездах, которых не могло не быть, если полковник хоть что-то понимает в тактике.
На это и расчет.
От момента, когда Тарханов услышал гул мотора, прошло ровно две минуты.
И тут же ему пришла в голову новая идея, рискованная, конечно, но и сулящая гораздо больше шансов на успех.
Пока еще грохот мотора не стал нестерпимо громким, он успел крикнуть:
– Света, иди сюда!
Девушка услышала, встала из-под раскидистых ветвей, машинально одернула юбку, направилась обратно к дороге. Все выглядит со стороны очень естественно и убедительно.
Главное, его план великолепно учитывает психологию «джигитов». Роскошный и очень дорогой автомобиль на пустой дороге, какой-то русский «лох» рядом с ним и, вдобавок, красивая девчонка. Отчего бы не отогнать «Мерседес» в родной аул или куда подальше, а заодно и позабавиться…
Вильнув хвостом, вертолет вышел строго на осевую линию шоссе, на секунду завис метрах в пятистах от машин, потом, опустив лобастый, сплошь остекленный фюзеляж, медленно двинулся вперед.
Скорость – километров сорок в час, не больше.
Изображая естественную заинтересованность, полковник, стоя на коленях, всматривался в винтокрылую машину, приложив левую ладонь козырьком ко лбу.
Стала видна яркая алая надпись вдоль корпуса «Пятигорскинтуруслуги» и какая-то эмблема.
«Татьянина фирма, – подумал Сергей, – где ж они машинку захватили?» Раньше он вертолетных стоянок в центре города не видел.
Боковые дверцы у вертолета были сняты, и, как и ожидал Тарханов, на самодельных консолях были пристроены два пулемета.
Он выдвинулся чуть вперед и вправо, чтобы оказаться между машиной и вертолетом, строго на линии огня. Захотят получить «Мерседес» целеньким, – стрелять не станут. Да и Света уже подходила.
– Зачем вы меня позвали? Это что, наши?
– Совсем наоборот. Главное, не бойся. Обойди машину сзади и стой там. С первым же выстрелом приседай. Багажник бронированный…
Вертолет снова завис, не долетев тридцати метров. Коснулся колесами асфальта. И выключил двигатель.
Ну, это вообще подарок судьбы.
– Эй, братан, иди сюда! Поговорить надо! – крикнул крупный рыжеватый парень в выгоревшей камуфляжной куртке, сидевший у левого пулемета. Махнул рукой и в подтверждение своих добрых намерений широко улыбнулся.
Второй, давно не бритый, смуглый и кудрявый брюнет, больше похожий на цыгана, а не на горца, с интересом пялился через его плечо на Светлану. Лиц пилота и его напарника Тарханов за блеском стекол рассмотреть не мог.
И куда бы в такой ситуации деваться нормальному человеку, собравшемуся нескучно провести время на Кавказских Минеральных Водах и встретившемуся вдруг с весьма подозрительными, хорошо вооруженными людьми?
Независимо от собственной крутизны и жизненного опыта. Даже имей он в кармане какой-нибудь пистолетик для самозащиты.
Идти вперед, обливаясь потом и глупо убеждая себя, что, может быть, все обойдется. Тем или иным образом…
– Иду…
Изображая попытку сохранить достоинство и спокойствие, Сергей вытер руки куском ветоши, бросил тряпку на капот, потоптался на месте, будто не зная, что делать дальше. Обернулся к Светлане.
– Быстрее, быстрее… – донеслось от вертолета. Окончательно убедившись, что ситуация под контролем, рыжий спрыгнул на дорогу.
– Ложись! – рявкнул Тарханов девушке, присев, подхватил с асфальта винтовку и, даже не слишком торопясь (запас времени секунд пять, не меньше), выстрелил от бедра.
Горца швырнуло назад с такой силой, что от удара загудел корпус винтокрылой машины. Тут уже не останавливающее, а отбрасывающее действие пули.
Сергей, с трудом удержав в руках винтовку, вскинул ее к плечу. Успел увидеть медленно проявляющееся на лице второго бандита удивление и, как в тире, выстрелил еще четыре раза. Четвертый раз – по инерции.
Тут он просчитался, конечно. Собирался стрелять по летящему вертолету с соответствующей дистанции, а пришлось – почти в упор. Но так уж сложилось, а в результате и машина исковеркана, и о «языках» не может быть и речи.
Но что сделано, то сделано.
– Вот и все, Света. Можешь вставать…
Девушка с ужасом смотрела на продырявленный корпус вертолета, зияющий пролом в переднем блистере, застрявший между стойками шасси труп с широко разбросанными руками, второй, повисший вниз головой на пороге, плюхающиеся на асфальт откуда-то из кабины крупные капли и сгустки крови, быстро собирающиеся в глянцево блестящую лужицу.
– Вот примерно таким образом. Спасибо за помощь. Не можешь – не смотри. И уезжайте отсюда поскорее. Дальше уже мои дела.
Света согнулась пополам, и ее начало рвать особенно мучительно, потому что нечем было, кроме желчи. Позавтракать она явно не успела.
– Привыкай, – чересчур, может быть, резко сказал Тарханов. – Их приятели сейчас, наверное, вашего отца убить пытаются. А эти уже отвоевались.
Чтобы не смущать девушку, он отвернулся и пошел к вертолету. Сами с сестрой как-нибудь разберутся. А ему работать надо.
Все-таки стрелять по людям пятилинейной пулей с тридцати шагов – варварство. Хотя и эффектное.
И на вертолете полетать уже не удастся. Если бы даже разворотившая грудь пилота пуля не разнесла предварительно приборный щиток, слишком долго пришлось бы тут все отмывать…
Летчик, кстати, оказался европейцем, светлым блондином, хотя национальность установить не представлялось возможным. Документов у него, как и у трех остальных, не было. Зато все были сверх меры вооружены и по карманам рассована уйма денег. Считать было некогда, но навскидку, исходя из толщины пачек пятидесяти– и сторублевок, – не один десяток тысяч.
Аванс за работу или – уже в городе успели взять отделение банка.
Деньги Тарханов, разумеется, реквизировал. Если из банка – вернет, если нет – посчитаем законным трофеем. Мельком подумал, что последнее время ему стало уж что-то слишком везти в финансовом плане. Полжизни прожил полунищим, а с прошлого декабря уж так поперло! Теперь бы только уцелеть, а о прочем горевать не придется.
За спиной взревел мотор «Волги». Света, кое-как оправившись, с места вдавила педаль газа до пола. Машина прыгнула и стала стремительно набирать скорость.
Тарханов запоздало махнул вслед девушкам рукой. Доведется ли еще встретиться? Он вспомнил, что не спросил девушек, куда положить ключи от ворот и дома. Да ладно, соседям отдаст, или если их отца повезет живым увидеть…
«А мотор потянул хорошо, – попутно еще подумал Сергей, – умею, если захочу…»
Оба пулемета (один дегтяревский, другой немецкий «МГ-54»), два автомата, немецкий же и американский, и шесть пистолетов он перегрузил в свой багажник. Может сложиться ситуация, когда придется вербовать волонтеров и вооружать их. Вертолет со всем содержимым он так и бросил на дороге. Разберутся, кому надо.
