Духовный захват не обязательно обусловлен верой в божественное. Подобную роль для нашей души могут сыграть и другие источники благоговения.
Пять лет прошло; зима, сменяя лето,
Пять раз являлась! И опять я слышу
Негромкий рокот вод, бегущих с гор.
Вернувшись после долгого отсутствия на берега реки Уай, Уильям Вордсворт обнаружил ландшафт блаженно неизменным. Для поэта прошедшие пять лет были связаны с серьезными изменениями, и политическими, и личными, но знакомый ландшафт в окрестностях аббатства Тинтерн оказался невосприимчивым к течению времени. От «хмурых утесов» до «хижин, садов и огородов» все осталось прежним.
Утратив жизненную силу молодости, Вордсворт нашел утешение в этих пейзажах. Естественная, неизменная красота аббатства стала для него источником духовного утешения, бегства от неизбежных разочарований повседневной жизни, от «унылой комнаты» и «городского шума». По мере того как внимание поэта постепенно охватывает всю природу, он поднимается, хотя бы только на миг, над царством времени, освобождаясь от границ собственной личности и сливаясь с окружающим миром:
…Я ощущаю
Присутствие, палящее восторгом,
Высоких мыслей, благостное чувство.
Чего-то, проникающего вглубь,
Чье обиталище – лучи заката,
И океан, и животворный воздух,
И небо синее, и ум людской —
Движение и дух, что направляет
Все мыслящее, все предметы мыслей,
И все пронизывает.
После прочтения поэмы Вордсворта «Аббатство Тинтерн» Сэмюэл Кольридж едва сдерживал восторг. «Мы проникаем в Смысл Вещей, – лихорадочно записывал он в дневнике. – Глубоко переживая, мы делаем свои Мысли неясными – и это то, что мы понимаем под Жизнью – себя… (позвольте мне) думать самому – мыслящему Существу – Идея становится смутной, какой бы она ни была – такой неясной, что я не знаю, что это такое, – но Чувство глубоко и постоянно, и это я называю – отождествление Воспринимающего и Восприятия».
Сильное эстетическое переживание – безмерность океана, как и взгляд на него глазами поэта – сплавляет воедино объект и субъект, воспринимающего и восприятие. Для многих поэтов, музыкантов, художников, а также для их зрителей это мимолетное переживание альтруизма предлагает личное утешение в жизненных невзгодах. Для Вордсворта духовное переживание не связано с официальной религией или даже с существованием Бога. Эстетическое переживание может также привести к остановке потока времени, размывая границу между отдельной личностью и окружающим миром.
Древнегреческий философ Лонгин называл этот аспект эстетического переживания Возвышенным. Отточенное до совершенства искусство риторики или поэзии, заметил Лонгин, часто внушает особую форму благоговения, которая является не просто реакцией на энергию содержания. На самом деле Возвышенное считалась исключительной принадлежностью языка, который обладает силой убеждения своим величием.
Два тысячелетия после смерти Лонгина философы и художники пытаются осмыслить Возвышенное. Почему – и как – красота трансформирует наши взаимоотношения с окружающим миром? В восемнадцатом столетии ряд европейских философов – Иммануил Кант, Джозеф Аддисон и Эдмунд Берк – вернулись к идее Возвышенного, доказывая, что возвышенность отличается от простой красоты: она зависит от переживания ужаса, от «представления о боли и опасности», хотя и особого рода. По словам Аддисона, Возвышенное было «ужасом подходящего вида» и часто вдохновлялось усердной работой в искусстве, музыке или, в ином случае, величественными видами природы: альпийскими пейзажами, яростными штормами, беспредельным морским простором. Такие переживания пробуждают в нас страх, но в то же самое время вызывают в нас ощущение единения с космосом.
Конечно, существуют некоторые противоречия в переживаниях такого рода. По своей природе Возвышенное сплавляет, а возможно, даже аннулирует кажущиеся противоположности: личность и мир; изменение и постоянство; опасность и восторг. Это одновременно подъем и падение, мгновение и вечность; нас влечет к этому с непреодолимой силой, даже если обещает полностью уничтожить тот мир, который мы знаем.
Духовный опыт может включать моменты освобождения от привычного восприятия мира. Катализатором иногда служит религия или эстетика природы – поэма или ландшафт, или миг безмолвной медитации.
«Духовное переживание может иногда нахлынуть, как ласковая волна, заполняя разум спокойствием глубокого благоговения, – написал немецкий теолог Рудольф Отто. – Оно может превратиться в более сложное и длительную установку души… Или вырваться внезапным извержением из глубин души, со спазмами и конвульсиями, или привести к неизвестному доселе волнению, дурманящему опьянению, восторгу и уходу от действительности».
Что это за всемогущество? Филипп Борго, профессор древней истории и религии Женевского университета, объяснял мне это так: «Бог – это величина для лучшего или худшего. Но Он не аллегория. Бог не есть что-то, означающее другое понятие. Афродита – это красота, любовь, желание, секс. Она – все это… Бог распознается эмоциями, но и эмоции это тоже Бог».
Дэвид Фостер Уоллес писал: «Не существует такой вещи, как не-поклонение. Все поклоняются. Единственный выбор, который у нас есть, это чему поклоняться».
Уоллес говорит здесь не только о духовном опыте. «Поклонение дает власть, ты в конце концов придешь к ощущению слабости и страха, и тебе понадобится еще больше власти над другими, чтобы ограничиться от своего собственного страха. Поклоняйся своему интеллекту, пусть на тебя смотрят, как на умного, но кончится тем, что ты почувствуешь себя глупым, мошенником, всегда на грани разоблачения».
Итак, мы с радостью принимаем некоторые преображающие нас формы захвата. Других отчаянно стремимся избежать.