Глава 17

Он повесил трубку и тут же подумал о маме: как она всё это переживёт?

Он не мог объяснить, но это сидело глубоко внутри: он боялся за неё. Боялся, когда был маленьким, что она неожиданно заболеет или, поскользнувшись на льду, упадёт на улице; боялся, что не вернётся с работы или из магазина, и он останется один-одинёшенек в огромном мире; был уверен, что вино, которое она распробовала в Италии и иногда выпивала бокал за ужином, вредно даже в малом количестве. Когда Валентина действительно заболевала, подхватывая грипп или простуду, без которых зимой не обходится ни один россиянин, он ухаживал за ней, с жалостью заглядывая в глаза и то и дело прикладываясь рядом на подушку, что всегда её очень возмущало: ну зачем ложиться так близко, не хватало заразиться!

Он не был окружён, как другие дети, бабушками и дедушками и понимал, что мама – его единственный самый близкий человек в жизни. Когда Миша подрос и начал превращаться в мужчину, он полностью взял мать под свою защиту, освободив от многих забот, которые относил к мужским обязанностям. Рос он спокойным, нормальным ребёнком; никто в школе не донимал его вопросами об отце, тем более что бо́льшая половина детей в городе была из разведённых семей, с новыми отцами или без них. Мама не давила чрезмерной лаской, давая выход его мужскому началу, коллегиально решала семейные проблемы, стараясь поддерживать его во всех начинаниях. Ему было хорошо с ней вдвоём… Но мысль об отце с годами всё чаще стала приходить ему в голову.

Их двор был проходной, наискосок шла дорожка, по которой спешили люди, срезая путь к дому. Миша, катаясь на качелях, любил рассматривать прохожих. Среди них был один мужчина, который особенно ему нравился: высокий, черноволосый, с необыкновенно добрым, весёлым взглядом. Он часто присаживался на скамейку рядом с качелями, вытаскивал из кармана синюю пачку сигарет и не спеша прикуривал, а Миша смотрел на него.

– Голова не закружится, столько качаться? – как-то спросил незнакомец, туша папиросу.

– Нет! – ответил Миша, взлетая ещё выше.

«Посмотри, как я могу, посмотри, какой я сильный!» – хотелось крикнуть мальчику.

Мужчина улыбнулся.

– Ну и хорошо, что не закружится, космонавтом будешь! – И вышел на дорожку.

С тех пор Мишу осенило – вот он, мой папа! Он приходит секретно, чтобы посмотреть на меня! Просто пока не может сказать, что это он.

Миша ждал его каждый день, незнакомец останавливался и, закуривая, смеялся:

– Ну что, всё в космонавты метишь? – Но иногда проходил мимо.

Где-то в самой глубине души маленький Миша понимал, что всё это ложь и его собственные выдумки, но не хотел расставаться с ними. Ему так было легче, со своими фантазиями, они были для него как приятный сказочный сон, который никогда не сбудется.

Вскоре наступила зима, качели засыпало снегом, и постепенно Миша перестал вспоминать о черноволосом мужчине, хотя тот ещё долго являлся ему в детских снах, которые он тут же забывал. Он понимал: если отец не объявился до сих пор, значит, он, его сын, не нужен ему. Такие мысли вводили его в ступор и, причиняя тайную боль, заполняли сердце злой гордостью: «Я просто хочу знать, кто он, просто знать, и ничего больше! Я никогда не унижусь и ни о чём его не попрошу. Я просто хочу знать!»

Валентина никогда не говорила с сыном об отце, а Миша никогда не спрашивал, даже в раннем детстве, довольствуясь своими фантазиями и, возможно, боясь правды. Это было похоже на молчаливый сговор, который устраивал обоих.

Став постарше, в отсутствие Валентины юноша открывал ящики её письменного стола и рассматривал всё подряд, пробуя отыскать хоть какие-то следы своего происхождения. Сверху лежали листы с переводами, которыми занималась Валентина, дальше шли упаковки с чистой бумагой и пустые открытки с видами Италии. Здесь же лежало множество фотографий, видимо, сделанных ею самой, и несколько снимков бабушки, которую он совсем не помнил. В самом низу он нашёл старый альбом, где наконец-то обнаружилось то, что так сильно его заинтересовало: мама держит его на руках, стоя перед серым домом с резной аркой, и, прищурившись на солнце, улыбается чудесной счастливой улыбкой. Миша совсем маленький. «Значит, это итальянский период её жизни, – сразу же решил Михаил. Ни номера дома, ни улицы не было видно. – Скорее всего, это Аквила. Но я могу уточнить у неё самой. Что здесь такого, если я спрошу у матери, где был сделан этот снимок? Надо только придумать, как вытащить на свет этот альбом». А вот и ещё одна фотография, сделанная, скорее всего, в дорогом баре: за круглым мраморным столиком сидят двое – его мать и высокий мужчина в цветастом галстуке. Ярко-накрашенные губы, блестящие волосы, чёткий овал лица… Она выглядит совсем молодой! Миша удивлённо уставился на смеющуюся ярким ртом Валентину. Такой он её никогда не видел. Перевёл взгляд на мужчину и сразу понял: это он, его отец! Сев на стул, парень прислушивался к себе. «Я найду его», – выстукивало уязвлённое сердце. Дальше шли его школьные фотографии: с букетом у школы, там же, но уже с мамой, несколько групповых снимков с одноклассниками, он с друзьями во дворе… Вот и всё. Последующие фото делал он сам. Они были разложены по маленьким альбомчикам и хранились в общем ящике буфета.

Миша знал, что родился в Италии, в городе Аквила, и постепенно начал задавать Валентине осторожные наводящие вопросы о прошлой жизни за границей, пытаясь сложить из ответов матери хоть какую-то ясную картину. То, что вскоре после рождения они переехали в Рим, ему удалось выяснить очень просто. Значит, надо искать в одном из этих городов! Но Рим такой большой… Разве можно в нём найти человека, о котором ничего не известно?.. Город Аквила был гораздо меньше, и Миша быстро нашёл его в Google Maps, однако сразу понял: это не то место, где все знакомы друг с другом. Информации не хватало, и Миша как бы невзначай упомянул об альбоме.

– Ой, и правда, давай старые снимки посмотрим! – Валентина радостно полезла за фотографиями.

То, что мама приехала по контракту в Италию и ухаживала за пожилой женщиной, он знал давно, но ему нужны были фамилии и имена. Где они жили? Когда и с кем? Миша подсунул ей первый интересующий его снимок.

– Где это мы?

– Какая же я здесь худая! Только тебя родила.

Михаил молча ожидал ответа.

– Это мы перед домом, где я работала, в Аквиле. Жаль, что так близко сняли, фонтанов не видно.

– А сколько их там, фонтанов-то?

– Два. И рынок по утрам на площади… – мечтательно произнесла Валентина.

Задав ещё несколько ничего не значащих вопросов, сын перешёл ко второй фотографии.

– А это где? Какая ты здесь красивая!

– Правда? – Валентина грустно рассматривала снимок. – Это в Риме, в кафе «Греко». Самое старинное кафе столицы! Там такие пирожные вкусные!

– А это кто? – Голос Миши чуть дрогнул, но Валентина ничего не заметила.

– Миндадори, я за его мамой ухаживала.

Валентина рассказывала об этом времени спокойно и радостно, казалось, ничего не скрывая и чаще всего упоминая названную фамилию. Михаил слушал не перебивая, во всём находя подтверждение своей догадки. Миндадори перевёз их в Рим, Миндадори помог ему сделать разрешение на проживание, Миндадори устроил его в группу детей, приезжающих на лето в Италию. Мама говорила о нём с уважением и грустью. В этом налёте печали Михаил сразу же уловил нечто большее. Но тогда предположение о том, что отец не знает о его существовании, не имеет никаких оснований! И ещё Миндадори был женат, этого мама тоже не скрывала. Михаил не мог и не хотел представить свою мать в связи с женатым человеком, но, с другой стороны, возможно, этим и объясняется то, что она не вышла замуж и родила его в одиночестве.

Вскоре он завёл тетрадку, куда записывал обрывочные или, как ему казалось, важные фразы мамы, где упоминались названия улиц, городов, фамилии и имена людей, с которыми они общались. Он нашёл в интернете и занёс в тетрадь название площади двух фонтанов, в Google Maps рассмотрел серый трёхэтажный дом с аркой, а в Риме улицу Аурелиа, где они жили в двухкомнатной квартире вдвоём с сенегалкой, чёрное лицо которой он смутно припоминал. Ни о чём не спрашивая напрямую, Миша боялся, что мама что-нибудь заподозрит и разгадает намеченный им план по поиску отца. Но когда все точки сошлись на Миндадори (он всё никак не мог поверить, что его мама была с женатым человеком), парень всё-таки решился задать последний вопрос.

– Мам, – сказал он будто невзначай, – нам хорошо вдвоём, правда?

– Конечно, сынок, – тут же откликнулась Валентина, не отрываясь от перевода.

– Тебе тяжело было, наверное, одной растить меня? – Он постепенно подходил к главному.

Но мать опередила его с ответом, догадавшись, о чём он хочет спросить. Отложив работу и внимательно глядя на сына, она произнесла:

– Знаешь, мне действительно было нелегко. Но это был мой выбор, я сама так решила и знала, на что иду. Так что не надо никого винить.

Вот всё и встало на свои места! Это так соответствовало маминому характеру – не дай бог побеспокоить кого-нибудь своими проблемами. Михаил больше ни в чём не сомневался. В первую же самостоятельную поездку в Италию он нашёл работу в отеле «Кампо Императоре», который располагался недалеко от Аквилы. Но ему не повезло: за три недели, которые он там проработал в качестве официанта, его одолевала такая усталость, что выбраться в город получилось только два раза. Найдя нужный дом и квартиру, парень так и не встретил Миндадори, оба посещения прождав его вплоть до последнего автобуса и уехав сильно расстроенным. А если он не живёт здесь больше?

Разговорившись с миловидной девушкой в баре на площади, он смог выяснить, что Миндадори стал мэром этого города. Более того, он давно развёлся с женой! Эта информация погрузила его в долгие размышления. Получалось, что семья Миндадори распалась сразу после того, как мать увезла его в Рим. Как это понимать?.. Супруга узнала о любовной связи на стороне и ушла? Или была другая причина? Знает ли мама, что он давно свободен?..

Первый раз Михаил увидел Бруно Миндадори по телевизору у себя дома в Серпухове, когда они с мамой смотрели один из её любимых итальянских каналов, которые теперь ловил их телевизор. После того как в Аквиле произошло сильное землетрясение, все тележурналы открывались последними новостями о расчистке завалов.

– Господи, как же студентов жалко! По девятнадцать-двадцать лет всем, не больше! – причитала мама, глядя, как на экране проплывают руины студенческого общежития, которые погребли под собой восемь молодых ребят, по несчастью не уехавших на каникулы.

– Мам, посмотри, что от церкви осталось! – застыл перед телевизором Миша с чашкой недопитого чая.

– Господи, прямо поверить не могу! – Женщина всплеснула руками.

– Значит, не только у нас воруют. Сэкономили на цементе и арматуре, сделали не по технологии, представляешь, какое безобразие! Столько людей погибло!

На экране на фоне треснутых стен колокольни появился знакомый по фотографии человек в ярком галстуке.

– Уже создан комитет по оценке и возмещению ущерба семьям погибших и оставшихся без крыши над головой, – уверенно говорил он. – Другой комитет, во главе с инженером Бьянки, будет разбираться, почему дома, построенные недавно по сейсмостойкой технологии, развалились как карточные домики…

Внизу экрана мелкими буквами пробежала строка: «Бруно Миндадори, мэр Аквилы».

«Так вот он какой, мой отец!»

– Это тот самый Миндадори, который меня по обмену устраивал? – уточнил Миша на всякий случай, хотя и так было ясно, что второго мэра с такой же фамилией быть не может. По сравнению с фотографией он почти не изменился.

– Да, этот, – с грустью ответила мать. Миша заметил, что она запнулась и опустила глаза. – Надеюсь, что он сделает всё возможное для этих бедных людей, – добавила она совсем тихо.

Отчего эта грусть в голосе, насторожился Миша, – от того, что на экране мелькают заплаканные лица людей, потерявших кров и близких, или потому, что мать увидела свою былую любовь?..