– Наконец-то солнце! – весело заметил Оуэн, раздвигая занавески на окне, когда мы после полудня пили чай в его квартире. – Как это приятно после нескольких дней непрерывного дождя!

– А мне особенно приятным кажется счастливый поворот событий для мисс Долл, – ответил я. – Уверяю вас, на протяжении нескольких часов я очень опасался за ее будущее!

Оуэн вернулся на свое место за столом и налил себе еще одну чашку чая. Мы пользовались его китайским фарфоровым сервизом, что было знаком особого благоволения.

– Я был сильно заинтригован ее замечанием, обращенным ко мне в доме Бруков незадолго до нашего отъезда на кладбище. Немного подумав, я вспомнил, что она странно смотрела на меня и прежде, но, конечно, ничего не мог понять. Ее слова «надеюсь, вы знаете, что делаете» показались мне достаточно естественными в тех обстоятельствах, и я ни о чем не догадывался. И все же, какой мастерский ход со стороны убийцы! И какой талант! Я несколько раз очень внимательно прочитал это письмо и, должен признать, мой почерк очень искусно подделан. Однако в этом не было необходимости, так как мисс Долл, несомненно, был вообще не известен мой почерк, хотя убийца не знал этой детали и, видимо, не хотел рисковать. Его коварный план не содержал ни одной ошибки…

Письмо, о котором упоминал Оуэн и которое Амели передал дворецкий в самом начале того вечера, когда она только что приехала в Северн-Лодж, было отправлено накануне из почтового отделения в центре Лондона.

Я не смог бы восстановить его слово в слово, но достаточно хорошо знаю, что его автор, выдававший себя за Оуэна Бернса, просил мисс Долл сделать для него кое-что, необходимое для расследования и полностью согласованное с полицией. Он подчеркивал при этом, что операция по наблюдению за кладбищем на самом деле была просто западней для убийцы, тайной операцией, чтобы вынудить преступника выдать себя, и успех этого дела во многом зависел от мисс Долл. Ее действия, если говорить кратко, заключались в том, что она должна была выполнить их абсолютно точно. К полуночи, как только представится случай, она должна была незаметно исчезнуть и, желательно бегом, добраться до места, расположенного рядом с кладбищем, которое было точно указано в письме. Кроме того, она не должна была ошибиться, поскольку увидит свет горящих свечей, просто не сможет не заметить их на краю поля. Затем она должна будет сыграть роль виновной в этом преступлении, отчаянно крича о своей невиновности, каким бы агрессивным и обвинительным ни был тон инспектора. Все это должно было продолжаться до тех пор, пока он не отдаст приказ прекратить комедию. И это будет ключевым моментом операции, так как в это время полицейские должны были увидеть его, а убийца непременно выдать себя.

Погода и обстоятельства осложнили этот странный план, но такой ценой должно было произойти задержание этого чудовища. Мисс Долл по «очевидным причинам» не должна была никому говорить об этом письме потому, что убийца настолько хитер, что малейшее подозрительное поведение могло бы помешать воспользоваться единственным случаем, чтобы арестовать его.

Вот это самое главное. Но последние слова отпечатались в моей памяти и особенно лицемерное обращение «дорогая Амели», придававшее их отношениям ту степень близости, которая могла бы показаться достаточно дерзкой. Но в психологическом смысле убийца оказался прав.

– Прочитав это письмо, – продолжил Оуэн, – я понял значение слов, которые Амели сказала мне в коридоре. Она искала подтверждения до начала того «спектакля», в котором ее попросили участвовать.

– Можно сказать, что она блестяще сыграла свою роль, – огорченно вздохнул я, вспоминая мрачные события.

– И сыграла ее до конца. Очевидно, она так и не поняла, что все это значит, когда мы остались одни в кабинете инспектора. Желание играть в спектакле для посвященной публики, которая была в курсе происходящего маскарада, закончилось тем, что маскарад оказался абсурдом. Ее нервы подверглись жестокому испытанию при виде трупа девушки, не говоря уже о зловещей мизансцене с тридцатью шестью свечами…

– Но она их не зажигала!

– Нет… и это остается загадкой. Мы еще вернемся к данному вопросу. Итак, в кабинете нашего друга Уэдекинда, громко кричавшего о важности своей роли обвинителя – и не без причины, – так как он действительно считал ее виновной, а тут эта его уверенность лопнула… Но мы смогли во всем разобраться… Еще до того, как она показала нам это письмо, которое, к счастью, хранила при себе. Тем временем Амели настолько потеряла самообладание, что призналась в небольшой лжи… по поводу алиби Майкла, в котором она нас уверяла…

– Партия в шахматы?

– Да. Они действительно играли в этот вечер в шахматы, но не до четырех утра. Он ушел от нее к часу ночи. Майкл, впрочем, потом подтвердил это сам.

– А я в этом не сомневался! Чувствовал, что она была не совсем честна в тот момент!

– Видя, как против ее друга накапливаются обвинения, она решила сказать нам, что шахматная партия продолжалась до четырех часов утра, только это могло помочь ему выкарабкаться. А так как до этого Майкл очень неточно говорил о времени своего возвращения, то имелись все причины думать, что их показания не противоречили друг другу, но эта маленькая фантазия пришлась не по душе инспектору!

– Но ведь на самом деле это ни больше ни меньше, как лжесвидетельство.

– Я прекрасно это знаю, – с сожалением сказал Оуэн. – Но, в конце концов, надеюсь, что он сделает все возможное, чтобы избежать неприятностей. Я пока еще не уточнил всего, что имеется против него, но могу вернуться к данному расследованию, хотя в любом случае эта ложь не слишком осложняет положение Денхема. Так как у него есть алиби на следующее убийство – его покровителя.

– Которое тоже базируется на словах мисс Долл!

– Да, но она не была замешана в этом деле. Мы просто задали ей вопрос и увидели, в каком состоянии она находилась. Думаю, мы можем ей верить. В любом случае, Майкл Денхем и все его окружение тоже имели неопровержимое алиби на последнюю ночь. И они точно не могли зажечь эти свечи… Мы не спускали с них глаз ни на минуту!

– А что же убийца?

– Это совсем другое дело. Анагис Карл, похоже, была убита вечером первого июля, а тело перенесли туда, где мы его нашли. Несомненно, ее завлекли письмом или еще какой-нибудь коварной уловкой. Теперь напомню, как Уэдекинд пришел к нам с сообщением, что новая «картина» обнаружена непосредственно в самом Скотленд-Ярде, ни на мгновение не подозревая, что убийца может иметь дерзость действовать так быстро, и он не успел сразу организовать наблюдение.

– Вы уверены, что свечи зажег сам преступник?

– А кто другой смог бы это сделать? – ответил на вопрос Оуэн, пожимая плечами. – Кажется, это могла сделать только мисс Долл, но после ее признаний, связанных со «спектаклем», разыграть который от нее потребовали в письме, какой ей смысл говорить неправду по поводу такой мелочи? Нет, я думаю, эти тридцать шесть свечей зажег сам убийца, используя свою обычную хитрость… Ведь он уже не первый раз доказывает нам свое умение перемещаться по воздуху!

Вспомним… Начал он с убийства вояки Родеса. Тогда вокруг оранжереи не было ни малейших следов. А ведь расследование проводилось в солнечный день, тщательно и без всякой спешки. После этого он представил доказательство своей способности летать при недавнем убийстве Джона Брука. Расследование, правда, происходило вечером, но оно было не менее кропотливым. И только в последнюю ночь поиски следов были довольно затруднительными из-за дождя, который потом превратился в ливень. Следователи после некоторого размышления признали, что на сей раз они менее уверены в результатах своей работы, чем в предыдущих случаях. Впрочем, я тут поспорил с одним из них, высказавшим мысль о передвижении преступника на ходулях с заостренными концами. Они хотя и не слишком удобны, но оставляют на земле совсем ничтожный след. Следователь думает, что такие отпечатки можно не заметить, и они быстро исчезают, особенно под дождем.

Я немного задумался, пытаясь представить себе какой-нибудь хитрый маневр преступника, а потом покачал головой.

– Честно говоря, это меня не убеждает! Не больше, чем веревка, натянутая между деревьями в саду Бруков, которая позволила бы убийце совершить свое предпоследнее злодейство.

– Я хорошо понимаю вас, – сказал Оуэн, пожав плечами, – но за неимением лучшего… Наконец, это последнее преступление было в каком-то смысле даже полезным, так как предоставило двум подозреваемым алиби, которого у них по-настоящему не было: это Пол Брук и его мать! Мы все видели, что они не могли зажечь свечи!

– И вообще, никто из этой четверки не может быть преступником! – заявил я, махнув рукой и опрокинув чашку, к большому неудовольствию Оуэна, поймавшего ее в самый последний момент на краю стола.

– Да, – взволнованно проговорил он, – вы видите, как хрупка жизнь и людей, и вещей…

– А если это не они, значит, есть кто-то другой?

Вытирая влажный лоб, мой друг встал и начал осторожно собирать свой сервиз.

– Да, несомненно, есть кто-то другой, – добавил он. – Я думаю, вы совершили ошибку, сделав вывод после смерти промышленника Брука, что виновен обязательно кто-нибудь из его окружения. На самом деле об этом ничто не свидетельствовало. Нераскрытое преступление совершено на территории дома Бруков убийцей, который или невидим, или легче воздуха, но который вполне мог явиться извне! Наблюдение двух полицейских не было достаточно надежным, и мы это знаем. С одной стороны, слежка была направлена только на выход подозреваемых из дома, а не на наблюдение за всем комплексом, впрочем, слишком затруднительное для такой обширной усадьбы. А следовательно, я думаю, что убийцей может быть кто угодно. Исключительное существо, естественно, но за его маской может скрываться любой подданный его величества.

Это была та же самая логика. И все же я не мог не испытывать некоторого разочарования. Это не значит, что я хотел бы, чтобы полиция арестовала кого-либо. Но анонимность преступника во многом снижает остроту ситуации. И неважно, зовут ли его Смит или Браун, что это может изменить? Кроме того, со списком подозреваемых, почти таким же длинным, как и список всех жителей страны, задача становится почти неразрешимой! На каких критериях основываются наши поиски? И какой мотив, кроме безумия, может двигать этой личностью? У меня возникло тягостное чувство, что после долгого и трудного пути мы возвращаемся к точке нашего отправления…

Странно, но Оуэн казался весьма веселым.

– Так что вы намереваетесь делать? – помолчав, спросил я.

– Конечно, продолжать наше расследование, Ахилл! Смешной вопрос!

– У вас уже есть новый след?

– Нет, мой друг, нет! Но думаю, что теперь я изменю метод!

Он вернулся из кухни и поставил на место свой драгоценный китайский фарфор.

Проходя мимо камина, он остановился перед грациозными статуэтками из мыльного камня и загадочно улыбнулся им.

– Мои дорогие музы, как приятно смотреть на вас. Но должен признаться, что я не очень вами доволен. С тех пор, как вы поселились у меня, великий Оуэн Бернс перестал находиться на высоте своей репутации. Значит, мы должны на некоторое время расстаться. Я еще дам вам возможность искупить свою вину. Но вы мне слишком нравитесь, мне тяжела даже мысль о нашей разлуке. Но ваш папа Оуэн хочет глотнуть свежего воздуха и поднабраться сил в другом месте…

– В другом месте? – удивленно воскликнул я, раздраженный этим ребяческим спектаклем. – Вы собираетесь отправиться в путешествие?

– Нет, я же сказал вам, я собираюсь изменить свой метод.

– Но какой метод?

– Вон тот, – сказал он, указывая на солнце, сиявшее за окном среди соседних крыш. Я собираюсь использовать эту «живую силу», как называют солнце, или еще другими словами: Хепри, Ра или Атум, а еще лучше Эхнатон.

Он улыбался лучезарно и с таким обаянием, что это заинтриговало меня.

– Вы потеряли голову, Оуэн?

– Я мог бы казаться более огорченным, чем был до настоящего времени. Но когда Разум больше не дает результатов, приходится обращаться к Духу. И только он, я уверен, позволит мне найти преобладающий оттенок, цвет фона, который и будет ключом к загадке.