Глава 15

Я шла через парк к коттеджу Маль-Пэ, а перед глазами у меня стояло лицо Шарлотты, моего ангела-хранителя. Я убеждала себя, что Гренвилл – всего лишь любитель жутких спецэффектов, никакими оккультными способностями он не владеет и темными силами не управляет. Тем не менее мне было не по себе из-за встревоженного взгляда, который бросил на меня Густаво, когда я спросила дорогу к Маль-Пэ, а также из-за вспомнившихся фрагментов подслушанного разговора между Гренвиллом и его дочерью.

Мне довелось побывать на паре спиритических сеансов, где использовали «говорящую доску» уиджа, однако я не могла полностью заглушить свой скептицизм относительно идеи общения с духами. К тому же вся эта нарочитая театральность – приглушенный свет, загадочные постукивания, таинственные голоса – не вдохновляла меня. И все же, все же… возможно, в этом что-то было? Я не сомневалась, что у некоторых людей – таких, как моя мать, например, – инстинктивное понимание вещей было развито лучше, чем у других. Однако мама относилась к людям и всему окружающему абсолютно доброжелательно, а что, если человек, обладающий подобными способностями, захочет обратить их на службу зла? Такая возможность поистине пугала.

Мы с Дэвисоном договорились встретиться у ворот Маль-Пэ, но мне не хотелось видеть его. Как я могла принимать участие в расследовании убийства, если он скрывал от меня важные сведения? Мне вспомнился неприятнейший момент во время танца с Рупертом Мэйби. Я сделала несколько глубоких вдохов, но злость на Дэвисона не прошла. Он держал в тайне от меня тот факт, что Дуглас Грин был его близким другом, но это я могла понять. Тут была поставлена на карту его репутация, вся его карьера. Если бы это стало известно какому-нибудь бессовестному шантажисту или так называемым поборникам нравственности вроде полиции, ему грозила бы тюрьма, вся его жизнь могла рухнуть. Но зачем скрывать, что Дуглас Грин и Руперт Мэйби были братьями? Я решила высказать Дэвисону все, что думаю по этому поводу, даже если это означало бы конец нашей дружбы.

Я прошла предельно окультуренную часть парка и углубилась в настоящие дебри. По-видимому, здесь предоставили полную свободу всей растительности – опунции, кактусам, фиговым деревьям и стелющимся пальмам. Тропинка вывела меня к высоким кованым воротам поместья Маль-Пэ, возле которых ждал Дэвисон. Я не хотела смотреть на него и не ответила на улыбку.

– Агата, у вас все в порядке? – спросил он.

– Да, благодарю вас, все замечательно, – ответила я холодно.

– Ох, в чем я провинился на этот раз?

Не было смысла злиться, отмалчиваясь.

– Почему вы не сказали, что Дуглас Грин и Руперт Мэйби были братьями? – спросила я, понизив голос, чтобы нас не подслушали.

– Понятно… – протянул Дэвисон, посерьезнев. – Значит, вы уже выяснили это. – Он тоже говорил шепотом.

– Да, выяснила. Я не понимаю, за кого вы меня принимаете?

Он не ответил.

– Слушайте, – продолжила я, – у меня лично нет необходимости прохлаждаться здесь. Я могу завтра же перебраться в Санта-Крус и дождаться ближайшего парохода, направляющегося в Англию. Мне надо заканчивать книгу, а не тратить время впустую.

– Да, надо было сказать вам. Простите.

– Так почему же вы не сказали? Вы хотите что-то скрыть от меня?

– Вы знаете, что это не так, – возразил он, слегка покраснев. Глубоко вздохнув, он взъерошил пятерней волосы. – Понимаете, я хотел, чтобы вы посмотрели на дело свежим взглядом, непредвзято, а знание некоторых подробностей могло этому помешать.

– По-моему, знание подробностей только помогает расследованию. А так я попала в очень неловкое положение. Танцуя с Рупертом Мэйби, я сказала, что была в этой пещере, и стала расспрашивать его о том, как они с профессором Уилбором обнаружили тело. Бедняга страшно побледнел, ему пришлось покинуть ресторан и вернуться в номер. Я чувствовала себя черствой, бессердечной дурой.

– Да, но есть вещи, о которых я не сообщил вам намеренно, так как…

В это время ворота распахнулись, за ними возвышалась массивная фигура Гренвилла, гостеприимно раскинувшего руки. Его широкая улыбка обнажала гнилые зубы.

– Buenas tardes y bienvenidos, – произнес он на безупречном испанском. – Прошу вас, заходите.

Улыбаясь несколько натянуто – не слышал ли он наше перешептывание? – мы вошли в огромный, огороженный стеной сад. Он производил впечатление тропического рая и представлял собой ботанический сад с устремленными к небу высокими разросшимися растениями, яркими до неестественности цветами и другими представителями экзотической флоры, о которых я понятия не имела. В саду порхали бабочки величиной с небольшую птичку, воздух вибрировал от жужжания насекомых. Мы были поражены, и Гренвилл с удовлетворением отметил это.

– Согласитесь, сад у меня незаурядный, – говорил он, ведя нас аллеей среди кустов олеандра с белыми и розовыми цветами. – Когда я впервые прибыл на остров лет пятнадцать назад, здесь был пустырь. «Маль пэ» в переводе с португальского значит «плохая земля».

– Вам, должно быть, пришлось потрудиться, чтобы создать все это, – заметил Дэвисон.

– Это точно. Я снял верхний слой грунта и насыпал вместо него плодородную землю. Но знаете, в чем был секрет успеха?

Мы вопросительно посмотрели на него.

– В крови и костях. Да, в крови и костях. – Он наблюдал за нашей реакцией. Мы ничего не сказали, и Гренвилл добавил: – В этом, в принципе, нет ничего необычного. Однако в данном случае… – Стремясь заинтриговать нас, он не закончил фразу. – Да, повозился и с планировкой, и с возделыванием растений. У нас большое разнообразие прекрасных видов. – Он указал на листья кариссы и на расположенные в строго определенном порядке клумбы с другими растениями. – Вот артишок испанский, труба ангела, калла, лантана, рождественский цветок, белена, болиголов.

Последнее название напомнило мне о смерти Сократа, и я сразу осознала истинную природу «райского сада». Он был царством зла.

– Я вижу, миссис Кристи, что вам знакомы свойства этих растений, – сказал Гренвилл, пристально глядя на меня.

– Думаю, да. Все эти растения способны оказывать вредное воздействие на организм человека.

– Именно так. К примеру, болиголов – или, по крайней мере, данная его разновидность, болиголов пятнистый, – действует на нервную систему наподобие кураре, вызывая паралич мышечной системы и смерть вследствие того, что кислород не поступает в мозг и сердце. Для этого достаточно употребить с пищей шесть-восемь листьев растения. Захватывающе, не правда ли? Из ваших книг видно, что вы разбираетесь в этих вопросах, и я рад, что мое хобби вам не чуждо.

– Да, это действительно захватывает, – пробормотала я, стараясь не показать, как это меня ужасает.

– А вот и милая клещевина, – указал он еще на одно растение. – На вид такая безобидная, а касторовое масло, которое добывают из семян, прописывают в качестве тонизирующего средства детям и инвалидам, однако ее семена содержат рицин. Если съесть – или, точнее, пожевать эти безобидные семена, то во рту почувствуешь сильное жжение, а в желудке острую боль. Затем наступает интенсивное обезвоживание и падение кровяного давления, что приводит к апоплексическому удару и смерти через три-четыре дня. Да, это поистине могучая малышка. – Он с гордостью огляделся. – У меня здесь, можно сказать, настоящий клад для отравителя. А для меня и моих близких это верное защитное средство. Я, конечно, не собираюсь прибегать к таким крайностям, однако приятно сознавать, что у тебя есть оружие – на всякий случай.

Я подумала о моем небольшом комплекте ядов, надежно упрятанном в запертом чемодане в отеле. Я надеялась, что они никогда больше мне не понадобятся.

Гренвилл провел нас по аккуратно выложенным дорожкам сада к скалистому холму. Поднявшись, мы увидели под собой рощицу драконовых деревьев, чьи ветви тянулись вверх в разных направлениях, образуя полог наподобие большого купола.

– Замечательный ассортимент драконовых деревьев, – заметил Дэвисон. Вчера он проявил себя как знаток цивилизации гуанчей. Сегодня выяснилось, что он разбирается в ботанике. Прямо специалист-универсал. – А их «кровь», как известно, издавна находит разнообразное применение.

Было ясно, к чему он клонит. После того как из тела Дугласа Грина выпустили кровь, его окрасили красным соком драконника. Я внимательно наблюдала за реакцией Гренвилла, но его жабье лицо не выразило никаких чувств.

– Да, его использовали для лечения слезящихся глаз, локальных ожогов и дизентерии, при появлении крови в слюне и прочих аномальных явлениях, – сказал Гренвилл. – Так что нельзя сказать, будто мой сад – только набор отравляющих веществ. Я, конечно, выращиваю все это в собственных целях. К примеру, из сока драконовых деревьев я изготовил чернила, которые успешно употребляются с магическими печатями и талисманами. Кроме того, сок, похоже, усиливает действие некоторых заклинаний. – Гренвилл взглянул на Дэвисона, затем на меня. – Надеюсь, вас не пугает то, что я говорю? Я уверен, вы достаточно опытные и образованные люди, чтобы правильно понять все тонкости дела, которым я занимаюсь. Обо мне пишут много выдумок и клеветы. Я мог бы возбудить судебное дело против некоторых печатных изданий и отдельных личностей, но, согласитесь, это было бы признанием правоты буржуазного образа мыслей, который противоречит самому духу моей профессии. Но почему бы нам не зайти наконец в дом и не продолжить беседу за чаем? Вайолет пока нет, но она должна скоро вернуться.

Мы последовали за Гренвиллом по обсаженной пальмами аллее к громадному особняку. Его построили скорее в испанском стиле, нежели в английском. Вдоль всей веранды тянулась аркада, на втором и третьем этажах устроили галереи, искусно отделанные резным деревом и украшенные яркими цветами в горшках. Пройдя через портал, мы оказались во внутреннем дворике, мощенном белым мрамором. В центре дворика росла высокая стройная пальма. Двор окружали два яруса опирающихся на колонны галерей, изготовленных из темного дерева, на котором были вырезаны разнообразные сценки и пейзажи. По периметру дворика стояли горшки с экзотическими растениями, в том числе с райской птицей, усыпанной яркими оранжево-фиолетовыми цветами, и каким-то цветком, бесстыдно выставлявшим красную мясистую плоть с ярко-желтой тычинкой посередине.

– Я вижу, вам нравится причудливая красота моего антуриума Андре, цветка-фламинго. Благодаря красным овальным лепесткам и торчащей желтой тычинке он сочетает признаки мужского и женского полов.

– У вас совершенно необыкновенный дом, – сказала я, чтобы сменить тему.

– Благодарю вас. Большей частью он сохранился с конца семнадцатого века. Балки сделаны из канарской сосны, на колоннах довольно интересная резьба. Но давайте оставим это до следующего раза, а сейчас мне хотелось бы, чтобы вы, миссис Кристи, рассказали о своем интересе к сверхъестественному. Садитесь, пожалуйста.

Мы уселись в плетеные кресла, расставленные в лоджии первого этажа. Худая и бледная пожилая испанка, измученная, судя по виду, заботами, вынесла серебряный поднос с чайным сервизом.

– Откуда у вас возникло это увлечение? – спросил Гренвилл, устремив на меня взгляд.

Я сообщила ему об интуиции моей матери, о ее необыкновенном даре угадывать, что думают близкие; вспомнила, как, прочитав рассказы Мэй Синклер, пробовала написать что-нибудь в такой же манере. Упомянула я и своего знакомого Уилфрида Пири, который пытался просветить меня в области теософии, но я вовремя поняла, что это бесполезно. Он рассказывал забавные истории о двух молодых женщинах-медиумах. Некоторые анекдоты оказывались слишком смешны, чтобы быть правдой, и в результате я перестала серьезно относиться ко всему, что говорил Пири.

– Однако в вас, мистер Гренвилл, есть, как мне кажется, что-то особенное, – заявила я. – Хотя мы с вами еще почти не общались, я чувствую, вы наделены уникальным даром.

– Благодарю вас, дорогая моя, – отозвался он. – У меня такое же чувство в отношении ваших способностей. Я ощущаю, что вы обладаете большим запасом нерастраченной энергии медиума.

– Вы так думаете? Но я не знаю, как ее употребить.

– У каждого человека есть неиспользованные резервы, даже у вас, мистер Блейк, – сказал он с улыбкой. – Весь фокус в том, чтобы научиться управлять своими чувствами, усиливать и обострять их. Я могу помочь вам в этом, если желаете.

– Правда? Но я боюсь отнимать у вас столь дорогое время, – сказала я.

– Не бойтесь, миссис Кристи. Я занялся бы этим с удовольствием. Если у вас больше ничего не запланировано на сегодня, мы могли бы начать хоть сейчас.

– Я не уверен, что мы… – вмешался Дэвисон.

Вид у него был встревоженный.

– По крайней мере до шести я свободна, – возразила я.

– Очень хорошо, – сказал Гренвилл. – Простите, я удалюсь на минуту за картами таро.

С некоторым усилием он высвободился из кресла, пересек дворик и поднялся по лестнице на второй этаж.

– Что вы придумали? – сердито прошептал мне Дэвисон.

– Но вы же говорили, что для расследования убийства надо выяснить как можно больше о Гренвилле. Я должна найти подход к нему.

– Это так, но не слишком ли безоглядно вы действуете? Я не стал бы так сразу ему доверять.

– Понятно, что вы ему не доверяете, и я тоже. Но как иначе…

В эту минуту я увидела массивную фигуру Гренвилла на верхней ступеньке лестницы. В темных глазах сверкало маниакальное возбуждение.

– Эта колода карт обладает невероятной силой, ее энергия очень эффективна, – провозгласил он, спускаясь. – Парижский продавец, у которого я купил ее, сказал, что карты окрашены кровью нескольких девственниц. – Приблизившись, он внимательно вгляделся в наши лица и разразился смехом. – Прошу прощения, это мое не совсем обычное чувство юмора. На самом деле они окрашены всего лишь кровью существ вроде мексиканской кошенили, соком драконника и тому подобными веществами. – Он сделал паузу, окинув нас взглядом, и продолжил: – По правде говоря, миссис Кристи, я думаю, что карты будут действовать намного успешнее в комнате наверху. Здесь слишком открытое пространство, слишком светло. Вашу энергию надо сконцентрировать в замкнутом помещении. Не пройдете ли вы со мной?

– Можно и пройти, – сказал Дэвисон, поднимаясь с кресла.

– Я был бы очень вам благодарен, мистер Блейк, если бы вы остались здесь, – остановил его Гренвилл.

– Но я не уверен… – начал Дэвисон.

– Я же буду здесь, наверху, мистер Блейк, – прервала я его. – Не о чем беспокоиться.

– Вы так думаете? – В потемневших глазах читалась нешуточная тревога.

– Да конечно, все будет в порядке, – обронила я небрежным тоном, следуя за Гренвиллом к лестнице.

Однако сердце у меня забилось чаще, по коже побежали мурашки.

– Это займет каких-нибудь полчаса, не больше, – сказал Гренвилл Дэвисону. – Выпейте еще чая, не стесняйтесь побродить по саду и дому. У меня в библиотеке есть неплохая коллекция образцов лепки и керамики гуанчей, – может быть, она заинтересует вас.

– Спасибо, – отозвался Дэвисон.

– Нам сюда, – указал мне Гренвилл. – Я думаю, эксперимент покажется вам очень интересным.

Я поднялась вслед за ним на второй этаж. Мы прошли по открытой галерее, где толстые доски пола потемнели от времени, миновали большую гостиную с картинами в барочной манере и потемневшими зеркалами и вошли в кабинет со стенами цвета крови. Гренвилл жестом предложил мне выбрать кресло из стоявших вокруг столика, обтянутого зеленым сукном. Усевшись, я обратила внимание на ряд гравюр на дереве и на картоне, изображавших животных с раздвоенными копытами, воронов, черепа и прочие атрибуты оккультного искусства. В углу стоял письменный стол, заваленный бумагами.

Прокашлявшись, Гренвилл сказал, не садясь:

– Я хочу, чтобы вы сделали несколько глубоких вдохов и постарались забыть обо всех делах и тревогах, какие у вас могут быть. Закройте глаза.

Я повиновалась, стараясь прогнать мрачные образы, которые мелькали перед мысленным взором, словно в некой «живой картине»: силуэт неизвестного в пещере, мумифицированное тело Дугласа Грина, кидающаяся с парохода Джина Тревельян, ухаживающая за Эдмундом Фоссе Вайолет, ядовитые красоты в саду Гренвилла и жуткие изображения Сатаны на стенах его кабинета.

– Так, правильно. Сделайте еще несколько вдохов, – сказал Гренвилл. Затем я почувствовала, как что-то коснулось головы, – очевидно, хозяин дома положил руку на мое темя. Я слышала его дыхание позади и ощутила, как мне показалось, прикосновение бедра к моему плечу. – Теперь протяните руки, – продолжал руководить он, – я передам вам карты. – Колода тут же оказалась у меня в руках. – Начнем мы с простого. Перемешайте колоду таро и по-прежнему отгоняйте все посторонние мысли. Задайте колоде вопрос, положите ее на стол и рассыпьте карты левой рукой. Да-да, стол чуть слева от вас.

Я сделала, как он велел, и, отметая сомнения, мысленно спросила: «Кто убил Дугласа Грина?»

– Теперь правой рукой возьмите наугад любую карту, – инструктировал меня Гренвилл. – Можете перевернуть…

В это мгновение снизу донесся истошный крик:

– Папа! Папа! Скорее!

Выронив карту, я открыла глаза и кинулась за Гренвиллом, выскочившим из комнаты. Пробегая по галерее, мы увидели, что у входа во двор Дэвисон пытается успокоить Вайолет. Девушка была вне себя, рыдала, задыхалась и не могла выговорить внятно ни слова. В глазах у нее застыл ужас, лицо было бледнее обычного, руки тряслись.

– Дорогая, что с тобой? Что случилось? – спрашивал подбежавший Гренвилл.

– Это ужасно!.. Я… Я не могу…

– Ну успокойся, сделай несколько глубоких вдохов.

Ее отчаянный безумный взгляд метался между отцом, Дэвисоном, мной и выбежавшей на крик служанкой.

– Там… там… я увидела… – проговорила Вайолет, но не смогла закончить фразу.

– Не торопись, дорогая, – успокаивал ее Гренвилл. – Сядь в кресло. О, да тебя трясет! Консуэла, la botella de cognac, por favor.

Служанка побежала за коньяком.

– Я шла домой из Ла-Паса. Когда переходила по мосту высохшее русло реки, заметила что-то внизу, в овраге, что-то красное. Я присмотрелась, но не могла ничего толком разобрать. Я только чувствовала, что это как-то неправильно, но не понимала, что это такое.

– Что ты увидела, Вайолет? – спросил ее отец.

– Кровь на камнях, – ответила она, сделав глоток коньяка из стакана, поданного служанкой. – А потом я увидела, что там что-то лежит, чье-то тело.

– Вы не видели, кто это был? – спросил Дэвисон.

– Нет, я сразу побежала сюда. Я не знала, что еще можно сделать.

– Это был мужчина или женщина? – спросил Дэвисон.

– Мужчина.

– Как вам показалось, он еще жив? – спросила я.

Она не ответила, глядя перед собой с ужасом, как будто тело лежало у ее ног.

– Вайолет, послушайте, это очень важно, – настаивала я. – Возможно, мы еще можем спасти человека. Жив он или нет, как вы думаете?

– Я не знаю… Камни были… такие красные! Ох, папа! – Она разразилась слезами, а Гренвилл обнял ее и стал укачивать, успокаивая.

– Нельзя терять времени, – сказала я. – Мы должны сделать все возможное, чтобы спасти его, если еще не слишком поздно. Я окончила курсы медсестер во время войны, так что, может быть, смогу помочь. Можно воспользоваться вашей машиной? – спросила я Гренвилла.

– Да, но…

– Спасибо. Вайолет, вы должны поехать с нами и показать, где произошло… произошел несчастный случай. – Я подозревала, что это вовсе не несчастный случай, но сейчас не было смысла высказывать подозрения.

– А это обязательно? Ох, папа, это было так ужасно. Может быть, я…

– Вайолет, я думаю, ты должна сделать то, о чем просит миссис Кристи, – ответил Гренвилл. – Не бойся, я тоже поеду.

– А вы не можете попросить служанку вызвать доктора из отеля? Он найдет нас, как вы думаете?

– Найдет, если мы скажем ему, где это находится.

– Тогда давайте скорее поедем. Дорога каждая минута.

Гренвилл с Вайолет и мы с Дэвисоном поспешно сели в машину. Гренвилл включил зажигание, но ничего не произошло.

– Вот черт! – выругался он. – Этот «форд» давно уже капризничал, и вот надо же, чтобы это случилось именно сейчас. – Он выскочил из автомобиля и попробовал завести его рукоятью, но тоже без толку. – Чтоб тебя! Ну давай же!

Я вспотела от волнения.

– Вайолет, а это далеко? – спросила я. – Отсюда далеко?

– Минут десять ходьбы, – ответила она.

Гренвилл продолжал безрезультатно крутить рукоятку.

– Пойдемте, – сказала я и, взяв Вайолет за руку, вытащила ее из машины. – Покажите мне дорогу.

– Но как же…

– Пошли, пошли, – сказала я, вцепившись в ее руку.

– Папа…

– Я присоединюсь к вам на месте, – ответил Гренвилл. – А если машина заведется, то и подвезу. Делай, что говорит миссис Кристи.

Мы побежали по пыльной дороге, которая вела от Маль-Пэ к покинутой ферме, выращивавшей некогда луковые семена, и огибала территорию, принадлежавшую «Таоро». Облака в небе расходились, и солнце стало поджаривать шею. Лицо у меня пылало, на платье выступили пятна пота.

– Не обратили внимания, он дышал? – спросила я.

– Мне было не видно, я смотрела на него с мостика. Вы считаете, что я должна была спуститься в овраг и помочь? Думаете, я могла спасти его? Но я была не в силах это сделать. Вы поймете, когда увидите его.

Задыхаясь, мы добежали до деревянного мостика. Наши лица раскраснелись, одежда пропылилась. Оглядевшись, я не увидела вокруг никаких домов.

– А где…

Я не закончила фразу, заметив кровавый след, тянувшийся по камням в высохшем русле реки. А в нескольких футах дальше в зарослях дикого белого олеандра лежала фигура в запачканном хлопчатобумажном костюме, похожая на манекен.

– О боже, – проговорила я и стала спускаться по откосу. – Вы оставайтесь на мосту на случай, если доктор придет, – крикнула я Вайолет.

Камни были острыми и царапали руки. В одном месте я поскользнулась и упала, порвав юбку и расцарапав бедро. Я напрягала зрение, вглядываясь в лежащее тело и пытаясь уловить признаки жизни. Во мне заговорил опыт, приобретенный в добровольном медицинском отряде во время войны. Тогда я насмотрелась немало тяжелых картин, и вряд ли что-нибудь могло теперь выбить меня из колеи. Приблизившись к телу и взглянув на него вблизи, я, подобно Вайолет, почувствовала в лежащей фигуре что-то неестественное, неправильное.

Я наклонилась и взяла человека за руку, проверяя пульс. Пульса не было. Мы опоздали.

Я стала осматривать тело. Было ясно, что человек потерял много крови. Голова его развернулась в противоположную от меня сторону. Я обошла тело, чтобы взглянуть на лицо, и не могла поверить глазам. Передо мной лежал Винниат, а из его правого глаза торчал окровавленный цветок райской птицы.