Эпилог: письмо к старику

Ты был твоим приближением – глухим стуком о доски забора. Внезапным холодом из-за взломанной и открытой двери в патио. Запахом лосьона после бритья, расплывшимся по спальне в три часа утра. Ножом, приставленным к шее. «Не шевелись, а то убью». Их встроенные системы обнаружения угрозы подавали лишь еле слышные сигналы сквозь глубокий сон. Никто не успевал даже сесть. Пробуждение означало понимание, что они стали заложниками. Телефонный провод перерезан. Из оружия вынуты патроны. Веревки приготовлены и выложены. Ты навязывал действия, оставаясь на периферии зрения, как неясное видение в маске и странные, судорожные вдохи. Твоя осведомленность ошеломляла их. Точным жестом ты поднимал руки к выключателям, которые трудно найти на ощупь. Знал имена. Количество детей. Места встреч. Предварительное планирование обеспечивало тебе решающее преимущество, потому что когда твои жертвы пробуждались от слепящего света фонарика и слышали угрозы, произнесенные сквозь зубы, ты всегда оставался для них незнакомцем, а они для тебя – нет.

Стук сердца. Сухость во рту. Твой телесный облик оставался невообразимым. Ты был мимолетным ощущением твердой подошвы обуви. Пенисом, смазанным детским лосьоном и сунутым в связанные руки. «Постарайся как следует». Никто не видел твоего лица. Никто не чувствовал всю тяжесть твоего тела. Жертвы с завязанными глазами ориентировались по обонянию и слуху. Цветочный запах талька. Оттенок корицы. Звяканье колец шторы. Вжиканье молнии на спортивной сумке. Стук рассыпавшихся по полу монет. Скуление и всхлип: «Мамочка!» Мелькание теннисных туфель из темно-синего нубука.

Лай собак, удаляющийся в западном направлении.

Ты был тем, что оставлял после себя: вертикальным разрезом длиной четыре дюйма, проделанным в сетке на окне дома на Монклер-Плейс в Сан-Рамоне. Топориком с зеленой рукояткой на живой изгороди. Куском шнура, висящим на березе. Пеной на пустой бутылке из-под крепкого пива «Шлиц» во дворе за домом. Мазками неизвестной синей краски. Кадром номер четыре на катушке фотопленки номер три в управлении шерифа округа Контра-Коста, снятым в том месте, где, как они считали, ты перебрался через забор. Побагровевшей правой рукой девушки, которая на долгие часы потеряла чувствительность. Очертаниями лома в пыли.

Восемью проломленными черепами.

Ты был вуайеристом. Терпеливо изучал привычки и распорядки. Ты совершил нападение в первую же ночь, когда мужа, работающего диспетчером, перевели в ночную смену. Под окном ванной на месте преступления в доме номер 3800 по Торнвуд-драйв в Сакраменто обнаружились следы подошв с узором в «елочку», оставленные там за четыре-семь дней до этого. Полицейские заметили, что с того места ты мог заглядывать прямиком в спальню жертвы. «Трахни меня, как своего старика», – шипел ты, словно зная, как именно это происходило. На одну девушку ты надел туфли на шпильках – иногда то же самое она проделывала в постели со своим бойфрендом. Ты забирал на память поляроидные снимки с изображениями жертв в бикини. Рыскал повсюду со своим слепящим фонариком и отрывистыми, повторяющимися фразами; ты представлял себя и режиссером фильма, и кинозвездой.

Почти все жертвы описывали одну и ту же сцену – момент, когда они чувствовали твое возвращение после разгрома, который ты учинял в другой комнате или части дома. Не было ни слов, ни движений, но они знали, что ты стоишь над ними, представляли себе твой безжизненный взгляд сквозь два отверстия в лыжной маске. Одна жертва почувствовала, что ты уставился на шрам на ее спине. Долгое время ничего не слыша, она подумала: «Ушел», – но едва успела вздохнуть с облегчением, как острие ножа прошлось по краю шрама.

Фантазии наполняли тебя адреналином. Воображение компенсировало то, чего недоставало в твоей реальности. От тебя разило неполноценностью. Одна жертва попробовала прибегнуть к реверсивной психологии и прошептала: «А ты хорош». В изумлении ты резко отстранился. От твоей бравады крутого парня попахивало блефом. В твоем шепоте сквозь зубы слышалась дрожь, иногда заикание. Еще одна жертва рассказала полиции, как ты на миг схватился за ее левую грудь: «Как за дверную ручку».

«Ну что, нравится?» – допытывался ты у одной девушки, насилуя ее, и держал нож у ее горла, пока она не ответила «да».

Твои фантазии глубоко пустили корни, но ты ни разу не споткнулся о них. Каждое расследование, когда преступник все еще разгуливает на свободе, – это состязание в быстроте, и ты неизменно сохранял за собой преимущество. Ты был сообразительным. Знал, что парковать машину нужно за пределами зоны полицейского оцепления, между двумя домами или на автостоянке, чтобы не возбуждать подозрений. Ты пробивал отверстия в оконных стеклах, с помощью какого-то инструмента поддевал деревянные засовы и открывал окна, не будя своих жертв. Ты отключал электричество, чтобы слышать, не приближается ли кто-нибудь к дому. Оставлял открытыми боковые калитки и переставлял мебель в патио, чтобы без помех пробежать через него. На десятискоростном велосипеде ты удрал от агента ФБР, управляющего автомобилем. Ты лазал по крышам. В Данвилле 6 июля 1979 года служебная собака так яростно бросалась на заросли плюща на Сикамор-Хилл-Корт, что ее проводник был уверен: запах оставили всего несколько минут назад.

Тебя видели убегавшим после одного из нападений. Ты вышел из дома так же, как вошел: без штанов.

Вертолеты, оцепления, гражданские патрули, проверяющие номерные знаки машин. Специалисты по гипнозу. Экстрасенсы. Сотни белых мужчин, сдающих образцы слюны. Безрезультатно.

Ты был запахом и отпечатками подошв. Ищейки и детективы следовали за тем и другим. Следы вели прочь и никуда не приводили. Они вели во тьму.

Долгое время у тебя было преимущество. Ты шел вперед. У тебя за спиной – полицейские расследования. Самый страшный момент чьей-то жизни описан неразборчивым почерком зачастую спешащего и заспанного полицейского. Со множеством ошибок. Каракули на полях – пояснения насчет текстуры лобковых волос. Следователи отрабатывают информацию, используя телефоны с медленными наборными дисками. Когда никого нет дома, они просто продолжают звонить. Если требуется поднять архивные дела, приходится вручную перебирать кипы бумаг. Шумный телеграфный аппарат пробивает неаккуратные отверстия на бумажной ленте. Вполне перспективных подозреваемых вычеркивают из списка, потому что их матери обеспечивают им алиби. Наконец отчет подшивают в папку, кладут ее в коробку и уносят в другую комнату. Хлопает дверь. Процесс пошел: бумага желтеет, воспоминания блекнут.

Ты выиграл эту гонку. Ты дома, на свободе, и ты это чувствуешь. Жертвы скрылись с глаз долой. Их привычный жизненный ритм нарушен, уверенность в себе улетучилась. Страхи преследуют их, память делает нерешительными. Их разрушают разводы и пристрастие к наркотикам. Сроки давности истекают. Собранные вещдоки выбрасывают – их негде хранить. То, что произошло с этими людьми, погребено – блестит неподвижно, как монетка на дне бассейна. Они делают что могут, чтобы жить дальше.

Как и ты.

Но игра уже утратила свою остроту. Сценарий повторяется раз за разом и требует повышать ставки. Ты начал с подоконников, затем стал заходить в дома. Тебя возбуждал чужой страх. Но теперь, спустя три года, гримас и уговоров уже недостаточно. Ты поддаешься своим более зловещим порывам. Все жертвы твоих убийств привлекательны и сексуальны. У некоторых сложная личная жизнь. Для тебя они наверняка просто «потаскухи».

Правила изменились. Раньше, оставляя жертв в их доме связанными, но живыми, ты знал, что у тебя есть пятнадцать минут, чтобы покинуть район. Но когда ты выходил из дома Лаймана и Шарлин Смит в Вентуре 13 марта 1980 года, тебе незачем было спешить. Их трупы нашли только через три дня.

Полено для камина. Лом. Разводной ключ. Ты убивал своих жертв предметами, найденными в их же доме. Такое поведение было необычно, но ведь ты привык бродить налегке, не отягощенный почти ничем, кроме ярости.

А потом, после 4 мая 1986 года, ты исчез. Кое-кто считает, что ты умер. Или попал в тюрьму. Но не я.

Я думаю, ты слинял, когда мир начал меняться. Правильно, с возрастом ты наверняка стал медлительным. Тестостерон, некогда хлеставший потоком, иссяк, превратившись в тонкую струйку. Это правда, что воспоминания блекнут. Бумага ветшает. Но технологии совершенствуются.

Ты вышел из игры, когда оглянулся через плечо и увидел, что противники настигают тебя.

Ты должен был выиграть эту гонку. Ты всегда был наблюдателем, наделенным властью, и никогда не находился под наблюдением. Первый сбой произошел 10 сентября 1984 года в лаборатории Лестерского университета, когда генетик Алек Джеффрис разработал первый ДНК-профиль. Следующий – в 1989 году, когда Тим Бернерс-Ли создал концепцию Всемирной паутины. Люди, которые даже не подозревали о твоем существовании и твоих преступлениях, приступили к разработке алгоритмов, которые могли помочь разыскать тебя. В 1998 году Ларри Пейдж и Сергей Брин основали компанию «Гугл». Коробки с полицейскими отчетами о твоих преступлениях вытащили на свет, документы отсканировали, оцифровали и выложили для свободного доступа. Мир загудел от сетевого взаимодействия и скорости. Затем появились смартфоны. Технологии оптического распознавания символов. Настраиваемые интерактивные карты. Родственные ДНК.

Я видела снимки отпечатков рифленых подошв, которые ты оставил в грязи под окном спальни девушки-подростка 17 июля 1976 года в Кармайкле – примитивный пережиток тех времен, когда у вуайеристов не было другого выбора, кроме как физически торчать под чужими окнами. Ты преуспел в технологиях маскировки. Но ловкость твоей лучшей поры уже обесценилась. Твои навыки устарели. Расстановка сил изменилась. Повсюду вокруг тебя открыты виртуальные окна. Ты, мастер наблюдения, стал стареющей, неуклюжей мишенью в перекрестье чужих прицелов.

Теперь лыжная маска тебе не поможет.

Телефон одной из жертв зазвонил через двадцать четыре года после ее изнасилования. «Поиграть хочешь?» – прошептал мужской голос. Это был ты. Она знала наверняка. Ты ностальгировал, как бывшая футбольная звезда, которая, мучаясь артритом, просматривает видеозапись матча. «Помнишь, как мы играли?»

Представляю себе, как ты набирал ее номер, сидя один в маленькой темной комнате, на краю своей двуспальной кровати, с единственным оставшимся в твоем арсенале оружием – возможностью пробудить воспоминания, способностью вызвать ужас своим голосом.

Когда-нибудь очень скоро ты услышишь, как у твоего дома останавливается машина и глохнет двигатель. Услышишь шаги, приближающиеся по дорожке к твоей двери. Как было с Эдвардом Уэйном Эдвардсом через двадцать девять лет после того, как он убил Тимоти Хэка и Келли Дрю в Салливане, штат Висконсин. Как было с Кеннетом Ли Хиксом через тридцать лет после того, как он убил Лори Биллингсли в Алохе, штат Орегон.

Звонят в дверь.

Нет больше оставленных открытыми боковых калиток. Ты уже давно не тот, чтобы лазать через заборы. Сделай свой преувеличенно глубокий, судорожный вдох. Стисни зубы. Робко выйди навстречу настойчивому звонку.

Вот так все для тебя и закончится.

«Ты замолчишь навсегда, а я исчезну во тьме», – сказал ты когда-то одной из жертв.

Открой дверь. Покажи нам лицо.

Выйди на свет.