Последний разговор с матерью запомнился Дебби Доминго главным образом тем, что обе они не говорили. Они орали. Было воскресенье, 26 июля 1981 года, самый разгар лета в Санта-Барбаре. Прибрежный туман с запахом сырых эвкалиптов рассеялся. Воды Тихого океана прогревались, волны с заманчивыми барашками набегали на мягкий песок, навстречу бесконечному ряду стофутовых пальм. Симпатичные мальчишки-подростки с прямыми волосами и без труда накачанными мышцами несли к воде свои доски той самой походкой, которую местные прозвали «серферской». В Санта-Барбаре продолжались чудесные деньки, и Дебби хотелось насладиться ими в свободное от подработки в театре «Гранада» время. Ей нравилась энергия Ист-Бич, особенно места, где играли в волейбол. Но была одна загвоздка, поэтому в тот день Дебби и остановила свой велосипед перед телефоном-автоматом на Стейт-стрит. В кармане шортов из обрезанных джинсов нашлась мелочь. К телефону подошла ее мать Шери. Дебби начала с главного.

– Мне надо заехать за купальником, – сказала она.

Неумолимый ответ матери удивил ее.

– Нет, – отрезала Шери.

Глаза Дебби зло вспыхнули. Вцепившись в трубку, она принялась настаивать на своем. Мать и дочь вернулись к тому, на чем остановились.

Это было четыре дня назад, за углом у дома номер 1311 по Анакапа-стрит – невзрачного строения, где разместился приют «Бутылка Клейна» для трудных подростков. Дебби явилась туда в середине июля – беглянка на велике, с наспех уложенной сумкой и доведенным до совершенства чутьем на правила и возможности их обходить. Но «Бутылка Клейна» оказалась совсем не похожей на закрытое заведение строгого режима. Об этом свидетельствовало обилие комнатных папоротников в плетеных кашпо. Пик популярности как раз переживала книга Алис Миллер «Драма одаренного ребенка» – бестселлер, рассказывающий о том, как выявить не сразу бросающиеся в глаза недостатки родительского воспитания даже в благополучных с виду семьях. Миллер призывала читателей «находить свою собственную истину» в проблеме возможного жестокого обращения с детьми и тем самым способствовала росту увлеченности психотерапевтическими беседами. Психологи в «Бутылке Клейна» пили чай из глиняных кружек и уверяли косноязычных подростков, что чувств, слишком банальных и постыдных, чтобы делиться ими, не бывает.

Помимо справедливого распределения домашних дел в приюте действовало еще одно правило: дети могли уходить отсюда и приходить, когда им вздумается, но должны были подписать согласие участвовать в сеансах психотерапии. Сотрудники приюта организовали встречу Шери и Дебби в присутствии психолога, задачей которого было помочь разобраться в их проблемах.

Семья Доминго, видимо, казалась идеально подходящей для вмешательства с целью примирения. Среди членов этой семьи не было наркоманов с остекленевшими глазами, ходячего свидетельства стресса и родительского пренебрежения. Совсем напротив. Мать и дочь были красавицами с тонкими чертами лица. Обе придерживались пляжно-небрежного стиля: минимум косметики, сандалии-гуарачи, топики с рисунком и джинсы. Дебби небрежно заплетала волосы в косу или закрепляла их сбоку заколкой. Тридцатипятилетнюю Шери, очень стройную, похожую на Натали Вуд, работа офис-менеджером приучила держаться приветливо и деловито. Дебби обладала более пышными формами; взгляд ее широко поставленных голубых глаз был, как и у многих подростков, устремлен не в перспективу, а на непосредственное окружение. Обе сияли здоровьем, излучали уверенность в себе и спокойствие.

Когда пришло время встречи, все, бегло обменявшись любезностями, расселись по местам. Как только Дебби и Шери устроились рядом на диване, будто две птицы на проводах, их прорвало. К тому времени их сражения уже давно были полны бешенства и развивались по одному и тому же злополучному сценарию, при котором лишь иногда менялись ролями. В уговорах они не нуждались. Границы. Правила. Бойфренды. Неуважение. Дебби даже не помнила, кем был их психолог – мужчиной или женщиной. Помнила лишь крик и смутно – присутствие третьего лица в комнате, которое, очевидно, видело, что происходит, но демонстрировало ошеломленную беспомощность. В конце концов Дебби сбежала, как случалось прежде, – в вихре темных волос унеслась на велосипеде, запихав в сумку все свое имущество. Через две недели ей исполнялось шестнадцать.

Шери видела, как город поглощает ее дочь, и тревожилась. Санта-Барбара обольщала. И обманывала. Здесь господствовало обещание романтики, а возможные опасности казались нереальными. После того как продолжавшееся девятнадцать секунд землетрясение разрушило большую часть делового центра Санта-Барбары в 1925 году, город был заново отстроен в единообразном испанском колониальном стиле: белые оштукатуренные стены, невысокие крыши под красной черепицей, чугунные решетки. Ориентированные на сохранение городского облика общественные лидеры продолжали следить, чтобы застройка была малоэтажной, а рекламные щиты отсутствовали. Здесь сохранялась приветливая атмосфера небольшого городка. Вот уже тридцать два года один эмигрант из Греции, «человек с попкорном», ежедневно продавал детские вертушки и попкорн из своего фургончика у Стернз-Уорф. Душными вечерами в распахнутые окна вплывал аромат ночного жасмина. Шум океанского прибоя убаюкивал местных жителей.

Но непостоянство подкрадывалось. Появлялись бурные подводные течения. Спад погубил много компаний из делового центра. На Стейт-стрит еще не слыхали про запрет на распитие спиртных напитков в общественных местах, слоняющиеся под ночам пьяницы орали друг на друга, прерываясь только для того, чтобы помочиться и проблеваться. Меняли облик музыкальные клубы. Фолк и диско были вытеснены более агрессивным панком. В местных газетах писали о неизвестном мужчине, который названивал детям в возрасте одиннадцати-пятнадцати лет и говорил, что они умрут. Другой телефонный хулиган, возможно, тот же самый, уверял женщин, что разберется с их мужьями, если они не выполнят его требования. Местные копы прозвали негодяя «Наш суфлер».

На перекрестке Стейт-стрит и шоссе номер 101, одной из главных трасс, ведущих с севера на юг через всю Калифорнию, был установлен светофор, и на протяжении более чем десятилетия пестрое сборище хиппи околачивалось здесь с самодельными табличками, прося подвезти их куда-нибудь в Сан-Диего или Юрику. Эта традиция настолько прижилась в Санта-Барбаре, что на заправках «Тексако» держали фломастеры, чтобы автостопщикам было чем писать на картонках.

Но в последнее время было трудно не заметить, что, несмотря на все их балахоны и тамбурины эпохи «лета любви», хиппи уже не молоды. Если присмотреться, становилось видно, что они состарились не только от солнца и ветра, но и от неудач разной степени тяжести, погасивших свет в их глазах. Табличек с названиями пунктов назначения стало меньше. Некоторые хиппи просто вышагивали целыми днями туда-сюда.

Пурпурная бугенвиллея Санта-Барбары могла отвлечь внимание от тонких трещин на ее фасаде. Шери надеялась, что с Дебби здесь ничего плохого не случится. Каждая мать то и дело мысленно перебирает ужасы, которые могут обрушиться на ее ребенка. Наоборот случается редко. Да и с какой стати? Особенно если речь идет о подростках, которые, сначала воспринимая родителей как богов, а потом – как живых людей, в промежуточный период относятся к ним как к препятствию, на редкость громоздкой двери, которую не сдвинешь с места.

Нет, с точки зрения сотрудников «Бутылки Клейна», именно Дебби находилась «в группе риска». В историях красивых девочек-подростков, сбежавших из дома, финал редко бывает хорошим. Но на этот раз все именно так и получилось.

Отсутствие Дебби Доминго дома спасло ей жизнь.

Шери понимала, что ее трудности с Дебби – просто временное явление, ухаб на жизненном пути, и что вскоре все у них наладится. Они еще посмеются, вспоминая об этом, когда дети самой Дебби вступят в подростковый возраст. А пока ей требовались решения. Ее, как офис-менеджера, все считали заботливой мамашей-наседкой, а она, похоже, не могла ни справиться с родной дочерью, ни как следует позаботиться о ней.

– Как тебе это удается? – спрашивала Шери свою лучшую подругу Эллен, сидя у нее в джакузи во дворе за домом и потягивая вино. С Эллен и ее мужем жили три приемные дочери-подростки. Все девочки родились с наркозависимостью. Их подбросили под чью-то дверь. Шери поражалась тому, как прилично они вели себя теперь.

– Все дело в дисциплине, – ответила Эллен.

С точки зрения Эллен, с приучением Дебби к дисциплине Шери запоздала. Девочке слишком многое дозволялось. Эллен настаивала на своем праве каждую минуту быть в курсе, где находятся ее дочери. Они знали: стоит им прогулять урок, и либо Эллен, либо ее муж Хэнк явятся в школу с плакатом, на котором назовут самих себя нерадивыми воспитателями. Боязнь опозориться перед всей школой держала девочек в узде.

А Шери старалась водить Дебби на длинном поводке. Проявляла терпение, когда Дебби не являлась домой к назначенному часу или не сообщала, где находится. Шери была рассудительной и оптимистичной по натуре, она считала поведение Дебби типичным для подростка и не спешила с наказаниями. Это пройдет, говорила она. Шери родила дочь в девятнадцать лет, и в те счастливые дни, когда мать и дочь вместе примеряли одежду в торговом центре или обедали в своем любимом ресторане «Панчо Вилья», им нравилось, когда их принимали за сестер. Услышав такие предположения, они радостно хихикали. И незнакомые люди понимали, что ошиблись. Разумеется, эти двое не сестры. Они подруги.

Вот почему все те месяцы, пока конфликт нарастал и Дебби вопила: «Плевать мне на твои правила! Ты мне жизнь испортила!», ответ Шери, пусть и правильный, звучал робко и неуверенно: «Но я же твоя мама».

Сигналом к старту, с которого началось движение опасным курсом, стал развод. Шерил Грейс Смит познакомилась с Роджером Дином Доминго, техником-электронщиком береговой охраны, на два года старше ее, когда еще училась в старших классах. Они поженились вскоре после того, как Шери исполнилось восемнадцать, 19 сентября 1964 года в Сан-Диего. В следующем августе родилась Дебби, почти точно через год – сын Дэвид. Роджер ушел из береговой охраны и стал служить в методистской церкви, а затем устроился учителем в среднюю школу. В 1975 году семья переехала в Санта-Барбару.

Воспоминания Дебби о первых двенадцати годах ее жизни окутаны теплым янтарным сиянием. Шери раздает домашнее сахарное печенье. Пикники в парке Нохови-Фолс. Дебби нравилось, что у нее молодые родители – из тех, которые не наблюдают за тобой с лавочки, а подсаживают тебя на турник или вместе с тобой карабкаются по камням на берегу. Шери и Роджер были физически крепкими, подтянутыми людьми, выросшими в солнечном климате, и все их поведение свидетельствовало об этом. «До старших классов я вообще не знала, что такое цинизм», – говорит Дебби.

Как-то незаметно отношения между Шери и Роджером стали натянутыми. Немалая часть 1157-страничного отчета управления шерифа округа Санта-Барбара посвящена подробностям жизни Шери; на странице 130 Роджера расспрашивают о том, каким был их брак, в особенности их социальная жизнь в Санта-Барбаре. Он вспоминает пикники на свежем воздухе. Им нравилось бывать в Солванге – расположенной неподалеку симпатичной деревушке в датском стиле. На середине беседы Роджер начинает вместо «мы» говорить «она»: Шери любила танцевать, ей нравилось «тусоваться». Неясно, кто взял это слово в кавычки – Роджер или его собеседник. Но выглядят они осуждающе. Шери не употребляла наркотики и не увлекалась алкоголем, слово «тусоваться» в большей мере относится к ее общительности. Роджеру хватало плетеной корзины и пледа, расстеленного на траве, а Шери в какой-то момент захотелось большего. В декабре 1976 года они расстались.

Роджер вернулся в Сан-Диего, Дебби и Дэвид жили на два города. Раскол в семье Дебби восприняла как удачную возможность. Она начала стравливать родителей друг с другом. Проверяла границы дозволенного. Пренебрегала домашними правилами. При малейшей попытке сопротивления хватала сумку и объявляла, что уходит к другому родителю. Так она металась мячиком для пинг-понга семь лет, переезжая из Сан-Диего в Санта-Барбару и обратно, переходила из школы в школу не меньше шести раз, иногда среди учебного года. К июлю 1981 года ее когда-то неплохие отметки заметно снизились. В Сан-Диего у нее появился парень старше ее, которого Шери и Роджер, редко соглашавшиеся в чем-либо, дружно невзлюбили.

Строптивый подросток, серьезно настроенный бунтовать, способен расшатать даже самую прочную семью, вдобавок ко всему в жизни Шери тоже происходили перемены, чреватые стрессом. В июне, в период экономического спада, их с Эллен уволили по сокращению штатов из «Тримм индастриз» – небольшой компании, производящей компьютерную мебель. Шери сразу же стала инициатором поисков новой работы: взяла напрокат пишущую машинку «Ай-Би-Эм селектрик» и принялась наводить лоск на свое резюме и резюме подруги. В довершение всего она вскоре решила переехать.

Несколько лет Шери с детьми, когда они не уезжали в Сан-Диего к отцу, жила в мини-гостинице в Монтесито. Но в мае двоюродная сестра отца Шери, которую в семье звали тетей Барбарой, позвонила и сообщила, что выставляет свой дом в Голете на продажу и переезжает во Фресно. Тете Барбаре не хотелось, чтобы дом пустовал, пока его не продали. Не согласится ли Шери с детьми присмотреть за ним?

Тетя Барбара жила на Толтек-уэй – заканчивающейся тупиком улице в тихом зеленом уголке на северо-востоке Голеты, возле реки Сан-Хосе-Крик. Дом с гонтовой кровлей, построенный в стиле кейп-код, имел надстройку над гаражом и ставни на окнах. В округе его называли «большой красный амбар». Решающим фактором для Шери стало то, что по чистейшему совпадению Эллен жила через дорогу, на Толтек-драйв.

В начале июня Шери и дети с помощью компании грузоперевозок доставили свое имущество в дом номер 449 по Толтек-уэй. Здесь густо росли эвкалипты. Тишина казалась не просто умиротворяющей, а продиктованной самой природой, но покой этих мест не заставил Дебби угомониться. С ее точки зрения, настоящая жизнь осталась в районе Меса в Санта-Барбаре или в Монтесито, где жили ее друзья. А здесь все казалось непостоянным. Временным. Риелтору предстояло показывать дом потенциальным покупателям. Табличка на газоне гласила «Агентство недвижимости “Сантана”. Продается». Дебби скучала по дурно влияющему на нее бойфренду из Сан-Диего и постоянно болтала с ним по телефону, наговаривая гигантские счета. Через несколько недель после переезда и взрывного скандала с Шери она затолкала в сумку все, что смогла, вскочила на свой велосипед и укатила.

Почти каждый вечер Шери шла через улицу к Эллен, подруги открывали бутылочку вина и забирались в джакузи. Говорили о том, как Шери выбивала из Роджера алименты на детей. О поисках работы. О любви. Шери начала экспериментировать с объявлениями о знакомствах и с профессиональными службами знакомств. У нее состоялось несколько неловких свиданий в ресторанах делового центра. Один мужчина звонил в офис, спрашивал Шери и представился загадочным именем «Марко Поло». Узнав об этом, Шери рассмеялась, но ничего не сказала. Эллен знала, что Шери хочет снова выйти замуж и что ее подруга, как это ни удивительно для разведенной женщины, старомодна и романтична: она мечтала о любви, похожей на окутанное дымкой изображение с открытки: сияющая от счастья парочка рука об руку гуляет по пляжу на закате.

Шери уклонялась от разговоров о человеке, который почти вплотную подошел к завоеванию ее сердца после развода. Эллен с ним так и не познакомилась, поскольку эти отношения сложились раньше, чем ее дружба с Шери, но однажды видела, как он проскользнул в кабинет Шери на работе: рослый красавец гораздо моложе Шери, безукоризненно подтянутый, с густыми темными волосами. Эллен знала только, что их отношения развиваются с переменным успехом уже несколько лет, но недавно Шери решила, что между ними все кончено и пора двигаться дальше.

Но чаще всего женщины обсуждали проблемы Шери и Дебби. Любовь должна быть строгой, твердила Эллен. Пусть пеняет на себя.

– Настаивай на своем, – советовала она.

Именно так и поступила Шери, когда Дебби позвонила ей через четыре дня после ссоры в «Бутылке Клейна». У Дебби была лишь одна цель – не извиниться или сделать первый шаг к примирению, а забрать из дома купальник. Она забыла его в доме на Толтек-уэй.

– Мне надо заехать за купальником, – сказала она.

– Нет, – отрезала Шери.

– Что?

– Я сказала нет.

– Но это же мой купальник!

– А дом – мой!

Дебби яростно взвыла в трубку. Шери ответила ей в тон. Прохожие на Стейт-стрит замедляли шаг, предчувствуя скандал. Дебби было плевать, что подумают о ней зеваки. Ее трясло от бешенства. Самые страшные слова, какие она только могла придумать, вырвались сами.

– Убирайся из моей жизни ко всем чертям! – завизжала она и грохнула трубку на рычаг.

На следующий день примерно в половине третьего Дебби позвонили в дом ее подруги, пустившей ее пожить на время. Это была знакомая Дебби по работе в театре «Гранада». Подруга Шери, Эллен, позвонила в театр, разыскивая Дебби, и попросила передать ей, чтобы она немедленно перезвонила. Дебби собралась с духом, готовясь пережить чувство вины, которое наверняка постарается вызвать у нее Эллен за ее грубость по отношению к матери. Первые слова Эллен девочку ничуть не удивили. Она отчетливо представила себе, как Эллен стоит у телефона, подбоченившись и осуждающе поджав губы.

– Тебе надо приехать домой, – сказала Эллен.

– Домой я не вернусь, – отказалась Дебби. – Ни за что.

Воспоминания Эллен и Дебби о том, что именно было сказано далее, расходятся, но обеим запомнилось, что Дебби быстро поняла: домой ей надо явиться сейчас же. Немедленно. Всю дорогу до дома, пока Дебби сидела на переднем сиденье «Фольксвагена» подруги, у нее в голове вертелись возможные объяснения. Особенно ей запомнилось, как они свернули на Толтек-уэй и увидели желтую ленту, огораживающую место преступления – не только улицу, но и второй по счету дом на западной стороне. «Большой красный амбар». Дом тети Барбары.

Странно было видеть десятки суетящихся людей на обычно пустой тупиковой улице. Полицейские в форме. Детективы в костюмах. Пресса. В шуме и суете ощущались напряженность и растерянность. Все ходили быстрым шагом, сходились и снова расходились; у тех, кто собирал информацию, лица были озабоченные. Дебби пропустили за желтую ленту. Она прошла сквозь шум, словно в трансе.

Ее сердце дрогнуло, когда она заметила припаркованную на дорожке у дома машину матери – «Датсун 280ZX».

А потом она узнала еще одну машину – белый «Камаро» с двумя черными гоночными полосами, стоящий перед домом.

– А где Грег? – спросила Дебби, обращаясь ко всем сразу. Она поискала его взглядом и добавила уже громче: – Я хочу поговорить с Грегом!

Люди, суетившиеся на тупиковой улочке, замерли и дружно обернулись к ней, вопросительно приподняв брови. Направляясь к ней, они повторяли три слова – странно, пронзительно гармонирующие с похожим на сон трансом, в котором плыла Дебби, пробираясь к тому месту, где надеялась увидеть мать.

– С каким Грегом? С каким Грегом? С каким Грегом?

[Примечание редактора: следующий текст составлен из заметок Мишель и небольшой публикации «Авторская версия» для электронного журнала «Лос-Анджелес», написанной как продолжение статьи «По следам убийцы».]

Грегом был Грегори Санчес, двадцатисемилетний программист, который познакомился с Шери Доминго в конце 1970-х годов, когда они оба работали в «Барроуз корпорейшн». С 1977 по 1981 год они периодически встречались и с тех пор расходились и снова сходились столько раз, что, когда они наконец расстались окончательно, Дебби просто решила, что в их отношениях наступил очередной перерыв.

Грег был восемью годами моложе Шери, и порой эта разница давала о себе знать. Он всеми силами старался показать, что он мужчина: ездил на мотоцикле, водил «Камаро» с гоночными полосами. Был тренером по футболу в Малой лиге и организации «Поп Уорнер», а свободную спальню у себя в квартире оснастил всевозможной профессиональной стереоаппаратурой. Грег поддерживал физическую форму и всегда хорошо одевался. Как и Шери, он бережно относился к самому себе. Их роднила педантичность особого рода. Ни один из них не рос в достатке, и оба дорожили тем, что имели. На протяжении четырех лет траектория их взаимоотношений определенно напоминала замкнутый круг. Она ждала, когда он повзрослеет, он – когда она расслабится. Наконец оба решили, что с них хватит. И начали встречаться с другими.

В июне 1981 года «Барроуз корпорейшн» объявила о закрытии филиала в Санта-Барбаре. Санчес собрался съездить на Восточное побережье, чтобы разузнать насчет работы в филиале той же компании во Флориде. В следующем месяце, когда Дебби уже жила в «Бутылке Клейна», Грег разыскал ее и пригласил на обед.

Грег и Дебби были близки, она воспринимала его как родственника. На роль отца он не годился, так как по возрасту находился между Шери и Дебби и походил скорее на старшего брата. Он хорошо относился к Дебби, смешил ее и любил называть Деброй-Ди.

– Грег, я не Дебра, – напоминала она.

– Да ладно тебе, Дебра-Ди, – поддразнивал он, – не переживай.

Тем июльским днем, когда они ели гамбургеры, Грег объявил Дебби, что переезжает во Флориду. И объяснил, что хотел, чтобы она услышала эту новость от него самого, а не узнала постфактум: он не сомневался, что она расстроится. Но она все равно заметно приуныла.

– Я столько раз делал твоей маме предложение, – безнадежным тоном произнес он. – Она за меня никогда не выйдет.

Шери считала, что слишком стара для Грега, – этот довод Дебби считала абсурдным.

Чего Дебби не знала, так это того, что Грег уже встречается с другой.

С Табитой Силвер он познакомился в мае. Оба жили в одном многоквартирном доме, ранее Грег встречался с близкой подругой Табиты, Синтией. Синтия с Грегом остались друзьями, она и познакомила его с Табитой. Они начали встречаться, их отношения быстро развивались. Не прошло еще и трех недель, а Грег уже с некоторой тревогой изумлялся скорости, с которой между ними все стало серьезно.

Но времени у них не было. В жизни обоих преобладала неопределенность. Табита осенью начинала учиться на стоматолога в медицинской школе при Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе и уехала на лето из Санта-Барбары домой в Сан-Диего. Ситуация с работой Грега оставалась в подвешенном состоянии, он подумывал переселиться во Флориду.

– Сейчас мне не до того, чтобы заводить серьезные отношения, – говорил подруге Грег.

– А когда же еще? – возражала Табита. – В могиле?

Грег вернулся из Флориды 23 июля и сразу позвонил Табите. Он все-таки решил остаться в Калифорнии. Флорида слишком далеко от его друзей и родных. До ее дня рождения оставалось несколько дней, Грег пригласил ее на выходные в Санта-Барбару.

Она приехала в субботу, и они провели день вместе. Он намекал, что не прочь сделать предложение. Следующим вечером она появилась у дверей его квартиры. Но он удивил, в последнюю минуту поменяв планы: этот вечер он собирался провести не с ней, а с «одним другом».

Этим другом была Шери Доминго.

Один из соседей Шери Доминго слышал выстрел, а затем среди ночи раздался голос: женщина обращалась к кому-то сдержанно и бесстрастно, повторяя что-то вроде «успокойся». Вероятно, это были последние слова Доминго.

Позднее следователи предположили, что слишком отчетливый и характерный шорох двери спальни по ковру насторожил Санчеса. По-видимому, он вступил в борьбу с убийцей.

Один из детективов, знакомый с этим делом, вспомнил про успокаивающий и отвлекающий женский голос, который услышал сосед. «Она его взбесила», – заключил он.

На этот раз убийца унес с собой веревки, которыми связывал жертву. Он менял тактику и уничтожал улики.

Утром в понедельник риелтор прибыл в дом номер 449 по Толтек-уэй, чтобы показать его потенциальному покупателю и его семье. Риелтор вошел в дом первым и в спальне обнаружил трупы мужчины и женщины. Он немедленно увел клиентов из дома и позвонил в полицию.

Обе жертвы были обнажены. Убийца наполовину затолкал тело Санчеса в стенной шкаф, навалив на его голову сорванную с вешалок одежду. Рядом с трупом валялся фонарик – на батарейках остались отпечатки пальцев Санчеса, значит, он принадлежал не убийце.

Санчесу выстрелили в щеку, очевидно, в ходе борьбы или попытки оказать сопротивление. Эта рана не была смертельной – в отличие от двадцати четырех ран, нанесенных неизвестным тупым орудием. Доминго лежала на постели ничком в луже крови. Ее забили насмерть тем же орудием и накрыли покрывалом под цвет обоев. Руки убитой были скрещены за спиной, словно их связывали. Борозды на запястьях подтверждали это предположение.

Следователи обнаружили, что маленькое окно в нижней гостевой ванной было открыто. Рама с сеткой была вынута из окна и спрятана в зарослях за можжевельником. Окно было слишком узким для взрослого мужчины, но следователи предположили, что неизвестный дотянулся через него до наружной двери ванной и отпер ее.

Эксперты, работавшие на месте преступления, заметили очертания двух инструментов, недавно снятых с пыльной полки в коридоре. Одним из этих инструментов явно был разводной ключ. Во втором бывший муж Шери впоследствии узнал садовый инструмент – уплотнитель дерна. Разводной ключ и уплотнитель так и не нашли.

Полицейские ходили от двери к двери, опрашивая соседей. Ближайший из соседей сообщил, что примерно в 2.15 ночи его разбудил лай собак. Они вместе с женой выглянули в окно, не заметили ничего подозрительного и вернулись в постель.

Двое тринадцатилетних мальчишек рассказали полиции, что гуляли по округе примерно в 21.45 и увидели, что кто-то стоит за большим деревом на расстоянии квартала от места преступления. Им показалось, что это был мужчина, но они не уверены: в тени удалось разглядеть только темный силуэт.

Лен и Кэрол Голдшайн сообщили, что в тот вечер во время прогулки у них состоялась странная встреча. Примерно в 22.30, направляясь на запад по Юниверсити-драйв, они заметили, что за ними идет незнакомый мужчина, постепенно догоняя их. Когда они свернули на Беркли-роуд, неизвестный преследователь перешел улицу и продолжал двигаться параллельно им.

Этот мужчина был белым, лет двадцати или, может, чуть за двадцать, ростом около пяти футов и одиннадцати дюймов, худощавого телосложения, с очень светлыми прямыми волосами, закрывающими шею. Он был чисто выбрит, одет в рубашку, предположительно от «Оушн Пасифик», и голубые брюки – вельветовые или джинсовые.

Примерно в 23.00 того же вечера Тамми Штрауб и ее дочь Карла совершали пробежку по Мерида-уэй, когда заметили подозрительного молодого мужчину с овчаркой, заглядывающего в гараж одного из домов. Он стоял совершенно неподвижно, спиной к ним, словно вкопанный. На вид ему было лет двадцать или чуть больше, рост пять футов десять дюймов, хорошо сложен, волосы светлые. На нем были белые или бежевые теннисные туфли, светлая футболка. Позднее по описанию был составлен фоторобот.

Детективы узнали, что днем накануне убийств риелтор Ками Бардо показывала клиентам «большой красный амбар». Пока она занималась одной группой, белый мужчина лет тридцати пяти – сорока вошел в дом и принялся осматривать его, не говоря ни слова. Но прежде чем риелтор смогла прервать разговор, незнакомец уже ушел.

Когда осмотр закончился, Бардо прошлась по дому и заметила какие-то металлические штуковины в кухне. Уже по прошествии времени она поняла, что это были детали запорного механизма с задней двери дома.

По описанию Бардо, у странного посетителя дома были ярко-голубые глаза, короткие светло-каштановые волосы, вьющиеся и выцветшие на солнце. Загорелый, ростом около пяти футов и девяти дюймов, он был одет в рубашку с принтом в виде зеленого крокодила и потертые «ливайсы». Художник из управления шерифа Санта-Барбары составил по ее описанию фоторобот.

Поначалу полиция рассматривала в том числе и версию о наркоторговцах, ворвавшихся в дом и убивших пару, но близкие погибших назвали это предположение абсурдным. Никто из них не употреблял наркотики. Тогда детективы переключили внимание на бывшего мужа Шери. После тщательного допроса его алиби подвергли проверке. Оно подтвердилось.

Со временем местные начали называть неуловимого преступника, совершившего одно неудачное нападение и два двойных убийства, «Речным убийцей». Поскольку все три пары не были женаты, поговаривали, что убийца – религиозный фанатик, стремящийся наказывать тех, кто, по его мнению, живет во грехе. А следователи из Санта-Барбары продолжали считать, что разыскиваемый ими убийца – местный подонок по имени Бретт Глэсби.

Впервые включенный следователями из Санта-Барбары в число потенциальных подозреваемых в 1980 году, Глэсби был местным правонарушителем, хорошо известным своей подлостью и дурным характером. Ни у кого не нашлось бы для него ни одного доброго слова. Он был злобным ублюдком. Опытный взломщик Глэсби имел косвенную причастность к потерпевшему Роберту Офферману: вместе с другими бандитами Глэсби считался главным подозреваемым в зверском избиении уборщика, который работал в том же здании, где находилась приемная Оффермана. Глэсби жил в районе действия убийцы и имел доступ к «смит-вессону» 38-го калибра – такое же оружие фигурировало в убийствах Оффермана и Мэннинг. Однако затем баллистическая экспертиза исключила причастность именно этого оружия, и никаких физических свидетельств связи Глэсби с каким-либо из этих преступлений также не было обнаружено.

В 1982 году сам Бретт Глэсби был убит вместе со своим братом Брайаном. Отдыхая в Мексике, они направились на пляж в Сан-Хуан-де-Алима, на встречу с наркоторговцем, рассчитывая заключить сделку. Там их ограбили и застрелили: оказалось, что все было подстроено заранее. В управлении шерифа Санта-Барбары придерживались мнения, что Глэсби с большой долей вероятности причастен к двойным убийствам Оффермана – Мэннинг и Санчеса – Доминго, и эта убежденность не поколебалась даже после того, как отдел нераскрытых дел округа Ориндж установил связь этих преступлений с «Настоящим ночным охотником», последнее из известных преступлений которого было совершено в 1986 году, через четыре года после смерти Глэсби.

В 2011 году, спустя много лет после ранее неудачных попыток, ДНК-профилирование было успешно проведено по сохранившемуся генетическому материалу, полученному из одеяла с места убийства Санчеса – Доминго. Оно убедительно установило связь дел Голеты с преступлениями «Насильника с востока» и «Настоящего ночного охотника».

Как и Джо Олсип, Бретт Глэсби оказался еще одним ложным следом.

Никто не объяснил Дебби Доминго, что убийца ее матери мог и не ограничиться только двумя жертвами. Она узнала об этом лишь в начале 2000-х годов, когда появились документальные программы кабельного телевидения, посвященные реальным убийствам и в том числе преступлениям «Настоящего ночного охотника». К тому времени Дебби работала тюремной надзирательницей в Техасе, уже семь лет воздерживаясь от употребления наркотиков после десятилетней зависимости от метамфетаминов. Убийство матери пустило всю ее жизнь под откос.

В тот июльский день, когда пятнадцатилетняя Дебби узнала о смерти своей матери, она позвонила бабушке и сообщила о случившемся.

– Дебби, – ответила бабушка, – так шутить некрасиво.

Сразу после этого Дебби переехала в Сан-Диего. Постепенно из ее жизни исчезли все родственники с материнской стороны. Вскоре после смерти Шери она подслушала разговор родственников, который с тех пор не давал ей покоя. «Линда, – говорила бабушка ее тете, – как я рада, что это была не ты. Не знаю, что бы со мной было, если бы ты оказалась на ее месте».

Позднее Дебби пыталась связаться с бабушкой и тетей, надеясь восстановить родственные узы. Но ей никто не ответил.