76
Систему тайного наблюдения капитан-инспектор успел смонтировать прямо перед неожиданным приездом группы инспекторов. Они сорвали все планы Хоупа, однако он решил, что это даже к лучшему, ведь подсматривать в неспокойной обстановке еще приятнее.
Все необходимое оборудование для командира изготовил сержант Клуни, а уж спрятать пару камер и настроить у себя в комнате приемник было для дипломированного специалиста парой пустяков.
По правде говоря, он немного побаивался этого зрелища, ведь Элеонора не просто поражала – она производила неизгладимое впечатление. Хоуп не исключал, что может заболеть нервным расстройством.
Впрочем, ожидаемого удовольствия он не получил, хотя теперь мог видеть, как лейтенант Файвер раздевается в комнате, или, с помощью второй камеры, как она принимает душ.
Когда же наконец пришел долгожданный час, капитан настроил свой приемник и совсем недолго любовался прелестями Элеоноры.
Она выключила свет, и он, тяжело дыша, тоже стал готовиться ко сну.
Неожиданно на экране приемника появилась полоска света, а затем в приоткрывшейся двери комнаты Элеоноры показался силуэт.
Скоро у Хоупа уже не оставалось сомнений – это был тот самый майор Оллеас.
– Думаешь, тебе все можно? – пробормотал капитан-инспектор. – Сейчас она тебе покажет. Сейчас ты узнаешь, как выбивают дверь…
К сожалению, он не установил звукового сопровождения, считая, что таким образом придерживается хоть каких-то этических норм, однако сейчас этого очень не хватало.
Лейтенант Файвер была обеспокоена. Она включила ночник, а майор Оллеас прикрыл за собой дверь.
Элеонора решительно поднялась с кровати, хотя была совершенно нага.
«Сейчас она ему врежет», – подумал Хоуп, глядя, как лейтенант Файвер вскинула руки и… обвила ими шею майора.
– Что такое? – удивился капитан-инспектор, наблюдая, как эти двое ложатся на кровать.
Затем свет ночника погас, и Хоупу оставалось только домысливать, что происходило дальше. Впрочем, это было не так уж сложно.
Потом любовники плескались в душе, и Хоуп подавленно лицезрел габариты своего соперника. Вот если бы и ему такие мышцы! Тогда бы он тоже имел у Элеоноры успех, а так, конечно, какое тут соревнование.
Не сдержав сиюминутного порыва, Хоуп поднялся с кровати и принялся делать отжимания. На счете «двадцать шесть» он упал лицом в пол и загрустил. Стать атлетом быстро у него не получалось.
«Может, мне стать богатым? – подумал он. – Если дослужусь до генерала, жалованье будет что надо».
Пока Хоуп думал о богатстве и спортивных успехах, майор и Элеонора продолжали свои утехи, теперь уже под душем.
Капитан-инспектор невольно посмотрел на часы и отметил, что майор Оллеас, ко всему прочему, чрезвычайно вынослив.
Хоуп попытался вспомнить, каков его личный рекорд. Последний раз это случилось полгода назад с проституткой из военного борделя.
«Кажется, я работал минут пятнадцать, – сказал себе капитан, понимая, что привирает. – Ну хорошо, не пятнадцать, а пять или даже три. Но ведь и тут нужна тренировка. А где ее возьмешь, когда весь день на службе?»
На другой день майор Оллеас и Элеонора вели себя как ни в чем не бывало. Только в столовой девушка то и дело посматривала на ночного гостя, что, естественно, не ускользнуло от капитана Хоупа.
Сидя после обеда в своей комнате, он, сам не зная зачем, снова включил приемник.
Лейтенант Файвер стояла у маленького окна и задумчиво смотрела вниз, на травку или, может, на дорогу. На ее лице блуждала мечтательная улыбка.
«Опять улыбается», – вздохнул Хоуп и загрустил. Он даже не заметил, как открылась дверь в его комнату, поскольку тот, кто входил, намеренно ступал тихо.
– Неплохо придумано, капитан. У вас в каждой комнате камеры или только для лейтенанта Файвер постарались?
– Я… Сэр… Господин майор, я… – начал, заикаясь, Хоуп, уверенный, что сейчас майор Оллеас его просто застрелит. Да что застрелит – такими руками можно удавить даже животное. Крупное животное, куда крупнее капитана Хоупа.
«И ничего ему не будет, скажет, что изменника ликвидировал, и все объяснение. У них так. У них это быстро».
– Значит, используете оборудование в личных целях?
– В личных… То есть нет, в государственных.
– Это, конечно, проступок, Хоуп, но в мою компетенцию моральное разложение личного состава не входит. Меня интересуют только шпионы и изменники родины, а также случаи преступного разгильдяйства и неумышленного саботажа…
Произнеся эту длинную фразу, Ник незаметно перевел дух. Чтобы лучше войти в суть дела, ему пришлось почитать оставшиеся от урайцев инструкции. Там были словечки и потруднее, однако Ник постарался выбрать те, в которых было меньше вероятности запутаться.
– Присаживайтесь, капитан. Нам предстоит нелегкий разговор.
– Я искуплю!
– Никто не сомневается. Садитесь. И я присяду.
Хоуп опустился на смятую кровать и сцепил на коленях руки.
«Помирать собрался», – угадал Ламберт.
– Что вам известно о деятельности администрации промышленной зоны? Какие нарушения режима секретности она допускает?
– Про деятельность я знаю немного, но что она нарушает… – Хоуп пожал плечами.
– Какие-то аварии были?
– Случается, кого-то придавит или часовые кого-нибудь застрелят по ошибке, но тут уж ничего не поделаешь – в долине туман и плохая видимость, вот и стреляют куда попало.
– Кого вы знаете из руководства?
– Начальника промышленной зоны – Пятьсот десятого.
– А еще?
– Майора Кархарда, он отвечает за безопасность промышленного объекта.
– Еще.
– Ну, Бакса Вассермана из отдела планирования интенсивности.
– Интенсивности чего?
– Интенсивности… Точно не помню, сэр, но именно он рассчитывает, которые девайсы прижились в скважине, а которые нет. Аналитик он очень хороший, но по жизни сволочь…
– Кого из администрации вы еще знаете?
– Всех трудно запомнить, сэр, – извиняющимся тоном произнес Хоуп и вытер со лба пот. – Я же там нечасто бываю, и всякий раз новые лица. Но вот еще один человек, сержант Пэнтфилд, наводит меня на определенные мысли, сэр.
– Чем он занимается?
– Костюмы выдает перед заходом на территорию промышленной зоны.
– Какие костюмы?
– Различных размеров, сэр.
– Что вам известно о нарушениях при хранении готовой продукции?
– Ничего не известно, сэр. Я человек маленький, и меня без необходимости за эти стены не выпускают. – Хоуп снова отер с лица пот и преданно посмотрел на Ламберта.
Тот выдержал этот покаянный взгляд и, недовольно поморщившись, заметил:
– Невнятно как-то, Хоуп. Невнятно. На сегодня мы разговор закруглим, но позже продолжим… Когда прилетит гиббер?
– В семнадцать часов, сэр. Но к девятнадцати ноль-ноль я уже вернусь.