Глава 56
Целый месяц Белл не разговаривала с Кунтой – даже свою корзину с овощами в большой дом носила сама. Но как-то в понедельник она прибежала в сад с широко распахнутыми глазами и затараторила:
– Только что у нас был шериф! Он сказал массе, что на Севере, в каком-то Бостоне, произошла заварушка! Белые люди словно взбесились из-за налогов короля, что за большой водой. Масса велел Лютеру закладывать повозку. Он едет в округ. Он очень зол!
После ужина все собрались у хижины Скрипача, желая узнать, что думает об этом он и садовник. Садовник был самым старым из рабов, а Скрипач часто путешествовал и много знал.
– Когда это произошло? – спросил кто-то.
– Ну все, что доходит до нас с Севера, – ответил садовник, – случается довольно давно.
– Я слышал, – добавил Скрипач, – что из Бостона до Вирджинии десять дней пути на самых быстрых лошадях.
Повозка массы вернулась уже на закате. Лютер поспешил к рабам, чтобы сообщить обо всем, что ему стало известно.
– В Бостоне так разозлились из-за налогов, что набросились на солдат короля, – рассказывал он. – Солдаты начали стрелять и убили одного ниггера по имени Криспус Аттукс. Они называют это «Бостонской резней»!
В следующие дни об этом говорили очень мало. Кунта не понимал, что происходит и почему белые – и даже черные – волнуются из-за того, что случилось так далеко. Не проходило дня, чтобы на большой дороге не появился кто-нибудь с новыми слухами. Лютер регулярно приносил новости от домашних рабов или с конюшни от других кучеров, с которыми он общался, когда масса ездил навещать больных или обсуждать новости из Новой Англии с другими массами в их больших домах.
– Белые люди не умеют хранить секреты, – сказал Кунте Скрипач. – Они не обращают внимания на ниггеров. Куда бы они ни пошли и что бы ни делали, ниггеры все слышат. Белые разговаривают за столом и не думают, что ниггерские девушки, подающие им еду, все запоминают. Они считают нас глупыми. Даже когда они так напуганы, как сейчас, и говорят непонятно, мы все равно запоминаем слова по буквам, а потом находится кто-то, кто их разберет. Ниггеры не заснут, пока не узнают, о чем говорят белые люди.
Известия с Севера продолжали поступать все лето и осень. Потом Лютер стал рассказывать, что белых волнуют не только налоги.
– Они говорят, что в некоторых округах черных вдвое больше, чем белых. Они боятся, что король из-за воды начнет освобождать нас, ниггеров, чтобы мы сражались против белых.
При таком известии все ахнули. Лютер немного выждал и добавил:
– Многие белые так напуганы, что начали запирать двери по ночам и даже перестали разговаривать в присутствии ниггеров.
Кунта много ночей лежал без сна, размышляя о «свободе». Насколько он понимал, это означало, что не будет никакого массы, можно будет делать то, что захочется, и идти куда угодно. В конце концов он решил, что вряд ли белые везли черных через большую воду, сделав своими рабами, чтобы потом вот так вдруг их отпустить. Такого просто быть не могло.
Незадолго до Рождества к массе Уоллеру приехали родственники. Их черного кучера кормила на кухне Белл, а он рассказывал ей последние новости.
– Дон слышал, что в Джорджии ниггер по имени Джордж Лейли, баптист, получил разрешение проповедовать среди черных по всей реке Саванна. Говорят, он даже создал африканскую баптистскую церковь в Саванне. Я первый раз слышу о церкви ниггеров…
– Рассказывают, что такая есть в Петербурге, прямо здесь, в Вирджинии. А ты слышал что-нибудь о беспорядках на Севере?
– Говорят, много важных белых людей собралось в Филадельфии. Они называют это Первым Континентальным конгрессом.
Белл тоже об этом слышала. На самом деле она, с трудом разбирая буквы, прочитала об этом в газете массы Уоллера, а потом рассказала все старому садовнику и Скрипачу. Только они знали, что Белл немного умеет читать. Садовник и Скрипач сошлись во мнении, что Кунте об этом ее умении говорить не стоит. Да, он умел держать рот на замке и стал многое понимать и выражаться яснее, но они чувствовали, что он еще не до конца осознает всей серьезности последствий – никто не знал, что случится, если масса хотя бы заподозрит, что Белл умеет читать. Ее могут продать в тот же день.
В начале следующего, 1775 года практически все новости были связаны с событиями в Филадельфии. Даже из того немногого, что Кунта слышал и мог понять, становилось ясно, что у белых людей назревает конфликт с королем за большой водой в месте, называемом Англией. Много говорили о каком-то массе Патрике Генри, который воскликнул: «Дайте мне свободу или смерть!» Кунте это понравилось, но он не мог понять, как подобное мог сказать белый. Ведь белые люди и без того казались ему совершенно свободными.
Через месяц пришло известие о том, что двое белых по имени Уильям Доус и Пол Ревир загнали лошадей, спеша предупредить «ополченцев» (минитменов) о приближении солдат короля к месту, которое называли Конкорд, чтобы уничтожить хранившиеся там ружья и пули. А вскоре после этого на плантации узнали, что в жестокой битве при Лексингтоне ополченцы потеряли лишь несколько человек, убив более двухсот солдат короля. Через два дня сообщили, что еще тысяча солдат погибла в кровопролитном сражении в Банкер-Хилл.
– Белые в совете округа хохотали, – рассказывал Лютер. – Они говорят, что солдаты короля носят красные мундиры, чтобы не было видно крови. Я слышал, что немало крови пролили и ниггеры, сражавшиеся рядом с белыми.
Куда бы Кунта ни пошел, он повсюду слышал, что массы Вирджинии все меньше доверяют своим рабам – «даже самым старым домашним ниггерам!».
Преисполненный чувства собственной значимости Лютер в июне, вернувшись из очередной поездки, пришел к напряженно ожидавшим известий рабам.
– Какой-то масса Джордж Вашингтон собрал армию. Ниггер говорил мне, что у него большая плантация, где работают много рабов.
Лютер слышал, что в Новой Англии рабов освободили, чтобы они помогали белым сражаться с солдатами короля.
– Известное дело! – воскликнул Скрипач. – Ниггеры будут помогать им, как французам во время войны с индейцами. Но как только все кончится, белые снова начнут стегать ниггеров кнутами!
– Может быть, и нет, – возразил Лютер. – Я слышал, что есть белые – они называют себя квакерами. Они создали в Филадельфии общество противников рабства. Есть белые люди, которые не считают ниггеров рабами.
Скрипач лишь головой покачал.
Обрывки новостей, которые приносила Белл, звучали так, словно она сама обсуждала их с массой. В конце концов Белл призналась, что подслушивала под дверью, когда у массы были гости. Подслушивать пришлось, потому что масса сурово велел ей накрыть на стол и сразу же уйти, а потом запер дверь на ключ.
– Но я знаю этого человека лучше его собственной мамми! – гордо заявила Белл.
– И о чем же они говорили, когда заперли дверь? – нетерпеливо спросил Скрипач.
– Сегодня масса сказал, что не собирается сражаться с англичанами. Он говорит, что они пришлют сюда большие корабли с солдатами. В одной лишь Вирджинии двести тысяч рабов, и если англичане поднимут ниггеров против белых, будет очень плохо. Масса говорит, что он хранит верность королю, но никто не способен заплатить такие налоги.
– Генерал Вашингтон перестал брать ниггеров в армию, – сказал Лютер. – Но некоторые свободные ниггеры на Севере говорят, что они граждане этой страны и хотят сражаться.
– Им стоит воспользоваться шансом, – ответил Скрипач. – Белых людей слишком мало, чтобы воевать. Но эти свободные ниггеры просто дураки.
Через две недели пришли еще более важные известия. Лорд Данмор, королевский губернатор Вирджинии, объявил свободными всех рабов, которые покинут плантации, чтобы служить на английском флоте рыболовецких судов и фрегатов.
– Масса вне себя от ярости, – сообщила Белл. – Один из гостей за ужином рассказывал, что рабов, которых заподозрили в желании пойти в армию, заковывают в цепи или бросают в тюрьмы. Хватают даже тех, кто лишь подумал об этом. Говорят, что самого лорда Данмора хотят похитить и повесить!
Кунте поручили напоить и накормить лошадей множества возбужденных масс, приехавших к суровому массе Уоллеру. Кунта видел, что лошади очень утомлены после долгой и быстрой скачки. Многие массы не стали брать черных кучеров, а правили повозками сами. Среди них был и Джон Уоллер, брат массы, тот самый белый, который купил Кунту восемь лет назад. Прошло столько времени, а он узнал это ненавистное лицо с первого взгляда. Впрочем, мужчина бросил ему поводья, абсолютно не признав его.
– Не удивляйся, – сказал ему Скрипач. – Такие массы, как он, никогда не разговаривают с ниггерами. А уж если бы он вспомнил, кто ты такой…
За несколько недель Белл узнала, что масса и его гости встревожены и очень злы из-за того, что тысячи рабов из Джорджии, Южной Каролины и Вирджинии бегут с плантаций, чтобы присоединиться к лорду Данмору. Говорили, что большинство беглых рабов просто направляется на Север. Но все белые считали, что нужно заняться разведением гончих псов.
Однажды масса Уоллер позвал Белл в гостиную и дважды прочел ей вслух статью из местной газеты. Он приказал показать эту статью рабам и передал ей газету. Она сделала, как было сказано. Статья вызвала у черных ту же реакцию, что и у Белл: не страх, но гнев: «Если вы, негры, решите погубить свою жизнь… страдаете ли вы сейчас или нет, но если вы нас предадите, то страдания вам гарантированы».
Прежде чем вернуть газету массе, Белл, уединившись в своей хижине, прочла несколько других статей. Среди них были сообщения о реальных или ожидаемых восстаниях рабов. Масса накричал на Белл за то, что она не вернула газету до ужина, и ей пришлось со слезами извиняться. Но вскоре ее снова отослали с новым сообщением. Собрание представителей Вирджинии приняло решение о том, что «всех негров и других рабов, заподозренных в бунте или беспорядках, будут казнить без покаяния».
– Что это означает? – спросил один из черных, и ему ответил Скрипач:
– Попробуй взбунтоваться, и белые убьют тебя даже без священника!
Лютер слышал, что одних белых называли «тори», а других «шотландцами». Все они присоединились к англичанам.
– Ниггер шерифа сказал мне, что лорд Данмор разорил речные плантации, сжег большие дома и пообещал ниггерам, что они будут свободными, если пойдут с ним.
Лютер рассказывал, что в Йорктауне и других городах всех черных, которых поймали на улице ночью, бьют кнутами и бросают в тюрьмы.
Рождество в тот год выдалось совсем не праздничным. Лорд Данмор скрылся от разъяренной толпы на своем военном корабле. А через неделю пришли совсем невероятные известия: флот Данмора подошел к Норфолку, и лорд приказал освободить город в течение часа. А потом его пушки стали обстреливать город. Начались пожары, большая часть города была превращена в руины. Белл рассказывала, что в Норфолке не хватает воды и еды, началась лихорадка. Погибло столько людей, что вся река забита раздутыми телами, и их течением несет в город.
– Говорят, что их хоронят прямо в песке и иле, – говорил Лютер. – И многие ниггеры голодают и умирают на этих английских кораблях.
Обдумывая все эти ужасные события, Кунта чувствовал, что такие страдания должны иметь какой-то смысл, какую-то причину – ведь не зря же Аллах пожелал этого. Что бы ни произошло дальше с черными и белыми, все это Его промысел.
В начале 1776 года Кунта и все остальные узнали, что из Англии прибыли корабли генерала Корнуоллиса. Пытаясь пересечь большую «реку Йорк», они попали в сильный шторм. Потом пришло известие о том, что собрался новый Континентальный конгресс. Массы из Вирджинии высказались за полное отделение от Англии. Два месяца прошли почти без новостей, а потом Лютер вернулся из округа с важным известием.
– Конгресс собрался 4 июля. Все белые, кого я видел, страшно радовались. Была принята какая-то Декларация независимости. Я слышал, масса Джон Хэнкок расписался так крупно, что королю не придется напрягаться, разбирая его подпись.
Из следующих поездок Лютер возвращался с новыми слухами. В Балтиморе по улицам пронесли огромную куклу, изображающую короля, а потом бросили ее в костер, и белые люди кричали: «Тиран! Тиран!» А в Ричмонде белые стреляли залпами, размахивали факелами и поздравляли друг друга. Притихшим рабам старый садовник сказал:
– Ниггерам нечему радоваться. В Англии или здесь белые всегда остаются белыми.
Тем же летом Белл прибежала к рабам с известием. За ужином один из гостей сказал, что Палата представителей только что приняла новый закон.
– Они берут ниггеров в армию барабанщиками, флейтистами и пионерами.
– А что такое «пионеры»? – спросил кто-то.
– Это те, кто идет в первых рядах и кого убивают! – ответил Скрипач.
Потом Лютер привез известие о большом сражении в Вирджинии, где рабы воевали на обеих сторонах. Сотням англичан и тори вместе с заключенными и черными противостояла небольшая группа белых колонистов и их черных. Колонисты перешли мост, а солдат-раб по имени Билли Флора разломал опоры, так что английским войскам пришлось остановиться. Так колонисты выиграли целый день.
– Разломал опоры! Ну и силен ниггер! – воскликнул изумленный садовник.
Когда в 1778 году на стороне колонистов в войну вступили французы, Белл рассказывала, что штаты один за другим принимают рабов в армию, обещая им полную свободу после победы.
– Осталось два штата, которые заявили, что никогда не позволят ниггерам воевать, – это Южная Каролина и Джорджия.
– Единственное хорошее, что я об этих штатах слышал! – заметил Скрипач.
Как бы Кунта ни ненавидел рабство, он считал, что ничего хорошего из участия в войне для черных не выйдет. Во-первых, у белых всегда будет больше оружия, чем у черных, и любая попытка бунта приведет к поражению. А на его родине тубобы давали ружья и пули плохим вождям и царям, и тогда черные начинали воевать с черными, деревня с деревней – а потом победители продавали побежденных, таких же людей, как они, в рабство белым.
Однажды Белл услышала, как масса говорил, что пять тысяч черных, и свободных, и рабов, участвовали в сражении. Лютер постоянно рассказывал о черных, которые воевали и погибали вместе со своими массами. Он говорил о черных подразделениях с Севера, даже о целом черном батальоне.
– У них и полковник – ниггер, – добавил Лютер. – Его зовут Миддлтон. – Он лукаво посмотрел на Скрипача: – Ты ни за что не догадаешься, кто он такой!
– Что ты хочешь сказать? – спросил Скрипач.
– Он тоже скрипач! И когда есть время, играет на скрипке.
А потом Лютер принялся напевать и насвистывать новую песенку, которую услышал в городе. Мотив был очень привязчивым, и скоро ее уже напевали все вокруг, а другие отбивали ритм палками. «Янки-дудл к нам верхом приезжал на пони…» А когда Скрипач заиграл, молодежь начала танцевать и хлопать в ладоши.
В мае 1781 года черные узнали о том, что конный отряд англичан разрушил плантацию массы Томаса Джефферсона, Монтичелло. Весь урожай был уничтожен, амбары сожгли, скот угнали и забрали всех лошадей и тридцать рабов.
– Белые люди говорят, что Вирджинию надо спасать, – рассказывал Лютер.
А вскоре после этого рассказал, как радовались белые тому, что к ним приближается армия генерала Вашингтона.
– И в ней полно ниггеров!
В октябре армии Вашингтона и Лафайета объединились и атаковали Йорктаун, где стояли войска английского генерала Корнуоллиса. Вскоре стало известно о других сражениях в Вирджинии, Нью-Йорке, Северной Каролине, Мэриленде и других штатах. В конце месяца даже рабы радостно кричали:
– Корнуоллис сдался! Война закончилась! Свобода победила!
Лютер почти постоянно был в разъездах, и даже масса начал улыбаться – впервые за много лет, по словам Белл.
– Куда бы мы ни приезжали, черные радуются так же, как белые, – говорил Лютер.
Но он говорил, что черные больше всего почитают собственного героя, Билли Флору. Недавно он ушел в отставку и вместе со своим верным мушкетом вернулся в Норфолк.
– Они все возвращаются! – кричала Белл. – Масса только что сказал мне, что Филадельфия станет первой столицей новых Соединенных Штатов!
Но самую важную новость принес Лютер.
– Масса Джефферсон принял закон об освобождении. Теперь массы получают право освобождать ниггеров, но никто не обязывает их это делать – только если они захотят.
Когда генерал Вашингтон в начале ноября 1783 года распустил армию, положив конец Семилетней войне, Белл сказала всем черным:
– Масса говорит, что теперь будет мир.
– Пока есть белые, мира не будет, – мрачно ответил Скрипач, – потому что больше всего на свете они любят убивать. – Он посмотрел на всех собравшихся и добавил: – Вот увидите, для вас, ниггеров, все станет только хуже. Я вам это обещаю.
Потом Кунта сидел у старого садовника. Они обсуждали услышанное.
– Ты многое видел с того времени, как попал сюда. Давно ты здесь оказался?
Кунта не помнил, и это его расстроило.
Вечером, оставшись в одиночестве, Кунта несколько часов раскладывал разноцветные камешки из своей фляги кучками по двенадцать штук. Он так поразился тому, что сказали ему камни, что решил никогда не говорить об этом садовнику. Его окружали семнадцать кучек камней. Ему уже тридцать четыре дождя! Что же произошло с его жизнью и как Аллах это допустил? Кунта пробыл в землях белых людей столько же, сколько прожил в Джуффуре. Остался ли он африканцем или превратился в ниггера, как называли себя остальные? Остался ли он мужчиной? Ему столько же лет, сколько было отцу, когда он видел его в последний раз, но у него нет ни сыновей, ни жены, ни семьи, ни деревни, ни народа, ни родины, почти никакого прошлого, которое могло бы показаться реальным, – и будущего он никакого не видел. Гамбия казалась сном, увиденным давным-давно. А может, он все еще спит? И проснется ли когда-нибудь?
