Глава 47

Левая щиколотка Кунты так разболелась, что из раны стал течь гной, покрывавший весь железный браслет вонючей желтой слизью. Усилившаяся хромота привлекла внимание надсмотрщика. Осмотрев ногу, он приказал Самсону снять кандалы.

Мучительно было даже шевелить ногой, но Кунта был так счастлив, когда его расковали, что забыл о боли. Тем вечером, когда все разошлись по хижинам и наступила тишина, Кунта, хромая, вышел из хижины и снова бросился бежать. Теперь он пересек поле в направлении, противоположном тому, куда бежал в первый раз. Он направился к широкому и густому лесу с другой стороны. Он добрался до оврага и заполз на другую сторону на животе. И тут он засек вдали первые признаки движения. Он лежал очень тихо, сердце у него колотилось. Раздался хриплый голос Самсона:

– Тоби! Тоби!

Сжимая в руках толстую палку, которую ему удалось за-острить, превратив в некое подобие копья, Кунта спокойно ждал. Его взгляд с холодной расчетливостью следил за приближением массивного силуэта. Самсон с шумом продирался сквозь кусты. Что-то подсказывало Кунте, что Самсон боится за себя – ему придется отвечать, если Кунта сбежит. Самсон приближался – Кунта напрягся, но оставался неподвижным, как камень. И вот момент настал. Он изо всех сил сжал копье и заворчал от неожиданной боли. Самсон, услышав его, метнулся в сторону. Копье просвистело буквально у него над ухом.

Кунта пытался бежать, но щиколотки так болели, что он не мог выпрямиться. И тогда он решил бороться. Самсон навалился на него, блокируя своим весом каждый удар. В конце концов Кунта упал. Вздернув его вверх, Самсон продолжал молотить его кулаками, целясь только в грудь и живот. Кунта пытался увернуться, кусался и царапался. Потом могучий удар окончательно свалил его с ног. На сей раз подняться он не смог. Он не мог даже защищаться от ударов.

Хватая ртом воздух, Самсон туго связал Кунте руки, а потом поволок назад к ферме, пиная его, когда тот спотыкался или падал. Всю дорогу он ругал его последними словами.

Кунта мог лишь, спотыкаясь, плестись за Самсоном. Голова у него кружилась от боли и усталости – и от отвращения к самому себе. Он был готов к избиению, ждущему его возле хижины. Но когда они добрались – прямо перед рассветом, – Самсон лишь пнул его пару раз и оставил валяться на полу.

Кунта был совершенно опустошен. Его била дрожь. И все же он начал зубами рвать волокна веревки, стягивавшей его руки. В конце концов зубы его стали гореть, словно огнем. Но когда прозвучал утренний рог, веревка наконец поддалась. Кунта лежал и плакал. У него снова ничего не получилось. Он начал молиться Аллаху.

После этого стало казаться, что Кунта и Самсон заключили какой-то тайный пакт ненависти. Кунта знал, как пристально за ним следят. Он знал, что Самсон ждет любого удобного момента, чтобы наказать его так, как может понравиться тубобам. Кунта же выполнял любую порученную ему работу так, словно ничего не случилось – но гораздо быстрее и лучше, чем раньше. Он заметил, что надсмотрщик не обращает внимания на тех, кто работает усерднее и кто больше всех улыбается. Заставить себя улыбаться Кунта не мог, но с мрачным удовлетворением замечал, что чем сильнее он потеет, тем меньше ударов кнута ему достается.

Как-то вечером после работы Кунта проходил мимо амбара и увидел тонкий железный клин, почти незаметный среди поленьев – по приказу надсмотрщика двое мужчин пилили здесь дрова. Быстро оглянувшись и никого не заметив, Кунта схватил клин и, спрятав его под рубашкой, поспешил в свою хижину. Клином он вырыл яму в земляном полу, положил его туда, присыпал землей и тщательно утрамбовал ее камнем, чтобы никаких следов не осталось.

Ночью он совсем не спал, опасаясь, что из-за пропажи клина тубобы решат обыскать хижины. Когда на следующий день никто не поднял тревоги, Кунта немного успокоился, но пока еще не знал, как использовать клин для бегства, когда наступит удобный момент.

Больше всего ему хотелось завладеть одним из тех длинных ножей, которые надсмотрщик каждое утро вручал нескольким мужчинам. Но каждый вечер ножи собирались и тщательно пересчитывались. С таким ножом будет легче прокладывать путь в лесу, а если придется, то и собаку можно будет убить – или человека.

Спустя почти луну холодным утром Кунта направлялся на поле, чтобы помочь одному из черных чинить изгородь. Было пасмурно и серо. И вдруг с неба стало падать что-то напоминающее соль. Сначала это что-то сыпалось почти незаметно, потом повалило большими хлопьями. Он услышал возглас:

– Снег!

Кунта решил, что так это странное явление и называется. Он наклонился и потрогал снег – он был холодный. Кунта взял снег в руку и лизнул его – он оказался еще холоднее. Снег обжигал холодом и не имел никакого вкуса. Да и запаха, как оказалось, он никакого не имел – просто исчез в ладони, превратившись в воду. Куда бы Кунта ни бросил взгляд, все было занесено белым снегом.

Но когда он добрался до другой стороны поля, снег перестал идти и даже начал таять. Не показывая своего удивления, Кунта подошел и молча кивнул своему черному напарнику, ожидавшему его у сломанной изгороди. Они начали работать. Кунта помогал напарнику закреплять изгородь металлической нитью, которую тот называл «проволокой». Через какое-то время они добрались до участка, почти полностью заросшего высокой травой. Черный начал рубить траву длинным ножом. Кунта присмотрелся, чтобы оценить расстояние между собой и ближайшим лесом. Он знал, что Самсона поблизости нет, а надсмотрщик сегодня следит за другим полем. Кунта работал энергично, чтобы черный ничего не заподозрил. Но дыхание его замедлилось, когда он стоял с проволокой в руках и смотрел на голову черного, занятого работой. Нож остался в нескольких шагах от них, где напарник прекратил рубить сухую траву.

Безмолвно помолившись Аллаху, Кунта сложил руки, высоко их поднял и обрушил на основание шеи черного со всей силой, на какую только был способен. Черный рухнул, не издав ни звука. Кунта мгновенно спутал щиколотки и запястья черного проволокой. Схватив нож, он с трудом удержался, чтобы не убить его – но это же был не ненавистный Самсон. Согнувшись почти пополам, Кунта бросился бежать к лесу. Он ощущал поразительную легкость, словно бежал во сне, словно ничего этого с ним и не было.

А через несколько минут он очнулся – когда услышал, как черный, которого он оставил в живых, орет во все горло. Следовало убить его, подумал Кунта, злясь на самого себя. Он прибавил ходу. На этот раз, добравшись до леса, он не стал прорубаться сквозь кустарник, а решил его обогнуть. Он знал, что сначала нужно уйти подальше, потом спрятаться. Если ему удастся достаточно быстро оказаться далеко, у него будет время, чтобы спрятаться и отдохнуть, прежде чем двинуться дальше под покровом ночи.

Кунта был готов жить в лесу, как звери. Он уже многое знал о земле тубобов. Да и знания, приобретенные в Африке, тоже пригодятся. Он сможет силками ловить кроликов и других грызунов, а потом готовить их на бездымном костре. Убегая, он держался там, где кустарник скрывал его, но при этом не был слишком густым, чтобы замедлить продвижение.

К ночи Кунта понял, что ушел достаточно далеко. И все же продолжал идти, преодолевая балки и овраги. Наткнувшись на мелкий ручей, долго шел по нему. Остановиться он решился, лишь когда совсем стемнело. Спрятался там, где кустарник был достаточной густой, но откуда было легко убежать в случае необходимости. Лежа в темноте, он внимательно прислушивался, не раздастся ли собачий лай. Но его окружала мертвая тишина. Возможно ли это? Неужели на этот раз ему удалось?

А потом он почувствовал что-то холодное на лице и коснулся его рукой. Снег снова падал? Вскоре все вокруг – и он сам – было засыпано снегом. Снег падал бесшумно, слой его на земле становился все глубже. Кунта стал бояться, что утонет в нем. Кроме того, он начал замерзать. В конце концов решил подняться и поискать лучшее укрытие.

Кунта убежал довольно далеко, но споткнулся и упал. Больно ему не было, но, оглянувшись назад, он замер от ужаса: ноги оставили такие глубокие следы на снегу, что найти его смог бы даже слепой. Он знал, что скрыть следы не удастся, а утро вот-вот настанет. Единственное спасение – это расстояние. Кунта попытался бежать быстрее, но усталость взяла свое – он бежал всю ночь и теперь начал задыхаться. Длинный нож стал казаться тяжелым. Им можно было рубить кусты, но он не мог растопить снег. Небо на востоке стало светлеть, когда он услышал далеко впереди приглушенный звук утреннего рога. Кунта сменил направление, но его уже охватило отчаяние: он понимал, что ему не спрятаться среди этой бескрайней белизны.

Услышав далекий собачий лай, Кунта пришел в ярость, какой раньше не испытывал. Он бежал как загнанный леопард, но лай становился все громче и громче. Оглянувшись в десятый раз, он увидел, что собаки его догоняют. А за ними придут и люди. Он услышал выстрел, и это заставило его бежать еще быстрее. Но собаки все равно его догнали. Когда они были совсем рядом, Кунта зарычал и опустился на четвереньки. Они стали бросаться на него, оскалив клыки. Кунта тоже оскалился и одним быстрым движением ножа располосовал живот первой собаки. Когда другая вцепилась ему в руку, он всадил лезвие ей между глаз.

Кунта снова побежал, но вскоре услышал за спиной топот лошадей. Он нырнул в густой кустарник, где лошади пройти не смогли бы. Прозвучал выстрел, еще один… Кунта почувствовал обжигающую боль в ноге и рухнул на землю, но потом поднялся и бросился дальше, когда тубобы закричали и снова начали стрелять. Он слышал, как пули впиваются в деревья над его головой. «Пусть меня убьют, – думал Кунта. – Тогда я умру, как подобает мужчине». Но тут пуля впилась ему в ту же ногу. Кунте показалось, что его ударили гигантским кулаком. Он с рычанием упал на землю и увидел, как к нему идут надсмотрщик и другой тубоб. Они держали ружья на изготовку. Кунта попытался вскочить, чтобы они снова выстрелили в него – и покончили с этим. Но раненая нога не дала ему подняться.

Другой тубоб приставил ружье к голове Кунты, а надсмотрщик стал срывать с него одежду, пока он не остался совсем голым. Кровь текла из его ноги, окрашивая снег. С ругательствами надсмотрщик избивал Кунту кулаками, потом его привязали к большому дереву.

Кнут впивался в плечи и спину Кунты. Надсмотрщик рычал и ругался, Кунта вздрагивал от каждого удара. Через какое-то время он больше не смог сдерживаться и закричал от боли. Но избиение продолжалось, пока он не потерял сознания. Плечи и спина его были покрыты длинными и глубокими рубцами. В некоторых местах кнут даже прорезал мышцы. В следующий момент Кунта почувствовал, что он падает. Он ощутил холод снега, а потом все вокруг почернело.

Кунта очнулся в своей хижине, и вместе с чувствами вернулась боль – мучительная и нестерпимая. Малейшее движение доставляло ему страдание. Он снова был в цепях. Но было нечто еще более страшное – обоняние подсказало ему, что он с головы до ног закутан в ткань, пропитанную свиным жиром. Когда старая повариха принесла ему еду, он попытался плюнуть в нее, но лишь подавился. Ему показалось, что она смотрит на него с сочувствием.

Через два дня Кунта проснулся рано утром от звуков, доносившихся с улицы. Ему показалось, что там какой-то праздник. Он слышал, как черные, собравшиеся возле большого дома, кричат: «Рождественский подарок, масса!» Кунта не знал, что они празднуют. Ему хотелось умереть, чтобы душа его соединилась с предками. Он хотел навсегда покончить с бесконечными страданиями в земле тубобов, где царит такая жестокость и зловоние, что здесь невозможно дышать. Он кипел от ярости: ведь тубоб не стал драться с ним как с мужчиной, а выпорол его голым. Когда поправится, он отомстит – и снова сбежит. Или умрет.