15

В первый день я не пошла к Милагрос «на коктейли», но на следующий вечер отправилась к ней. Я обнаружила ее в выложенном плиткой патио за домом, где она болтала с каким-то старичком.

– Извините, – сказала я, увидев, что они вдвоем развалились в креслах. – Я не знала, что у вас гости.

Она приглашающе махнула мне. Патио было окружено деревьями в горшках, у некоторых с ветвей свисали разноцветные орхидеи.

– Это моя вечеринка, приглашены все. Либби, это мой кузен Санни. Санни, esta es Либби, – она кивнула на пляжный домик, показывая, откуда я взялась, потом повернулась ко мне и притворилась, что говорит шепотом: – Санни глух на оба уха.

– Милли! – пропищал Санни.

Милагрос хлопнула его по спине.

– Да я шучу, Санни! Либби, принести тебе выпить?

– Мне не надо… – сказала я, но она была уже на середине патио. Я села на резную деревянную скамейку напротив Санни.

– Привет, – поздоровалась я.

Он просиял.

– Вы живете поблизости? – спросила я.

Он рассмеялся, будто я сногсшибательно сострила. Я прикусила губу: он что, издевается?

– Я вовсе не шутила, – сказала Милагрос, подойдя сзади. Она протянула мне коктейль и заговорщически склонилась ко мне. – Он глух, как пень. И если демонстрирует свои зубные протезы, это значит, он просто развлекается.

– О-о. – Я взглянула на Санни, который ухмылялся, показывая все свои большие керамические зубы.

– Слушай, Милли, – сказал он и начал рассказывать какую-то историю.

То есть, это я так подумала, потому что говорил он по-испански. Милагрос хихикала, время от времени вставляя фразу-другую. Я улыбалась так, как люди улыбаются при виде чужой радости, хотя в этот миг меня переполняла зависть. Я тоже хотела дожить до седьмого или восьмого десятка, как эти двое, чтобы рассказывать длинные байки кузенам (я своих терпеть не могу, но это мелочь, которая может и измениться за те сорок лет альтернативной жизни, которой я сейчас себе желала.) Я хотела, чтобы у меня была возможность стать морщинистой и глухой, не иметь в жизни никаких забот и знать, что прожила интересную, насыщенную жизнь, – то, что знают только старики.

– Либби, тебе нужно выучить español. Это так смешно, что я не смогу перевести, даже если бы очень захотела, – сказала мне Милагрос, вытирая слезы тыльной стороной ладони.

Она была права насчет испанского. Все утро я провела, исследуя пляж, набрала полную сумку ракушек, зарывала пальцы ног в песок, бросала взгляды на нечто, показавшееся мне парочкой, которая трахалась прямо посреди океана, а сама думала, чем я, собственно, буду заниматься во время своих каникул. (Как я уже говорила, я мало задумывалась над этим, до того как вышла из самолета вдали от Чикаго.) К моменту, когда я подтянула свою обгоревшую задницу к дому, мне стало ясно, что пляжные прогулки могут занять у меня лишь небольшую часть времени.

– Я как раз собиралась, – сказала я Милагрос. – Вы не знаете, на острове есть учителя испанского?

– Учителя? Учителя? – сказала она таким тоном, что я покраснела, спрашивая себя, не ляпнула ли какую-нибудь непреднамеренную бестактность. Она наставила на меня палец. – Я сама могу научить тебя испанскому.

– Правда?

– Правда. Я сорок лет преподавала английский.

Вообще-то английским я и так владела, но видя энтузиазм Милагрос, не стала уточнять.

– Хорошо. Это было бы замечательно.

Она радостно хлопнула в ладоши.

– Bien. Можем начать, как только будешь готова.

Я поблагодарила, поднесла стакан к губам и сделала маленький глоток. Пришлось сделать усилие, чтобы не задохнуться.

– Что туда намешано? – прокашляла я.

– Ром, claro, – она усмехнулась. – Если не нравится сейчас, понравится через час.

Я сделала еще глоток, на глазах выступили слезы.

– Мгм.

В какой-то момент Санни допил свой бокал и ушел, не попрощавшись. Когда стало ясно, что он не вернется, Милагрос посмотрела на меня и спросила:

– Ну что, Либби? От чего убегаешь?

Я нахмурилась.

– С чего вы взяли, что я от чего-то убегаю?

– Одинокая женщина снимает пляжный домик на месяц, не планируя встречаться с друзьями и родными? Я не сыщик, tu sabes, но и не дура. – Она засмеялась и откинулась в кресле, ожидая ответа.

И я ей рассказала – почти все.

– Вот такая штука. Я недавно узнала, что человек, за которым я восемь лет была замужем, предпочитает мужчин.

– Dios mio! – вскричала она.

– Да, радость небольшая. Я узнала об этом меньше двух недель назад, – сказала я и отпила из бокала, который, казалось, теперь содержал более легкую жидкость.

Милагрос восприняла мои глотки как знак того, что мне наконец понравилось.

– Вот, – сказала она, извлекая из-под кресла кувшин. – Выпей еще.

– Может, больше не надо… – промямлила я, но она уже наполнила мой стакан.

– Если когда-то и надо, то именно сейчас. Ну расскажи, что случилось, когда ты узнала?

Я снова отхлебнула из стакана.

– Я ушла с работы, опустошила квартиру, чтобы все продать, и купила билет сюда.

– Ay, mija, уж я-то знаю, что такое дурные мужья. Расскажу тебе о моем третьем, Хосе. Как-то на работе я заболела. Директор сказал, чтобы я шла домой и не заражала учеников. У меня была температура, я еле двигалась, но когда позвонила Хосе, чтобы спросить, не отвезет ли он меня домой, он не взял трубку. Так что я села в автобус и кое-как дотащилась до дома. И когда вошла в спальню, застукала этого hijo’e puta с моей лучшей подругой…

Я ахнула.

– И с ее мужем в придачу! – объявила Милагрос. – Каковы извращенцы! Извини, если у тебя вышло так же, – добавила она.

– Не так, – заверила я ее. – И что вы сделали?

– С Мигелем? Claro, развелась с ним, – сказала она и скрестила руки.

– С Мигелем? В смысле, с Хосе?

– Мигель, Хосе – какая разница? Все, что осталось от этого человека, – моя версия этой его истории. Я хочу сказать, mija, что боль в конце концов проходит. И в один прекрасный день все это покажется тебе смешным. Te prometo.

– Все так говорят. – Я не стала объяснять, что не располагаю роскошью дождаться, когда случится эта перемена.

Милагрос снова наполнила мой стакан и знаком пригласила меня прогуляться по пляжу.

– Не волнуйся, это безопасно, – сказала она, запирая за нами ворота патио. Мы стояли на песке, молча пили и наблюдали, как солнце опускается все ниже, оставляя за собой ярко-розовые и бледно-голубые всполохи.

Три месяца назад Том, Джесс, O’Рейли и я отмечали конец лета – взяли напрокат частный пароходик и катались по озеру Мичиган. Вечер казался бесконечным, пока мы не посмотрели на небо и не увидели, что солнце село, почти мгновенно, и маячило на самом горизонте. Несколько секунд оно просвечивало сквозь оскаленные зубы городских домов, а потом исчезло, мы даже не поняли, когда. Мне стало казаться, что моя жизнь, подобно солнцу, прокатилась мимо, пока я смотрела в другую сторону.

– А почему Вьекес? – через некоторое время спросила Милагрос.

– Отец сказал, что маме здесь очень понравилось.

Она кивнула, поняв то, чего я не сказала.

– Я тоже слишком рано потеряла свою mami. Твоя была умница, раз ей здесь понравилось.

Я смотрела, как волны на западе поглощают последние дневные лучи. Я чудом попала на остров, но ведь попала же, пока не стало слишком поздно. А это что-то да значило. Правда?