10
После маминой смерти мне тоже хотелось умереть. Я редко вспоминаю то время, предпочитаю делать вид, будто его и не было. В нашей семье почти нет фотографий, сделанных в год после похорон, но на немногих имеющихся запечатлены неуклюжая, полноватая девочка с короткой стрижкой, ее брат, стройный и вызывающе красивый, но при этом явно чувствующий себя неловко каждой клеточкой своего тела, их отец, убитый горем пожилой человек с похожей на молнию седой полосой в волосах и рядом с ними – тень на том месте, где должна была стоять мать и жена. Понятно, почему мне не хочется углубляться в воспоминания.
В конце концов я пришла в себя, и Пол тоже, – нам это удалось, потому что мы спрятались от окружающего мира: раздружились с друзьями, забросили свои увлечения, в школе учились кое-как, с головой погрузились в чтение романов и пристрастились к фильмам-ужастикам (что приводило в ужас отца, но тем не менее он отдал нам свою членскую карту магазина «Блокбастер»: он боялся, что отказ нанесет еще большую травму нашим неокрепшим душам). Разговаривали мы мало и исключительно друг с другом или с папой; несмотря на «потрошительские» фильмы, мы хотели защитить его, насколько на это способны двое осиротевших подростков, а если бы мы игнорировали отца, это дало бы противоположный результат.
Я хочу сказать, что тогда отшельничество сработало, так что неудивительно, что теперь, когда моя взрослая жизнь за несколько часов развалилась на куски и продолжала рассыпаться в последующие дни, я инстинктивно воссоздавала этот безлюдный пузырь, который когда-то помог мне обрести покой. Мне нужно было перенестись в лучшее место, чтобы я могла жить так, будто скоро умру. А это на удивление трудно, когда на самом деле скоро умрешь, – совсем не то, что, например, подпевать записи какой-нибудь песенки, написанной парнем, который никогда не страдал ничем серьезнее желудочного гриппа, или читать надпись на магнитике на холодильнике, напоминающую, что если этот день в твоей жизни последний, можно съесть на обед баллончик взбитых сливок – начни с десерта и все такое, – а потом отправиться с друзьями на танцы в стиле кантри.
Мне не хотелось петь, не хотелось объедаться фальшивыми молочными продуктами или надевать ковбойские сапоги. Но если я буду месяц-другой игнорировать окружающий мир, то – я была в этом уверена – в конце концов сумею погрузиться в маленькие жизненные радости на то время, что мне еще осталось.
Но, учитывая голосовые сообщения, полученные в течение тридцати шести часов после распродажи по случаю смерти и развода, достигнуть одиночества было не так просто.
ПОЛ: Знаешь ли, мне не нравится, когда ты не звонишь каждый день. Позвони, а то я найму отряд водолазов, чтобы поискали тебя на дне Чикаго-Ривер.
ПАПА: Пол рассказал мне о Томе. Мне очень жаль, детка. Люблю тебя. Позвони, когда сможешь.
ДЖЕКИ: Либби, коровища! Возвращайся, а то пошлю курьера, чтобы притащил тебя за волосы. Без помощницы я сдохну от праздничной рекламы, так что поднимай свою коровью задницу и марш в офис! Сию секунду!
ПОЛ: Либз? Все брось и позвони мне.
ПОЛ: Либз! Сегодня же.
МЕДИЦИНСКИЙ РАБОТНИК: Я звоню Элизабет Миллер. Элизабет, доктор С… (удалить).
ДЖЕКИ: Либби, это не смешно. Поднимай свою толстую ж… (удалить).
ПОЛ: С сожалением заявляю, что если ты в ближайшее время не возьмешь трубку, я буду вынужден сесть в самолет и отправиться на поиски. Несмотря на то что для этого потребуется забраться в большой металлический ящик, подняться в воздух и отдаться на милость простолюдина, которому платят всего лишь сто пятьдесят шесть тысяч долларов в год за управление вышеупомянутой железякой, а я, как тебе известно, готов скорее на эпиляцию в интимных местах, чем на это. Позвони, ладно?
ДЖЕКИ: Я поговорила с отделом кадров. Для тебя найдется прибавка в пятнадцать тысяч… (удалить).
РАДЖ: Квартира в списке, и я уже получил несколько запросов. Могу начать показывать, как только будешь готова. До связи.
ТОМ: Мгм (похоже, он уронил телефон).
ТОМ: Опять я. Ты в порядке? Можешь позвонить? Пожалуйста!
ПАПА: Опять я. Либби Лу! Позвони, как только сможешь.
Я отправила Полу фотографию пустой квартиры в знак того, что я жива, уселась на кухонную стойку и позвонила отцу.
Казалось, он очень старался, чтобы его голос не звучал устало.
– Привет, дочура. Пол мне рассказал о тебе и Томе. Мне ужасно жаль, правда. Ты заслуживаешь лучшего.
– Спасибо, пап, – сказала я и, хотя поклялась себе этого не делать, все же нарушила обещание и заплакала.
– Ничего, ничего, – сказал он в какой-то момент, отчего я заплакала еще горше.
– Извини, – шмыгнула я носом, когда снова обрела дар речи. – Давай поговорим о чем-нибудь другом. Как Долорес? – Насколько нам с Полом было известно, отец уже два года встречался с Долорес, но упорно называл ее «приятельницей».
– О, с ней все в порядке. На той неделе мы ходили в кино, – сказал он. Я представила, как он сидит в своем крошечном, отделанном кедром, бунгало, смотрит матчи «Тайгерс» в городке, болеющем за «Ред Сокс», потом отправляется спать – один. Я жалела, что в последние годы так редко навещала отца, даже больше, чем о своем браке с Томом. Я была поглощена работой, попытками забеременеть и – что ни говори, все мои отговорки никуда не годились и теперь вообще ничего не значили. Может быть, я на месяц сокращу свое путешествие и побуду с ним подольше.
– Я собираюсь в Мексику, папа, – сказала я. Но не добавила, что ушла с работы и уже купила билет.
– В Мексику? Дорогая, тебе не кажется, что это неудачный выбор, ведь вы ездили туда вдвоем на медовый месяц.
Об этом я как-то не подумала, призналась я, водя рукой по прохладному покрытию стойки. Том утверждал, что белый стеатит слишком сильно отполирован и липнет к рукам, но это было чуть ли не единственное в квартире, что мне по-настоящему нравилось.
– Каждый раз при виде тако или сомбреро ты будешь вспоминать о Томе, – сказал папа. – Ничего, что я произношу его имя, или лучше не упоминать?
– Ничего. – Я представила, как Том плывет с аквалангом рядом со мной в Мексиканском заливе. Под нами только что проплыл гигантский скат-хвостокол, и Том, зная, что мне страшно, спокойно взял меня за руку и слегка потянул в знак того, что пора возвращаться на берег. Когда мы выбрались на сушу, он завернул меня в сухое полотенце и обнимал, пока мои зубы не перестали стучать. В этом весь Том: с ним я всегда чувствовала себя в тепле и безопасности. А теперь, когда это чувство безопасности было мне так необходимо, я его лишилась.
– Ну и хорошо, а то если бы я старался его не упоминать, я бы, наверное, только о нем и говорил. В любом случае, детка, почему бы тебе не поехать в другое место? На Гавайи, например. Нет, там слишком романтично, это нехорошо… х-мм.
– Я слушаю, папа, – напомнила я. У него была привычка разговаривать с самим собой, и с возрастом она усугублялась.
– Извини, дочура. О, знаю! Пуэрто-Рико. Поезжай в Пуэрто-Рико, – сказал он. – Один из лучших пляжей, на каком побывали мы с мамой, был на южной стороне богом забытого островка под названием Вьекес.
– Правда? – спросила я. Иногда такое случалось – он удивлял меня каким-нибудь рассказом о маме, которого я раньше не слышала, как будто ждал подходящего случая.
– Ага. Тогда там стоял морской флот и местные были не в восторге, но я читал в газете, что несколько лет назад власти оттуда убрались. Так или иначе, если ничего не изменилось, влюбленные парочки туда не ездят, и там потрясающе. Там была бухта, где вода по ночам светилась, и всюду бегали дикие лошади… мама говорила, что хотела бы побывать там еще раз.
– Хм, – сказала я. Светящаяся бухта казалась легким безумием, но я была заинтригована.
Он продолжал:
– Думаю, тебе бы там понравилось. Все говорят по-английски и по-испански, так что все просто, к тому же это территория США и не нужно менять деньги на песо или как их там… Хотя меня немного беспокоит, что ты едешь одна. Может быть, прихватишь Пола или свою подружку Джен? – Он имел в виду Джесс.
– Подумаю, пап. Спасибо за наводку.
– На здоровье. Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, Либби Лу?
Я почувствовала, как слезы опять подступают к горлу.
– Пап, мне надо бежать, но скоро увидимся, хорошо?
– Очень на это надеюсь, дочура. Правда.
Даже сквозь слезы я почувствовала, что лучик надежды опять рядом. Ведь папа только что подал мне самую обнадеживающую идею с того момента, как я ткнула Тома вилкой. Мои дни сочтены, а я трачу время в городе, который называют родным мой типа бывший муж, мой несостоявшийся любовник и доктор, который сообщил мне худшую на свете весть. Но зачем здесь оставаться? И не останусь – ведь на свете есть место, где говорят по-испански, не нужен паспорт и имеется сулящий утешение пляж, да и лететь совсем недалеко. Конечно, отказавшись от поездки в Мексику, я потеряю деньги, но это меня в данный момент не волновало. На тот свет деньги не заберешь.
Да, я поеду на этот самый остров Вьекес и выясню, почему он так понравился маме. Поеду прямо сейчас.
Том поймал меня почти на пути в аэропорт.
– Куда это ты намылилась, Либби? – сказал он, возникнув на лестничной клетке перед дверью.
Я по привычке улыбнулась, но потом более сообразительные нейроны в моем мозгу щелкнули, и я вспомнила, что этот человек мне больше не союзник, скорее враг.
– Пожар! – завопила я, потому что где-то прочитала, что это самый быстрый способ получить помощь, если на тебя напали.
– Нет, ты не побежишь, – сказал он, хотя и отступил назад. Вероятно, он опасался, и справедливо, что я обвиню его в незаконном проникновении в жилище, а потом достану из кармана очередной предмет кухонного обихода.
– Как бы не так, – ответила я, пытаясь улизнуть. С двумя большими чемоданами, притороченными к моей особе, это было не так просто.
Поняв, что мой уход неизбежен, Том рванулся вперед и схватил меня за руку. Я вырвала руку, отчего больший из чемоданов перевесил. Должна с прискорбием сообщить, что моя рука продолжала крепко цепляться за его ручку, так что я покатилась – бум-бум-бум – по лестнице животом вниз; синтетический ковер цеплялся к моему шраму, как клейкая лента. Я заскрипела зубами, стараясь не закричать от боли. Вместе с чемоданом я приземлилась на первом этаже, перед входом в квартиры.
Один из соседей по имени Билл, а может быть, Уилл, высунул голову в дверь, вероятно, чтобы выяснить, кто это устроил такую шумиху в восемь утра. «Привет! – сказал он. Потом глянул вниз и увидел меня. – О-ох! Вы в порядке?»
Краем глаза я увидела, что Том уже рядом.
– На помощь! – крикнула я. – Бывший муж хочет меня убить!
– Прекрати, Либби, – сказал Том; несмотря ни на что, он все-таки дал себе труд прихватить мой второй чемодан.
Я с усилием поднялась. Живот ужасно жгло, и я была почти уверена, что шов наполовину разошелся, но нужно было учиться привыкать к боли. Возможно, в магазине «Брукстоун» в аэропорту продаются диски с программами самовнушения.
– Позвать кого-нибудь? – спросил Билл-или-Уилл, взглянув на Тома, который уже стоял рядом со мной.
– Только если я снова закричу, – ответила я. Повернулась к Тому и широко открыла рот, приподняв уголки губ в жуткой клоунской ухмылке.
Сосед скрылся в квартире, но я была уверена, что он торчит прямо за дверью, ожидая, во что выльется супружеская свара – в комедию или трагедию.
– Либби, – предостерегающе сказал Том. – Пожалуйста, перестань. Я просто хочу с тобой поговорить. Хочу, чтобы ты знала: это не твоя вина. Судя по твоему поведению, ты в этом не уверена. Думаю, тебе нужно сходить к психологу.
– Моя вина? – сказала я. – Моя? Это когда же ты решил, будто я думаю, что ты пошел по мужикам из-за меня?
– А мы не можем обсудить это в другом месте? У нас дома, например? – Похоже, он окончательно вышел из себя.
– Видишь ли, какая штука, – сказала я. Живот болел не на шутку, и трудно было отделить боль от злости на Тома. – Ты настаиваешь на том, чтобы поговорить, хотя я определенно не желаю разговаривать. Ты отправляешь меня к мозгоправу. У тебя мания контроля, Том, и ты считаешь, что и сейчас, когда ты разрушил наш брак, ты можешь контролировать ситуацию, ведь та жалкая жизнь, которую мы с тобой вели, была твоим личным кукольным спектаклем. Так вот, Джим Хенсон, у меня хорошая новость: представление окончено. Мои реакции – это мое личное дело. Мое! – взвизгнула я как мои племяннички. – Не твое.
Похоже, он удивился не меньше, чем когда я ткнула его вилкой.
– Извини, Либби. Я сказал, что тебе нужно показаться доктору, только потому что хотел помочь. Тебе правда надо. Ты сама не своя.
– Та Либби, которую ты знал, умерла, Том, – сказала я. – И кстати, я сменила замки. Пока я не вернусь и не найму адвоката, тебе нужно найти жилье.
Я подхватила багаж и со слоновьей грацией поволокла его из входной двери на тротуар, к бордюру. Потом засунула два пальца в рот и свистнула, подзывая такси, которое заказала, чтобы ехать в аэропорт О’Хара. Меня ждал остаток моей жизни, и я не собиралась опаздывать.
