Погода позволила. День выдался жаркий, сухой и безветренный. В поместье, залитом жарким солнечным светом, стояла сонная тишина, словно накануне не произошло ничего необычного. Только полицейский, которого оставили охранять вход от досужих зевак, выпадал из этой картины безмятежного покоя. Когда на дороге показалась полицейская машина, он поднялся с качалки, принесенной из дома.

Таунсенд шел впереди рядом с Эймсом. Остальные следовали за ними.

Они открыли дверь застекленной оранжереи. В неподвижном воздухе плясали мириады пылинок.

— Вот здесь и нашел свой конец Гарри Дидрич, — сказал Таунсенд. — Я покажу вам, как Билл и Альма, его брат и жена, убили Гарри, находясь за много миль от дома.

Эймс скрестил руки на груди и побарабанил пальцами по бицепсам с таким видом, словно хотел сказать: «Валяй, затем я и пришел».

— Здесь все точно так, как было в тот день. Плетеное кресло, напротив него стол, куда ставили цветы, когда веранду превратили в оранжерею. Надо бы как-то воспроизвести фигуру Гарри Дидрича. Конечно, можно обойтись, но так будет нагляднее.

— Ладно, один из моих людей займет его место… — начал было Эймс.

— Лучше поместить в кресло неодушевленный предмет, если вы не хотите лишиться члена своей команды.

Один из полицейских принес среднего размера настольную лампу под стеклянным колпаком и пристроил ее на кресле. Часть колпака возвышалась над спинкой кресла.

— Именно такая высота и нужна, — одобрил Таунсенд. — Гарри каждый день приходил сюда после ланча и дремал примерно час. Отлично, будем считать, что это он. Вот он уселся в кресло, удобно вытянул ноги, голова лежит на спинке. Перед сном он всегда опускал шторы, чтобы солнце не било в глаза.

— Опустить их? — спросил Эймс.

— Да, нам нужна полная картина, — слегка улыбнулся Таунсенд.

Один из помощников Эймса приступил к делу.

— Я хотел бы, чтобы вы наблюдали за поверхностью этого облицованного кафелем стола, когда начнет темнеть, — попросил Таунсенд.

Полицейский опускал шторы одну за другой, и цветовая гамма обстановки заметно менялась от светло-желтого тона к желто-зеленоватому, потом к зелено-голубому и, наконец, к синему. На крышке стола, куда были направлены взгляды всех присутствующих, появились яркие пятна света — солнце пробивалось через дыры в ветхих шторах. Появились они не только на столе. В полумраке игра света и тени создавала причудливые узоры из полос, точек, завитушек на полу и мебели. Солнечные лучи пронизывали пыльный воздух, будто замершие струи ливня. Но особенно заметным было большое пятно света на кафельном столе. У блика были очень четкие контуры, по форме он напоминал звезду, словно для него специально вырезали в шторе дырку.

— Итак, Гарри дремлет в кресле при опущенных шторах, — продолжал Таунсенд. — В тот день его сон был особенно глубоким. Старик считал, что Гарри за ланчем подмешали снотворного. Хорошую дозу для крепкого сна. Думаю, и мне тогда чего-то подсыпали, потому что меня тоже сморило, и я задремал в боковой комнатке, куда я обычно привозил старика.

На кухне тем временем Рут и повариха заканчивали мыть посуду. Освободившись, они должны были уехать: их отпустили после полудня, и они хотели успеть на двухчасовой автобус. Убийцы знали об этом. Они ничем не рисковали, покинув дом первыми. Напротив, все выглядело очень естественно. Гарри был брюзгой и домашним тираном; никто не осмеливался войти во время его отдыха в оранжерею, чтобы, не дай Бог, не нарушить его покой. Его брат и жена прекрасно это знали. Итак, они спустились, готовые к отъезду. Альма вывела машину из гаража и подогнала ко входу. Что же делал Билл?

Таунсенд подошел к одному из полицейских:

— Дайте мне, пожалуйста, пистолет. Он заряжен?

— Я перезарядил его перед выездом сюда.

Таунсенд взял пистолет, направился к двери, повернул ручку, открыл дверь и снова закрыл, не выходя. Затем пошел вперед с пистолетом в руке.

— Я показал, как он, спустившись вниз следом за Альмой, быстро подошел к комоду под лестницей и достал оттуда револьвер, там постоянно хранившийся. Все было оговорено и подготовлено еще накануне. Потом Билл быстро пошел сюда. Одна пара глаз видела, как он шел. Но Билла это не волновало — глаза видели, но тот, кому они принадлежали, не мог никому ничего рассказать об увиденном. Он вошел сюда с револьвером, взвел курок, так, чтобы была видна гильза патрона, — продолжал Таунсенд, — и положил револьвер на стол вот так.

Он аккуратно опустил револьвер на стол, направив короткое дуло в сторону лампы, пристроенной в кресле.

— На столе были заранее определены метки, чтобы сразу точно положить оружие. Метками послужили щели между плитками, они так же могли обозначить место, как линии параллелей и меридианов на географической карте. Чтобы все сработало точно, Биллу нужно было лишь правильно установить ножки стола, подвинуть вперед или назад, так, чтобы пятно света попало на определенную щель между плитками и какое-то время двигалось вдоль нее. А пересекающиеся щели выполняли роль часовых стрелок. Он заранее выяснил, за какое время солнечный зайчик перемещается от одной щели до другой. Я не знаю результатов его вычислений. Скажем, десять минут. Тогда полторы плитки солнце пройдет за четверть часа. По тому же принципу работают все солнечные часы. Разумеется, — объяснял Таунсенд, — Билл сразу не положил револьвер на солнечное пятно. Ему нужно было алиби, и он устраивает нечто вроде мины замедленного действия. Сдвигает оружие на определенное расстояние вправо от солнечного зайчика, который должен сыграть роль детонатора, оказавшись в нужное время в нужном месте. Я сейчас положу его на расстояние лишь половины плитки.

Он оставил револьвер на столе и отошел в сторону, уводя с собой остальных.

— Он не тратил на подготовку столько времени, сколько затратил я на объяснения. Вышел из оранжереи и закрыл за собой дверь. Альма по его сигналу закричала как можно громче: «Поторопись, Билл! Мы опоздаем на поезд!» Спектакль для тех женщин, что оставались на кухне. Билл сел в машину, и они уехали.

Вот, пожалуй, и все, — завершил Таунсенд свой рассказ, добавив: — Все очень просто: достать из комода оружие, войти сюда, положить на стол на заранее определенное место и направить дуло в сторону спящего брата. Правда, Билл сам не стрелял в него. Но все же, джентльмены, это было убийство. И обвинили в нем меня. Кстати, вы можете засекать время по часам, если хотите. Или давайте просто постоим и посмотрим.

Кто-то достал часы. Эймс следил за движением солнечного зайчика, медленно ползшего по своей траектории. Слишком медленно, чтобы замечать движение.

Эймс нарушил молчание, возможно, чтобы снять напряжение:

— А откуда они могли знать, что по дороге встретят Струтерса, своего соседа, который потом подтвердил их показания?

— Трудно сказать наверняка, — пожал плечами Таунсенд. — Хотя я думал об этом. Может быть, утром Альма невзначай расспросила соседей, кто из них собирается днем в город.

Солнце наконец добралось до открытой обоймы. Желтая звездочка блика сияла в синем полумраке.

Медленно текли минуты. Трудно заметить движение солнечного пятна, но оно не прекращается ни на мгновение. Вот яркий зайчик уже почти миновал обойму, переползая на другую сторону револьвера.

Все замерли, воцарилась полная тишина. Раз или два Таунсенд поймал на себе вопрошающие взгляды, но любопытные тотчас молча отводили глаза.

Черная нить разгадки тянулась из открытой обоймы, потом оборвалась, исчезла, превратилась в ничто. Ничего не произошло.

Уже три луча солнечной звезды миновали обойму, по ней двигался четвертый.

— Я понял, что вы хотели нам показать, — произнес наконец Эймс. — Но, похоже, на этот раз ничего не полу…

Внезапная и яростная маленькая вспышка заставила всех вздрогнуть. Сразу же из дула револьвера вырвалось пламя, грохот выстрела сотряс стол и стены оранжереи, запахло едким пороховым дымом.

От лампы в кресле осталась только ножка, она разлетелась вдребезги.

— То же самое произошло с головой Гарри Дидрича, — заметил Таунсенд.

— Вот, значит, как оно все было, — задумчиво произнес Эймс.

— Значит, так, — эхом отозвался Таунсенд.

— Возможно, — продолжал Эймс. — Но свидетель, которого нельзя заподозрить в сговоре, видел, как вы выбежали из дома с револьвером в руках.

— К счастью, старик видел и это, — сказал Таунсенд. — Я спал в соседней комнате. От выстрела проснулся и бросился сюда посмотреть, что произошло. Естественно, я был потрясен, схватил револьвер и выбежал с ним из дома. Увидел проходившую мимо машину и стал звать на помощь. — Таунсенд пожал плечами. — Ясно, что Дидричи повели себя так, как задумали. Им не составило труда убедить мистера Струтерса, что я собирался их застрелить. Возможно, Альма кричала, чтобы заглушить мои слова.

— Отлично сработано, — сказал Эймс. В его голосе звучала смесь зависти и восхищения.

Все вышли из дома и сели в машину. Полицейский на своем посту стоял, держась за спинку качалки. Можно было с уверенностью предположить, что, как только машина скроется из виду, он снова с удобством в ней расположится.

Дом Дидричей исчез за деревьями. По бокам шоссе замелькали кусты.

— Куда меня теперь? — спросил Таунсенд равнодушно.

Эймс щелкнул замком портфеля и достал расшифрованные записи сигналов азбуки Морзе старого Эмиля Дидрича.

— Я передам материал в прокуратуру и, разумеется, сопровожу своим докладом, где будет отражено все, что вы нам показали. Формально с этого момента я больше не занимаюсь вашим делом. Но… — он ободряюще поглядел на Таунсенда, — думаю, вашим передрягам скоро придет конец. Надо лишь пройти через процедуру снятия с вас официальных обвинений, а потом я задержу вас на некоторое время как важного свидетеля против вдовы Гарри Дидрича. Это нечто вроде условного освобождения или подписки о невыезде: вы должны быть в распоряжении следствия, пока не закончится судебный процесс. Но я сделаю все, чтобы облегчить ваше положение.

И он немедленно приступил к выполнению своего обещания. Когда они подъехали к полицейскому участку, находившемуся в одном здании с тюрьмой, Эймс сказал охраннику:

— Заключенный пообедает вместе со мной в кабинете. Я пришлю его к вам позже.

Он заказал обед на двоих из ресторана на другой стороне площади и попросил присовокупить пару бутылок пива.

— Наверное, вам должно казаться забавным, — сказал Таунсенд, — делить трапезу с человеком, которого так долго и с таким упорством вы пытались поймать.

— Да, — признался Эймс, допивая пиво и улыбаясь. — Но с этим кончено. Я гнался за человеком по имени Дэн Ниринг. Я упустил его где-то на пути к Тиллари-стрит. Не думаю, что он когда-нибудь снова появится здесь или еще где-нибудь.

Таунсенд видел, что темные агатовые глаза глядят на него вполне дружелюбно.