39

Адам Пэрриш был поразителен.

Возможно, рядом с Ронаном Линчем, сновидцем, он выглядел вполне ординарно, но только потому, что все необычное в нем было обращено внутрь, а не наружу. У него тоже имелась связь с силовой энергетической линией, которая питала сны Ронана, с той разницей, что связь Адама не пропадала, когда он бодрствовал, а вместо предметов давала знания. Он был чем-то вроде ясновидящего – если существуют ясновидящие, чей взгляд устремлен, скорее, в будущее мира, чем в будущее конкретных людей. Тем идиллическим летом, которое он провел в Амбарах с Ронаном, Адам почти каждый день играл с энергией. Он заглядывал в миску с темной жидкостью и терялся в непостижимом ритме, который соединяет все живые существа. Болтая по телефону с Ганси или Блу, он доставал неизменную колоду таро и выкладывал для друзей несколько карт. Ночью он сидел на краю кровати Ронана и встречался с ним в пространстве сна. Грезящий Ронан, во сне, и бодрствующий Адам, в трансе.

Он отложил всё это, чтобы поехать в Гарвард.

– Если я перестану дышать, верни меня, – попросил Адам.

Он снова сидел на краю кровати, держа в руках сонный огонек. В Амбарах обитали самые разные сонные огоньки – светлячки в полях, звезды, запутавшиеся в кронах деревьев, шарики, зависшие под крышей длинного сарая, где Ронан работал, крохотные вечные свечи в окнах, выходивших на задний двор. Огонек в руке Адама был слишком ярок, чтобы смотреть прямо на него. Маленькое солнце. Ганси попросил Ронана последить за его мятой в горшочке, пока он будет путешествовать, и Ронан, не зная в точности, как сохранить живым растение под крышей, приснил для него солнечный свет. Теперь он озарял тусклую спальню, где они оба, соприкасаясь коленями, сидели на постели.

– Если это продлится дольше пятнадцати минут, верни меня, – продолжал Адам. Он подумал и поправился: – Десять. Я смогу вернуться.

Способность Адама имела свои риски. Она во многом походила на сон, но сон, использующий воображение всего мира, а не одного только спящего. Пределов не было. Ни воспоминаний, служащих границами для сна, ни сознания, сдерживающего блуждания. В отсутствие человека, способного удерживать его возле себя, душа Адама могла забрести в эфир и больше не вернуться – как корова, улетающая к солнцу. Колода таро у него была именно такая. Подарок от умершей женщины, которая не сумела найти дорогу обратно.

– Ладно, десять, – сказал Ронан.

Он протянул руку и повернул часы на запястье Адама циферблатом к себе.

Адам откинул голову назад, и Ронан понял, что он собирается с духом. Это было что-то новое. Адам всегда был осторожен, но не боялся.

– Что? – спросил Ронан.

– Там стремно.

Было неприятно об этом думать; через сколько времени Ронану бы сообщили, что Адама нашли мертвым в общаге, если его сознание затерялось бы в бесконечности, в то время как остальные стояли к нему спиной?

– Я не знал, что ты это делал там.

– Только два раза, – сказал Адам. – На первой неделе. Знаю, что сглупил. С тех пор я не повторял. И не буду.

– Зачем тебе это вообще было надо?

– А зачем ты поехал за той женщиной, которая походила на твою мать?

Логично.

– Я просто должен был… должен был разобраться, вот и все.

Зрелище устрашенного Адама обескураживало.

– А что?

– Кое-что изменилось. Появилось нечто огромное, и оно как будто наблюдает за нами.

– За мной и тобой?

– За людьми. Может быть, оно… слушает меня. Как будто оно – что-то. Кто-то. Я даже не знаю, что это такое. Не могу толком понять. Там нет защиты. Только мой блуждающий разум.

Ронану всё это не нравилось.

– Ты не обязан сейчас…

– Обязан, – буркнул Адам. – Если я закрою глаза, чудовище не исчезнет. Я мог бы и догадаться. И никому другому в качестве якоря я не доверяю. Ты знаешь, как я буду выглядеть. А еще я хочу понять, можно ли найти твоего Брайда там, среди этого… нечта. И он ли это вообще.

Ронан прищурился.

– Не смотри на меня так, Ронан. Он сказал тебе, что он сновидец – больше ты ничего не знаешь, – произнес Адам. – Ты можешь верить Брайду, но я не обязан. Совсем недавно ты вышел ко мне с пистолетом. Я просто прошу, чтобы ты устроил ему такой же шок.

И снова, как в ту минуту, когда Ронан целился из пистолета в Адама, не было ни смятения, ни гнева. Адам никого не стал бы осуждать за сомнения. Его базовой настройкой было недоверие.

– Ладно, – сказал Ронан.

Адам вошел.

Он устремил взгляд на солнце в ладони. Первые несколько секунд он моргал, моргал, моргал. Только так. Свет обжигал; Ронан мог бросить на него максимум вороватый взгляд, и даже в этом случае перед глазами начинали носиться зеленые змеи.

Адам начал моргать все реже и реже.

Потом его глаза распахнулись.

В них отражалось солнце – точнее, два ярких миниатюрных солнца в зрачках.

Он словно окаменел.

Это была страшноватая магия – худой молодой человек, с солнцем в руке, с неподвижным и пустым взглядом. Даже его поза выглядела какой-то пустой.

Ронан наблюдал, как секундная стрелка отсчитывает время. Он видел, как грудь Адама опускается и поднимается.

Пять минут. Если человек сидит неподвижно хотя бы минуту, ну две, это уже выглядит неестественно. Пять минут по-настоящему выбивали из колеи.

Шесть минут. В темноте затанцевали многочисленные зеленые шарики, когда Ронан посмотрел на солнце, а затем отвел глаза, чтобы взглянуть на часы.

Семь минут.

Восемь.

Девять минут. Ронан начал беспокоиться. Он ерзал, отсчитывая секунды.

При счете девять с половиной Адам завопил.

Так жутко, что поначалу Ронан застыл.

Это был не обычный крик, который издал бы Адам, находясь в сознании, хотя бы и от боли. Этот вопль был высоким, пронзительным, тонким, как будто что-то рвали пополам. Он звучал на одной ноте. Голова Адама откинулась, спина выгнулась, а солнце покатилось по одеялу.

Это был крик существа, которое знает, что умирает.

Скрытые в сумерках стены спальни как будто поглощали звук. Ему предстояло навсегда впитаться в штукатурку, ввинтиться в балки, отныне и впредь звенеть в укромных уголках. Навсегда осталось существо, которое никогда не будет счастливым и цельным.

– Адам, – сказал Ронан.

Тот перестал дышать.

– АДАМ.

Он схватил Адама за плечи и потряс. Как только Ронан разжал руки, Адам обмяк и упал. В бесчувственном теле есть нечто бескомпромиссное; разум и чувства его не интересуют.

– Пэрриш, – прорычал Ронан. – Кто тебе позволил…

Он потянул Адама вверх и прижал к себе, ища дыхание и пульс. Ничего, ничего.

Секунды шли.

Тело Адама не дышало. Сознание Адама неслось, ничем не удерживаемое, сквозь бесконечное пространство сна. Где бы оно ни было, оно не помнило Адама Пэрриша, студента Гарварда; Адама Пэрриша, уроженца Генриетты; Адама Пэрриша, возлюбленного Ронана Линча. Адам Пэрриш, отсеченный от своего физического тела, был увлечен вещами настолько нематериальными и громадными, что уже не обращал внимания на крошечные человеческие заботы.

Ронан достал маленький ножик.

– Прости, – сказал он Адаму и нажал на кнопку.

Когти вылетели – хаос когтей, готовых цепляться и рвать – и впились в руку Адама.

Потекла кровь.

Ронан закрыл нож, и когти исчезли. Из груди Адама вырвался сиплый вздох.

– О боже, боже, боже…

Адам свернулся клубочком, закрыв глаза и качаясь.

Ронан с облегчением откинулся к стене. Он сбросил нож с постели и прижал руку к собственному колотящемуся сердцу.

– Что случилось? – спросил он.

Грудь Адама продолжала тяжело вздыматься. Остальное тело дрожало.

– О боже, о боже…

– Адам.

Адам прижал ладонь ко лбу – странным, непривычным жестом – и покатал ее, как делают дети, когда устали или волнуются. Ронан взял его за руку и удержал. Кожа у Адама была холодная как лед, словно он побывал в открытом космосе. Он, казалось, не замечал, что из царапин по-прежнему идет кровь; он как будто до сих пор не вполне сознавал свое тело. Ронан стал растирать пальцы Адама, пока они не согрелись, а потом поцеловал их.

– Пэрриш, вот это было стремно, – сказал он и коснулся ладонью бледной щеки Адама.

Она тоже была холодной. Адам повернулся лицом к руке Ронана и закрыл глаза.

– Оно меня видело, – выговорил он. – О боже.

– Что это такое?

Адам не ответил.

Ронан притянул его к себе, и несколько минут оба сидели так, тесно сплетясь, освещенные позабытым сонным солнцем – а тело Адама было холодным, как луна.

– Это не Брайд, – наконец сказал Адам. – Это существо – не Брайд.

– Откуда ты знаешь?

Адам ответил:

– Чем бы оно ни было, оно его боится.