На мое 33-летие Рико, Нико и Пауло слегка перестарались – принесли мне 36 свечей. Пиво, аперитивы, ресторанцы-танцы-шманцы, вечер в клубе, все в отрубе, стриптиз, полный парадиз, рок и чпок, голые сиськи, горячие киски, реки виски, а на рассвете, под самый конец, – красотка Мадо, королева сердец.
Я вползаю в квартиру, скидываю кеды и кожаную куртку, валюсь на диван. Мне уже не по возрасту такие сомнительные вечеринки. В довершение всех бед я, кажется, входя, разбудил Хьюго, и теперь он лопочет папочке-гуляке свои «гули-гули-гули», добавляя к ним еще и ПАПА ДОДО БУБУ БОБО.
Да я и сам вроде того: ПАПА БО-БО ДОДО.
На этом добром слове я засыпаю, а Хьюго один пусть бормочет что хочет.
Отношения с Изой слегка напряглись. Мой день рождения так и остался у нее костью в глотке.
Чтобы продемонстрировать желание пойти на мировую, я говорю, что могу повести детей поиграть в скверике. От такого предложения ее прелестные глазки светлеют.
Присев на лавочку, я смотрю, как ребятня бегает по скверу. Одним глазом приглядываю за Хьюго, пожевывающим соску, а другим наблюдаю за тем, как вдалеке Нина заговорщически шушукается с подружками.
Вдруг передо мной вырастает Нина – с огромным букетом цветов в руке: она только что оборвала клумбу. Она преподносит его мне под возмущенными взглядами других родителей. У нее талант впутывать в неприятности. Я быстренько утаскиваю ее из этого сквера вместе с Хьюго и коляской.
Только быстренько пройдя несколько улиц, предлагаю ей заключить договор: я не стану ругаться на нее, но при условии, что этот прекрасный весенний букет я преподнесу ее маме от своего имени.
Стоит Изе увидеть меня с этим букетом, как она бросается обниматься и крепко прижимается ко мне. Мы целуемся как в первый раз. А я вздыхаю с облегчением – ну наконец-то Нина удержала язык за зубами.
Сегодня я делаю очаровательное селфи всей нашей четверки. Мы тесно прижались друг к другу, точно сардинки в консервной банке, щека к щеке, кто – улыбаясь, а кто – кривляясь. Кадр выбран рискованный, зато семейное счастье увековечено в одной секунде. Нина беззубо щерится, у Хьюго из носа висит сопля, Иза с поблекшими глазами, а у меня рожа, как у мишки косолапого.
– Классная фотка! – восклицает Иза, – надо бы ее распечатать и вставить в рамочку.
Я вспоминаю одну картину в застекленной рамочке, на ней семья медведей в полном составе, напоминание о том, как здорово жить в семье! Мне, с трудом переваривающему это произведение живописи, не пережить еще одного у себя дома. Я беру дело в свои руки.
– Какая идея! Пожалуй, я сам этим займусь!
Главное – потянуть время, а там все и забудется…
(Французский аналог нашего «Дня обманщиков 1 апреля» называется «Апрельская рыбка». – Прим. пер.).
У девчонок все еще пасхальные каникулы. Утром обе в комнате Нины, а мне строго запрещено к ним входить. Знать не знаю, с чем они там мухлюют.
Ну, а я, по крайней мере, могу позволить себе расслабиться в большой комнате, слушая вместе с Хьюго альбом In Utero (В утробе (лат.) – Прим. ред.) Nirvana. Я хочу с самых ранних лет внушить ему основы рок-культуры, вроде тех мамаш, что заводят классическую музыку, когда их малыш еще in utero. Хьюго покачивает головкой в такт последнему фрагменту «All Apologies», он уже понимает гранж.
Тут к нам вваливаются наши принцески, и Иза в первый раз не требует сделать музыку потише. Нина, к моему величайшему изумлению, бросается обнимать меня, а Иза смотрит умиленно, хотя при этом машинально опускает тумблер звука пониже.
– Люблю тебя, дорогой папочка! – признается Нина, кулачками барабаня мне по спине.
Глядя на девчонок, я таю как кусочек льда. Какая же она милая, моя Нина. Я целую ее в волосы, так классно пахнущие яичным шампунем. Вот диск кончился, и желание навестить любимого продавца музыки берет верх над всем остальным.
– Я только по-быстрому заскочу в «Кошкин-роллькин»! Я мигом!
– А на рынок по дороге заскочишь?
Предложение принимается, и я хватаю ноги в руки. Выхожу оттуда совсем без гроша, купив «Physical Graffiti» – культовый альбом «Led Zeppelin», на конверте большой дом с прорезями на месте окон.
Захожу на рынок и брожу вдоль рядов под насмешливыми взглядами прохожих. Не понимаю, что во мне смешного. И вот наконец понимаю, когда подхожу к торговцу рыбой.
– В день дурака его видать издалека! Эй, рыбак, где такую поймал?
Все покупатели покатываются со смеху, а я снимаю со спины прицепленную туда Ниной сардину – седобородый прикол портовых марсельских грузчиков. Для виду смеюсь, но швыряю сардину в сальную бумагу, увидев первую же мусорную урну. Вот тебе, дочурка, твоя апрельская рыба.
Для Нины сквер – прежде всего качели. Для Хьюго это лаборатория, а для меня – отдушина. Присев на край песочницы, я смотрю на сына, развалившегося как на пляже, и у меня идеальное место для наблюдения. Точнехонько на уровне прелестных мамашиных задниц. Хьюго весь в песке, похож на улитку, и рот песком набил.
Нина с подружками пристают к старику-бомжу, приютившемуся на скамейке. Бедняга спит крепким сном, а эти заразы потихоньку рассыпают у него на спине им же оставленные хлебные крошки. Результат – на него садятся стаи оголодавших голубей и то и дело будят. А этих шалуний такое, вишь, забавляет.
Вдруг, когда Нина тихонько подкрадывается к старому чудовищу, великан-людоед точным движением хватает ее за запястье. Нина так изумлена, что даже не может завопить. Я издалека наблюдаю за этой сценой и толком не знаю, что должен сейчас сделать.
Бомж изрыгает ей в лицо непрерывный поток брани пополам со слюной. Он, наконец, выпускает Нину, и та со всех ног улепетывает, но не к подружкам – те давно смылись, – а к последнему оставшемуся ориентиру – то есть ко мне, к папе-командиру.
– Папа, папа! – истошно кричит она мне в лицо, – там один злой дядя, он…
– Хочет спокойно поспать, да?
Нина портится на глазах. Пусть знает, что от меня ей не будет ни поддержки, ни утешения. Сама сделала глупость – пусть сама за нее и отвечает. Мне ведь нужно радеть об ее воспитании!
ДЕТЯМ НУЖНЫ ОРИЕНТИРЫ
НАЧАЛА И КОНЦЫ
НО ГЛАВНОЕ —
ИМ НУЖНЫ
СЧАСТЛИВЫЕ ОТЦЫ!