Московское царство как государство раннего Нового времени (вместо заключения)
Рубеж XVI–XVII веков, канун Смутного времени, — поворотный момент в российской истории, а для нашей темы — естественная грань, завершающая первое столетие существования Московского государства. Если бросить ретроспективный взгляд на эти сто с небольшим лет, отделяющие эпоху Ивана III от Смуты и воцарения первого Романова, то нельзя не оценить масштаб и скорость происходивших изменений.
При жизни одного поколения вчерашний ханский «улусник» — московский князь — превратился в независимого правителя сильного государства, территория которого на глазах изумленных современников выросла в несколько раз. Суверенитет, общие законы, появление границ — все эти приметы модерного государства заметны уже при Иване III.
Следующей важной вехой стали 50–60-е годы XVI века, когда в основном завершилось формирование центральных ведомств (приказов) и были созваны первые соборы. Тем самым в облике Российского царства проступила самая характерная черта раннемодерного государства — деперсонализация властных функций. Нити повседневного управления находились отныне в руках приказных дельцов, и государственный аппарат мог работать в автономном режиме, не требуя личного вмешательства царя. Это придало формировавшемуся государству необходимую устойчивость и позволило ему пережить и дворцовые бури периода малолетства Ивана IV, и кровавые зигзаги опричнины, и лихолетье Смуты.
Но бюрократизацией не исчерпывались проявившиеся в середине XVI века перемены: тогда же обнаружилась еще одна важная тенденция — к расширению сферы публичной политики, к вовлечению верхушки дворянства и купечества, наряду с боярами и духовенством, в обсуждение вопросов войны и мира. Одновременно постепенно развивалась идеология «земского общего дела», в полной мере проявившая себя уже в начале следующего столетия.
Иван Грозный до конца жизни был непоколебимо уверен в том, что «государь государства болши» (как он заявил папскому нунцию Антонио Поссевино в 1581 году), но он сам своей политикой (включая опричное разделение страны) способствовал дальнейшему отделению государства (и как понятия, и как аппарата управления) от личности государя. На рубеже XVI–XVII веков Московское государство уже ясно осознавалось как политическая общность и служило основой идентичности для активной части дворянства и горожан. В годы Смуты ярко проявился государственный патриотизм.
Таким образом, Российское государство, подобно своим аналогам в других странах Европы, строилось не только «сверху», но и «снизу». Начиная с середины XVI века через выборные органы на местах (губные и земские старосты, целовальники и т. д.) и через соборную практику в столице сотни людей приобщались к делам государственного управления. Правда, многим из них, по всей видимости, эта деятельность представлялась не почетным правом, а скорее обременительными обязанностями, сопряженными с немалыми затратами, риском и ответственностью. Но верно и то, что служба на выборных должностях повышала авторитет детей боярских в их местных корпорациях («служилых городах»), а впоследствии, в XVII столетии, лидеры уездного дворянства имели шанс быть избранными на часто созываемые при первых Романовых московские соборы.
Важно подчеркнуть, что применительно к рассматриваемой эпохе привычное для нас противопоставление «государства» и «общества» лишено смысла. С одной стороны, появление зачатков гражданского общества связано с определенным этапом эволюции русской государственности, а именно — с развитием соборной практики (и шире — с возникновением сферы публичной политики), когда члены различных социальных групп получили возможность высказывать свое мнение о происходящем в стране. С другой стороны, при малой численности бюрократического аппарата государство не могло не переложить часть управленческих функций на провинциальное дворянство (в борьбе с преступностью), верхушку купечества (в финансовых делах) и т. д., тем самым невольно стимулируя самоорганизацию этих групп населения.
Формирование модерного государства в России продолжалось и при первых Романовых: военные реформы, развитие выборного представительства, расширение полномочий соборов, новый виток бюрократизации управления, финансовые эксперименты, — все это еще больше сближало Московское царство с другими государствами раннего Нового времени.
Однако наличие «фамильного сходства» вовсе не исключает индивидуальных и даже неповторимых черт, которыми Московское государство было наделено в полной мере. Например, оно, пожалуй, оставалось единственной во всем христианском мире державой, где не прибегали к услугам дипломированных юристов (по причине отсутствия таковых!) и не использовали норм римского права в законодательстве.
Важные отличия существовали также в экономической сфере: Московское государство покоилось на очень архаичном фундаменте аграрной, слабо урбанизированной экономики. Денежных средств для регулярной выплаты жалованья дьякам и подьячим и для содержания постоянного (наемного) войска не хватало. Поэтому основным источником доходов в России XVI века, подобно Европе Раннего или Высокого Средневековья, оставалась земля: приказные дельцы получали поместья наравне со служилыми людьми — детьми боярскими и дворянами. Поместное ополчение, боеспособность которого к концу XVI века заметно упала, оставалось основой вооруженных сил страны.
Одним из последствий нехватки ресурсов в стране в условиях растущих военных расходов стала проводимая с конца XVI века политика по закрепощению податных слоев населения. Впрочем, в этом отношении Россия отнюдь не была уникальна: крепостнические меры (причем по сходным причинам) применялись в целом ряде стран Восточной и Центральной Европы раннего Нового времени (Польше и Литве, Пруссии, Венгрии, Австрии и др.).
Но, пожалуй, самой выразительной чертой, резко отличавшей Московию от ее соседей на западе, был неизменно отмечавшийся всеми путешественниками характер отношений великих князей и царей со своими знатными подданными. Эти отношения, как явствует из предыдущего изложения, означали полную покорность аристократии и дворянства царской воле, что подчеркивалось уничижительным самоназванием служилых людей по отношению к властителю — «холопы государевы».
Этот феномен объяснялся отчасти материальной зависимостью дворянства от Короны (о чем уже шла речь выше), но в еще большей степени — незавершенностью формирования самогó благородного сословия. Свою роль играло и сохранение в Московской Руси средневековых форм личной зависимости (в первую очередь холопства), а также патримониальная (вотчинная) идеология, консервировавшая подобные отношения.
Сказанным определяется своеобразие Московского царства на пороге Нового времени: по ряду важных признаков оно уже в середине XVI столетия принадлежало к числу раннемодерных государств, но при этом в его экономике и социальных отношениях сохранялось немало архаических черт.
Для создания правильной исторической перспективы важно учесть, что в описываемую эпоху процесс деперсонализации власти и управления только начался и был еще очень далек от своего завершения. Все государственные дела в Московии вершились от имени царя, хотя у него и не было необходимости (да и возможности) вникать в каждый рутинный вопрос; именно ему, государю, а не абстрактному государству служили многочисленные ратные люди и приказные дельцы.
Отношения внутри правящей элиты также были в значительной мере персонифицированы: большую роль здесь играли клановые и патрон-клиентские связи и интересы. Грань между частной и публичной сферой оставалась нечеткой: еще в XVIII веке сановники могли заниматься государственными делами и принимать посетителей у себя дома. Лишь примерно к середине XIX века российское чиновничество приобрело черты, характерные для описанной М. Вебером модели бюрократии.
Но и сейчас, несмотря на все реформы и контрреформы минувших столетий, сквозь толщу веков проглядывают некоторые базовые структуры раннемодерного государства, возникшего при Иване III. Нами управляет многотысячная бюрократия, первые шаги которой описаны в этой книге, а прерогативы главы государства и сейчас, как и пятьсот лет назад, включают в себя руководство внешней политикой и назначение доверенных лиц на ключевые посты. И в наши дни актуален вопрос, волновавший когда-то великого князя всея Руси: «чье государство»? Выражает ли оно интересы всего общества или отдельных групп и могущественных корпораций? И в какой мере преодолена древняя традиция патримониализма, с присущей ей системой «кормлений»? Эти вопросы побуждают к раздумьям о связи времен, и поэтому я надеюсь, что наблюдения и размышления, приведенные в этой книге, будут интересны не только любителям старины, но и тем, кого волнует настоящее и будущее российской государственности.
