– Вы разочарованы, господин Мегрэ?

Юному Лапуэнту очень бы хотелось сказать «патрон», так говорили Люка, Торранс и большинство инспекторов из команды Мегрэ, но он считал, что еще не дорос до этого, до привилегии, которую надо заслужить, как нашивки на погонах.

Они только что отвезли домой доктора Поля и теперь возвращались на набережную Орфевр, в Париж, казавшийся им более освещенным, чем всегда, после того, как они петляли в темноте по грязным дорогам, выбираясь из Ланьи. С моста Сен-Мишель Мегрэ увидел свет, горевший в его кабинете.

– Я не разочарован. Я и не рассчитывал, что служащие на вокзале смогут вспомнить пассажиров, которым они пробивали билеты месяц назад.

– Я все думаю, о чем вы размышляете?

Он ответил просто:

– О чемодане.

– Клянусь вам, он был в мастерской, когда я в первый раз заходил к переплетчику.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Я совершенно уверен, что бригадир Люка вечером видел внизу другой чемодан.

– И в этом я не сомневаюсь. Оставь машину во дворе и поднимайся наверх.

Уже по поведению встретившихся ему на пути полицейских Мегрэ почувствовал, что есть новости, а Люка, заслышав, что он идет, широко распахнул двери своего кабинета.

– Сведения о Моссе, патрон. Только что приходила юная девушка с отцом. Они хотели говорить с вами лично, но, прождав около двух часов, решились довериться мне. Девушка очень хороша собой, ей лет шестнадцать – семнадцать, пухленькая и розовощекая, в глаза смотрит очень открыто. Отец – скульптор, и если я правильно понял, даже получил когда-то премию в Италии. У нее есть сестра, чуть постарше, и мать. Они живут на бульваре Пастера и у себя дома делают игрушки. Либо я здорово ошибаюсь, либо мадемуазель отправилась сюда с отцом, чтобы не дать ему надраться по дороге; похоже, за ним водится этот грешок. Носит он огромную черную шляпу и галстук, завязанный большим бантом. У них, под именем Пеетерс, Мосс провел последние месяцы.

– Он и сейчас там?

– Если б он был там, я уже отправил бы туда инспекторов, а то и сам бы пошел арестовать его. Он покинул их двенадцатого марта.

– Иначе говоря, в тот самый день, когда Левин и Глория с ребенком исчезли после сцены в Антверпенском сквере.

– И он не сказал им, что съезжает. Ушел утром, как всегда, и с тех пор так и не появлялся. Я решил, что вы сами захотите их допросить. Да! Вот еще. Филипп Лиотар дважды уже звонил.

– Чего он хочет?

– С вами поговорить. Просил, если вы придете до одиннадцати, позвонить ему в «Кружку Негра».

Мегрэ знал эту пивную на бульваре Бон-Нувель.

– Соедините меня с «Кружкой»!

Ответила кассирша и тут же пошла звать адвоката к телефону.

– Это вы, комиссар? У вас работы, наверное, по горло. Вы его нашли?

– Кого?

– Мосса. Я был сегодня в кино и все понял. Не считаете ли вы, что конфиденциальный разговор с глазу на глаз был бы полезен нам обоим?

Это вышло случайно. Чуть раньше, в машине, Мегрэ вспомнил о чемодане. И как раз когда он разговаривал с Лиотаром, к нему в кабинет входил малыш Лапуэнт.

– Вы там с друзьями? – спросил Мегрэ Лиотара.

– Это не важно. Когда вы приедете, я с ними расстанусь.

– Это ваша приятельница?

– Да.

– И больше никого нет?

– Еще один человек, которого вы не очень жалуете, не могу понять, почему, но он это тяжело переживает.

Это был Альфонси. Они опять, должно быть, сидели вчетвером: Лиотар, Альфонси и их подружки.

– У вас хватит терпения дождаться, если я немного задержусь?

– Буду ждать сколько угодно. Сегодня воскресенье.

– Скажите Альфонси, что я и его хотел бы повидать.

– Он будет в восторге.

– До скорого.

Мегрэ закрыл обе створки дверей, дав знак Лапуэнту, собравшемуся было скромно удалиться, не уходить.

– Иди сюда. Садись. Ты ведь хочешь добиться успеха?

– Больше всего на свете.

– Ты наделал глупостей своей болтовней, и это привело к таким последствиям, о которых ты еще и не подозреваешь.

– Я прошу прощения. Я так доверял своей сестре.

– Хочешь попробовать сделать кое-что очень трудное? Погоди. Сразу не отвечай. Речь идет о весьма сомнительной акции, имя твое в газеты не попадет. Напротив. Если тебе удастся это сделать, только мы с тобой и будем в курсе. Если не удастся, я буду вынужден отречься от тебя и сделать вид, что ты перестарался и действовал на свой страх и риск.

– Понял.

– Ничего ты не понял. Слушай внимательно. Если я сам на это пойду и будет неудача, обвинят всю полицию. А ты у нас еще новенький, это совсем другое дело.

Лапуэнт сгорал от нетерпения.

– Господин Лиотар и Альфонси сейчас сидят в «Кружке Негра» и ждут меня.

– Вы пойдете к ним?

– Не сразу. Я хочу сначала зайти на бульвар Пастера, я уверен, что они не двинутся с места, пока я не приду. Раньше чем через час я там не появлюсь. Сейчас девять. Знаешь, где живет адвокат на улице Бержер? Четвертый этаж, слева. Поскольку в доме есть несколько дамочек сомнительного поведения, консьержка вряд ли обращает внимание на тех, кто входит и выходит.

– Вы хотите, чтобы я…

– Да. Двери тебя открывать научили. Если останутся следы, это не важно. Даже наоборот. В ящиках и бумагах искать бесполезно. Ты должен убедиться в одном-единственном: что чемодана там нет.

– Я об этом и не подумал.

– Ладно. Возможно и даже вероятно, что его там нет. Лиотар – юноша осторожный. И потому ты не должен терять ни минуты. С улицы Бержер заскочишь на улицу Дуэ, Альфонси занимает там тридцать третий номер в гостинице «Центральный массив».

– Я знаю.

– Действовать будешь точно так же. Чемодан. Больше тебя ничто не интересует. Как только управишься с этим, позвонишь мне.

– Я могу идти?

– Выйди для начала в коридор. Я закрою дверь на ключ, а ты попробуешь ее открыть. Инструменты тебе даст Люка.

Лапуэнт справился с дверью неплохо и через несколько минут, не чуя под собой ног от радости, был уже на улице.

Мегрэ зашел к инспекторам.

– Ты свободен, Жанвье?

Телефоны трезвонили, как и раньше, но уже не так назойливо.

– Я на подхвате у Люка, но…

Они спустились вниз, и Жанвье сел за руль полицейской малолитражки. Через пятнадцать минут они были на бульваре Пастера. В этот славный воскресный день здесь было совсем тихо, и квартал вообще был похож на маленький городок.

– Пойдем со мной.

Они спросили, где живет скульптор, фамилия которого была Гроссо, и их послали на седьмой этаж. Дом был довольно старой постройки, очень приличный, жили здесь, видимо, мелкие служащие. Когда они позвонили, за дверью стих шум, щекастенькая девушка открыла им и отошла в сторону.

– Это вы приходили ко мне недавно?

– Нет, сестра. А вы – комиссар Мегрэ? Входите. И не обращайте внимания на беспорядок. Мы только что поужинали.

Она провела их в просторную мастерскую с наклонным, частью застекленным потолком. На небе уже виднелись звезды. На длинном столе светлого дерева рядом с остатками колбасы стояла початая литровая бутылка вина; другая девушка, показавшаяся им двойняшкой первой, украдкой поправляла прическу, а в это время с преувеличенной торжественностью к Мегрэ подходил человек в бархатной куртке.

– Добро пожаловать в мое скромное жилище, господин Мегрэ. Надеюсь, вы окажете мне честь и выпьете вместе со мной.

Видимо, после ухода из полиции старому скульптору удалось выпить кое-что покрепче столового вина, потому что он с трудом выговаривал слова и шел нетвердой походкой.

– Не обращайте внимания, – сказала одна из дочерей. – Он у нас опять завелся.

Она сказала это беззлобно, смотря на отца преданным, почти материнским взглядом.

В темных углах большой комнаты прятались укутанные скульптуры, и было понятно, что стоят они здесь очень давно. Частью нынешней жизни обитателей этой квартиры были деревянные игрушки, они валялись в огромном количестве повсюду и распространяли замечательный запах свежеструганого дерева.

– Когда искусство не кормит более художника и его семью, – продекламировал Гроссо, – нет стыда в том, чтобы за хлебом насущным обратиться к коммерции.

Появилась мадам Гроссо: заслышав звонок, она, видимо, пошла привести себя в порядок. Это была худая грустная женщина с застывшей тревогой в глазах и вечным ожиданием несчастья.

– Ты не предложила господам сесть, Элен?

– Комиссар прекрасно знает, что он может вести себя здесь как дома. Правда, господин Мегрэ?

– И ты ничем не угостила их?

– Хотите вина? Из-за папы мы дома ничего более крепкого не держим.

Похоже было, что командует в доме именно она, во всяком случае, сейчас эту миссию она взяла на себя.

– Вчера вечером мы пошли в кино, здесь поблизости, и сразу узнали того, кого вы ищете. Но он назвался Пеетерсом, а не Моссом. Мы раньше не пошли к вам, потому что папа считал это предательством, ведь он был нашим гостем и много раз ел с нами за одним столом.

– И долго он у вас жил?

– Примерно год. Квартира занимает весь этаж. Родители живут здесь больше тридцати лет, и я здесь родилась, и моя сестра. Кроме мастерской и кухни, у нас еще три комнаты. В прошлом году из-за кризиса игрушки шли плохо, и мы решили взять жильца. Дали объявление в газету. Так и познакомились с господином Пеетерсом.

– Он вам сказал, чем занимается, какая у него профессия?

– Сказал, что он представитель крупной английской мануфактуры, что у него здесь много клиентов и потому ему не приходится особенно разъезжать. Частенько он целыми днями не выходил из дому и без пиджака, в одной рубашке помогал нам. Мы ведь все делаем игрушки по папиным образцам. На прошлое Рождество получили большой заказ от «Прэнтан» и работали дни и ночи напролет.

Гроссо так жалобно косился на полупустую бутылку, что Мегрэ сказал ему:

– А налейте-ка мне полстаканчика, давайте хлопнем.

В ответ он получил благодарный взгляд, а девушка продолжала говорить, посматривая на отца, чтобы он не слишком много наливал себе:

– В основном уходил он к вечеру, а возвращался, случалось, довольно поздно. Несколько раз он брал с собой чемодан с образцами.

– Он оставил свои веши здесь?

– Большую дорожную сумку.

– А чемодан?

– Нет. Кстати, Ольга, разве он уходил с чемоданом?

– Нет. В предпоследний раз, я помню, он вернулся без чемодана.

– Что он вообще-то за человек?

– Спокойный, очень мягкий, может быть, немного грустный. Иногда часами не выходил из своей комнаты, мы в конце концов шли спрашивать, не заболел ли он. Несколько раз он завтракал вместе с нами и целый день помогал нам. А бывало, он на несколько дней исчезал, но всегда предупреждал заранее, чтобы мы не волновались.

– Как вы его называли?

– Месье Жан. Он звал нас по имени, кроме мамы, естественно. Иногда приносил нам шоколадки или какие-нибудь маленькие подарочки.

– Ничего ценного он вам не дарил?

– Мы бы таких подарков не приняли.

– К нему кто-нибудь приходил?

– Никто и никогда. К нему письма даже не приходили. Я удивилась, что коммерсант не получает писем, и он объяснил, что у него есть помощник в городе, там контора, туда и приходит его корреспонденция.

– Странным он вам никогда не казался?

Она обвела взглядом всех вокруг и прошептала:

– У нас здесь, знаете ли…

– За ваше здоровье, господин Мегрэ! За ваше расследование! Как вы могли убедиться, я теперь более никто, и не только в искусстве, но и в собственном доме. Я не протестую. Я молчу. Они очень милы, но для человека, который…

– Папа, дай сказать комиссару!

– Вот видите?

– Вы не помните, когда ваш жилец в последний раз выходил из дома с чемоданом?

Ему ответила старшая, Ольга:

– В последнюю субботу, перед тем как… – Она не решалась продолжать.

– Перед тем как – что?

Младшая сестра перехватила бразды правления:

– Не красней, Ольга. Мы все время подтрунивали над сестрой, у нее слабость к господину Жану. Он не подходит ей по возрасту и не красив, но…

– А у тебя слабости к нему не было?

– Оставим это. Однажды в субботу, около шести часов вечера, он ушел с чемоданом, что нас само по себе удивило, потому что обычно он брал его с собой по понедельникам.

– И это было во второй половине дня?

– Да. Мы не ждали, что он вернется, думали, что где-то проведет свой уик-энд, и поддразнивали Ольгу, которая ходила повесив нос.

– Неправда.

– В котором часу он вернулся, мы не знаем. Обычно мы слышали, как он открывал дверь. В воскресенье утром, когда мы думали, что его нет, и как раз говорили о нем, он вышел из своей комнаты (вид у него был очень болезненный) и попросил отца раздобыть бутылку спиртного. Сказал, что простудился. И часть дня провел в постели. Ольга, убираясь там, заметила, что чемодана в комнате нет. Она еще одно подметила, во всяком случае, ей так кажется.

– Нет, я в этом совершенно уверена.

– Возможно. Ты его ближе наблюдала, чем мы.

– Я уверена, что костюм у него был не тот, что раньше. Тоже синий, но не его, и, когда он оделся, я тут же увидела, что он ему в плечах широковат.

– Он это никак не объяснял?

– Нет. Ну и мы даже намеком не дали понять, что что-то заметили. Он тогда жаловался на грипп и целую неделю не выходил из дома.

– Но газеты читал?

– Утреннюю и вечернюю, как и мы.

– Ничего особенного вы не заметили?

– Нет. Если только не считать того, что он каждый раз запирался, когда звонили в дверь.

– Когда он снова начал выходить из дому?

– Примерно через неделю. Последнюю ночь он здесь провел с одиннадцатого на двенадцатое марта. В этом легко убедиться, потому что листки с настенного календаря в его комнате никто с тех пор не обрывал.

– Что же нам теперь делать, господин комиссар? – с беспокойством спросила мать. – Вы правда думаете, что он совершил преступление?

– Не знаю, мадам.

– Но если его разыскивает полиция…

– Вы позволите осмотреть его комнату?

Она была в конце коридора. Просторная, не роскошная, но чистая, со старинной навощенной мебелью, на стенах – репродукции Микеланджело. Огромная, самая обычная черная дорожная сумка, перевязанная веревкой, стояла в правом углу комнаты.

– Открой ее, пожалуйста, Жанвье.

– Я должна выйти? – спросила девушка.

Мегрэ не видел в этом никакой необходимости. Жанвье больше намучился с веревкой, чем с замком, который оказался самым обыкновенным. Сильный запах нафталина наполнил комнату, и Жанвье стал выкладывать на кровать костюмы, туфли, белье.

Это было похоже на гардероб актера, настолько все вещи были разного качества и происхождения. Один фрак и один смокинг шил известный лондонский портной, другой был из Милана.

Были еще костюмы из белого полотна, какие носят в жарких странах, были вещи броские, а были и такие, что могли принадлежать, наоборот, банковскому кассиру. И в довершение всего – обувь из Парижа, Ниццы, Брюсселя, Роттердама и Берлина.

И наконец на самом дне под листом оберточной бумаги они обнаружили разодранный клоунский костюм, больше всего изумивший девушку.

– Он артист?

– В своем роде.

Ничего другого, приоткрывавшего какие-либо тайны, в комнате не оказалось. Синего костюма, о котором только что шла речь, здесь быть не могло – Мосс в нем ушел; может, он и сейчас в нем ходит.

Во всех ящичках комода лежали мелкие вещи: портсигары, бумажники, запонки для манжет и воротничков, ключи, сломанная трубка, но ни клочка бумаги, ни одной записной книжки.

– Благодарю вас, мадемуазель. Вы очень разумно поступили, известив нас. Никакие неприятности, я уверен, вам не грозят. Правильно я понял, что у вас нет телефона?

– Много лет назад был, но…

И совсем тихо она добавила:

– Папа не всегда таким был. Мы поэтому не имеем права сердиться на него. Раньше он вообще не пил. А потом встретился со своими друзьями по Школе изящных искусств, оказавшимися почти в таком же положении, как он, и завел обыкновение ходить с ними в маленькое кафе квартала Сен-Жермен. И только хуже себе делают…

В мастерской стоял верстак со множеством приспособлений для распилки, шлифовки и обработки самых мелких деталей, из которых делались изящнейшие фигурки.

– Возьми с собой немного стружки, Жанвье.

Это доставит удовольствие Моэрсу. Забавно, в конце концов они непременно добрались бы до этой квартиры почти под самой крышей здания на бульваре Пастера, и удалось бы им это только благодаря исследованиям Моэрса. Заняло бы это недели, а может, и месяцы, но все равно они пришли бы именно сюда.

Было десять часов. Бутылку уже опустошили, и Гроссо предложил проводить «господ» вниз, но ему это не было позволено.

– Я, быть может, еще зайду к вам.

– А он?

– Меня бы это удивило. Во всяком случае, вам с его стороны опасаться нечего.

– Куда отвезти вас, патрон? – спросил Жанвье, садясь за руль автомобиля.

– На бульвар Бон-Нувель. Останови, не доезжая до «Кружки Негра». И подожди меня.

Это была одна из больших пивных, где подавали солянку с сосисками, а по субботам и воскресеньям играли четверо голодных музыкантов. Мегрэ сразу увидел две пары, сидевшие неподалеку от стойки, и заметил, что обе дамочки заказали мятную настойку.

Альфонси встал первым, как человек, чувствующий себя очень неуверенно, ожидающий пинка под зад, тогда как очень уверенный в себе адвокат, улыбаясь, протянул Мегрэ ухоженную руку.

– Я представлю вам наших приятельниц?

Что он и проделал с некоторой снисходительностью.

– Вы предпочтете посидеть за столиком с нами или, хотите, сразу же сядем поодаль?

– Я бы предпочел сейчас же выслушать вас, если Альфонси составит компанию дамам и подождет.

Возле кассы был свободный столик. Посетители пивной в основном были жители квартала, торговцы, пришедшие, как и Мегрэ накануне, на семейный обед.

Были и завсегдатаи – холостяки или неудачно женившиеся, они играли в карты.

– Что будете пить? Кружку пива? Официант, кружку пива, коньяк и воду.

Пройдет совсем немного времени, и Лиотар, без всякого сомнения, будет ходить в бары у Оперы и на Елисейских полях, а пока ему было вольготнее здесь, где он смотрел на людей сверху вниз.

– Ваше обращение что-нибудь дало?

– Вы пригласили меня сюда, мэтр Лиотар, чтобы задавать мне вопросы?

– Да нет, с надеждой заключить мир. Как вы к этому отнесетесь? Я, вероятно, был слишком резок. Но не забудьте, что мы с вами стоим по разные стороны баррикад. Ваше ремесло – в том, чтобы утопить моего клиента, мое – в том, чтобы его спасти.

– Даже став соучастником?

Удар был нанесен. Молодой адвокат, раздув ноздри, заморгал.

– Не знаю, что вы этим хотите сказать. Но раз вам так больше нравится, я прямо перейду к делу. Так случилось, комиссар, что вы можете причинить мне массу неприятностей и даже повредить моей карьере, если вообще не прервать ее, хотя все прочат мне блестящее будущее.

– Нисколько не сомневаюсь.

– Спасибо. Коллегия адвокатов довольно строго требует соблюдать некоторые правила, а я в своем стремлении преуспеть, признаюсь, не всегда был безупречен.

Мегрэ безмятежно пил пиво, поглядывая на кассиршу, которая вполне могла принять его за кого угодно, хоть за шляпника, державшего лавку за углом.

– Я жду, господин Лиотар.

– Я надеялся на вашу помощь, вы прекрасно понимаете, на что я намекаю.

Мегрэ был по-прежнему невозмутим.

– Видите ли, господин комиссар, я из бедной семьи, очень бедной…

– Графов Лиотар?

– Я сказал: из бедной, а не из простой. Мне было очень трудно платить за обучение, кем я только ни работал, когда был студентом. Даже билетером в кинотеатре на Больших бульварах.

– С чем вас и поздравляю.

– Еще месяц назад мне не каждый день удавалось поесть. Я ждал, как все коллеги в моем возрасте, а некоторые и намного старше, пока попадется настоящее дело, и я смогу прославиться.

– И вы его нашли.

– Да, я его нашел. К этому я и хотел вас подвести. В пятницу у Доссена вы произнесли несколько слов, и я подумал, что вы знаете куда больше и не замедлите пустить это в ход против меня.

– Против вас?

– Против моего клиента, если вам так больше нравится.

– Я не понимаю вас.

Он сам заказал себе еще одну кружку пива, – такое хорошее пиво попадается очень редко, к тому же оно выгодно отличалось от теплого вина, которое пришлось пить у старого скульптора. Он продолжал смотреть на кассиршу, словно она радовала его своим сходством с кассиршами кафе былых времен: мощная грудь возвышалась над черным корсетом, украшенным камеей, а прическа была похожа на праздничный торт.

– Так что вы говорили?

– Как вам будет угодно. Хотите, чтобы я говорил все сам, а вы бы оставались в выгодном положении. Я совершил профессиональную ошибку, вытаскивая Франса Стёвельса.

– Только одну?

– Я был предупрежден самым обыкновенным способом и надеюсь, ни у кого из-за меня неприятностей не будет. Я довольно близко дружу с неким Антуаном Бизаром, мы живем с ним в одном доме. Оба перебивались с хлеба на воду. Нам случалось делить на двоих баночку сардин или кусочек сыра. С недавних пор он работает в газете. У него есть подружка.

– Сестра одного из моих инспекторов.

– Вот видите, вам все известно.

– Я хочу услышать, что скажете вы.

– По роду своей деятельности в газете – он там ведет раздел уголовной хроники – Бизар узнает о некоторых событиях раньше всех…

– Например, об убийствах.

– Если угодно. Он стал регулярно звонить мне.

– Чтобы вы могли пойти и предложить свои услуги?

– А вы – безжалостный победитель, господин Мегрэ.

– Продолжайте.

Он по-прежнему не сводил глаз с кассирши, не упуская из виду и Альфонси, чтобы быть уверенным, что тот не оставил своих дам.

– Меня известили, что полиция занялась переплетчиком с улицы Тюренн.

– Это было двадцать первого февраля, сразу после обеда.

– Совершенно точно. Я отправился туда и действительно начал разговор об экслибрисе, прежде чем заговорить о более насущных, я бы сказал, жгучих проблемах.

– То есть о печке.

– Вот и все. Я сказал Стёвельсу, что, если у него будут неприятности, я буду счастлив взять на себя его защиту. Все это вы знаете. И не столько ради себя я вызвал вас на этот разговор (надеюсь, совершенно частный), сколько ради своего клиента. В данный момент все, что причинит неприятности мне, ударит рикошетом по нему. Вот и все, господин Мегрэ. Вам решать. Меня уже завтра утром Коллегия адвокатов может отстранить от работы. Достаточно вам обратиться к старшине сословия адвокатов и сказать ему то, что вы знаете.

– Как долго вы оставались у переплетчика?

– Четверть часа, не больше.

– Вы видели его жену?

– Она, кажется, в какой-то момент на минуту показалась вверху на лестнице.

– Стёвельс вам в чем-нибудь открылся?

– Нет. Готов дать вам слово, что нет.

– И еще один вопрос, мэтр. С каких пор Альфонси на вас работает?

– Он на меня не работает. У него собственное сыскное агентство.

– В котором он сам и хозяин, и единственный служащий.

– Это меня не касается. Чтобы иметь шансы на успех, защищая клиента, я нуждаюсь в сведениях, которые сам достойным образом собрать не могу.

– Главное, вам необходимо было узнавать каждый день все, что узнаю я.

– Но ведь это честная игра, разве нет?

Раздался телефонный звонок, и кассирша сняла трубку:

– Минуточку. Не знаю. Сейчас спрошу.

Она собралась уже назвать имя официанту, и Мегрэ встал:

– Это меня?

– Как вас зовут?

– Мегрэ.

– Хотите пройти в кабину?

– Нет, это ни к чему. У меня минутный разговор.

Это был звонок от Лапуэнта, которого он так ждал.

Голос у малыша Лапуэнта от волнения дрожал.

– Это вы, господин комиссар? Он у меня!

– Где он был?

– У адвоката я ничего не нашел, и меня чуть было не застукала консьержка. Как вы и велели, я пошел на улицу Дуэ. Там все без конца входят и выходят. Это было легко. Дверь я открыл без всякого труда. Чемодан был под кроватью. Что мне теперь делать?

– А ты где?

– У табачного ларька на углу улицы Дуэ.

– Бери такси и отправляйся на Набережную. Там встретимся.

– Хорошо, патрон. Вы довольны?

Взволнованный и гордый, он позволил себе впервые произнести слово «патрон», не очень уверенно, правда…

– Ты хорошо поработал.

Адвокат с беспокойством наблюдал за Мегрэ. Комиссар вернулся на свое место и, с облегчением вздохнув, подозвал официанта.

– Еще одну кружку. И хорошо бы, пожалуй, принести рюмочку коньяка для месье.

– Но…

– Спокойно, малыш.

Услышав это словцо, адвокат вздрогнул.

– Видите ли, я не в Коллегию адвокатов обращусь по вашему поводу. Я пойду к прокурору Республики. И, возможно, завтра я попрошу у него два ордера на арест, один на ваше имя, а другой – на имя вашего приятеля Альфонси.

– Вы шутите?

– На сколько тянет сокрытие улики в деле об убийстве? Надо заглянуть в уголовный кодекс. Я еще подумаю. Счет я вам оставлю?

И, уже стоя, он тихо и доверительно добавил, склонившись к уху Лиотара:

– Чемодан у меня.