Глава 25

Заявление о пропаже Александра принес отец. На вопрос, когда хватились мальчика, Хитрук ответил не сразу, а только после того, как Юра потребовал:

– Говорите, пожалуйста.

– Вечером, в начале восьмого, – выдавил из себя папаша. – Я младшего с продленки привел и увидел, что Саши нет.

– А заявление об исчезновении сына подали только через неделю! – поразился Шумаков.

Роман опустил голову.

– Я думал, он объявится, загулял и вернется.

– И часто ваш сын на ночь из дома удирал? – спросил Юрий.

– Ну… не помню, – промямлил Хитрук.

– Раз? Три? Десять? – навалился на папашу следователь.

– Не считал, – мрачно ответил Хитрук. – Он ерепенистый. Чуть против шерсти погладишь, ощетинится и вон убегает. Один раз летом с поезда сняли, Саша тогда на три недели испарился. Хорошо, что каникулы были, в школе не узнали!

Шумаков слегка расслабился. Есть дети авантюристы по натуре, их гонит вон из дома не нужда и не жестокость родителей, а жажда приключений. Если Александр принадлежит к такой породе, тогда понятно странное спокойствие отца.

– Вам следовало показать сына врачу, – посочувствовал Юрий.

– Нет таблеток, чтобы его вылечить, – со странным выражением лица заявил старший Хитрук.

Шумаков, успевший успокоиться насчет судьбы исчезнувшего ребенка, постучал карандашом по столу.

– Неужели вам никто не советовал отвести мальчика к психологу? Впереди подростковый возраст, можете окончательно потерять ребенка.

– Я никому не рассказывал о его побегах, – помолчав, признался Роман, – сообщал классной руководительнице: Александр болен – и ждал, когда он назад вернется.

– Погодите-ка! – воскликнул Юра. – Вы упоминали о трехнедельной отлучке парня. Что, вы и тогда не подняли шума?

– Ну… нет… – без особого энтузиазма признал Хитрук.

– Почему же сейчас встревожились?

– Александр домой все не возвращается, – прозвучало в ответ.

– Вас не взволновало трехнедельное отсутствие сына, а в данном случае прошло всего семь дней, – насел на отца Юра.

– Думаю, на него педофил напал, – вдруг выдал Хитрук.

Шумаков быстро спросил:

– Откуда такое предположение?

Роман опустил глаза.

– За день до пропажи сына я нашел у него в сумке электронную игрушку. Забыл, как она называется, похожа на яйцо с экраном. На мониторе картинка, цыпленок, его нужно кормить, водить гулять, иначе он умрет.

– Тамагочи, – сообразил милиционер.

– Верно, – кивнул Роман. – Александр давно такую просил, но я ему ее не покупал. Сын троек нахватал, не за что подарки дарить. А тут в ранец к нему полез и вижу, лежит. Ну и устроил паршивцу допрос с пристрастием. Саша заплакал и сказал: «Мне игрушку дядя дал. Мы с ним в магазине познакомились, я зашел на тамагочи посмотреть, а мужчина у прилавка стоял. Он хороший, я видел его там раньше, он в гости меня приглашал, сказал, что у него дома много игрушек».

Роман замолчал, Юрию захотелось стукнуть папашу. С огромным трудом сдержав эмоции, следователь сказал:

– Резюмируя услышанное, подвожу итог. Александр раньше постоянно убегал из дома, поэтому ни отец, ни мать не заволновались, когда сын в очередной раз не вернулся.

– Все правильно, – согласился Хитрук. – Учительница сказала, что он двойку по контрольной огреб. Саша понял: ремня получит, вот и смылся.

– Но, поразмыслив, вы сегодня пришли с заявлением, потому что вспомнили про мужчину, который пытался завести дружбу с мальчиком, подарив ему тамагочи?

– Да, – кивнул Хитрук. – Вдруг в голову вступило: тот мужик педофил. Разве станет нормальный человек чужому ребенку дорогие игрушки покупать?

– Почему же вам не «вступило в голову» обратиться в милицию, когда вы впервые узнали про тамагочи? – обозлился Юра.

– Ну… – протянул Роман, – э… ну… вы не поймете!

– Говорите, – приказал Шумаков.

– Саша подворовывает в магазинах, – нехотя признался отец. – Тырит по мелочи, конфеты, жвачку, чипсы. Сколько раз я его лупил – эффекта ноль. Я решил, что он тамагочи спер, а про мужика придумал. Зачем, подумал я, в милицию идти, сам разберусь. А уж когда парень снова исчез, я все вместе и сложил.

Шумаков отпустил Хитрука и стал опрашивать учителей. Никто из педагогов не сказал о парнишке плохого слова. Учился Саша не очень успешно, плавал с тройки на четверку, бывали у него и двойки. Был самостоятельным, часто болел, но всегда потом приносил справку от врача. В той же школе учился младший Сашин брат Павел. У мальчиков не было теплых отношений, на переменах они не общались. Паша оставался на продленке, а Саша уходил после занятий домой. Мать мальчиков в школе не видели, отец исправно приходил на родительские собрания, без спора сдавал деньги на классные расходы. Саша был ребенок неконфликтный, но охотно ябедничал учителям. Павел отличался драчливостью, орудовал кулаками, и одноклассники старались держаться от него подальше.

– Думаю, у них в семье не все ладно, – сказала классная руководительница Павла, – в доме имеет место насилие. Либо старший брат занимается «дедовщиной», либо отец распускает руки. Вероятно, Хитрук бьет жену. Для Павла отстаивать свои интересы при помощи силы естественно, у него перед глазами пример такого поведения.

Но поскольку исчез не Паша, а Саша, слова учительницы пропустили мимо ушей. Шумаков выяснил, что четвероклассник, выйдя из школы, шел домой мимо большого торгового центра. Редкий ребенок удержится от соблазна зайти в магазин игрушек. Юра показал фото пропавшего мальчика продавцам, и те узнали постоянного посетителя. Оказалось, Александр забегал в царство машинок почти каждый день. Ни разу он не был замечен в воровстве, всегда оставлял рюкзак в специальной подставке у входа и только потом шел в торговый зал.

В день исчезновения Александр тоже забрел в отдел игрушек, на него привычно не обратили внимания. Потом кассирша заметила двух девочек, одна выглядела лет на восемь, другой, похоже, было четырнадцать-пятнадцать. Они шушукались у входа, потом старшая ушла, а младшая вошла в отдел, выхватила из камеры хранения оранжево-зеленый рюкзак и вдруг крикнула:

– Эй, урод! Ку-ку!

Из-за стеллажей вынырнул Александр. Девочка бросила ему:

– Слабо меня догнать? – и выскочила из магазина. Мальчик ринулся за ней.

Кассирша не обратила ни малейшего внимания на это происшествие, на то они и дети, чтобы баловаться. Сашу она как постоянного посетителя знала, а школьницу видела впервые.

– Девочки как девочки, – растерянно повторяла она. – Внешность ее не помню, одежду тоже. Единственное, что я видела: младшая девочка швырнула на пол обертку от конфеты. Я хотела возмутиться, но нахалка уже удрала.

Юрий посмотрел на меня.

– И как вам эта история?

– Таинственного мужчину-педофила искали? – задала я вопрос.

– Пытались, но зашли в тупик, – вздохнул следователь. – Словесного описания не было, на камерах видеонаблюдения ничего подозрительного не обнаружили. Мы нашли на пленках Сашу, в день пропажи он действительно бродил по магазину игрушек. Съемка зафиксировала его около стеллажей со сборными моделями, Александр долго рассматривал коробки. Никаких попыток украсть что-либо он не делал, просто любовался на «Лего». Затем видно, как мальчик пулей вылетает вон. Мы отыскали и другие записи с Сашей. Хитрук, выскочив из торгового центра, свернул налево. Дальше по улице расположены два дорогих ювелирных магазина, оба оснащены охранной видеоаппаратурой. Мимо первого салона Саша пронесся, а до второго не добежал. Он исчез именно на этом отрезке дороги.

– А девочка? – осенило меня. – Она ведь тоже должна была попасть в зону видимости.

– Я подумал о том же, – кивнул Шумаков, – и нашел хулиганку на пленке. Она вошла в торговую точку через некоторое время после Саши. На вид ей было лет девять. Худая, маленькая, на голове бейсболка, козырек не позволил разглядеть лицо. Наши техники как ни бились, ничего сделать не смогли. Школьница схватила рюкзак и унеслась. Слова кассирши полностью подтвердились: было видно, как безобразница кидает на пол конфетную обертку. Девчонка, выбежав из центра, тоже свернула налево и проскочила мимо первого ювелирного магазина, кинула прямо возле входа очередной фантик, а потом исчезла. На камере, прикрепленной у следующего ювелирного бутика, ее нет.

– И что вы предположили? – вцепилась я в Юрия.

Шумаков достал из папки лист бумаги и вдруг перешел на приятельский тон:

– Смотри. Это план улицы. Вот универмаг, вот первый ювелирный, потом будка с мороженым и второй магазин. Здесь же остановки троллейбуса, автобуса, подземный переход. Каковы варианты?

– Их много, – пригорюнилась я, – можно вскочить в любой транспорт, перебежать на другую сторону проспекта.

– Верно, – согласился Юрий. – Мы опросили всех: водителей, которые в то время подъезжали к остановке «Торговый центр», лоточников из перехода, – показывали им фото Саши, и никто его не опознал.

– А девочку с рюкзаком? – тормошила я Юру.

Шумаков передвинул стопку документов.

– Та тоже как в воду канула.

Я решила перейти со следователем на «ты».

– Признайся, тебя что-то насторожило.

– На уровне нюха, – усмехнулся Юра, – но это к делу не пришьешь. Мне все время казалось: Роман что-то не договаривает, юлит, хитрит. Вроде логично объясняет свое поведение, но не нравился мне этот папаша, и все! И он никак нас не торопил, не грозил пожаловаться на нерасторопных ментов ни начальству, ни в прокуратуру. Странно это.

– Его алиби проверили? – не успокаивалась я.

– Он чист как слеза младенца! Утром, как всегда, приехал на работу. Ни разу не вышел из офиса, до трех часов Хитрук постоянно был на людях, можно по минутам расписать его передвижение. К тому же компания, главой которой он стал впоследствии, наблюдала за сотрудниками, в каждой комнате спрятаны камеры, они были установлены везде, кроме кабинета Хитрука и тогдашнего президента фирмы. До пятнадцати Роман ходил по отделам, потом осел за письменным столом.

– Ха! – подпрыгнула я. – Саша пропал во второй половине дня. Папочка сидел в комнате, где отсутствовало «государево око». Алиби-то у него нет!

– Дослушай до конца, торопыга, – укорил меня Юра. – Ровно в три у Хитрука началось совещание, он сидел на глазах у десяти человек, даже в туалет не выходил. Уехал в шесть, направился в школу за младшим сыном.

– Странно, что обеспеченный человек не завел ни няню, ни домработницу, – пробормотала я. – Почему Роман сам ходил за сыном?

– Еще по кофейку? – Шумаков включил чайник. – У каждой пташки любимые замашки. Одним словом, у Романа было железобетонное алиби, пришлось вычеркнуть его из списка подозреваемых.

– Он мог нанять исполнителя, – сказала я.

– Во! – поднял указательный палец Юра. – Снимаю шляпу! Знаешь, когда я о наемнике подумал? Рассказываю папочке о девочке с рюкзаком и ее старшей подружке, а у него в глазах ужас появился. А когда я сообщил, что не сумели установить личность школьниц – ни одной, ни другой, так он чуть «ура» не закричал, такой вздох издал, словно мы ему Сашу живым и здоровым вернули.

– Немного странно, – согласилась я. – А что мать?

– С ней и младшим сыном нам поговорить не удалось. Инна Сергеевна угодила в больницу с сердечным приступом, она лежала в реанимации. А к Павлу отец нас не подпустил, дескать, разговор травмирует мальчика, ему едва исполнилось девять, он очень любит брата, не трогайте малыша. Справку от врача приволок, там масса слов о стрессе, который Паша перенес. И что я мог поделать? Мать еле дышит, младший брат в истерике…

У меня появились фантастические предположения.

– И где обследовали Павла?

– Здесь справка есть, – загудел Юра, – из НИИ психической коррекции детей и подростков.

– Фамилию врача, подписавшего документ, можешь назвать? – мгновенно спросила я.

– Кандидат наук Рогачева Людмила Павловна, – раздалось в ответ.

Я оторопела, но Шумаков, отвернувшись к чайнику, не заметил моей реакции и повел повествование дальше:

– Ну, предположим, я придираюсь. Роман никого не прятал, ничьих показаний не боялся. Инна на самом деле слегла, узнав о пропаже старшего сына, а Павел тяжело переживал происшествие с братом. Но мороженщица! Жаль, я не успел ее додавить.

Я справилась с шоком, который испытала, услышав фамилию Рогачевой.

– Кто?

Юрий снова ткнул пальцем в план.

– Между ювелирками стоял ларек с мороженым, забыла? Там сидела девушка, Татьяна Владиславовна Лапина. Ей тоже показали фото Саши и спросили про девочку с рюкзаком и ее подругу. Лапина моментально заявила: «Никогда не видела этих детей. Ни разу». Слишком уверенно ответила, что мне не понравилось. Через некоторое время я решил повторно поговорить с Татьяной, приехал к ее ларьку. Ба! А там сидит старуха. На вопрос о Лапиной бабка ответила: «Она квартиру получила, наследство ей досталось, съехала и работу бросила».

– Сплошные странности в этом деле, – отметила я.

Шумаков поставил передо мною чашку с дымящимся кофе.

– Ага. И самая главная будет сейчас. Я начал искать Лапину и обнаружил, что живет она не где-нибудь, а на проспекте Мира, в хорошем доме сталинской постройки, в двушке с окнами во двор. А ведь Татьяна не москвичка! Она приехала в столицу из провинции, поступала в институт, пролетела, как фанера над Парижем, сняла комнатенку в коммуналке и стала мороженым торговать. Никаких родичей, которые могли бы оставить ей столичную недвижимость, и в помине не было.

– И откуда «двушка»? – спросила я.

– Получена в подарок от Минкиной Тамары Николаевны, – чуть вздернув бровь, ответил Юра.

– Кто это такая? Пожалуйста, не тяни! – в нетерпении я застучала ногами по полу.

– Потомственная москвичка, бывшая учительница, в последние годы сильно болела, лежала по разным клиникам, лечилась от болезни Паркинсона.

– За какие заслуги Минкина отписала свою квартиру Лапиной? Они дружили? Что сказала Татьяна?

Юра откусил печенье.

– Понимаешь, в тот момент я попал в передрягу по другому делу. Схлопотал пулю в живот и очутился в госпитале. Последнее, что успел узнать: Минкина была одинокой, за ней ухаживала племянница, и Тамара Николаевна обещала той за заботу свою квартиру.

– А отдала ее мороженщице? – взвилась я.

Шумаков расплылся в улыбке.

– Племяшку звали Инна Сергеевна Мотовилина. Ничего у тебя не щелкает?

– Мотовилина? – повторила я. – Нет.

– Инна Сергеевна, – продекламировал Юра. – Как зовут жену Романа Хитрука?

Я ахнула.

– Хочешь сказать, что она…

– Мотовилина в девичестве, Хитрук по мужу, – подтвердил следователь. – Да, и еще одна деталь. За пару часов до ранения я случайно выяснил – за Павлом в день исчезновения Саши отец не заходил. Младший мальчик уже год посещал музыкальную школу, сам шел около четырех на занятия.