В 1338 г. масштабные английские приготовления на северных границах Франции шли к концу. Чтобы успешней их вести, надо было усыпить бдительность противника, звался ли он Бенедиктом XII или Филиппом VI. Папа был возмущен тайным союзом Плантагенета с императором-схизматиком, союзом, секрет которого оберегали плохо. Ради успокоения понтифика английский король спешно согласился продлить перемирие сначала до 1 апреля, потом до 1 июля; он торжественно заявил Святому престолу о своей приверженности к миру и даже послал полномочных представителей в авиньонскую курию, где под эгидой наивного Бенедикта XII тщетно продолжали искать средства для предотвращения войны. Что касается Валуа, его надо было ввести в заблуждение относительно военных планов англичан. Поэтому Плантагенет громогласно объявил, что если мир спасти будет нельзя, он намерен лично отправиться в свое Гиенское герцогство и защитить его от изменнических действий французских чиновников.

Тем временем в Нидерландах и на Рейне заключались все новые сделки. Эдуард не удовлетворился тем, что очень задорого купил союз с имперскими князьями. Чтобы вынудить их верней ему служить и использовать их для осуществления завоевательных планов, ему было необходимо обладать какой-то официальной властью над ними, которая могла бы их удержать от всегда возможной измены. И он договорился с безденежным баварцем, что тот, за деньги, пожалует ему титул викария Империи в Нижней Германии, что давало суверенные полномочия, равные императорским, на всей территории бывшей Лотарингии. Решив, что цель теперь близка, он поспешил начать войну. В апреле он заявил о намерении расторгнуть перемирие и погрузить 1 мая свои войска на корабли, чтобы везти их на континент. Успеть к этому сроку ему не позволили финансовые затруднения. Наконец 16 июля внушительный флот вышел из порта Оруэлл в устье Темзы и взял курс на Антверпен. Став гостем герцога Брабантского, которого дополнительно привязали к союзнику новые торговые привилегии, король сбросил маску, 22 июля отозвав послов, которые для видимости продолжали переговоры под эгидой папы. Потом он выехал в Рейнскую область для встречи со своим другом-императором.

5 сентября 1338 г. в Кобленце на блестящих празднествах, где присутствовали почти все курфюрсты Империи, состоялась встреча Эдуарда III и Людвига Баварского. Император послал официальный вызов королю Франции и его сторонникам, поклялся в течение семи лет помогать новому союзнику против династии Валуа, потребовал от немецких князей пообещать Плантагенету верную службу в этих войнах. Потом он передал Эдуарду инсигнии викария Империи — знаки достоинства, в равной мере льстящие самолюбию получившего их и служащие его амбициям. Ведь английский король видел в них не просто побрякушки. С их помощью он надеялся как можно больше расширить свою власть. В то время как на монетном дворе в Антверпене начали чеканить монету с орлом — гербом Империи, но от имени Эдуарда III, он трижды созывал вассалов, подчиненных ему как викарию, чтобы принять от них оммаж: 12 октября в Герке — в Брабанте, 2 ноября в Мехелене и 18 декабря в Бинше — в Эно. На его призыв откликнулись все нидерландские князья во главе с герцогами Брабантским, Гелдернским и графом Эно, кроме епископа Льежского, отказавшегося делать такой жест, который означал бы разрыв его союза с Валуа. Даже Людовик Неверский не осмелился уклониться от выполнения вассального долга, потому что держал от императора имперскую Фландрию, то есть земли за Шельдой. Эти блестящие церемонии придали Эдуарду авторитет, скоро перешагнувший границы Лотарингии. Его посланцы встречались с графами Бургундии, Женевы, Савойи; казалось, по восточной границе Францию стараются окружить врагами до самого Арльского королевства.

Пышные церемонии и успешные переговоры заняли Плантагенета до начала осени. Теперь военные действия начинать было нельзя, и их перенесли на весну 1339 г. Отправку необходимых подкреплений отложили из-за новых финансовых трудностей. Празднества и союзы стоили дорого. Чтобы пускать пыль в глаза алчным союзникам, Эдуард брал займы, не думая возвращать их, у купцов, у нидерландских городов, у итальянских банкиров. Он также предполагал обогатиться за счет продажи шерсти, конфискованной перед отъездом. Но эта операция, порученная флорентийским фирмам Барди и Перуцци, не оправдала его надежд. Рассчитывали, что первый караван привезет 20 000 мешков, а он доставил всего 2500. Пока не поступили другие, Эдуард заложил свои драгоценности ростовщикам. Великолепная корона, которую он заказал для будущего помазания в короли Франции, за скромную сумму была отдана в залог архиепископу Трирскому. Словно решив добавить ему трудностей, неуемный Бенедикт XII непременно хотел восстановить мир, используя затяжку с началом войны, чтобы хлопотать о начале новых переговоров. Хитрить с ним Эдуарду было больше незачем. Он велел передать, что не согласится ни на какие новые переговоры, пока Филипп не откажется от союза с Шотландией и не вернет Аквитанию. Кроме того, в пространном послании авиньонской курии Плантагенет объяснял причины, по которым претендует на корону Франции.

Нетерпение завоевателя из недели в неделю росло. Его раздражали все задержки, тормозившие начало кампании 1339 г., на которую он возлагал надежды. Ценой неслыханных усилий английские подкрепления, высадившиеся в Антверпене, удалось в конце июля начать стягивать вокруг Брюсселя. Ждали подхода немецких князей: за немалые пенсионы они обещали привести свои отряды. Миновали август и сентябрь, но прибыло всего несколько тысяч наемников, недисциплинированных и не слишком надежных. Французы удвоили активность на море, мешая перевозкам, задерживая движение судов, разорив остров Уайт и населенные пункты на английском берегу. Потеряв терпение, в конце сентября Эдуард перестал ждать остальных союзников и двинулся к французской границе. Двадцать тысяч его людей вторглись в Камбре и разграбили Тьераш; войско Филиппа наблюдало за ними издали. Эдуард вызвал противника на бой. Валуа не дал никакого ответа. После месяца бесполезных маневров английский король вернулся в Брабант. Англо-имперский союз прекратил свое существование, бесславно рухнув. Пятнадцать месяцев безвылазного пребывания в Нидерландах, высокая дипломатическая активность, титул викария Империи, оммаж от стольких князей и союз с ними, разорительные расходы — и все только ради бессмысленной демонстрации силы на границах противника, чье войско не потерпело урона от этого.

Однако Эдуард вовсе не пал духом. Хоть он разочаровался в имперских князьях, зато заключил союз с фламандцами, чьего коммунального ополчения ему жестоко недоставало во время кампании в Тьераше. Выход Фландрии на сцену означал начало второго акта драмы.

Подчиненное после кассельского похода, но не смирившееся население Приморской Фландрии все еще испытывало глубокую ненависть к сюзерену Валуа и к молодому графу, который его поддерживал. Чиновники французского короля со своей обычной бесцеремонностью вмешивались в фламандские муниципальные дела, навязывали принудительный курс королевской монеты. Пусть даже, пытаясь упредить возможность измены с этой стороны, Филипп VI официально разрешил своим фламандским подданным сохранять нейтралитет в приближающемся конфликте и продолжать торговлю с врагом за Ла-Маншем. Эдуард III, перекрыв почти в то же время шерстяной путь в наказание Людовику Неверскому за преданность делу Валуа, свел на нет благотворный эффект от этой успокоительной меры. Прекращение всякого подвоза сырья в промышленные города лишило мелких ремесленников заработка, и последствия не заставили долго себя ждать. Впав в нищету, трудящиеся обвинили в этом французского короля. Они ругали графа и знать, роскошная жизнь которых была слишком вызывающей, и зажиточных бюргеров, чьи солидные капиталы позволяли легко перенести кризис, бюргеров, которых подозревали, что в глубине души те всегда были сторонниками лилий (leliaerts). В 1337 г. появились обычные симптомы социального кризиса: уличные волнения, манифестации с выкриками «Работы и свободы». Из Валансьена, разжигая оттуда недовольство в Нидерландах, английские агенты установили контакты с зачинщиками, подбивали их на восстание, которое надеялись использовать к своей выгоде.

Всех недовольных скоро объединил один вождь, возвышавшийся над ними по масштабу личности. Несмотря на богатство и даже несмотря на связи со знатью, преуспевающий бюргер Якоб ван Артевельде стал выразителем требований народа. Для того чтобы был вновь открыт шерстяной путь — первое условие возможности продолжать работу, — надо было примириться с Плантагенетом; поэтому, если верить хронистам, выражавшим противную тенденцию, Артевельде потребовал, чтобы фламандцы «встали на сторону англичан против французов». Во всяком случае в Генте, главном центре рабочих волнений, 3 января 1338 г. народ единодушно выбрал его ruwaert — то есть капитаном — города. Благодаря умелой пропаганде к движению примкнули и города-соперники Гента, Брюгге и Ипр, а также мелкие сельские суконные центры, хотя крупные сукнодельческие города, согласно своим уставам, всегда относились к ним сурово. Враждовавшие группировки повсюду были вынуждены заключить перемирие, и образовался союз, направленный против графа и короля и имевший форму правящего комитета из делегатов основных городов под председательством Артевельде. Его власть была признана всей страной — от Байёля на юге до Термонда на севере. Тщетно Людовик Неверский пытался силой подавить восстание своих подданных. Натиск вооруженных сил, отправленных в Гент и Брюгге, был отбит коммунальным ополчением; в феврале 1339 г. граф был вынужден бежать ко двору французского короля, оставив всю Фландрию в руках восставших.

Когда Артевельде взял власть, Эдуард III было решил, что Фландрия в его руках. В то время он как раз сколачивал свою обширную нидерландско-имперскую коалицию против Валуа. Если бы к ней примкнуло графство Фландрское, до чего, казалось, было уже недалеко, это дало бы ему сокрушительное превосходство над противником. Но чтобы это произошло, понадобились почти два года трудных переговоров.

Ведь Артевельде отнюдь не спешил за здорово живешь бросаться в объятия англичан, заключая с ними союз. Восстание, проходившее под его руководством, было направлено против дурных чиновников неумелого графа. Но отвергнуть сюзерена, пусть и ненавистного, — это был более серьезный шаг, на который он пока идти не хотел. Это грозило союзом графа с королем, новым карательным походом французских рыцарей и новым Касселем, а память о катастрофе 1328 г. у всех еще была свежа. Артевельде предусмотрительно предложил Лондону лишь уверения в его благожелательном нейтралитете. За эту скромную поддержку он в июле 1338 г. получил также скромную партию английской шерсти, позволившую нескольким мастерским возобновить работу. Его постоянно подталкивали пойти и дальше, но он полтора года отказывался делать какие-либо новые уступки. Со своей стороны Эдуард, для которого союз с Брабантом был тоже важен, не мог предлагать никаких экономических преимуществ, которые нанесли бы ущерб интересам Антверпена и Брюсселя. Поэтому ситуация не менялась, и свою позднюю кампанию 1339 г. Эдуарду пришлось начинать без поддержки фламандского ополчения. После рейда англичан на Тьераш Артевельде был вынужден более открыто принять сторону Англии. Ведь французский ост, в полном составе стоявший неподалеку от фламандских границ, теперь мог двинуться против него по призыву графа Людовика. Чтобы иметь возможность отразить эту новую угрозу, фламандцам были нужны деньги и воины Плантагенетов. И переговоры возобновились. Артевельде и Эдуард много раз встречались, и в итоге 3 декабря 1339 г. было заключено соглашение, по которому англичане очень дорого покупали союз с Фландрией. Отныне ничто не должно было мешать фламандцам получать шерсть из-за Ла-Манша, а «этап» перемещался из Антверпена в Брюгге. Им обещали вернуть шателенства Лилль, Дуэ и Орши, со времен Филиппа Красивого попавшие в руки французов; им в четыре приема должны были выплатить 140 000 ливров на военную экипировку и на оборону страны; наконец, в случае нападения Валуа в распоряжение Артевельде передавался английский флот и воинские контингенты. Взамен фламандцы обещали военную помощь и, главное, признавали Плантагенета законным королем Франции. Так что 6 февраля 1340 г. Эдуард смог устроить прием в Генте, в «парламенте», куда были приглашены его новые вассалы. Как наследник Людовика Святого и Филиппа Красивого он принял здесь присягу городов и оммаж той знати, которая не держала сторону графа. Отныне он принял титул «короля Англии и Франции», приказал переделать большую печать, разбил свой герб на четыре четверти, в две из которых поместил лилии, и стал датировать свои акты «от четырнадцатого года нашего царствования в Англии и первого во Франции». Боевые действия еще не развернулись в полную мощь, а он уже достиг первой цели — превратил феодальный конфликт в династическую войну. Викарий Империи, король Франции, суверен маленького островного государства приобрел престиж, ослеплявший не только его. 29 марта Вестминстерский парламент ратифицировал англо-фламандский союз. В это же время граф д'Эно, которому до сих пор удавалось сохранить шаткий нейтралитет между французским сюзереном и английским зятем, направил Валуа вызов. Это значило, что Филипп теряет последних друзей в Нидерландах.

Но в военном отношении фламандский альянс принес не меньше разочарований, чем альянс имперский. Эдуард крепко попал в лапы к своим нидерландским кредиторам. В феврале 1340 г. они разрешили ему съездить в Англию, чтобы созвать сессию парламента и найти деньги и подкрепления. Но ему пришлось пообещать вернуться до июня. В залог он был вынужден оставить в Генте, под надзором банкиров, чьим должником он был, жену и маленьких детей; именно в Генте в это время родился его третий сын — будущий герцог Ланкастер. А в Англии общины не пожелали одобрить новых финансовых жертв, которых от них потребовали, и отказались вотировать тягостные налоги на сельскохозяйственные доходы и на движимость горожан нормой в одну девятую, посчитав их разорительными. Даже администрации, прежде всего службам Канцелярии и Палаты Шахматной доски, надоело, что ими командуют с континента функционеры ведомства двора; здешние чиновники намеренно затягивали военные приготовления, а некоторые и открыто противились им. Наконец, король Франции готовился вывести в море новую армию вторжения. Для этого французский флот, усиленный кастильскими кораблями и несколькими генуэзскими галерами, крейсировал у фламандского побережья или стоял в Слёйсе — по-французски Эклюз — единственном приличном порту графства.

С отважным упорством Эдуард преодолел все препятствия, подавил всякое сопротивление, не посчитался с французской угрозой. 22 июня он повел весь флот во Фландрию. Через день на входе в порт Слёйс он дал морское сражение. Вследствие весьма посредственного уровня командования у противника и несогласованности действий французов и кастильцев флот Валуа за несколько часов был уничтожен — потоплен или сожжен. Великолепный успех, обеспечивавший победителю, во всяком случае на несколько лет, господство на море. Но не имевший решающего значения: Французское королевство как таковое не пострадало, его еще нужно было завоевать. У Эдуарда, как мы увидим, сил для этого не было.

Английская армия, усиленная фламандскими ополченцами, — в целом это, вероятно, составляло тысяч тридцать бойцов, — выступила в поход в конце июля. Она пошла прямо на Турне, первый аванпост королевского домена на берегах Шельды. Однако материалов, необходимых для осады столь мощной крепости, у нее не было, и она на долгие недели застряла под стенами города. Тем временем армия Филиппа, сосредоточенная на холмах Артуа, вышла в район Лилля, стала перехватывать вражеских фуражиров, нападать на отколовшиеся отряды, но опять-таки не желала принимать полевого сражения, которое Эдуарду, по-видимому, не терпелось дать. К середине сентября положение обоих войск, из-за приближения мертвого сезона и нехватки фуража, стало быстро ухудшаться. Англичане, уже знавшие о нашумевшей измене Брабанта, который счел, что их примирение с Фландрией наносит удар по его интересам, теперь услышали, что с Валуа примирился граф д'Эно. Во избежание худшего они согласились на краткое перемирие, предложенное посланцами Бенедикта XII. Перемирие, действовавшее до июня 1341 г., но не исключавшее продления, было заключено в Эплешене, деревушке в области Турне, 25 сентября 1340 г.

Итог первых лет войны был в целом скорее неблагоприятен для Плантагенетов: Их рейды не нанесли урона живой силе Французского королевства, сплоченность которого перед лицом опасности как будто даже повысилась. Усиление власти Филиппа VI было особенно заметным в финансовой сфере: не посчитавшись с желаниями податных людей, он осмелился обложить их повышенными налогами, по крайней мере часть которых позволила набрать значительные войска. В 1340 г. он созвал по бальяжам представителей подданных и потребовал от них установить подоходный налог с нормой в одну пятидесятую, а также новый налог с продаж. Мы знаем, что в Штатах Вермандуа мнения разделились, но в целом они дали ответ, «отнюдь не приятный королю». Однако Филипп проигнорировал это несогласие и официально ввел налог. В 1341 г. он содрал с купцов почти всего королевства побор за коммерческие операции в размере 4 денье за ливр. В 1342 г. все королевство должно было выплатить подымную подать в 20 су на очаг, из которой, насколько нам известно, 73 000 ливров пришлось на одно только сенешальство Каркассон и 33 000 ливров на Перигор и Керси. Какими бы неудачами и затруднениями ни сопровождался сбор налогов, Валуа смогли ощутимо улучшить свои экстраординарные доходы. Кстати, в это же время удалось сделать всеобщим и постоянным новый налог — габель. До сих пор королевская власть за свой счет разрабатывала соляные копи Каркассона и Ажена, входящие в состав домениальных ресурсов, пользуясь в этих расположенных рядом округах исключительной привилегией на разработку и продажу. Ордонанс от 16 мая 1341 г., изданный без обращения к Штатам, распространил габель на все королевство. Комиссары короля принялись конфисковывать или скупать все запасы соли, строить торговые амбары, и население обязали запасаться солью только здесь. Скоро, впрочем, монополия на такую продажу останется лишь в Лангедоке. В остальных местах королевские амбары станут просто складами, куда будут поступать оптовые партии соли, ввозимые в город, и откуда смогут брать соль купцы при условии выплаты подати по системе, аналогичной «этапу» шерсти, выгоду с которого получает король Англии. Этот налог, став одним из самых непопулярных, тем не менее просуществует до конца Старого порядка.

Наконец, несправедливо было бы умолчать о том симптоматичном факте, что заботы об английской войне не заставили Филиппа и его советников отказаться от плодотворной политики приращения домена, продолжающей политику его капетингских предшественников и расширяющей сферу ее приложения. В 1341 г. он, воспользовавшись «мятежом» Хайме III, короля Майорки, державшего от французской короны половину города Монпелье и одноименной сеньории, конфисковал и занял его фьеф. Вскоре мятежник будет прощен, но, испытывая жесткий нажим со стороны короля Арагона, пытающегося отнять у того его маленькое островное и пиренейское королевство, он в конечном счете в 1349 г. продаст свой фьеф Филиппу за 120 000 экю. Так домен приобретет последние права, которыми королевский дом Арагона полтора века владел в Лангедоке. В это же время французские дипломаты вели трудные переговоры, пытаясь приобрести для какого-нибудь принца из рода Валуа одну провинцию, расположенную за пределами королевства Франции, но входящую в «Арльское королевство», где со времен Людовика Святого безраздельно преобладало французское влияние. Известно, что Юмбер, последний дофин Вьеннский, не имевший наследников и желавший найти славу и приключения в крестовом походе, собирался продать свое наследие тому, кто дороже заплатит. Успешные переговоры позволили принцам золотых лилий стать владельцами этих земель. В 1343 г. еще предполагалось передать их младшему сыну короля, Филиппу Орлеанскому, с тем чтобы он основал там местную династию, но с запретом на последующее присоединение их к короне. В следующем году Филипп вместо младшего сына решил отдать их старшему — Иоанну. Наконец, в 1349 г. по новому договору, на сей раз окончательному, Юмбер продал Дофине старшему сыну Иоанна Нормандского — будущему Карлу V, тем самым ставшему первым французским принцем, носящим титул дофина.