ГЛАВА 1
Чрезвычайная ситуация

Полночь, словно обрушившийся нож гильотины, отсекла нервную суматоху минувшего дня. Еще недавно беспрерывно надрывавшиеся телефоны, включая и аппарат прямой связи с министром обороны, непривычно молчали. Сидящий за столом немолодой мужчина с усталым, осунувшимся лицом и покрасневшими от недосыпания глазами поймал себя на мысли, что уже как минимум полчаса ему не приходится отвечать на звонки. Его, наконец, оставили в покое. Похоже, одолевавшие его в течение дня кураторы проекта из ближайшего окружения министра устроили себе ночную передышку, чтобы с утра наброситься на него с новой силой. Или же в руководстве Минобороны окончательно утвердилось мнение, что начальник отдела экспериментальных исследований полковник Панов не контролирует ситуацию.

Ситуация вышла из-под контроля еще девять дней назад, когда с «Хрустальным небом» пропала связь. Но ни у Панова, ни у его подчиненных, ни у самого министра, которому ежедневно направлялись подписанные начальником отдела сводки о ходе эксперимента, не хватило духа признаться в этом. Правда, Панов тогда еще надеялся, что в ближайшее время все разрешится, что потеря связи – это не более чем обычная поломка или чья-то досадная оплошность. И он был не одинок в своих заблуждениях. Так думали практически все сотрудники отдела, а кое-кто из них и сейчас в этом уверен.

Панов поднял глаза от расставленных на его рабочем столе телефонных аппаратов и посмотрел на сидящую напротив молодую женщину. Ее лицо, поза, прямой, открытый взгляд, несмотря на поздний час полный энергии, выражали абсолютное спокойствие. Полковник невольно вспомнил самого себя. Когда объект «Хрустальное небо» и связанная с ним исследовательская программа «Арена» существовали только на бумаге, его тоже переполняли энтузиазм и энергия. Еще бы! Тогда у любого специалиста, знающего об истинных целях исследований, от рядового сотрудника экстренно созданного совсекретного специального отдела до министра обороны, от открывшихся невероятных перспектив кружилась голова.

Но за девять дней, минувших с момента аварии, вся энергия куда-то растерялась. Возраст и напряжение последних суток взяли свое, и сейчас Панов не чувствовал в себе ничего, кроме безграничной усталости. Пожалуй, он уже действительно слишком стар, чтобы руководить отделом. Вот Ольга… Панов снова взглянул на женщину, уверенно расположившуюся за приставным столом, на ее ухоженные руки с безупречным маникюром, лежащие по обе стороны от папки с документами, в которую она, кстати, за все время доклада ни разу не заглянула. Если кому и можно доверить отдел, так это ей. Ольга прекрасно осведомлена о ходе эксперимента. Именно она составляла все аналитические справки для министра обороны, подбирала и тестировала персонал «Хрустального неба». Ольга отличный специалист и способный организатор. У коллег, не считая нескольких завистников, пользуется уважением, причем совершенно заслуженно. Объективно она лучший кандидат на должность руководителя, но новым начальником отдела министр все равно назначит своего протеже Феоктистова. Хотя, кроме сбора слухов и сплетен, которые он регулярно передает кураторам проекта, Феоктистов не сделал ничего полезного и лишь один единственный раз побывал на «Хрустальном небе», да и то не спускался ниже второго уровня. И это первый заместитель начальника отдела!

Панов презрительно хмыкнул, и сидящая напротив него женщина сразу это заметила.

– Вы не согласны со мной, Михаил Александрович? – удивленно спросила она.

– Нет-нет, Ольга Максимовна. Продолжайте, – виновато потупился он.

– Собственно, я уже закончила, Михаил Александрович. Вот список кандидатов, из которых я предлагаю сформировать досмотровую группу. – Ольга вынула из своей папки верхний лист и протянула через стол Панову.

Полковник пробежал глазами список, в котором значилось восемь фамилий, и положил его перед собой.

– Еще восемь человек. Вам не страшно за них?

– Простите, Михаил Александрович? – переспросила Ольга. Ее тонко выщипанные брови взлетели вверх, отчего лицо приобрело растерянное выражение, которое Панову прежде не доводилось видеть. – Но ведь необходимо выяснить, что произошло на объекте. А без досмотра, одними техническими средствами, это сделать невозможно.

– Вы действительно считаете, что так уж необходимо знать, что там произошло? Может быть, правильнее было бы остановить эксперимент? – «И уничтожить „Хрустальное небо“ вместе со всем содержимым», – мысленно закончил он.

На этот раз у Ольги вовсе не нашлось слов. Несколько секунд Панов смотрел в ее вытянувшееся изумленное лицо, но так и не дождался ответа.

– Не обращайте внимания. Я, видимо, сильно устал за последние дни, вот и лезут в голову всякие глупости. Итак, вы подобрали кандидатов в досмотровую группу. Что это за люди?

– Мы все устали, Михаил Александрович, – охотно согласилась она, и на ее лице появилось облегчение, а на побледневших щеках вновь выступил румянец.

Ольга придвинула к себе папку и начала быстро перебирать бумаги. Наблюдая за ее суетливыми движениями, Панов подумал, что таким образом она просто пытается занять руки. Наконец женщина справилась с волнением и подняла на него глаза.

– Отобранные кандидаты – бойцы спецназа ГРУ, сослуживцы из одного подразделения специальной разведки. Что я считаю крайне важным, так как разведчики представляют собой слаженную команду и способны четко взаимодействовать между собой в любых, в том числе и экстремальных, условиях. Все побывали в командировках на Северном Кавказе. Двое из восьми имеют боевые награды.

– Вы считаете, для разведки на «Хрустальном небе» этого достаточно? – с издевкой спросил Панов. Ольга не заслужила такого обращения, она всего лишь выполняла свою работу, причем делала это хорошо, но он ничего не смог с собой поделать.

Женщина вздохнула.

– Михаил Александрович, мы не знаем, с чем им там придется столкнуться. И никто этого не знает, ни один человек! Но бойцы специальной разведки как раз и готовятся действовать в незнакомых, быстро меняющихся условиях. И не просто действовать, а успешно решать поставленную им боевую задачу.

Она замолчала, ожидая от начальника слов согласия и одобрения, но Панов только молча кивнул. Выдержав паузу, Ольга извлекла из своей папки несколько скрепленных металлической скобкой листов и положила их перед начальником на стол.

– Командир разведгруппы, старший лейтенант Глухарев Павел Аркадьевич, участник девяти боевых операций. Двадцать шесть лет, был женат, два года назад развелся, детей нет.

С распечатанной на первом листе фотографии, скопированной, очевидно, из личного дела, строго глядел плотный широкоплечий офицер с мужественным, грубоватым лицом. Его чуть сведенные к переносице брови и широкий подбородок с поперечной вертикальной складкой свидетельствовали о жесткой воле и решительности своего обладателя, а глубоко посаженные внимательные глаза указывали на богатый жизненный опыт. Если бы не слова Ольги, Панов решил, что изображенный на фотографии человек как минимум на пять лет старше.

– Его заместитель, лейтенант Рогожин Дмитрий Антонович, год назад с отличием окончил Рязанское высшее командное училище воздушно-десантных войск. Кандидат в мастера спорта по рукопашному бою, двадцать три года, не женат, в училище и на месте службы характеризуется положительно.

На стол перед Пановым легла новая подборка листов с материалами о следующем кандидате. Они тоже содержали распечатанную фотографию, причем изображенный там молодой розовощекий лейтенант со смешными сморщенными ушами разительно отличался от своего командира любопытным, по-мальчишески пытливым взглядом. Стоило Панову взглянуть на эту неумелую фотографию, сделанную неизвестным гарнизонным фотографом, как незатихающая неотступная боль врезалась ему в сердце острым шипом. Лейтенант на фотоснимке совсем не походил на сына Панова, погибшего месяц назад при испытаниях экспериментальной авиабомбы объемного взрыва, и в то же время чем-то неуловимо напоминал его. В следующее мгновение Панов понял, что объединяет незнакомого лейтенанта на черно-белой фотографии и его трагически погибшего сына – вот этот пытливый взгляд. Взгляд исследователя, экспериментатора, а проще говоря, взгляд человека, стремящегося во что бы то ни стало докопаться до истины. Панов не сомневался, что именно желание как можно скорее выяснить причину отказа толкнуло его Алексея отправиться с группой саперов к неразорвавшейся бомбе. Отказы опытных образцов вооружения во время испытаний не редки. Ситуация даже не выходила за рамки штатной. Поэтому ни начальник полигона, ни руководитель эксперимента даже не попытались остановить его. Никто на наблюдательном пункте и предположить не мог, чем все это закончится.

После трагедии Панов, пользуясь своим служебным положением, скрупулезно изучил все материалы следствия и убедился, что взрывотехники действовали строго по инструкции. Они расположились на безопасном расстоянии от неразорвавшейся бомбы, а для ее осмотра направили управляемого механического робота. Когда изображение бомбы появилось на экране монитора, и произошел взрыв, оказавшийся на порядок мощнее ожидаемого. Докатившаяся даже до наблюдательного пункта взрывная волна на сотню метров отбросила полутонного робота от эпицентра взрыва, а тела саперов и отправившегося с ними инженера-конструктора просто размазала по поверхности полигона – их собирали буквально по крупицам, причем от семи взрослых мужчин не набралось и десяти килограммов обгоревших останков.

Панов прикрыл рукой повлажневшие глаза. Во время страшной и совершенно бессмысленной процедуры опознания, потому что опознавать было практически нечего – он узнал только закопченный корпус часов своего сына, ему удалось сдержать подступившие к глазам слезы, но сейчас выдержка изменила ему.

– Что с вами, Михаил Александрович? – растерянно спросила Ольга.

Заметила! Как некстати. Не отнимая ладони от лица, Панов еще ниже склонился над столом.

– Все в порядке, Ольга Максимовна. У вас еще что-нибудь?

– Выписки из личных дел остальных разведчиков, – она зашелестела бумагами.

– Оставьте и можете идти.

Панов сложил в стопку полученные бумаги, но когда Ольга в недоумении встала из-за стола, добавил:

– Благодарю вас, Ольга Максимовна. Я просмотрю ваши материалы, и завтра мы вернемся к этому вопросу. А сейчас отдыхайте. Сегодня для вас выдался тяжелый день.

– Как и для всех нас, Михаил Александрович.

– Как и для всех нас, – мрачно согласился Панов.

Дождавшись, когда Ольга выйдет из кабинета, он нащупал в кармане пузырек и положил под язык капсулу нитроглицерина. Через несколько секунд ледяной шип в сердце постепенно растаял, но полковник Панов еще долго не мог заставить себя взяться за изучение личных дел отобранных кандидатов.

За пятьсот метров до цели земля вздыбилась от взрывов, а с вершины холма, где окопались «боевики», ударили пулеметы. Вести прицельный огонь в дыму разрывов невозможно, но пулеметчики «боевиков» компенсировали этот минус старанием, поливая склоны холма кинжальным огнем. Утопая по щиколотку в изрытой и нашпигованной настоящими осколками земле, Дмитрий метнулся к бетонному желобу, подавая пример бегущим следом Чирку и Жиле. В десяти метрах правее от него разорвалась очередная установленная мина, другая, выпущенная из миномета, со свистом пролетела над головой. Лишь бы не задела никого из парней, на бегу подумал он. На такой скорости даже пустая болванка в два счета размозжит голову или выпустит кишки, не помогут ни шлем, ни бронежилет.

Пригибаясь к земле, Дмитрий преодолел последние метры, отделяющие его от спасительного желоба. Вот и укрытие! Он перемахнул через край выложенного бетонными плитами противотанкового рва, кубарем скатился вниз и с облегчением плюхнулся на дно. Сюда не залетали гранаты и мины, и даже грохот разрывов слышался как будто тише. Наконец можно было перевести дух без опасения, что в тебя угодит случайная мина или накроет взрывная волна разорвавшегося рядом имитационного заряда. Но это было опасное желание, потому что группа еще находилась под обстрелом. Только Жила и Чирок, спрыгнувшие в ров следом за ним, натужно сопели рядом. Не позволяя себе расслабиться, Дмитрий вскочил на ноги, оглядывая укрытие. Глубокий ров прямой стрелой тянулся до самой вершины холма. Он мог бы стать безопасным проходом на позиции «боевиков». Мог бы! Потому что в действительности являлся смертельной ловушкой.

Дмитрий махнул рукой сопровождающим его разведчикам: следуйте за мной; ловко вскарабкался по покосившимся плитам и снова вынырнул на поверхность. Чирку и Жиле было непросто заставить себя покинуть казавшийся таким безопасным ров, тем не менее они беспрекословно последовали за ним. Зато уже через несколько секунд в шлемофоне загремел раздраженный голос Глухаря:

– Чугун! Какого лешего?! Назад!

Дмитрий опешил: неужели Глухарь не понимает, что желоб – это верный путь под пули «боевиков»? Но раздумывать было некогда. Он крикнул в микрофон:

– За мной! – и бросился к вершине.

В ответ в наушниках раздался отборный мат Глухаря. Но тут между ним и бегущими следом Чирком и Жилой разорвалась натяжная мина, и крик Глухаря утонул в ее грохоте. За себя Дмитрий был уверен, значит, это кто-то из его бойцов не заметил растяжки. Он упал на землю и проворно откатился в сторону. Впереди, за кучей щебня, укрылся один из пулеметчиков «боевиков». Он ловко замаскировался, и Дмитрий увидел его лишь потому, что тот возился со своим пулеметом, разворачивая его в сторону сработавшей растяжки. Дмитрий опередил противника на долю секунды, выпустив по нему длинную очередь из своего автомата. На мгновение их глаза встретились, и «сраженный боевик», выпустив оружие, тяжело опустился на щебенку.

Рядом с Дмитрием на песок плюхнулся Жила. Он тяжело дышал от быстрого бега, но все было ясно и без слов: раз Жила остался один, значит, это торопыга Чирок напоролся на растяжку. Прочертив рукой намеченный путь, Дмитрий указал Жиле на вершину, которая как будто нисколько не приблизилась. Сержант понимающе кивнул. Но стоило им подняться на ноги, как сверху опять ударили пулеметы, заставив снова упасть на землю. Не дожидаясь, пока пулеметчики пристреляются, Дмитрий по-пластунски рванул к ближайшему укрытию за кучей щебня, откуда на него злобно скалился «застреленный боевик». Ползти по острым камням оказалось еще тяжелее, чем бежать. Дмитрий в нескольких местах разодрал свой десантный комбинезон, расцарапал локти, и, если бы не защитные перчатки на руках, наверняка стер бы в кровь ладони. За насыпью он позволил Жиле несколько секунд передохнуть – тот совсем выбился из сил, а сам попытался по рации связаться с командиром. Но Глухарь упорно не отвечал. Зато на позициях «боевиков» внезапно вспыхнула ожесточенная стрельба, одна за другой рванули четыре штурмовые гранаты, вслед за которыми в небо со свистом взвилась красная сигнальная ракета – отбой атаки!

– Писец! – облегченно выдохнул Жила.

Он был рад, что все наконец закончилось, и не собирался пускаться в размышления. Зато Дмитрия сигнал отбоя привел в полное недоумение. Он даже поднялся на ноги, чтобы лучше рассмотреть вершину холма, до которой они с Жилой так и не добрались. Идущая следом группа Глухаря могла попасть на позиции «боевиков» раньше передового дозора лишь в одном случае: если бы воспользовалась прорытым на полигоне противотанковым рвом, где «боевики» просто обязаны были устроить засаду. Но вопреки логике боя среди вражеских позиций в полный рост расхаживал Глухарь с остальными бойцами, которых там никак не могло быть.

«Уничтоженные боевики», сбившись в кучу, уселись на краю окопа. Многие достали сигареты и закурили. Они были еще слишком злы на своих победителей, чтобы обмениваться с ними впечатлениями о ходе прошедшего боя. Дмитрий хорошо знал это состояние: разговоры начнутся позже, когда схлынет вал эмоций и взаимных обид за выстрелы в упор, вывихнутые руки, синяки и ссадины, без которых не обходится ни одна рукопашная схватка. Даже применяемые на учениях специальные патроны с уменьшенными пороховыми зарядами и резиновыми пулями, как и выданные каждому бойцу средства защиты: бронешлем с пуленепробиваемым забралом и кевларовый пулезащитный жилет – не способны полностью обезопасить от травм.

Сзади подошел Чирок. Он сильно прихрамывал на правую ногу, словно подорвался на реальной, а не на имитационной мине.

– Что с ногой? – спросил Дмитрий.

Чирок пожал плечами:

– Подвернул, когда падал. Наверное, растяжение… Ну что, пойдем к нашим или, может, здесь их подождем? – с надеждой в голосе спросил он.

«Застреленный» Дмитрием пулеметчик уже взбирался по склону со своим пулеметом в руках. Чирку такая перспектива совершенно не улыбалась. Ему вовсе не хотелось ковылять с поврежденной ногой на вершину холма, но Дмитрию нужно было получить у командира объяснения. К тому же по завершении учений вся группа обязана собраться вместе, а Глухарь не спешил покидать занятые позиции.

– Идем, – отрезал Дмитрий. – Жила, помоги.

Жила с готовностью подставил травмированному напарнику плечо, и они в обнимку двинулись наверх. Дмитрий сначала шагал рядом с ними, но, убедившись, что Чирков успешно обходится помощью Жилина, обогнал разведчиков и вырвался вперед. Ему не хотелось объясняться с Глухарем при подчиненных, но тот, едва заметив его приближение, закричал издалека:

– Лейтенант Рогожин, ко мне!

Пришлось подчиниться.

Глухарь уже снял бронешлем и подшлемник, отчего вокруг его грязного и потного лица открылся овал светлой незапыленной кожи.

– Почему вы оставили ров и не вернулись назад, несмотря на мой приказ?! – по-прежнему обращаясь на «вы», строго спросил он.

– Иначе дозор и вся группа попали бы в устроенную противником засаду, – ответил Дмитрий. – Потому что в реальности засевшие на высоте боевики поставили бы напротив рва пулемет и выкосили нас кинжальным огнем или забросали гранатами.

Глухарь даже не стал его слушать.

– Почему вы не выполнили мой приказ?! – играя желваками, повторил он.

– Потому что я не самоубийца и не пустоголовый дуболом, который бездумно бросает своих солдат под пули! – повысил голос Дмитрий.

– Ты кого назвал «дуболом», сопляк?! – взревел Глухарь, сжав кулаки.

Дмитрий запоздало сообразил, что перегнул палку. И хотя он вовсе не имел в виду Глухаря, его последняя фраза прозвучала как оскорбление. Один на один с Глухарем вспыхнувший конфликт можно было замять. Но спор проходил на глазах всей разведгруппы. Даже подошедшие позже остальных Чирок и Жила наверняка слышали каждое слово. Значит, Глухарь не стерпит обиды. Что делать, если он сейчас бросится в драку? Бить командира? К тому же схватка может и не ограничиться выяснением отношений на кулаках. За спиной у Глухаря автомат, а на поясе уже не имитационный, а реальный боевой нож.

Мгновенно прикинув возможные последствия, Дмитрий отступил назад, увеличивая расстояние между собой и кипящим от ярости командиром. Ему не хотелось ввязываться в драку с Глухарем, но если до этого дойдет… Ситуацию спас резкий зуммер рации, не той, что была встроена в шлемофон каждого разведчика, а той, что получил Глухарь для связи с командованием.

Остановившись на месте, он вытащил из-под бронежилета плоскую коробочку с выдвижной антенной и, нажав клавишу передачи, сказал в микрофон:

– Восьмой на связи.

Глухарь страшно не любил свой псевдоним, являющийся, как и у подавляющего большинства разведчиков, производным от фамилии, поэтому чаще использовал в радиопереговорах какой-нибудь номерной позывной.

– Есть. Вас понял, – ответил он и, спрятав рацию обратно в нагрудный карман, скомандовал: – Группа, на место сбора бегом, марш!

Место сбора, где группу ждал десантный транспорт, находилось приметно в двух километрах от полигона. Для поврежденной ноги Чирка это было серьезное испытание. Дмитрий с опаской взглянул на него. Чирок в ответ молча кивнул: добегу, все в порядке. Когда разведчики дружно рванули под гору, он довольно резво потрусил вслед за остальными. Жила, на всякий случай, держался рядом. Молодец, соображает.

Дмитрий собирался последовать за ними, когда Глухарь резко рванул его за рукав.

– Благодари судьбу, что Чеканов вызывает. Но с тобой я еще разберусь, имей в виду, – грозно прошептал он.

Выплюнув в лицо несостоявшемуся противнику свою угрозу, он огромными прыжками помчался вниз, сразу обогнав Чирка и Жилу и других отставших от группы разведчиков.

То, что Глухарь использовал поступивший по рации вызов начбоя как предлог, чтобы избежать драки со своим замом, свидетельствовало о том, что он не утратил ясности рассудка. В то же время Глухарь отличался злопамятностью: он никогда не забывал обид и не бросал слов на ветер, поэтому к его предупреждению следовало отнестись всерьез.

Дмитрий озабоченно вздохнул. Нет, не так, совсем не так он представлял себе начало своей службы в спецназе.

Говорить ни с кем не хотелось, особенно с Глухарем, поэтому по дороге в часть Дмитрий закрыл глаза и притворился спящим. Полноприводный «Тигр» – российский ответ американскому «Хаммеру» – мягко покачивался на новых рессорах, и Дмитрий не заметил, как по-настоящему задремал. Он проснулся, когда машина уже въехала в часть и остановилась возле штаба.

– Выходи строиться! – гремел в десантном отсеке хриплый голос Глухаря.

Поднявшиеся с сидений разведчики нехотя потянулись к выходу. Боевой задор прошел. К тому же все здорово вымотались во время учебного боя, поэтому после выдавшегося, но такого короткого отдыха никому не хотелось покидать насиженных мест.

На отдельном плацу перед штабом нетерпеливо прохаживался подполковник Чеканов, недавно назначенный начбоем бригады. Увидев старшего начальника, встречающего прибывшую с тренировки группу, разведчики сноровисто построились в шеренгу. Дмитрий занял место на правом фланге, рядом с командиром. Глухарь демонстративно не замечал его, что полностью соответствовало собственному желанию Дмитрия. Когда Глухарь отдавал рапорт начальнику, Дмитрий перевел взгляд на Чеканова. Подполковник выслушал доклад командира разведгруппы с каменным выражением лица. Дмитрий даже решил, что он в курсе допущенной Глухарем тактической ошибки. Но когда Чеканов гаркнул во все горло:

– Товарищи разведчики, поздравляю вас с успешным выполнением поставленной боевой задачи! – Его надежда на справедливую оценку командира растаяла, как дым.

– Ура! – отозвались хором полдюжины молодых глоток.

Дмитрий поморщился. Ошибка одного командира и небрежность другого, допущенные во время учений, в реальном бою могут обернуться гибелью людей. Особенно если оставить их без внимания и анализа. «Подам рапорт командиру бригады, – решил Дмитрий. – Плевать, что Глухарь смотрит волком. Если когда-нибудь в реальном бою он подставит парней под пули, я себе этого никогда не прощу. Нет, сначала Чеканову, ведь это он отвечает за боевую подготовку».

Когда прозвучала команда «Разойдись», Дмитрий направился в казарму с твердым намерением сесть за составление рапорта, но окрик Чеканова остановил его.

– Рогожин, ко мне!

Хотя слова Чеканова слышали многие, никто из разведчиков даже не обернулся. Предстоящий ужин, баня, если повезет, и долгожданный отдых волновали их гораздо больше, чем беседа начбоя с младшим командиром. Зато Глухарь изменился в лице, что немедленно с удовлетворением отметил Дмитрий, хотя и сам не представлял, зачем понадобился начбою.

– Идите за мной, – приказал Чеканов, когда Дмитрий подошел к нему с докладом, и первым направился к штабу.

Глухаря он не отпустил, из чего следовало, что последний приказ в равной степени относится к ним обоим. Интрига только сильнее закрутилась.

В собственном кабинете демонстрируемые на плацу требовательность и уверенность в себе внезапно оставили Чеканова. Он зачем-то выдвинул ящик письменного стола, словно хотел убедиться в сохранности его содержимого, потом задвинул его на место и, не предлагая вызванным офицерам присесть, спросил:

– Как показали себя бойцы во время тренировки?

– Все действовали слаженно и решительно, – тут же ответил Глухарев.

Дмитрий снова поморщился, и его гримаса не осталась незамеченной Чекановым.

– У вас, Рогожин, другое мнение?

Сейчас или никогда! Дмитрий набрал полную грудь воздуха.

– Да, товарищ подполковник. Старший лейтенант Глухарев, недооценив противника, ошибочно выбрал маршрут выдвижения при штурме высоты. В результате чего едва не погубил всю группу.

Глухарь встретил это заявление презрительной усмешкой и, когда Чеканов перевел на него недоуменный взгляд, сказал:

– Товарищ подполковник, группа выполнила поставленную боевую задачу с минимальными потерями.

А Рогожина бесит, что потери понес именно его передовой дозор. Вот он и выдумывает невесть что.

– Я ничего не выдумываю, а докладываю о том, что было! – вскипел Дмитрий. – Ты использовал для выдвижения группы противотанковый ров, где даже мало-мальски знакомый с оперативной тактикой командир догадался бы организовать засаду.

– Отставить, Рогожин! – прикрикнул на него Чеканов. – Я еще не давал вам слова… Как я понимаю, засады не было? – обратился он к Глухарю.

– Никак нет, товарищ подполковник! – молодцевато отозвался тот.

– Это потому, что в роли террористов выступали бойцы противотанкового взвода, незнакомые с тактикой партизанской борьбы, – отрезал Дмитрий.

Его несдержанность окончательно вывела из себя Чеканова. Он грозно взглянул на Дмитрия. После такого взгляда должен был последовать выговор, а то и более серьезное взыскание – даже среди не отличающихся мягкотелостью командиров бригады подполковник Чеканов выделялся своим крутым нравом. Но на этот раз он отчего-то не проявил свою обычную суровость, а всего лишь назидательно сказал:

– Раз поставленная группе учебно-боевая задача выполнена, значит, действия командира были верными. А вы, Рогожин, если не согласны с его решением, можете обсудить его на тактических занятиях. Позже…

Чеканов снова полез в свой стол, и Дмитрий перевел взгляд на довольную физиономию Глухаря, поэтому смысл следующей фразы начбоя дошел до него с опозданием.

– Ваша группа временно командируется в воинскую часть номер… 7963, – прочел Чеканов по бумажке. – У вас есть два часа, чтобы привести себя в порядок. Через два часа за вами придет машина.

Глухарь, видимо, тоже не сразу понял, о чем идет речь. Чеканов даже вынужден был спросить:

– Приказ ясен?

– Так точно, ясен! – поспешно ответил Глухарев. Хотя на его лице Дмитрий никакой внятности не заметил.

На плацу, возле штаба, Глухарь догнал его и озабоченно спросил:

– 7963, что за часть? Знаешь? Судя по номеру, вроде наша, гереушная.

Дмитрий пожал плечами:

– Вряд ли. Если бы Чеканов знал ее, то не заглядывал каждый раз в стол, чтобы уточнить номер.

– Много ты понимаешь, – хмыкнул Глухарь, чтобы оставить за собой последнее слово, и, обогнав Дмитрия, широкими шагами направился к казарме.

Через два часа вымывшиеся в бане и сменившие пропитавшиеся потом и пороховым дымом десантные комбинезоны разведчики снова стояли перед штабом. Почти все были хмурыми. Даже любитель розыгрышей Чирок настороженно косил глазами по сторонам. Какого-либо восторга от внезапно свалившейся на них командировки никто из солдат не испытывал. Зато всеми владело напряженное любопытство. Это чувство усиливалось при виде незнакомого белого микроавтобуса марки «Мерседес», который стоял неподалеку. Совершенно невоенный цвет микроавтобуса, как и его гражданские номера, только добавляли вопросов. Потому что каждому разведчику было понятно, что гражданская машина никак не могла оказаться на территории расположения отдельной бригады ГРУ специального назначения. Ответы на возникшие у всех вопросы могли дать начбой бригады подполковник Чеканов или направившийся в штаб старлей Глухарев, но и тот и другой отчего-то задерживались.

Спустя почти тридцать минут ожидания они наконец появились на пороге штаба. Причем помимо Глухаря Чеканова сопровождал незнакомый коренастый майор. Он был в точно таком же десантном комбинезоне, какие носили все офицеры бригады, и знаки различия на комбинезоне были те же: крылышки и парашют – известная всем эмблема ВДВ. Тем не менее майор чем-то неуловимо отличался и от Чеканова, и от Глухаря, и от всех прочих спецназовцев. Когда он вышел на плац и встал рядом с Чекановым, справа от него (место слева занял Глухарь), Дмитрий догадался, что именно с майором не так. Его десантный комбинезон был абсолютно новым. Ткань даже не успела истереться на складках, да и самих складок тоже не было. Они попросту не успели образоваться. В то же время майор не был опереточным болванчиком, напялившим на себя военную форму. По мягкой, пружинящей походке, широким запястьям, приглушенному и в то же время очень внимательному взгляду Дмитрий сразу определил в нем опытного бойца, хотя майор всем своим видом и поведением старался это скрывать.

– Товарищи разведчики, – начал Чеканов, окинув взглядом выстроившуюся в шеренгу разведгруппу. Дмитрий заметил, что начбой держится совсем не так уверенно, как на предыдущем построении, когда разведгруппа вернулась с тренировки. – Вам доверена высокая честь…

Стоящий рядом с ним майор негромко кашлянул или прочистил горло, и Чеканов сразу оборвал свою вступительную речь.

– Вы все временно откомандированы в другую воинскую часть, – он покосился на майора, словно искал у него поддержки или одобрения. Однако незнакомец никак не прореагировал на его молчаливый призыв.

По шеренге разведчиков прокатился еле слышный ропот изумления, а Чеканов уже повернулся к Глухареву:

– Командуйте, старший лейтенант.

Глухарь выступил вперед.

– Группа! Напра-во! За мной к машине шагом… марш!

Единственной машиной на плацу был белый микроавтобус «Мерседес», и Глухарь направился именно к нему. Окончательно сбитые с толку разведчики двинулись следом. Несколькими секундами позже к ним присоединился и незнакомый майор. Как успел заметить Дмитрий, прежде чем нырнуть в уютный пассажирский салон, майор даже не попрощался с Чекановым: молча козырнул ему и зашагал к микроавтобусу. Проконтролировав, что все разведчики погрузились в машину, он захлопнул за ними широкую сдвижную дверь и уселся в кабину на пассажирское сиденье рядом с водителем. В том, что в машине находится еще один человек, Дмитрий убедился, только оказавшись внутри. Правда, пассажирский отсек отделяло от кабины толстое затонированное стекло, поэтому можно было видеть только силуэты сидящих впереди. К тому же, как подозревал Дмитрий, стекло также обеспечивало звукоизоляцию пассажирского отсека. Большого смысла в этом не было, так как майор наверняка не стал бы отвечать на волнующие всех вопросы. Но неизвестность вкупе с изоляцией в замкнутом отсеке неприятно давила на психику. Дмитрию стало не по себе. Судя по лицам остальных бойцов, они тоже чувствовали себя не лучшим образом.

Под капотом микроавтобуса завелся еле слышный двигатель, и машина плавно тронулась с места.

– Чувствуете, как мягко идет? – пробуя на ощупь упругость сиденья, заметил Гиря. – Это вам не наши бэтээры да «Тигры».

– Мя-ягко, – развязно отозвался Мосел. – Сейчас пустят внутрь газ, и кранты всем нам! Отсюда ведь даже не выбраться. – Он указал на единственную дверь, с внутренней стороны которой отсутствовала запорная ручка.

– Не болтай чепуху! – огрызнулся Глухарь, грозно сверкнув на Мосла глазами, и тот сразу же замолчал.

Зато другие бойцы набросились на Глухаря с вопросами.

– А куда нас везут? – спросил кто-то у Дмитрия за спиной.

– Слышь, Глухарь, а это кто такие? – Фагот кивнул головой в сторону забранной толстым стеклом кабины.

– Известно хоть, что за задание? – обернулся к командиру Жила.

– Чего делать-то будем? – поддержал приятеля Чирок.

– На месте все узнаете, – насупился Глухарь. По его лицу Дмитрий понял, что тот и сам ничего не знает.

– Куда хоть едем-то, можешь сказать? – не унимался Чирок.

Но Глухарь не знал даже этого. Он отвернулся и демонстративно уставился в окно. За окнами микроавтобуса мелькал разномастный подмосковный пейзаж. Густые рощи сменялись видами дач и огородов. На берегах искусственных озер и в других живописных местах за посадками мелькали крыши возведенных коттеджей. Но вскоре окрестности дороги растворились в сгущающихся вечерних сумерках. Водители двигающихся по трассе машин включили дальний свет. Судя по возросшему количеству встречных фар, микроавтобус приближался к Москве. Это ровным счетом ничего не значило. Во все предыдущие командировки группа отправлялась с подмосковных военных аэродромов. Правда, все прошлые вылеты осуществлялись в составе подразделения от роты до батальона, да и для переброски на аэродром использовался исключительно армейский транспорт. Сейчас же все было по-другому. И это настораживало.

– Похоже, выехали на МКАД, – неуверенно сказал Гиря.

Дмитрий заметил это еще несколько минут назад, однако предпочел промолчать, так как понятия не имел о конечной точке маршрута. Но и по МКАДу микроавтобус ехал недолго. На ближайшей же дорожной развязке водитель свернул в сторону города. Теперь вдоль дороги тянулась какая-то промышленная зона с тяжелой техникой и башенными кранами, за которой вдали виднелись высотные здания. Когда закончилась стройплощадка, дорога сразу расширилась. Дмитрий прильнул к стеклу, стараясь разглядеть на фасадах домов название проспекта, но водитель держал слишком высокую скорость, и редкие освещенные таблички мелькали перед глазами. Потом последовал резкий поворот, за ним еще один. Водитель микроавтобуса почти не снижал скорости, из чего Дмитрий сделал вывод, что ему часто приходится ездить по этой дороге. А еще через несколько минут машина остановилась перед глухими железными воротами. Минуту или около того ничего не происходило. Потом к привычному шуму двигателя добавился глухой металлический лязг, и закрывающая въезд стальная плита под действием сервоприводов отъехала в сторону. Микроавтобус вновь тронулся с места и медленно въехал в чисто выметенный квадратный двор-колодец, окруженный со всех четырех сторон слабо различимыми в темноте многоэтажными зданиями.

– Что-то я таких частей не видел, – дрогнувшим голосом заметил Мосел.

На этот раз никто, даже Глухарь, не решился ему возразить.

Когда открылась дверь пассажирского отсека, Дмитрий увидел перед машиной не сопровождавшего их в пути молчаливого майора, а стройную молодую женщину в военной форме майора медицинской службы. Она смотрела на изумленно уставившихся на нее разведчиков и приветливо улыбалась. Ее красивое лицо с большими и ясными глазами буквально светилось в темноте. В действительности такой эффект создавал падающий на женщину свет освещенных окон, но Дмитрий все равно не смог побороть охватившего его внезапного наваждения. Срочная командировка, сопровождающий группу таинственный неразговорчивый майор, спешный выезд и езда под покровом ночи, мрачный двор-колодец – все это подготовило Дмитрия совсем к другому приему и другой встрече. Отличие между ожидаемым и реальным оказалось настолько разительным, что Дмитрий даже растерялся от неожиданности. Женщина, похоже, тоже.

– Что же вы? Выходите, – поторопила она замешкавшихся разведчиков.

У нее оказался очень приятный мелодичный голос. Дмитрий так бы и слушал ее. Он первым выпрыгнул из машины и, еще не сообразив, как следует обращаться к женщине, сказал первое, что пришло в голову:

– Здравствуйте.

– Добрый вечер. Вернее, уже доброй ночи, – ответила она.

Ее растерянность прошла, а вот улыбка стала еще шире. Дмитрий подумал, что встреча с ней – самый приятный момент за весь день.

– Можете называть меня Ольга Максимовна или товарищ майор, как вам больше нравится, – объявила прекрасная незнакомка, когда все разведчики выбрались из машины и столпились перед ней, с любопытством оглядываясь. Впрочем, взоры большинства бойцов оказались прикованы к ее ладной подтянутой фигуре и красивым стройным ногам, виднеющимся из-под форменной юбки. – В ближайшее время нам предстоит довольно плотно поработать вместе.

В ответ на ее последнюю фразу кто-то из солдат ехидно ухмыльнулся, да еще и прищелкнул языком. Услышав этот звук, Дмитрий сердито обернулся, но так и не сумел разобрать, кто именно из группы позволил себе грязные намеки. А вот Глухарь, который в первую очередь должен был следить за поведением своих бойцов, остался равнодушен к непристойной выходке подчиненного.

Ольга (для себя Дмитрий решил, что будет называть женщину только так: отчество совершенно не шло ей, делая ее старше) ничуть не смутилась, но прежняя милая улыбка исчезла с ее лица.

– Да, именно так, – другим голосом сказала она. Дмитрий подумал, что при необходимости она может быть и требовательной, и строгой. – Вы все отобраны в качестве кандидатов для участия в программе подготовки бойцов спецназа нового поколения. Отборочное тестирование начнем завтра. А сейчас идите за мной. Я покажу, где вы будете жить.

Ничуть не сомневаясь, что ее распоряжение будет выполнено, женщина направилась к неприметной металлической двери в цокольном этаже квадратного здания, над которой тускло горела лампочка дежурного освещения. Вместо дверной ручки на двери имелся электронный замок, который Ольга открыла с помощью магнитной карты. За дверью оказался просторный тамбур, отделенный от остальных помещений еще одной дверью, только уже стеклянной, с точно таким же электронным замком. Впрочем, когда в тамбур набились все разведчики, свободного места там практически не осталось. Чирка прижали вплотную к Ольге – да он и не сопротивлялся, но после того, как Дмитрий сурово глянул на него, поспешно отодвинулся. Женщина терпеливо подождала, когда закроется внешняя дверь, после чего открыла внутреннюю. Очевидно, двери открывались только по очереди. На ряде особо важных режимных объектов Дмитрий уже сталкивался с такой системой. Правда, там она подкреплялась многочисленными постами внутренней и внешней охраны. Здесь же ничего подобного не было. Кроме Ольги, неразговорчивого майора, который сразу после приезда куда-то пропал, да силуэта водителя в кабине микроавтобуса, Дмитрий вообще не видел ни одного человека. Странное место. Правда, окинув тамбур профессиональным взглядом разведчика, он обнаружил замаскированные под датчики пожарной сигнализации глазки двух видеокамер. Впрочем, это действительно могла быть пожарная сигнализация, хотя этот факт и не исключал наличие замаскированных камер наблюдения.

За стеклянной дверью оказался расходящийся в трех направлениях коридор, каждый из рукавов которого терялся в темноте, и опять ни одного человека. Ольга повернула направо, прямо во тьму. Дмитрий поискал глазами выключатель, но не нашел его – на обозримом расстоянии стены были абсолютно гладкими. Однако Ольга уверенно шла по коридору. Стоило ей приблизиться к границе темноты, как впереди зажегся яркий свет. Очевидно, сработал датчик движения, и под потолком зажглись яркие лампы. Электронные замки, двери, открывающиеся с помощью магнитного ключа, лампы, зажигающиеся без помощи человека – похоже, в этом странном здании все было автоматизировано.

Дмитрий быстро догнал Ольгу. Та как раз остановилась перед очередной стеклянной дверью. Крупными буквами на ней было выведено «ИЗОЛЯТОР». На этот раз Ольга обошлась без магнитного ключа: просто толкнула дверь, и та сразу открылась, а в коридоре за дверью зажегся свет. Хотя уже знакомый Дмитрию электронный замок присутствовал и здесь, но индикаторный глазок на нем не горел. Специально отключили, подумал он, входя в освещенный коридор следом за Ольгой. Трудно было представить, что в столь автоматизированном комплексе может что-то не работать.

Убедившись, что все разведчики проследовали за ней, Ольга остановилась посреди коридора и объявила:

– Во время исследований жить будете здесь, – она указала на ряд однотипных дверей в глухой стене. – Комнаты рассчитаны на двух человек. Внутри есть все необходимое: душ, туалет. Дальше по коридору столовая, в том же крыле небольшой спортивный зал, бильярд и библиотека. Надеюсь, разместитесь с комфортом.

Несмотря на просто сказочные по армейским меркам условия, первая часть фразы насторожила Дмитрия.

– Во время исследований? – переспросил он.

– Да… – Ольга потупилась, но лишь на мгновение. – Прежде чем вы приступите к новой программе боевой подготовки, мне нужно провести ряд исследований. Ничего особенного, обычные психологические тесты. К тому же это не займет много времени: четыре-пять дней, не больше.

Она коснулась магнитной картой дверного замка, и красный индикатор на нем сменился зеленым, после чего дверь без видимых усилий со стороны Ольги распахнулась.

– Прошу. Располагайтесь.

Никто из бойцов не двинулся с места. Ольга расценила нерешительность разведчиков по-своему.

– Все номера абсолютно одинаковые.

Но и это уточнение не возымело действия. Неожиданно на помощь Ольге пришел молчавший до этого Глухарь.

– Игнатов, Жилин, ваша комната! – скомандовал он.

Таким же образом он распределил остальных бойцов. Себе соседом Глухарь выбрал Мосла. Дмитрию же досталась комната на пару с Чирком. Все это время, пока разведчики занимали указанные комнаты, Ольга молча стояла в коридоре. Прежде чем уйти, она внимательно посмотрела на Дмитрия. Он решил, что она собирается ему что-то сказать. Но она так ничего и не сказала.

Все быстрее и быстрее, ускоряя шаг, Ольга шла по коридору. Она почти бежала, а перед глазами все стояло лицо молодого лейтенанта, которого она подло и бессовестно обманула. И пусть «бессовестно» – это не совсем верно. В последний момент ее совесть все-таки попробовала взбунтоваться – лгать в глаза человеку оказывается гораздо сложнее, чем на бумаге. Но по сути, что это меняет? Она солгала. Причем не только ему одному, а всем. Всем восьмерым разведчикам: пятерым солдатам и сержантам, прапорщику и двум офицерам. «Ничего особенного, обычные психологические тесты». А до этого: «Вы все отобраны в качестве кандидатов для участия в программе подготовки бойцов спецназа нового поколения». Просто удивительно, как легко далась ей та первая ложь! Наверное, потому, что никто из них тогда не заподозрил подвоха. Но позже они обязательно поймут, что она их обманывает. Если не все, то лейтенант Рогожин непременно. Несмотря на молодость, у него такой… проницательный взгляд. И он совсем не похож на свою фотографию из личного дела. Ольга воскресила в памяти черно-белый фотоснимок. Совсем юное лицо, смешные сморщенные уши и торчащие ежиком неровно остриженные волосы. Сейчас лейтенант, как и все разведчики, был в форменном берете, поэтому Ольга не смогла рассмотреть его прическу. Но взгляд… Взгляд лейтенанта разительно переменился. Плохо скрываемое любопытство сменили живой интерес, внимание и… настороженность. Да-да, именно настороженность! Рогожину не нравится незнакомое место, куда он попал… или он интуитивно чувствует опасность? Ольга вздохнула. Она тоже чувствовала опасность. Но все новое в науке сопряжено с риском. Особенно революционные, великие открытия. А они все сейчас на пороге великого открытия.

Пройдя через пустой тамбур, она распахнула внешнюю дверь и вышла во двор. Надо успокоиться и взять себя в руки. Ей предстоит провести психологическое тестирование отобранных кандидатов, которое займет от трех до четырех дней. Так что если подходить к ее словам строго формально, то она сказала Рогожину чистую правду. Правда, то, что предстоит разведчикам, не имеет никакого отношения к «программе подготовки бойцов спецназа нового поколения». Но кто знает, что им предстоит? Все! – оборвала Ольга саму себя. Хватит думать о работе! Ей нужно как следует выспаться и отдохнуть. Завтра начнется тестирование, и она должна быть свежей и бодрой. И самое главное – спокойной! Как и подобает врачу-психологу.

Бросив взгляд на ряд освещенных окон на третьем этаже, где располагались кабинеты руководства, Ольга нырнула в неприметную арку во внутреннем дворе, миновала КПП с угрюмым и заспанным прапорщиком, который при ее появлении, правда, приободрился и даже попытался изобразить на лице некоторое подобие улыбки, и вышла на одну из окраинных московских улиц. На автомобильной стоянке перед зданием научно-исследовательского института Минобороны, где разместился недавно сформированный специальный отдел экспериментальных исследований, стояло всего несколько автомобилей. Направляясь к своему «Пежо», Ольга с удивлением заметила строгий и высокомерный, как его хозяин, «Лэндкрузер» подполковника Феоктистова. Интересно, что делает заместитель начальника отдела на рабочем месте в столь поздний час?

Подполковнику Феоктистову было чем занять себя в это позднее время. И причина, по которой он задержался на службе сверх всех мыслимых сроков, была напрямую связана с только что покинувшей институт женщиной. Она не являлась объектом его страсти. Любовь, страсть, вожделение и другие чувства, связанные с обладанием женским телом, остались в далеком прошлом, когда Феоктистов носил еще лейтенантские погоны и даже помыслить не мог, что будет с глазу на глаз беседовать с самим министром обороны. Действительно, разве сравнится любое, даже самое жаркое любовное свидание с личной аудиенцией у всесильного министра и его расположением. Но с некоторых пор, а именно с момента ЧП на «Хрустальном небе», отношение министра – нет, не переменилось, упаси бог! – а стало, скажем так, менее очевидным. В первую очередь это почувствовал сам Феоктистов, а за ним и прихвостни из окружающей министра многочисленной челяди, стремящиеся занять возле Самого освободившееся вакантное место его доверенного лица. Если это случится, тогда все – конец карьере и связанным с нею надеждам.

На первый взгляд, ЧП на полигоне, наоборот, должно было способствовать карьере. Панова в отставку – лучшего повода и искать не надо, его заместитель автоматически становится исполняющим обязанности начальника подразделения, потом министр подписывает соответствующий приказ, и вот уже подполковник Феоктистов полноправный руководитель специального исследовательского отдела, считай института, со всеми вытекающими последствиями. Но вышло по-другому. Во-первых, старика Панова в отставку так и не отправили. И, похоже, что до выяснения причин ЧП и восстановления связи с «Хрустальным небом» уже не отправят. Во-вторых, вина за ЧП легла и на Феоктистова – помощник министра доверительно сообщил ему, что Сам недоволен. Значит, подсуетился кто-то из министерских холуев. Знать бы кто – своими руками придушил суку! Ну не своими и не придушил – не хватало еще о всякую мразь мараться, но уж нашел бы способ, как от подлеца избавиться. Но это потом. Сейчас нужно было исправлять положение. А как его исправишь, если даже у многоумного старика Панова ничего не получается. А тут еще вылезла эта выскочка Крайнова со своей идеей. Идея, правда, хорошая, что и говорить. Блестящая, можно сказать, идея. Теперь остается только жалеть, что он сам до нее не додумался. Враз можно было бы вернуть пошатнувшееся расположение министра. Правда, самому Панову предложение Крайновой, похоже, не очень понравилось. Понравилось, не понравилось – дело десятое. Важно, что он его принял, и утвердил, и наверх доложил. А куда старику было деваться, если, кроме него самого, заместителя да аналитика Крайновой, в отделе и специалистов не осталось. Теперь на место Панова он, Феоктистов, объективно единственная подходящая кандидатура. Правда, есть еще Крайнова…

Подполковник хрустнул пальцами и принялся раздраженно стирать со своего отполированного до зеркального блеска письменного стола воображаемое пятно. В отличие от начальника отдела он всегда содержал рабочий стол в идеальном порядке. Входящие и исходящие документы, чистая бумага, авторучки и маркеры, карандашей он не признавал, – все на своих местах. За эту аккуратность и исполнительность, и еще за внимание, его и приблизил к себе новый министр. Когда он получал назначение в специальный исследовательский отдел, помощник министра, ознакомивший его с приказом, доверительно шепнул, что когда старого начальника отдела отправят в отставку – Панову как раз вышел пенсионный срок, его, Феоктистова, министр планирует посадить в освободившееся кресло. Планирует, значит, надо оправдывать оказанное высокое доверие: быть внимательным, следить и своевременно докладывать об ошибках, результатах и планах прежнего руководства. Феоктистов все понял правильно. Он быстро разобрался, кто есть кто, в своем отделе, нашел себе преданных сторонников, которых без особого труда превратил в источники оперативной информации. Вот только с Крайневой вышла осечка.

Он в первый же день обратил внимание на старшего аналитика, которая одинаково выгодно смотрелась бы и за столом ведущего информационно-аналитической телепрограммы, и у шеста стриптизерши, отдав должное и ее красивому породистому лицу, и безупречной фигуре. Когда представился удобный случай, он интеллигентно, без всякой пошлости, но достаточно ясно намекнул, чего ждет от подчиненной. Однако Крайнова ответила резким, грубым отказом. Она вела себя так, будто является чьей-то родственницей или любовницей, или, по крайней мере, спит с Пановым. В первый момент Феоктистов именно так и подумал, однако все-таки навел о Крайневой справки. Выяснил: не родственница, не любовница и даже с начальником отдела в интимных отношениях не состоит. Так, дипломированный специалист, кандидат медицинских наук – в общем, никто. Один раз была замужем, правда, давно. Еще студенткой выскочила замуж за аспиранта-очкарика. Через несколько лет муж оставил науку, ушел в бизнес, разбогател и, как и положено, завел себе молодую любовницу. Ольга об этом узнала и подала на развод. Развелась по-тихому, без дележа имущества, судя по всему немалого. Правда, бывший супруг оставил ей однокомнатную квартиру – бросил кость, чтобы отвязалась, она и рада. С тех пор живет одна и даже не имеет постоянного любовника, непостоянного, видимо, тоже. Может, скрытая лесбиянка? Хотя непохожа. Как попала в отдел – неизвестно. Не иначе как Панов разглядел в ней аналитический дар.

Однако почитав отчеты и справки о ходе эксперимента, которые ежедневно готовила Крайнова для министра обороны, Феоктистов вынужден был признать, что они написаны вдумчиво, толково и, главное, понятно. Она умела выделить суть происходящего и, главное, донести ее до руководства в ясной и доступной форме. К тому же она оказалась и отличным спичрайтером. Когда, замещая убывшего на полигон Панова, где в результате несчастного случая вместе с группой взрывотехников погиб его сын, Феоктистов поручил Крайновой подготовить развернутый доклад о последних результатах эксперимента, она отлично справилась с поставленной задачей. Выступая с этим докладом на специальном заседании коллегии министерства, он выгодно отличался от других бубнивших по бумажке докладчиков.

Таким образом, все шло своим чередом. Панов руководил отделом и готовился передать дела своему преемнику – никаких иллюзий в отношении себя старик не испытывал. Крайнова готовила аналитические справки да следила за психофизическим состоянием экспериментаторов, для чего два-три раза в месяц моталась на «Хрустальное небо». Зам начальника отдела Феоктистов чутко держал руку на пульсе: оперативно информировал министра о ходе исследований и параллельно мысленно прикидывал, какую перестановку произведет в кабинете Панова, когда займет его место. Но произошло непредвиденное – через неделю после того, как Крайнова вернулась в институт после очередного посещения «Хрустального неба», с объектом пропала связь. И началось! Отдел враз лишился почти всех своих научных сотрудников, которые, иначе не скажешь, пропали без вести. Ни больше ни меньше. И что с ними произошло – покрыто мраком. Неудивительно, что министр недоволен. А ведь ему приходится докладывать о ситуации президенту. А ситуация за десять… Феоктистов взглянул на вмонтированные в настольный письменный прибор кварцевые часы… Уже за одиннадцать дней ничуть не прояснилась.

Подполковник озабоченно вздохнул. Раздражение министра вполне понятно, вот только ему от этого не легче. Да еще Крайнова со своей идеей использовать для разведки на «Хрустальном небе» группу армейского спецназа! Теперь ее фамилия на слуху у министра и, что еще хуже, в направляемых ему из отдела документах. Если ее идея сработает и разведчики докопаются до сути, по нынешним временам ее вполне могут назначить руководителем отдела, вместо Панова. Прецеденты уже есть. Вон сколько баб в правительстве и среди губернаторов! И то, что министр обещал это место ему, ничего не значит. Слова – это просто сотрясение воздуха. Да он бы никогда и не решился напомнить министру о его обещании. К тому же оно исходило не от самого министра, а всего лишь от его помощника.

Оторвавшись от созерцания вмурованных в письменный прибор настольных часов, Феоктистов поднял глаза на выходящее во внутренний двор окно своего кабинета. За окном стелилась ночная темнота, как зеркальное отражение его собственных мрачных мыслей. Обиднее всего, что сделать ничего нельзя! Не будет же он, в самом деле, препятствовать плану, одобренному самим министром. Остается одно – ждать, пока Крайнова не наделает глупостей или пока не совершит ошибку, от которых, как известно, никто не застрахован.

Но Феоктистов давно уже отвык полагаться на случай – это было бы слишком расточительно. Вот почему он отправил за разведгруппой недолюбливаемого Крайновой майора Пригорова. Вот почему до глубокой ночи застрял в своем кабинете лишь для того, чтобы своими глазами увидеть отобранных разведчиков. Ничего он толком не узнал и не увидел: ни лиц, ни фигур, ни телосложения. Когда группа выгружалась из машины, во дворе было уже слишком темно. Да и пробыли разведчики у него на виду меньше минуты, Крайнова тут же увела их в медицинский изолятор. Восемь человек, среднего роста – вот и все, что он сумел разглядеть из своего окна. Разговор с Пригоровым по сути тоже ничего не дал. Майор оказался еще тем скользким типом, из которого лишнего слова не вытянешь. Как такому человеку в министерстве могли доверить оперативное прикрытие исследовательской программы? Хотя в отделе его побаиваются, и, надо полагать, не без основания.

Что ни говори, а первое впечатление об отобранных Крайновой новобранцах оказалось неполным.