Они начинали уже привыкать к планете – к ее неизменному пустынному облику с прозрачными тенями тающих, неестественно светлых облаков, между которыми и днем просвечивали яркие звезды, к шороху песка, оседающего под колесами и под ногами, к багровому грузному солнцу, касания которого неизмеримо нежнее, чем на Земле, и если подставишь ему спину, то почувствуешь не тепло, а вроде как молчаливое его присутствие.

По утрам исследовательские группы отправлялись на свои участки, энергоботы исчезали средь песчаных холмов, колыхаясь, словно неуклюжие лодки, опадала пыль, и оставшиеся на «Непобедимом» говорили о том, что будет на обед, что сегодня сказал радарный боцман боцману связистов, или пытались припомнить, как звали пилота, который потерял ногу во время аварии на навигационном спутнике Терра-5. Болтали вот так, сидя на пустых канистрах под корпусом, тень которого поворачивалась, словно стрелка гигантских солнечных часов, и все удлинялась, пока не достигала линии энергоботов. Тогда люди вставали и начинали высматривать возвращающихся. Те же, что возвращались, голодные и усталые, разом утрачивали оживление, которое поддерживала в них работа. Даже группа «Кондора» через неделю перестала приносить сенсационные новости, сводившиеся к тому, что в обнаруженных останках удалось распознать кого-то из знакомых. То, что в первые дни было символом ужаса, привезли с «Кондора», тщательно упаковали (ведь как иначе назовешь добросовестное укладывание всех уцелевших человеческих останков в герметические контейнеры, которые потом отправились вниз, на корму), и оно исчезло. И тогда люди, по-прежнему просеивающие песок вокруг кормы «Кондора» и обшаривающие его каюты и коридоры, вместо облегчения, которого, пожалуй, можно было ждать, начали испытывать томящую скуку и, словно забыв о том, что случилось с экипажем «Кондора», занялись коллекционированием дурацких пустячков, неизвестно кому принадлежавших прежде, оставшихся после несуществующих уже владельцев. Так что вместо документов, которые объяснили бы загадку – за неимением таких документов, – они привозили то старую губную гармонику, то китайскую головоломку, и предметы эти, уже лишенные своего мистического зловещего ореола, шли в оборот, становились словно бы общей собственностью команды. Роган, который нипочем бы не поверил, что такие вещи возможны, уже через неделю вел себя точно так же, как и остальные. И только по временам, оставаясь один, задавал себе вопрос: зачем он, собственно, здесь? И чувствовал тогда, что вся их деятельность, вся их торопливая суетня, эти бесконечные исследования, просвечивания, собирания образцов, бурение скальных пород, осложненные постоянной необходимостью соблюдать третью степень – открывать и закрывать силовое поле, держать наготове лазеры, заранее точно рассчитав зону их действия, вести постоянный оптический контроль, непрерывно пересчитывать людей, поддерживать многоканальную связь, – все это сплошной грандиозный самообман. Что по сути дела они только и ждут какого-нибудь нового несчастного случая, новой беды и лишь притворяются, что это не так.

Сначала люди толпились по утрам перед лазаретом «Непобедимого», чтобы узнать новости о состоянии Кертелена. Он казался им не столько жертвой таинственного нападения, сколько неким нечеловеческим существом, совершенно несхожим с людьми; они будто бы целиком поверили в фантастические сказки и считали, что чуждые, враждебные силы этой планеты могут превратить одного из них в загадочное чудище. А на самом-то деле Кертелен был попросту калекой. Оказалось, впрочем, что его мозг, открытый всему, как у младенца, и такой же пустой, воспринимает сведения, которые сообщают врачи, и Кертелен понемногу учится говорить – именно как ребенок. Уже не слышно было в лазарете ни нечеловеческого скулящего завывания, ни бессмысленного младенческого лепета, такого страшного в устах зрелого мужчины. Через неделю Кертелен начал выговаривать некоторые слоги и стал узнавать врачей, хотя и не мог произнести их имена. С этого времени интерес к нему начал понемногу падать, особенно когда врачи объяснили: он ничего не сможет рассказать о том, что и как с ним произошло, даже когда вернется к норме или, вернее, окончит свое странное, но неизбежное обучение.

А работы шли своим чередом. Накапливались планы «города», уточнялись детали конструкций его «ветвистых пирамид», хотя предназначение их по-прежнему оставалось неясным. Астрогатор счел, что дальнейшие изыскания на «Кондоре» ничего не дадут, и прекратил их. Сам же корабль приходилось бросить – ремонт его оболочки был не под силу инженерам «Непобедимого», а к тому же имелись дела, гораздо более срочные и важные. Забрали только на «Непобедимый» множество энергоботов, транспортеров, вездеходов и всякой аппаратуры, а остов «Кондора» – после такого опустошения он сделался и вправду остовом – наглухо закрыли, теша себя надеждой, что либо они сами, либо какая-то очередная экспедиция отбуксирует все же корабль в родной порт. Горпах перебросил группу с «Кондора», работавшую под руководством Реньяра, на север; там она присоединилась к группе Галлахера. Роган теперь стал главным координатором всех исследований и отлучался с «Непобедимого» лишь ненадолго, да и то не каждый день.

Ведя раскопки в лабиринте ущелий, орошаемых подземными источниками, группы Реньяра и Галлахера сделали странные открытия. Слои осадочных пород перемежались прослойками вещества, имевшего не планетное происхождение. Специалисты мало что могли сказать по этому поводу. Выглядело это так, будто на древний базальтовый щит, глубинный пласт коры, миллионы лет назад легло бесчисленное множество металлических осколков, возможно, попросту частиц металла (была высказана гипотеза, что в атмосфере Регис распылился гигантский железо-никелевый метеорит и огнистым дождем впаялся в горные породы той древней эпохи), и эти осколки или частицы, медленно окисляясь, вступая в химические реакции с окружающей средой, в конце концов преобразовались в слои буровато-черных, а местами красновато-рыжих отложений. Ранее проводившиеся раскопки затрагивали едва лишь верхние слои коры, геологическая структура которой своей сложностью могла ошарашить и самого опытного планетолога. Когда пробурили скважину до базальта возрастом в миллиард лет, то оказалось, что в лежащих на нем породах, несмотря на значительную их перекристаллизацию, обнаруживается углерод органического происхождения. Сначала подумали, что эта местность ранее находилась на дне океана. Но в слоях уже настоящего каменного угля были найдены отпечатки многих видов растений, которые могли произрастать лишь на суше. Реестр живых существ, обитавших на суше, постепенно дополнялся и разрастался. Стало уже известно, что триста миллионов лет назад в джунглях планеты водились примитивные пресмыкающиеся. Часть позвоночника и обломки роговых челюстей одного из них ученые доставили на корабль с триумфом, которого, однако, не разделил экипаж.

Жизнь на суше словно бы начинала развиваться дважды. Первая катастрофа произошла около ста миллионов лет назад; тогда началось стремительное вымирание животных и растений, вызванное, вероятно, вспышкой Новой. Но впоследствии жизнь здесь возродилась и буйно расцвела, образовав новые формы; ни количество, ни степень сохранности обнаруженных остатков не давали оснований для более точной классификации, но удалось установить, что на планете никогда не было существ, подобных млекопитающим. Еще через девяносто миллионов лет произошла другая вспышка Новой, но теперь уже на большом расстоянии от Регис; удалось обнаружить следы этой вспышки в виде радиоактивных изотопов. По приблизительным подсчетам интенсивность жесткого излучения на поверхности планеты не была настолько высокой, чтобы вызвать массовое вымирание всего живого. Тем более непонятно было, почему с тех пор остатки животных и растений все реже и реже встречались в геологических наслоениях. Зато все больше становилось этих спрессованных «осадков» – сульфидов сурьмы, окислов молибдена, закисей железа, солей никеля, кобальта и титана. В этих металлических слоях, относительно неглубоких, возрастом от шести до восьми миллионов лет, имелись кое-где очаги высокой радиоактивности, но в соизмерении с возрастом планеты эта радиоактивность была кратковременной. В общем получалось, что в ту эпоху по какой-то причине произошел ряд бурных, но сугубо локальных ядерных реакций, продукты которых и содержались в «металлических осадках». Кроме гипотезы насчет «железисторадиоактивного метеорита», высказывались и другие, совсем уж фантастические, связывающие эти необычные очаги «радиоактивного зноя» с катастрофой на планетах Лиры и с гибелью тамошней цивилизации. Предполагали, например, что при попытках колонизовать Регис III произошли ядерные сражения между экипажами посланных сюда кораблей. Но и такая гипотеза не объясняла, откуда взялись эти странные металлические слои такой толщины, а пробные бурения показали, что они имеются и в других, довольно отдаленных районах. Во всяком случае, неизбежно складывалось представление, столь же загадочное, сколь и бесспорное: жизнь на суше погибла в тот же период – продолжавшийся несколько миллионов лет, – когда начали формироваться металлические слои. Причиной этой гибели всего живого не могла быть радиация: общее количество излучения в пересчете на эквивалент ядерных взрывов составляло максимум двадцать – тридцать мегатонн. Такие взрывы (если это вообще были взрывы, а не какие-либо иные ядерные реакции), распределенные на сотни тысячелетий, безусловно, не представляли серьезной опасности для биологической эволюции. Подозревая какую-то связь между металлическими отложениями и руинами «города», ученые настаивали на том, чтобы продолжать исследования. Это было сопряжено с многочисленными трудностями, поскольку вскрышные работы и рытье карьеров требовали переброски больших масс почвы. Единственным выходом было пробивать штольни, но тогда людей, работающих под землей, уже не сможет защитить силовое поле. И все же работы постановили продолжить; решающую роль тут сыграло то, что на глубине двадцати с лишним метров, в пласте, изобиловавшем окислами железа, были найдены ржавые обломки весьма странной формы, похожие на разъеденные коррозией и распавшиеся элементы каких-то миниатюрных механизмов.

На девятнадцатый день после посадки корабля над районом, где работали горняки, начали собираться гряды туч, невиданно плотных и темных. Около полудня разбушевалась гроза, по силе превышающая земные грозы. В хаосе непрерывно сверкающих молний смешались небо и скалы. Вздувшиеся потоки, мчась по извилинам ущелий, начали заливать штреки, людям пришлось выбраться оттуда и укрыться вместе с автоматами под куполом главного силового поля, в которое били километровые молнии. Тучи постепенно перевалили на запад и черной, исчерченной молниями стеной закрыли весь горизонт над океаном. Возвращаясь на корабль, горняки обнаружили по дороге массу черных металлических зернышек. Решив, что это и есть знаменитые «мушки», тщательно их собрали и привезли на корабль. Ученые ими заинтересовались, но это не были останки насекомых – тут сомневаться не приходилось. Состоялось очередное совещание специалистов, неоднократно переходившее в ожесточенные споры. Наконец решили отправить экспедицию в северо-восточном направлении, дальше района ущелий и металлических пластов, поскольку на гусеницах машин «Кондора» были обнаружены частицы некоторых весьма интересных минералов, не встречавшихся ни на одном из обследованных участков.

Экспедиция в составе двадцати двух человек, превосходно снаряженная, с энергоботами, шагающим излучателем с «Кондора», вездеходами, роботами, в том числе двенадцатью арктанами, снабженная автоматическими экскаваторами и бурами, запасами кислорода, пищи и ядерного топлива, отправилась на следующий день под руководством Реньяра. С ней поддерживали непрерывную радио- и телевизионную связь, пока выпуклость планеты не преградила путь ультракоротким волнам. Тогда вывели на стационарную орбиту автоматический телевизионный ретранслятор, и связь опять наладилась. На второй день пути, около полудня, Реньяр сообщил Рогану, что хочет хорошенько осмотреть почти целиком засыпанные развалины на дне неглубокого кратера. Часом позже качество радиосвязи ухудшилось из-за сильных атмосферных помех. Пришлось перейти на диапазон более коротких волн; прием улучшился. Вскоре вслед за этим, когда начали стихать раскаты дальней грозы, движущейся с севера на восток, то есть в том же направлении, что и экспедиция, радиосвязь внезапно прервалась. Особенно странным было то, что одновременно ухудшилась и телевизионная связь – ведь она поддерживалась через внеатмосферный спутник и не зависела от состояния ионосферы. К часу дня была потеряна всякая связь с экспедицией. Ни техники, ни даже физики, призванные на помощь, не могли объяснить этого явления. Похоже было на то, что металлическая стена опустилась где-то в пустыне, отрезав экспедицию, находящуюся в ста семидесяти километрах от «Непобедимого».

Роган, все это время не отходивший от астрогатора, заметил, что Горпах встревожен. Вначале ему казалось, что тревога эта необоснованна. Он предполагал, что грозовая туча, оказавшаяся как раз на пути экспедиции, может обладать своеобразными экранирующими свойствами. Однако физики, с которыми посоветовался Роган, усомнились, может ли образоваться такой плотный слой ионизированного воздуха. Около шести, когда гроза утихла, а связь наладить не удалось и на непрестанно повторяемые сигналы не было никакого ответа, Горпах выслал два разведывательных аппарата типа летающих тарелок: один из них летел на высоте нескольких сотен метров над пустыней, а другой двигался четырьмя километрами выше и служил первому телевизионным ретранслятором. Роган, астрогатор и несколько ученых, среди них Баллмин и Сакс, стояли перед главным экраном в рулевой рубке, непосредственно наблюдая за всем, что попадало в поле зрения пилота первой машины. За зоной извилистых, залитых глубокой тьмой ущелий простиралась пустыня с нескончаемыми вереницами барханов, уже исполосованных черными тенями, – солнце клонилось к западу. В этом косо падающем свете, который придавал пустыне особенно угрюмый вид, изредка проплывали под машиной небольшие, по края заполненные песком кратеры; некоторые можно было распознать лишь благодаря коническому возвышению в центре, оставшемуся от давно угасшего вулкана. Местность постепенно поднималась и становилась несколько иной. Из песчаных волн возникали гряды высоких скал, переходящие в систему причудливо зазубренных горных цепей. Торчащие кое-где каменные столбы походили то на корпуса искалеченных ракет, то на исполинские фигуры людей. На склонах прорисовывались резкие линии расселин, у подножия которых громоздились конусы осыпей. Наконец пески исчезли начисто, уступив место суровой стране стремнин и ущелий. Кое-где извивались издали похожие на реки щели тектонических трещин, разрывающих кору планеты. Пейзаж все больше походил на лунный.

И тут впервые ухудшилась телевизионная связь – изображение начало подрагивать, колебаться, нарушалась синхронизация. Увеличили мощность эмиссии, но это помогло лишь ненадолго. Скалы, ранее белесоватые, становились все темнее. Нагромождение их, уходящее в необозримую высь, было бурым, с ядовитым металлическим отблеском; кое-где виднелись пятна бархатной черноты, будто там на голых скалах укоренились густые, но мертвые заросли…

Вдруг заговорил молчавший до тех пор радиофон первой летающей тарелки. Пилот крикнул, что слышит сигналы автоматических передатчиков с борта головного вездехода экспедиции. Но люди, стоящие в рулевой рубке, слышали только его голос, слабый и словно замирающий, когда он вызывал группу Реньяра.

Солнце уже совсем опустилось. В его кровавом свете возникла перед машиной черная клубящаяся стена, подобная гигантской туче, взмывшей от подножия гор метров на тысячу вверх. Все, что находилось за ней, было совершенно невидимым. Если бы не мерное, медленное движение внутри этой клубящейся громады, местами чернильно-черной, местами металлически отсвечивающей фиолетовым пурпуром, ее можно было бы принять за невиданную горную формацию. Горизонтальные лучи солнца высвечивали в ней пещеры, заполненные загадочными мелькающими вспышками, будто в них бешено кружились сверкающие рои черных ледяных кристалликов. В первое мгновение всем показалось, что туча движется навстречу летящей машине, но это была иллюзия: наоборот, летающая тарелка на прежней скорости приближалась к странной преграде.

– Говорит ЛT-4. Должен ли я подняться над тучей? Прием, – послышался приглушенный голос пилота.

Помедлив долю секунды, астрогатор ответил:

– Говорит первый. ЛT-4, остановитесь перед тучей!

– Говорит ЛT-4. Останавливаюсь, – сразу отозвался пилот, и Рогану показалось, что в его голосе прозвучало облегчение.

Лишь несколько сотен метров отделяло машину от тучи. Теперь почти весь экран занимала поверхность гигантского, угольно-черного, невероятного вертикального моря. Машина уже остановилась. И вдруг – никто и слова сказать не успел – из тяжело колеблющейся массы вылетели длинные расплывчатые полосы и затемнили изображение, оно тут же преломилось, задрожало и исчезло, прошитое трассами слабеющих разрядов.

– ЛТ-4! ЛТ-4! – кричал радист.

– Говорит ЛT-8, – внезапно включился пилот второй машины. – База, говорит ЛT-8. Давать изображение? Прием!

– Говорит база. ЛT-8, давайте изображение!

Экран заполнился хаосом яростно кружащихся черных струй. Это была та же самая картина, только с высоты четырех километров. Видно было, что туча лежит длинной монолитной полосой вдоль ответвления вздымающейся горной цепи, словно преграждая доступ к ней. Поверхность ее лениво колебалась, словно застывающая масса; но первой машины, которую она только что поглотила, обнаружить не удалось.

– Говорит база. ЛТ-8, слышите ли вы ЛТ-4? Прием.

– Говорит ЛТ-8, не слышу, перехожу на интерференционные волны. ЛТ-4, внимание, говорит ЛТ-8, отвечай, ЛТ-4, ЛТ-4! – слышался голос пилота. – База, ЛТ-4 не отвечает, перехожу на инфракрасные волны. Внимание, ЛТ-4, говорит ЛТ-8, отвечай! База, ЛТ-4 не отвечает, пробую зондировать тучу радаром…

В затемненной рубке не слышно было даже дыхания. Все замерли, ожидая. Изображение на экране оставалось прежним, скалистый хребет торчал над разливом черноты, будто остров, погрузившийся в чернильный океан. Высоко в небе догорали перистые, пропитанные золотым светом облака, солнечный диск уже касался горизонта, приближались сумерки.

– База, говорит ЛТ-8, – раздался голос пилота, будто бы изменившийся за несколько секунд молчания. – Радар обнаружил цельнометаллическое экранирование. Прием.

– Говорит база. ЛТ-8, переключите радарное изображение на телеэкран. Прием.

Экран потемнел, погас, на мгновение заполнился белым сверканием, потом позеленел, мерцая миллиардами искр.

– Эта туча состоит из железа, – проговорил или, вернее, выдохнул кто-то за спиной у Рогана.

– Язон! – позвал астрогатор. – Язон, вы здесь?

– Здесь. – Физик-ядерник выдвинулся вперед.

– Могу я это подогреть? – спокойно спросил астрогатор, показывая на экран, и все его поняли.

Язон медлил с ответом.

– Надо бы предупредить ЛТ-4, чтобы он максимально увеличил радиус поля…

– Не говорите глупостей, Язон. С ним нет связи…

– До четырех тысяч градусов… с некоторым риском…

– Спасибо. Блаар, дайте микрофон! ЛТ-8, говорит первый, направьте лазеры на тучу, малая мощность, до биллиэрга в центре, непрерывный огонь вдоль азимута!

– ЛТ-8 слушает, непрерывный огонь до биллиэрга, – немедленно отозвался голос пилота.

Через секунду сверкнула вспышка, и центральная часть тучи, заполнившая низ экрана, изменила окраску. Сначала она будто размазалась, потом побагровела и закипела; в ней возникло нечто вроде пылающей воронки, в которую падали, словно всасываясь, ближайшие слои тучи. Это движение внезапно прекратилось, туча разомкнулась гигантским кольцом, в открывшемся окне возникли нагромождения скал, и только мелкая черная пыль, похожая на копоть, витала над ними.

– ЛТ-8, говорит первый. Снижайтесь на дистанцию максимальной эффективности огня!

Пилот повторил приказ. Туча, тревожно вибрирующим кольцом окружая разрыв, пыталась его заполнить, но, как только ее выдвигающиеся отростки охватывал жар пламени, втягивала их обратно. Это длилось уже несколько минут. Астрогатор не решался ударить по туче всей мощностью излучателя – где-то в ее недрах находился ЛТ-4. Роган догадывался, на что рассчитывает Горпах: он надеялся, что машина прорвется в очищенное пространство. Но она все не появлялась. ЛТ-8 почти неподвижно висел над тучей, поражая ослепительными уколами лазеров клубящуюся кромку черного круга. Небо над ним было еще довольно светлым, но скалы внизу медленно тонули в приливе тьмы. Солнце заходило.

Из тьмы, сгущавшейся у подножия гор, внезапно полыхнула зловещая вспышка. Грязновато-красное раскаленное облако, будто жерло вулкана, просвечивающее сквозь дым и пепел, колеблющимся саваном закрыло все поле зрения. Теперь видна была лишь сплошная тьма, в недрах которой кипело и клокотало пламя. Эта туча, что бы она собой ни представляла, ринулась в атаку на захваченную ею машину и сгорала в нестерпимом огне ее силовой защиты.

Роган взглянул на астрогатора – тот стоял, застыв, как мертвец, и его неподвижное лицо озаряли зыбкие отблески зарева. Черное кипение и пылающий в его недрах, по временам словно ветвящийся огненными кустами пожар заполняли центр экрана. Вдалеке виднелся высокий скалистый пик, весь в холодном багрянце последних закатных лучей, сейчас казавшихся невыразимо земными… Тем более невероятным было то, что творилось в недрах тучи. Роган ждал; лицо астрогатора оставалось неподвижным. Но он должен был принять решение: либо приказать верхней машине, чтобы она пошла на помощь той, первой, либо, оставив ЛT-4 на волю судьбы, послать разведчика дальше на северо-восток.

И тут опять произошло нечто неожиданное. То ли пилот нижней, увязшей в туче машины потерял голову, то ли там случилась какая-то авария, но только в черном водовороте полыхнула вспышка, ослепительно сверкающая в центре, и туча длинными рваными полосами разлетелась во все стороны. Взрыв был таким мощным, что изображение на экране заколыхалось, вторя скачкам ЛT-8 на ударной волне. Потом чернота вернулась и, кроме нее, не было уже ничего.

Астрогатор наклонился к радисту и сказал что-то так тихо, что его слова не дошли до Рогана, но радист немедленно повторил их, почти крича:

– Готовь антипротоны! Полную мощность на тучу, непрерывный огонь!

Пилот повторил приказ. И сейчас же один из техников, следивший за боковым экраном, который показывал все, что делалось позади машины, закричал:

– Внимание! ЛT-8! Вверх! Вверх! Вверх!!!

Из свободного ранее пространства на западе с ураганной быстротой летело крутящееся черное облако. Вначале оно было краем тучи, но вдруг оторвалось от нее и, влача за собой вытянувшиеся от стремительного бега отростки, круто двинулось вверх. Пилот, который заметил это на какую-то долю секунды раньше техника, рванулся по вертикали вверх, набирая высоту. Но туча догоняла его, выбрасывая в небо черные клубящиеся столбы. Пилот переносил огонь с одного столба на другой; ближайший из них, получив лобовой удар, свернулся черным клубком, раздвоился, размазался. Внезапно все изображение начало вибрировать.

В этот момент, когда часть тучи уже входила в поток радиоволн, нарушая связь машины с базой, пилот, по-видимому, впервые применил излучатель антиматерии. Казалось, вся атмосфера планеты превратилась в огненный океан от этого удара; пурпурный свет заката исчез, будто его задули; в зигзагах помех еще мгновение мелькала туча, светлели и расплывались дымящиеся над ней столбы, а потом второй, еще более страшный взрыв разбросал яростные огнепады над хаосом скал, тонущим в клубах дыма и пара. Но это было последнее, что удалось увидеть; через секунду изображение судорожно задергалось, пронизанное искрами разрядов, и исчезло. Только пустой белый экран горел в затемненной рубке, освещая смертельно бледные лица глядящих на него людей.

Горпах велел радистам вызывать обе машины, а сам перешел с Роганом, Язоном и остальными в соседнюю навигационную кабину.

– Что представляет собой, по-вашему, эта туча? – без всяких предисловий спросил он.

– Она состоит из металлических частиц. Нечто вроде взвеси с дистанционным управлением из единого центра, – сказал Язон.

– Гаарб?

– И я того же мнения.

– Есть какие-нибудь предложения? Нет? Тем лучше. Который из суперкоптеров в лучшем состоянии, наш или тот, с «Кондора»?

– Оба они исправны, – ответил главный инженер. – Но я лично предпочел бы наш.

– Ладно. Роган, если я не ошибаюсь, вы хотели выйти из-под силового зонтика… Вам представляется подходящий случай для этого. Получите восемнадцать человек, двойной комплект автоматов, контурные лазеры и антипротоны… есть у нас еще что-нибудь? – Никто не ответил. – Ну да, пока не изобрели ничего более совершенного, чем антиматерия… Стартуете в 4.31, то есть на восходе солнца, и попробуете разыскать тот карьер на северо-востоке, о котором говорил Реньяр в последнем рапорте. Там сядете в силовом поле. По пути бейте все мало-мальски подозрительное на максимальной дистанции. Ни малейшего выжидания, наблюдения, никаких экспериментов. Никакой экономии на мощности ударов. Если потеряете связь со мной, делайте свое дело дальше. Когда найдете этот кратер, садитесь поосторожней, чтобы не на людей… я предполагаю, что они где-то здесь… – Он указал пункт на карте, занимавшей всю стену. – В этой зоне, заштрихованной красным. Это лишь эскиз, но ничего более точного у меня нет.

– Что я должен делать после посадки? Искать их?

– Предоставляю решать вам. Помните только об одном: вы не имеете права стрелять ни по каким целям уже на расстоянии пятидесяти километров от этого места, потому что внизу могут быть наши люди.

– По наземным целям?

– Вообще ни по каким. До этой вот границы, – астрогатор одним движением разделил надвое пространство, нанесенное на карту, – вы можете применять свои средства уничтожения в наступательных целях. За этой чертой вы имеете право только защищаться силовым полем. Язон! Сколько может выдержать поле суперкоптера?

– Даже миллионы атмосфер на квадратный сантиметр.

– Что значит «даже»? Вы продать мне его хотите, что ли? Я спрашиваю: сколько? Пять миллионов? Двадцать?

Горпах говорил совершенно спокойно: именно такого его настроения больше всего опасались на корабле. Язон откашлялся.

– Поле было испытано на два с половиной…

– Это дело другое. Слышите, Роган? Если туча притиснет вас к этой черте, бегите. Лучше всего – вверх. Впрочем, всего я вам не предскажу… – Он посмотрел на часы. – Через восемь часов после старта буду вызывать вас на всех волнах. Если это окажется безрезультатным, попробуем наладить связь либо через спутник, либо оптически. Будем лавировать азбукой Морзе. Я не знаю пока случаев, чтобы и это не дало результата. Но попробуем предвидеть больше того, что мы знаем. Если и лазеры дадут осечку, еще через три часа возвращайтесь. Если меня здесь не будет…

– Вы собираетесь лететь?

– Не перебивайте меня, Роган. Нет. Не собираюсь. Но не все зависит от нас. Если меня здесь не будет, выходите на околопланетную орбиту. Вы уже делали это на суперкоптере?

– Да, два раза, на дельте Лиры.

– Хорошо. Значит, вы знаете, что это несколько сложно, однако вполне осуществимо. Орбита должна быть стационарной; точные расчеты даст вам перед стартом Стром. На этой орбите вы будете ждать меня 36 часов. Если я за это время не дам о себе знать, возвращайтесь на планету. Отправляйтесь на «Кондор» и попробуйте пустить его в ход. Я знаю, как обстоят там дела. Однако никаких других вариантов у вас тогда не будет. Если вам удастся проделать этот номер, возвращайтесь на Базу и рапортуйте обо всем, что произошло. Есть у вас вопросы?

– Да. Можно мне попытаться установить контакт с теми… с тем центром, что управляет тучей, если мне его удастся обнаружить?

– И это я оставляю на ваше усмотрение. Во всяком случае, рисковать следует в разумных пределах. Я, конечно, ничего не знаю, но кажется мне, что этот командный центр не находится на поверхности планеты. И вообще его существование, по-моему, проблематично…

– В каком смысле?

– Да мы ведь непрерывно держим под контролем весь электромагнитный спектр. Если бы кто-нибудь управлял этой тучей при помощи излучения, мы зарегистрировали бы соответствующие сигналы.

– Этот центр может находиться в самой туче…

– Возможно. Не знаю. Язон, могут существовать какие-либо способы дистанционного управления, не зависимые от электромагнетизма?

– Вы спрашиваете, каково мое мнение? Нет. Таких способов не существует.

– А о чьем же еще мнении мог я вас спросить?

– То, что я знаю, не равнозначно тому, что существует. Что может существовать. Мы таких способов не знаем. Вот и все.

– Телепатия… – заметил кто-то из стоящих сзади.

– На эту тему мне нечего сказать, – сухо возразил Язон. – Во всяком случае, в пределах исследованного космоса ничего подобного не обнаружено.

– Мы не можем тратить время на бесплодную дискуссию, – вмешался астрогатор. – Берите своих людей, Роган, и подготавливайте суперкоптер. А вы, Стром, рассчитайте стационарную орбиту с пятитысячным апогеем.

– Будет сделано, командир.

Астрогатор приоткрыл дверь рулевой рубки.

– Вернер, как там? Ничего не услыхали?

– Ничего, командир. То есть трещат разряды. Атмосферные разряды. А больше ничего.

– Никаких следов эмиссионного спектра?

– Никаких следов…

Это означает, что ни одна из летательных машин уже не пользуется своим оружием… что они прекратили борьбу… – подумал Роган. Если б они пускали в ход лазеры или хоть индукционные излучатели, то индикаторы «Непобедимого» обнаружили бы это на расстоянии нескольких сотен километров.

Роган был слишком поглощен трагической ситуацией, чтобы его могло тревожить задание, полученное от астрогатора. Впрочем, у него и времени на это не было. В эту ночь он глаз не сомкнул. Нужно было проверить все оборудование коптера, загрузить его дополнительным топливом, взять продовольствие и оружие, так что они еле управились к назначенному сроку.

Едва лишь краешек красного солнечного диска выглянул из-за горизонта, как машина весом в семьдесят тонн и высотой с трехэтажный дом взмыла в воздух, вздымая тучи песка, и двинулась на северо-восток. Роган сразу же набрал высоту пятнадцать километров; в стратосфере он мог развить максимальную скорость, да и встреча с черной тучей тут была менее вероятна; так по крайней мере он думал. То ли Роган был прав, то ли просто им посчастливилось, но только меньше чем через час они уже снижались в косых лучах солнца над кратером, дно которого еще заливала тьма.

Не успели струи раскаленных газов ударить вниз и взметнуть песчаную тучу, как операторы видеосвязи передали в навигационную кабину экстренное предупреждение: в северной части кратера они замечают нечто подозрительное. Тяжелая летательная машина остановилась, чуть подрагивая, будто на невидимой натянутой пружине, и с высоты пятисот метров все начали тщательно просматривать северный сегмент.

На экране увеличителя виднелись на пепельно-рыжем фоне крохотные прямоугольники, с геометрической точностью размещенные вокруг более крупного, серо-стального. Роган, Гаарб и Баллмин, стоявшие у пульта управления, одновременно распознали в них машины экспедиции Реньяра.

Они немедленно сели невдалеке, соблюдая все меры предосторожности. «Ноги» коптера еще продолжали мерно сгибаться и приседать, а люди уже спустили трап и выслали две разведывательные машины, защищенные подвижным силовым полем. Углубление кратера походило на плоскую миску с выщербленными краями. Вулканический конус, высившийся в центре, был покрыт черно-коричневой скорлупой лавы.

Полтора километра – таким примерно было расстояние – разведка прошла за несколько минут. Радиосвязь действовала отлично. Роган переговаривался с Гаарбом, который сидел в головном вездеходе.

– Подъем кончается… сейчас мы их увидим! – несколько раз повторил Гаарб. Вдруг он крикнул: – Вот они! Вижу их!!! – И уже спокойней добавил: – Кажется, все в порядке. Раз, два, три, четыре… все машины на местах… только почему они стоят на солнце?

– А люди? Вы их видите? – допытывался Роган и невольно щурил глаза, стоя у микрофона.

– Да. Там что-то двигается… два человека… о, еще один… и кто-то лежит в тени… я вижу их, Роган!

Голос его отдалился. Роган слышал, как он что-то говорит своему водителю. Последовал тупой хлопок – это выпустили дымовую ракету. Голос Гаарба опять приблизился:

– Это мы в знак приветствия… дым немного снесло в их сторону… сейчас он развеется… Ярг… что там? Что?! То есть как это… Эй! Слушайте!

Его крик заполнил всю кабину и внезапно оборвался. Роган различал замирающий рокот моторов, послышались быстрые, бегущие шаги, какие-то неясные, приглушенные расстоянием призывы, кто-то вскрикнул один раз, еще одно восклицание – и настала тишина.

– Алло! Гаарб! Гаарб! – повторял он, с трудом шевеля онемевшими губами.

Зашуршали тяжелые шаги по песку, захрипел репродуктор.

– Роган! – послышался изменившийся, задыхающийся голос Гаарба. – Роган! То же самое, что с Кертеленом! Они ничего не воспринимают, нас не узнают, ни слова не говорят… Роган, вы слышите меня?!

– Слышу… И все они вот так?…

– Кажется… я еще не знаю… Ярг и Тернер подходят к каждому, по очереди, выясняют…

– Как же это, а поле?…

– Поле выключено. Нет его. Наверно, они выключили.

– Есть какие-нибудь следы борьбы?

– Нет, ничего такого. Машины стоят целехонькие, без повреждений, а они лежат, сидят, их можно встряхивать, толкать, они… Что? Что там?!

До Рогана донеслись неясные звуки, прерываемые протяжным скулящим завыванием. Он стиснул челюсти, но не мог отделаться от тошноты, спазмами подступающей к горлу.

– Великое небо, это Гралев! – вскрикнул Гаарб. – Гралев! Слушай, Гралев! Ты не узнаешь меня?! – Его тяжелое дыхание словно ворвалось в кабину. – Он тоже… – выдохнул Гаарб и помолчал, будто собираясь с силами. – Роган… я не знаю, справимся ли мы сами… Надо их всех отсюда забрать. Пришлите побольше людей…

– Сию минуту.

Через час под металлическим корпусом суперкоптера остановилась кошмарная процессия. Из двадцати двух людей, отправившихся в экспедицию, осталось восемнадцать; о судьбе остальных четверых ничего не было известно. Большинство не сопротивлялось, когда их сажали в вездеходы и везли; но пятерых пришлось тащить насильно – они не хотели сдвинуться с того места, на котором их нашли. На носилках их отправили в импровизированный лазарет на нижней палубе коптера. Тринадцать остальных увели в отдельное помещение, где они без сопротивления позволили уложить себя на койки. Пришлось раздевать их, снимать обувь, потому что они были беспомощны, как младенцы. Их неподвижные, маскообразные лица наводили ужас. Роган, немой свидетель этой сцены, стоя в проходе между рядами постелей, мысленно отметил, что все тринадцать по-прежнему сохраняют пассивность, а те немногие, которых пришлось доставить силой, вопят и завывают нечеловеческими голосами.

Он оставил больных на попечение врача, а сам послал на поиски исчезнувших всю технику, какой располагал. Техники у него теперь было в избытке – он пустил в ход и машины из группы Ревьяра. Едва он выслал последний патруль, как радист вызвал его в кабину: установилась связь с «Непобедимым».

Роган даже не удивился, что это удалось, – его как будто ничто уже не могло удивить. Он кратко сообщил Горпаху обо всем, что произошло.

– Кто не найден? – спрашивал астрогатор.

– Сам Реньяр, Беннигсен, Коротка и Мид. Что с пилотами? – в свою очередь спросил Роган.

– Никаких сведений не имею.

– А туча?

– Я утром посылал троих в патруль. Вернулись через час назад. Там даже и следа тучи нет.

– Ничего нет? Вообще ничего?

– Ничего.

– И летающих тарелок тоже?

– Ничего нет.