Глава 2

Мне снился очень странный сон, где я был то каким-то князем Пожарским, то Камнем, то Великим князем Алексеем Александровичем Романовым. Суть происходящего во сне от меня постоянно ускользала, да и картинки вокруг менялись, как в калейдоскопе, впрочем, как и действующие лица – то я разговариваю со смутно мне знакомым Прохором, то с очень красивыми, но такими разными девушками с именами Алексия и Виктория, то молодой человек с карандашом в руке молча меня разглядывает и велит не двигаться, а девушки с именами Инга, Наталья, Анна, Ксения и Кристина в это время, взявшись за руки, весело водят вокруг нас с ним хоровод… И вот, после этого весёлого хоровода, от которого уже начала кружиться голова, сон из странного как-то резко скатился в тревожный – вокруг много бойцов в пятнистом камуфляже, масках, шлемах и с оружием, потом камуфляж из пятнистого превратился в чёрный, да и бойцов становилось всё меньше, пока их не осталось четверо. Внезапно, эти четверо резко вскинули руки и указали на что-то, находящееся у меня за спиной. С трудом повернувшись, я увидел стоящего в нескольких метрах от меня огромного мужчину в темном плаще и такой же тёмной кепке, за место лица у которого зиял чёрный провал, в который меня и потянуло с непреодолимой силой.

– А-а-а!.. – заорал я от первобытного ужаса.

И проснулся…

Ощущения были хреновыми – глаза открылись с большим трудом, и тут же пришлось их, с таким же трудом, закрыть, спасаясь от яркого света. Попытка встать закончилась лишь тем, что мышцы отказались меня слушаться. После ещё одной попытки подняться, чья-то рука легла мне на грудь и прижала вниз. Только сейчас я обратил внимание на какой-то писк, и знакомый голос:

– Лёшка, Лёшка, лежи. Расслабься и просто лежи. – это был Прохор. – Ты глаза не открывай, я тебя сейчас возьму за руку, а ты, если сможешь, при положительном ответе сжимай мою руку. Договорились? – я изо всех сил сжал его ладонь. – Отлично! Тебя зовут Алексей? Правильно! Ты узнал мой голос? Правильно! Я Прохор? Правильно!

Были и другие вопросы, которые тупо меня начали раздражать. Складывалось полное ощущение того, что Прохор сюсюкается со мной, как с маленьким ребёнком, даже голос у него был такой же, как в моём детстве. И, перестав на эти вопросы отвечать, снова попытался аккуратно открыть глаза, и стал ждать, когда они привыкнут к свету. Наконец, это случилось, и четыре мутных пятна обрели резкость, превратившись в глупо улыбающихся Прохора, Вику и Владислава Михайловича Лебедева, рядом с которыми стоял незнакомый мужчина с озабоченным выражением лица, одетый в белый халат.

– Что я говорил? – спросил, тем временем, Лебедев у остальных. – Через пару дней Алексей Александрович будет в полном порядке!

– Цыц! – зашипел на него Белобородов.

– Самое главное, что Его Императорское высочество пришёл в себя. – веско сказал доктор. – А дальше будем посмотреть…

Вика же подскочила ко мне и схватила за другую руку.

– Лёшка, а меня ты помнишь?

Что за ерунда происходит? Почему этот вопрос Вика задала с такой надеждой в голосе и соответствующим выражением лица? Почему она вдруг решила, что я могу её забыть?

– Какого хрена тут происходит? – попытался спросить я, но кроме глухого карканья непослушные связки ничего выдавить не смогли.

И вообще, где я? Судя по увиденной обстановке, помещение очень сильно напоминало палату в больнице, да ещё и этот доктор… Что за ерунда?

А доктор в это время отвернулся, что-то взял, подошёл ко мне, отодвинув расстроенную Вику, и поднёс к моим губам стакан с водой.

– Алексей Александрович, пить только маленькими глотками. Если поняли меня, моргните.

Я моргнул, и доктор аккуратно начал вливать мне воду. Только после этого пришло осознание того, насколько же во рту было сухо.

– Где я? – удалось прошептать мне после того, как доктор отнял стакан.

– Алексей Александрович, вы в больнице. – ответил он. – И вам сейчас требуется покой.

– Я лучше знаю. – отодвинув доктора в сторону, шагнул ко мне Лебедев. – Что последнее помните, Алексей Александрович?

После этого вопроса в голове как плотину прорвало, последние воспоминания буквально встали перед глазами – звонок Орлова мне в Университет, рассказ Прохора в машине об обстоятельствах захвата заложников, мой разговор с Лебедевым и его утверждение, что я справлюсь, совещание в кунге и дикое погружение в темп при настройке на афганцев и заложников. А потом чернота…

– Что с детьми? – прошептал я.

– С детьми всё в порядке. – выдохнув, ответил Лебедев. – Все живы-здоровы. Этих четверых террористов взяли чисто, они не оказали никакого сопротивления. А вы, Алексей Александрович, под конец операции потеряли сознание от перенапряжения, а потом, больше, чем на двое суток, впали в кому. Сейчас вечер среды. Не переживайте, скоро всё пройдёт, будете как новенький. – улыбнулся он. – Не прощаюсь. – Лебедев взял доктора под локоток, и они исчезли из моего поля зрения.

– Лёха, я тоже отойду на минуточку, – Прохор, наконец, отпустил мою ладонь. – Надо пару звонков сделать. И вернусь. – он тоже встал и вышел.

А меня кинулась обнимать Вика.

– Лёшка, мы тут все уже испереживались! Как же ты всех напугал! Леська после своих концертов ночью прилетает, мы с ней в соседней палате ночуем, а днём она обратно в аэропорт, и на Урал. Как ты себя чувствуешь?

– Лучше. – прошептал я.

И действительно, в члены начала возвращаться чувствительность, но при этом волной накатила слабость.

– Вот и хорошо, вот и славно… – Вика начала меня гладить по голове. – Слышал, что Владислав Михайлович сказал? Через пару дней будешь как новенький. Хочешь я тебе расскажу, как мы школьников освобождали?

– Да.

– Так вот…

Как только Вика закончила рассказ, вернулись Белобородов, Лебедев и доктор, который начал мне светить маленьким фонариком в глаза, просил следить за ручкой, которой водил из стороны в сторону. Дальше он выгнал всех присутствующих из палаты, мотивируя это тем, что мне необходимо время на отдохнуть и окончательно придти в себя. Сам же доктор, судя по звукам, выходить не стал, а устроился в уголке моей палаты.

Я же закрыл глаза, и принялся приводить своё тело в порядок. Первым делом занялся ногами – сначала команды по сокращению мышц ног находили лишь слабый отклик, но постепенно дело наладилось, и эта проклятая слабость чуть отступила. Дальше дошла очередь до ягодичных мышц, отозвавшихся уже быстрее, чем мышцы ног. Следом были мышцы рук, груди и пресса. Почувствовав, что всё тело разогрелось, решил сделать перерыв – слабость всё ещё ощущалась ещё достаточно сильно.

Думать ни о чём совершенно не хотелось, и я постепенно погрузился в состояние полудрёмы. Разбудил меня гул голосов в соседнем помещении, открылась дверь, и, открыв глаза, я заметил перед собой Императора, Императрицу, отца и дядьку Николая. Сзади них маячили Прохор с Владиславом Михайловичем. Доктор же резво принёс ещё один стул, и Императорская чета уселась рядом с моей кроватью.

– Ну, что, внучёк, заставил ты нас поволноваться! – улыбаясь, сказал царственный дед. – Как себя чувствуешь?

– Уже лучше. – прошептал я.

– Владислав Михайлович нам обещает, что ты в ближайшие дни уже бегать будешь. Но ты, Алексей, не спеши, полежи тут под надзором врачей, отдохни… А мы тебя навещать будем. Договорились?

– Да. – согласился я, тем более, в таком состоянии недалеко и убежишь.

– Вот, и хорошо. – кивнул Император.

Дальше он начал мне рассказывать про Совет Рода, прошедший в понедельник, и его итоги. Да… Объявление Рода Никпаев врагами это очень серьёзно. Но я в этом вопросе был полностью солидарен с Романовыми – другим неповадно будет.

– Тут ещё какая мысля появилась, Алексей… – продолжил дед. – Мы всё никак от Короля афганского извинений не дождёмся за действия его подданных, гордый он у нас сильно. Планируем на границе с Афганистаном пару-тройку диверсий устроить. Ты у нас, вроде как, лицо заинтересованное и даже где-то пострадавшее, так что можешь поприсутствовать в качестве наблюдателя. – я действительно заинтересовался. Заметив это, Император хмыкнул. – Дело не быстрое, планы разрабатываются, подбираются кандидатуры. Так что, не волнуйся, как раз успеешь выздороветь и форму набрать.

– Коля, какие диверсии? – вмешалась Императрица. – Ты посмотри на Алексея, он вон какой бледный! А ты опять про войнушку! Дмитрий Григорьевич, – она повернулась к доктору, – вам слово.

Тот заверил присутствующих, что моё состояние стабильно, рефлексы и нервы в норме, а перспективы самые радужные. Пока он мне прописывает постельный режим, а там видно будет. И вообще, доктор считал, что меня сегодня не стоит сильно напрягать. Мария Фёдоровна согласно кивнула, когда доктор закончил, и сказала мужу:

– Николай, пойдём. Алексею надо отдыхать. Там ведь ещё Миша Пожарский едет.

– Хорошо, дорогая. Алексей, мы пойдём. – Император встал. – Выздоравливай. Завтра навестим.

Они покинули палату, а на их места сели отец с дядькой.

– Ты как… вообще? – улыбнулся отец.

– Нормально. – мой ответ был стандартен.

– Ну и напугал ты нас с Прохором! – продолжил отец. – Мне же тебя до скорой на себе пришлось тащить. А знаешь, сколько мне всего от Михаила Николаевича пришлось выслушать? – он покривился. – И ответить было нечего. Так что, выздоровеешь, и без фанатизма к тренировкам приступишь под руководством Владислава Михайловича. – он глянул на Лебедева, который кивнул. – Пока уверенности в собственных силах не почувствуешь, никаких тебе захватов совместно с «волкодавами» и боевых действий.

– Но… – попытался возразить я.

– Считай это приказом, Алексей. – он положил руку на мою. – Ещё навоюешься. Беспокоить тебя долго не будем, пойдём уже. – дядька Николай с улыбкой кивнул. – И Машу с Варей скоро жди, они тоже хотели тебя проведать. – они оба встали. – Пока. Выздоравливай. Завтра навещу.

– Выздоравливай. – опять кивнул Николай, они встали и вышли.

А к Белобородову и Лебедеву присоединилась Вяземская.

– Вика, подойди. – прошептал я. – Лесе позвони, скажи, что со мной все в порядке, пусть не прилетает. Лучше в выходные увидимся…

– Хорошо, Лёша. Сейчас наберу Леську. – кивнула Вика и достала телефон. – Не берёт, наверное, на концерте. Сейчас ей сообщение напишу.

Тут дверь открылась опять, и вошли Великие княжны Мария и Варвара. Все присутствующие поклонились и, за исключением доктора, вышли.

– Лёшка, ты как? – спросила улыбающаяся Маша, присаживаясь, Варя пристроилась рядом.

– Нормально.

– Это хорошо, а то в понедельник, когда мы с бабушкой тебя навещали, ты совсем бледный был и еле дышал. – Маша нахмурилась. – Не подумай только, что мы только в понедельник приходили, и вчера были два раза, и сегодня после лицея заглядывали… Ну, ты и дал, конечно! – продолжила она, а лица сестёр приняли восторженное выражение, особенно явно это проявилось у Вари. – Нам отец всё рассказал, как ты школьников этих вызволял! А потом как он тебя на себе тащил! Ты у нас теперь герой, Лёшка! – они заговорщицки переглянулись. – Тебе дед с отцом какой-то там сюрприз готовят, мы подслушали. – Маша мне подмигнула. – Не знаем, правда, какой… Ну, не важно. А ещё тебя в Университете потеряли, мне Андрей Долгорукий сказал. Даже хотели всей компанией к тебе домой пойти, но передумали, якобы Инга с Наташкой были категорически против, типа, больше они в твои дела не вмешиваются. Так что, выдрессировал ты этих двоих отлично! – сёстры захихикали. – Я, понятно, молчала, – продолжила Маша, – всё же понимаю… Но сказаться больным тебе похоже придётся. И вообще, Лёшка, – она слегка хлопнула меня по руке, – выздоравливай скорей! Нас без тебя никуда погулять не выпустят! – сёстры сделали обиженный вид, но, долго его не продержав, прыснули в кулачки.

– Вот такая она, значит, сёстринская любовь? – прошептал я, растягивая потрескавшиеся губы в улыбке.

– А что ты хотел от избалованных принцесс? – ответила Варя, и они снова захихикали.

Сестры пробыли ещё минут пятнадцать, вывалив на меня все события, которые произошли с ними в последние дни в Лицее, посетовали, что мы не сможем собраться завтра в «Избе», хотя предложения провести это мероприятие без моего участия от моих Университетских друзей поступали.

– Мы отказались, Алексей! – гордо выпрямилась Мария. – Из солидарности с больным тобой! Но за это ты нас всех в «Избу» позовёшь как-нибудь в неплановом порядке. Хорошо?

– Хорошо, вымогательницы. – пообещал я.

Сестёр сменил дед, который Пожарский.

– Лёшка, отец твой с Прохором от меня уже получили нагоняй! – заявил он сходу, присаживаясь. – Чтоб больше мне ни в какой подобной мутной ерунде не участвовал! Хватит, мал ещё! Слава богу, ни с кем не воюем, чтобы малолетки за место подготовленных бойцов в бой шли! – выдохнул он. – Как самочувствие?

– Лучше.

– Это хорошо. – удовлетворённо улыбнулся он. – Лебедев меня заверил, что скоро на ноги встанешь. Надо будет у Орлова отпуск для тебя испросить на пару недель. И слышать ничего не хочу, Лёшка! – дед заметил мою попытку ему возразить. – Они и без тебя прекрасно обходились, вот и пару недель потерпят! А ты пока восстановишься, в себя придёшь… Может, чего хочешь? – он вопросительно посмотрел на меня.

– Пока ничего. – ответил я.

– Смотри. Если что, скажешь Прохору, он мне позвонит. Хотя… Мы ж в Кремле, тут и так твой любой каприз исполнят. – дед улыбнулся. – Романовы-то, говорят, уже были?

– Да.

– Ну, и славно… Ты уж не подводи меня, Лёшка, не вздумай сбегать отсюда. – дед хмыкнул. – А то знаю я тебя!

Он имел ввиду то обстоятельство, что в детстве я очень не любил болеть, и даже с температурой норовил выйти из своей комнаты, а уж когда стал постарше, – сбегал из дома.

После ухода деда ко мне вернулась Вика.

– Леська с тобой хочет поговорить. – она прислонила свой телефон мне к уху.

Вот уж тут на меня обрушился поток милых романтических нежностей. Было очень приятно! Под конец Алексия заверила меня, что обязательно прилетит в выходные, а уж звонить обещала несколько раз в день. Закончив разговор с нашей звездой, я обратился к Вяземской:

– Вика, езжай домой. Я в порядке.

– Сегодня уж здесь переночую. – и не подумала она обижаться. – А завтра, после службы, навестить заеду. Такой вариант тебя устроит?

– Устроит.

– Так, – в палату зашёл доктор, – всем пора баиньки. А Алексею Александровичу в первую очередь. – он выключил верхний свет.

Засыпал я долго, переживая впечатления сегодняшнего дня, параллельно повторяя гимнастику, только и доступную в моём состоянии. Итак, что мы имеем? Я всё-таки справился там, у спортзала, значит не зря переживал и напрягался. От воспоминаний о погружении в темп мне слегка подурнело и стало подташнивать. Переключился на посторонние темы – Вика с Алексией провели возле меня две ночи. Приятно, чёрт возьми! Прохор точно всё это время рядом со мной сидел, всё как в детстве… А вот с учёбой надо будет что-то решать – нас ещё в сентябре предупреждали, что каждый пропуск надо будет отрабатывать, а всякие там больничные и другие пропуски занятий по уважительным причинам не освобождают от этой самой отработки. Тут уж я вспомнил и по то, как «сбежал» из Университета в понедельник утром. Интересно, а как на это прореагировали Долгорукие и Юсупова? Надо срочно придумывать для них объяснение. Первое, что приходило на ум, это какая-нибудь болезнь. Именно это им и надо будет выдать в качестве объяснения, тем более, нисколько, получается, и не совру. А вот тренировки с полицией «по методу Колдуна» надо будет обязательно продолжить, весь этот ментализм показал свою эффективность, тем более что у меня со стихиями полная беда… Одно пугало – меня могут начать использовать только в качестве штатного колдуна, который работает на расстоянии от противника, а значит больше не получится никому в рыло там дать, ручонки с ножёнками сломать, удушающий какой-нибудь простенький провести, да и вообще, поучаствовать в лихом захвате… Короче, всё веселье могло пройти мимо меня! Такого допустить я просто не мог. А значит, придётся настаивать о продолжении своей службы у «волкодавов», а то, не дай бог, царственный дед с отцом из-за моих специфических навыков ещё возжелают перевести меня в «Тайгу», под надзор Пафнутьева, и буду я по вечерам в позе лотоса сидеть и познавать свою внутреннюю ментальную вселенную…

– Прохор, Александр Петров из-под моей охраны ушёл… Или его ушли… – князь Пожарский разговаривал с воспитателем внука в коридоре Кремлёвской больницы. – Что-нибудь имеешь сказать по этому поводу?

Белобородов напрягся.

– Ничего, Михаил Николаевич… – замялся он. – Вы же знаете, я с понедельника тут безвылазно сижу. А когда Сашка… исчез?

– Сегодня и исчез. Вернее, его моя СБ вчера после занятий до дома доставила, а сегодня он к ним не вышел и на занятиях не появился. Студию его проверили, вещи вроде как на месте. Какие мысли? Я же вижу, что они у тебя есть. – князь сверлил взглядом Белобородова.

Тот, приняв для себя какое-то решение, твёрдо ответил, глядя Пожарскому прямо в глаза:

– Может по бабам пошёл, Михаил Николаевич. Дело молодое… Других мыслей нет.

– Ой, врёшь, Прошка! – придвинулся к Белобородову князь. – Точно врёшь! Ты же знаешь, что я взял Петрова под временное покровительство Рода, и правду отыщу в любом случае. И если ты имеешь хоть какое-то отношение к исчезновению художника, я твою голову у Императора выпрошу! И Лёшка тебя не защитит, так и знай!

– Михаил Николаевич! Никакого отношения к исчезновению Петрова я не имею. – так же твёрдо ответил на угрозы Белобородов. – И Лёшку не надо расстраивать… Может с Сашкой всё в порядке?

– Сам Лёшке не сказани! – отмахнулся князь. – Ну, смотри мне! – Пожарский ещё несколько секунд пристально рассматривал Белобородова, после чего повернулся, и зашагал по коридору на выход.

А Прохор чуть расслабился. Пусть князь Пожарский всё выясняет самостоятельно, помогать ему он, несмотря на эмоции, не собирался, являясь членом Императорского Рода, а не Рода Пожарских. Белобородов ни на секунду не сомневался, что это Императрица Мария Фёдоровна решила воспользоваться болезнью Алексея, и под шумок убрать подальше от Великой княжны Варвары художника Петрова. Как говорится, с глаз долой – из сердца вон… Только вот насколько это «убрать» было радикальным? Реакцию Алексея предугадать было несложно, и как далеко он зайдёт в выяснении отношений с недавно обретёнными родичами, предположить было довольно-таки затруднительно…

Надо было срочно довести информацию до Цесаревича, пусть он думает, может и удастся предотвратить назревающий конфликт.

Проснувшись утром в четверг, почувствовал себя гораздо лучше, чем вчера вечером, и даже умудрился самостоятельно сесть на кровати, сорвав при этом у себя с груди какие-то датчики. Прибежавший перепуганный доктор попытался было уложить меня обратно, но я заверил его в своём вполне удовлетворительном самочувствии. И тут началось… Анализы такие, анализы сякие. Алексей Александрович, соблаговолите посмотреть на пальчик, и последить за ним. Вы не будете против, Алексей Александрович, если я вам в глазки фонариком посвечу? А сейчас мы ваши нервы проверим, у меня и молоточек специальный имеется…

Вся эта канитель длилась больше часа, по истечении которого пришедшая медсестра меня покормила очередным детским пюре. Захотев в туалет, от «утки» отказался, и, при поддержке Дмитрия Григорьевича и Владислава Михайловича, добрался до санузла фактически самостоятельно, как и вернулся до койки. Отдохнув некоторое время, я уж было подумал, что мои мучения на сегодня закончены, и приступил к очередному сеансу гимнастики, включающему уже сгибания и разгибания конечностей, но Дмитрий Григорьевич с Владиславом Михайловичем начали проводить со мной тестирование, причём, было сразу видно, что доктор все эти тесты видит первый раз в жизни. Чего там только не было, и картинки, и фотографии, и мутные вопросы, на которые Лебедев требовал того ответа, который первым приходил в голову. Потом была таблица умножения. А уж напоследок Владислав Михайлович грузанул меня задачами на образное и логическое мышление. Вот тут я и почувствовал себя полным идиотом, и моя кома, что характерно, была абсолютно ни при чём! Если я успешно и решил правильно процентов тридцать из этих задач, то это можно было засчитать за отличный результат! Но какой воспалённый мозг их придумывал и формулировал, для меня так и осталось загадкой! Вот выйду из больницы, думал я, найду затейника и придушу собственными руками!

Оба моих мучителя успокоились только к обеду, меня, взмокшего от интеллектуальных потуг, опять покормили и даже разрешили «погулять» по палате под их чутким контролем. Именно у окна и застали меня царственный дед с отцом и маячивший в проёме двери Прохор.

– Александр, ты посмотри на нашего-то, – улыбался Император, – вчера пластом лежал, краше в гроб кладут, а сегодня на побег через окно настроился. Лёшка, верёвку-то из простыней где прячешь?

– Я с Дмитрием Григорьевичем договорился, Государь, – пожал плечами я, – он мне канат принёс, под кроватью лежит. Нечего, говорит, больничное имущество зазря переводить.

Доктор невольно начал бледнеть.

– Юмор понимаешь, сам шутишь, значит окончательно пришёл в себя. – удовлетворённо заявил дед. – Это хорошо. Дмитрий Григорьевич, – он повернулся к доктору, – как думаешь, можно Алексея Александровича сегодня вечером в обычные покои переселить? Естественно, под твой чуткий профессиональный контроль?

– Можно, Государь, если Алексеем Александровичем будет соблюдаться постельный режим и исключаются внешние раздражители. – уверенно кивнул отошедший от моей «подставы» доктор. – С моей стороны никаких противопоказаний не имеется. Но ещё, Государь, следует учитывать мнение господина Лебедева по данному вопросу. Он тут мне некоторые медицинские аспекты открыл… с неожиданной стороны, если можно так выразиться. Так что Владислав Михайлович имеет такое же право голоса, как и я.

– Влад?.. – изогнул бровь Император, посмотрев на Лебедева.

– В обычных покоях выздоравливать завсегда лучше и быстрее, Государь. – просто ответил тот. – Мы с Дмитрием Григорьевичем проследим за состоянием Алексея Александровича.

– Вот и чудно! – дед повернулся ко мне. – Вечерком…

– Нет. – твёрдо сказал я. Опять они решили всё за меня. – Сегодня я ночую у себя дома, раз особых противопоказаний не имеется. Иначе сбегу из Кремля, и вы прекрасно знаете, что ваши хвалёные Дворцовые с Валькириями меня не остановят.

После моих слов в палате повисла звенящая тишина – доктор с Лебедевым явно мечтали оказаться сейчас подальше от вот-вот готового разгневаться Императора, сам дед набычился и смотрел на меня исподлобья, а вот реакция отца и Прохора была странной – они оба улыбались, причём, отец всё с той же улыбкой начал что-то шептать Императору на ухо.

– Хорошо, Алексей. – кивнул, наконец, дед, выслушав сына до конца. – Хочешь домой, езжай домой. Но помни, что здесь, в Кремле, твой дом тоже. Выздоравливай! – он резко развернулся и вышел из палаты, всем своим видом демонстрируя раздражение.

– Дмитрий Григорьевич, Владислав Михайлович, оставьте нас на минутку. – сказал отец. – Прохор, зайди. – дождавшись, когда за доктором и колдуном закроется дверь, он продолжил. – На деда не сердись, Алексей. Он как умеет, так заботу и проявляет. Всё из лучших побуждений. Как сам?

– Устал. – я убрал руку с подоконника и зашаркал к кровати.

– Давай помогу. – отец попытался подхватить меня под руку.

– Сам. – он отошёл в сторону. – Ты деду передай, что я не хотел его обидеть и всё сам понимаю, но решать за себя не позволю. – отец после этих моих слов переглянулся с Прохором. – Дома доболею, там и стены помогут…

– Хорошо. – кивнул отец. – Лебедев гарантирует, что послезавтра ты уже будешь вполне нормально передвигаться на своих двоих, да и общее состояние нормализуется. Они с Дмитрием Григорьевичем за тобой присмотрят. На этом тему болезни предлагаю закончить. – я кивнул. – Дальше. Легенда для твоего отсутствия в Университете – болезнь. Якобы ты подцепил какую-то заразу, типа ларингита, которая тебя и свалила на всю неделю, тем более что видок у тебя, Алексей, соответствующий. Следующее. Мы с твоим дедом, князем Пожарским, глянули сетку бильярдного турнира, ты должен был играть с Наследником Куракиных. Учитывая твои взаимоотношения с этим Родом, Михаилу Николаевичу не составило труда договориться о переносе встречи на начало следующей недели. Учитывай это. Кроме того, Михаил Николаевич сказал мне, что с князем Юсуповым при принесении извинений была достигнута некая договорённость о появлении в Малом Свете с его внучкой Ингой. Это дело чести, обещал – надо выполнять. Так что, Алексей, если завтра вечером будешь способен стоять на ногах, будь добр явиться на вечеринку и прилюдно выпить с этой малолетней стервочкой. Договорились?

– Да. – кивнул я, совсем забывший о данном обещании.

– Отлично. И телефон свой включай не раньше завтрашнего дня, когда получше себя чувствовать будешь. С Машей и Варей я поговорил, они тебя в эти выходные не побеспокоят. Девочки уже взрослые, всё понимают. Теперь по твоей службе, Алексей. Михаил Николаевич, как мне доложили, уже хлопочет у полковника Орлова о предоставлении тебе двухнедельного отпуска на восстановление. Так вот, я тебя не прошу, я тебе приказываю две недели отдохнуть и восстановиться. А уж потом, с новыми силами, снова в бой. Ты меня услышал, Алексей?

– Услышал.

– Хорошо. Тогда вечером езжай домой, а в выходные, если будет время, я к тебе заскочу.

Они с Прохором вышли из палаты и я, наконец, оставшись один, лёг на кровать и попытался заснуть. Только вытянувшись и расслабившись, я понял, как меня вымотали все эти анализы с тестами, хождения по палате и разговоры с посетителями.

– Мы с тобой всё правильно, Прохор, просчитали. – задумчиво сказал воспитателю сына Цесаревич. – А отец нам не поверил. Вот и попал в неприятную ситуацию… Ладно, проехали. Теперь слушаю внимательно твои впечатления более подробно.

– Нормальные впечатления, Саша. – серьёзно ответил Белобородов. – Никаких изменений в поведении Алексея, по крайней мере, сейчас не произошло. Он всё такой же. Да и Лебедев говорит, что всё нормально, его ощущения и тесты это подтверждают.

– Продолжайте следить, Прохор. С Вяземской и Пафнутьевой разговор был на эту тему?

– С Вяземской был, она всё прекрасно понимает, если что – доложит. А вот с Леськой я разговаривать не стал, да и Вяземской запретил. Та вообще в предистеричном состоянии постоянно была, на адекватность восприятия подобных просьб с её стороны рассчитывать было глупо.

– Тут я с тобой согласен. – кивнул Цесаревич. – Доктор в теме?

– Конечно. Бдит. Лебедев ему приказал при любом подозрении докладывать.

– Прохор, следить за поведением Алексея придётся ещё долго, мало ли что… Сейчас не проявится, зато потом… Не дай бог! – он перекрестился. – Иван тебе самый наглядный пример. Договорились?

– Я, Саша, заинтересован в душевном здоровье Лёшки не меньше твоего. – заверил Цесаревича воспитатель. – Всё будет нормально, не переживай.

– Дай-то бог!

– Саша, что-нибудь по Петрову, другу Лешкиному, известно?

– Жив-здоров твой Петров, весь перепуганный в имении у родителей своих сидит. Возвращаться в Москву категорически отказывается. – зло ответил Цесаревич. – Забота о моральном облике родичей у Её Императорского Величества, порой, переходит все мыслимые границы. Сообщение Лёшке с причиной столь внезапного отъезда Петров завтра отправит, его отец обещал проследить. Ну, а дальше… Дальше тебе надо будет ехать к Петровым и решать вопрос. Не сразу, конечно, а чуть погодя. Пусть Петровы немного отойдут, Валькирии действовали жёстко, такой у них был приказ. Если Лёшка об этом обо всём узнает, я даже представить себе не могу, чем всё закончится.

– Съезжу, конечно. – кивнул расстроенный Прохор. – Сделаю всё, что смогу…

К вечеру моё физическое состояние хоть и оставляло желать лучшего, но было удовлетворительным – слабость постепенно отпускала. Так что от предложенной Дмитрием Григорьевичем кресла-каталки я отказался и дошагал до своей «Волги» своим ходом, с остановками, правда. Так же, своим ходом, я поднялся и до своей квартиры и улёгся отдыхать на диван в гостиной.

– Прохор, а не гульнуть ли нам? – обратился я к своему воспитателю, глядя при этом на доктора и Лебедева, приехавших с нами. – Пюре больничное мне не особо зашло, хочется вкусить что-то более питательное. На алкоголь не претендую, но вы можете себе ни в чём не отказывать, господа.

Господа переглянулись и вопросительно уставились на доктора.

– Дайте мне меню. – вздохнул он. – Посмотрим, что может себе позволить больной из всего богатства выбора местного ресторана.

Только он определился, как в дверь позвонили, Прохор открыл, и в гостиной появилась Вяземская.

– Вика! – трагичным голосом заявил я ей. – Они меня голодом и дальше собираются морить! Проследи, чтобы меня нормально накормили! Мочи никакой нет!

Девушка пристально начала разглядывать мужчин, остановив свой взгляд на докторе, который по привычке был облачен в белый халат.

– Дмитрий Григорьевич? – вопросительно уставилась она на него.

– Виктория Львовна, голубушка, – виновато улыбнулся тот, – Алексей Александрович наговаривает на нас! Я ему и кашку рисовую на молоке собираюсь заказать, и омлет, и кисель, и даже компот из шиповника! Самое то сейчас для Алексея Александровича!

– Дмитрий Григорьевич, – хмыкнул Прохор, – ты не переживай, его Императорское Высочество шутить так изволит. Не принимай на свой счёт. А вот мы с вами, в том числе и присутствующая дама, с устатка беленькую возьмём под ушицу, а на второе стейк из сёмги. А его Императорское Высочество, поедая рисовую кашку под компотик, будет нам изо всех сил завидовать. Договорились?

Доктор слегка замялся:

– Может без беленькой?

– Какая уха без беленькой, Пилюлькин? – спросил Лебедев. – Побойся бога! А сёмга? Не отрывайся от коллектива, Григорьич! Ничего с нашим больным не случится, вон как из больнички скакал, я еле за ним поспевал!

– Я тоже… не против. – согласилась Вика. – Веселее будет. А то в больнице все как в воду опущенные ходили…

И Прохор по телефону начал зачитывать заказ администратору ресторана.

Сказать, что мне было не обидно, как предрекал Прохор, было нельзя. Я действительно насладился вкусной рисовой кашей с маслом, которая напомнило мне детство и слова воспитателя, которые он постоянно мне повторял: «Алексей, чтобы вырасти большим и сильным, надо кушать каши!» А я ему верил! И своим детям буду говорить то же самое! Потом был омлет, который, конечно, не дотягивал до омлета Прохора, но, учитывая отсутствие излишка соли и перца, как диетическое блюдо был вполне съедобным. А компот из шиповника? И почему я его раньше не заказывал в «Избе»? Даже попросил Прохора заказать ещё пару литров на вечер и завтрашнее утро.

А посиделки продолжались. Вика постоянно находилась рядом со мной, Прохор тоже, но вот самое интересное происходило между подпившими доктором и колдуном:

– Михалыч, ну что ты тайну-то из всего делаешь? – возмущался доктор. – Я и так весь из себя обреченный, тьфу, обличённый доверием, весь в подписках, как в блохах! Цельную семью Императора врачую! А ты мне вещи интересные из своей практики рассказывать не хочешь! Я же докладную на тебя Государю нашему напишу, и не посмотрю, что ты из Канцелярии!

– Григорич, да пиши ты кому угодно! – не сдавался Лебедев. – Будет приказ, поделимся опытом, нет – не взыщи.

– Что, значит, будет приказ? – возопил доктор. – А как же наука? Как медицина должна развиваться? Пердячим паром? Прошу прощения за мой французский!

И так далее, и тому подобное…

– У них, в «Тайге», пара своих медиков есть. – шепнул мне Прохор. – Пока их только натаскивают, так что тебе они были не помощники, Михалыч в этих ваших колдунских делах лучше них понимает. Кроме того, он ещё и видит, что тоже, согласись, имеет немаловажное значение…

– Согласен. – кивнул я. – Судя по всему, разговор не в первый раз происходит?

– Ага. – хмыкнул воспитатель. – С первого дня доктор нашего колдуна достаёт вопросами. Но на нашего Михалыча где сядешь, там и слезешь. Пусть забавляются. – махнул он рукой. – Ты как?

– Лучше, Прохор, лучше. Видел же, как я уверенно до туалета и обратно добрался?

– Ну, как же! – ухмыльнулся он. – Столь уверенной походки я у тебя, Лёшка, давно не видел! А как ты на диван плавно завалился? Очень грациозно получилось!

– Хватит, Прохор! – вмешалась Вика, давясь от смеха. – Алексей же сказал, что уверенно добрался, значит так оно и было!

– Кто ж спорит? – мой воспитатель продолжал гнусно лыбиться.

Спать я ложился в районе одиннадцати часов ночи, предварительно позвонив Лесе по Викиному телефону. Выслушав очередную порцию приятностей и заверив во взаимности, обнял устроившуюся рядышком Ведьму и заснул.

– Всё! Хватит! – раздражённо заявил князю Пожарскому Император. – Мы тебя послушали в прошлый раз, Миша, а оно вон как всё выходит! Внук-то наш отлично устроился, захочу здесь ночую, захочу там! Захочу слушаюсь приказа, захочу не слушаюсь! Тут он князь Пожарский, а здесь Великий князь Алексей Романов! Никто ему не указ!

– Может в этом не только Алексей виноват, Коля? – спокойно парировал Пожарский. – А мы все?

– Может быть. – кивнул Николай. – Но в наш Род он вошёл сам… Вернее, официально вошёл, он и так по факту в нём был. Никто его не заставлял! Вот теперь пусть и соответствует! Скажешь, я не прав?

– Прав, Коля, конечно, прав. – согласился князь. – Но вы уж поаккуратнее как-нибудь с ним… Видимость свободы выбора всегда оставляйте. А Лёшка со временем привыкнет, и взбрыкивать перестанет.

– Я тебя услышал, Миша. – Император повернулся к жене и сидящему рядом с ей брату. – Что думаете?

– Пусть подрастающее поколение выскажется. – Императрица посмотрела на сыновей. – Им с Алексеем жить и дела делать. – Великий князь Владимир всем своим видом поддержал Марию Фёдоровну.

Александр с Николаем переглянулись, и младший сказал:

– С отцом полностью согласен, но следует учитывать и мнение Михаила Николаевича. Надо объявлять об Алексее в любом случае, тянуть дальше уже смысла не имеет, особенно после его конфликта с Юсуповыми и Куракиными. У молодого человека на сегодняшний день сформировалась определённая репутация в Свете, а из докладов Канцелярии ясно, что сформировался и некий круг общения. Так что задача по врастанию Алексея в общество, которая ставилась на сентябрьском Совете Рода, им выполнена. У меня всё.

– Полностью согласен с братом. – кивнул Цесаревич. – И тоже предлагаю учитывать мнение Михаила Николаевича о свободе выбора. Не будем загонять Алексея в угол, и он не будет вести себя как молодой волчонок. Кроме того, хоть Лебедев и провёл с ним все необходимые тесты, которые не выявили ничего криминального, но Владислав Михайлович настаивает на дальнейшем наблюдении за Алексеем после комы. Так что нам всем надо соблюсти некоторую деликатность.

Император посмотрел на жену и брата, которые просто кивнули, соглашаясь с предыдущими ораторами.

– Подведём итог беседы. – продолжил он. – Сначала проводим то награждение «волкодавов», которое запланировано на вторник, – все присутствующие промолчали, прекрасно понимая о чём идёт речь, – а в четверг устроим небольшой приём в Кремле для Главных Родов и высших должностных лиц Империи с представлением им Алексея в качестве твоего признанного сына и наследника. – Император посмотрел на Цесаревича. – Кроме того, подготовим официальное коммюнике об этом, которое доведём до иностранных государств, а через СМИ и до наших подданных. Вопросы? Предложения?

Таковых не последовало.

Если сами Романовы остались вполне довольны результатами разговора на эту тему, то вот князь Пожарский чуть расстроился, мысленно пожалев внука и пожелав тому удачи…

– И в завершении вечера. – Император встал. – Михаил Николаевич, – князь Пожарский встал тоже, – от себя лично и всего Рода Романовых приношу тебе искренние извинения за наши необдуманные действия в отношении Александра Петрова, находящегося под защитой твоего Рода! – он зло глянул на оставшуюся невозмутимой Императрицу.

– Извинения принимаются, Государь. – кивнул князь.

Дальше последовало крепкое рукопожатие. Оба старых друга прекрасно знали характер Марии Фёдоровны, и, даже соблюдая традиции, никаких обид таить друг на друга не собирались.

Утро было добрым. Действительно добрым!

Разбудил меня будильник, установленный Викой на половину седьмого.

– Доброе утро! – улыбалась мне потягивающаяся девушка. – Как спалось?

– Замечательно. – я потянулся к ней…

Минут через десять Вика с улыбкой подвела итог «утренней гимнастики»:

– Для больного вы, Ваше Императорское высочество, находитесь в весьма и весьма неплохой форме. Так что вашим самочувствием интересоваться не буду, охальник вы этакий, а пожелаю лишь быстрейшего восстановления прежних… физических кондиций. – хмыкнула она. – Я в душ.

– Иди уже… Ведьма! – отмахнулся я. – Не заставляй меня чувствовать себя неполноценным! Встретимся в гостиной.

Чувствовал я себя действительно гораздо лучше, слабость хоть и присутствовала, но стала уже привычной что ли, да и не такой сильной… Настроение тоже было хорошим, особенно после близости с Викой.

В гостиной наблюдались все те же вчерашние, слегка помятые лица. Но надо было отдать должное старшему поколению, в семь утра они уже были на ногах и вовсю завтракали.

– Доброе утро! – поприветствовал я их.

– Доброе! – ответили они.

– Так, Алексей Александрович, присаживаемся на диван. – отодвинул в сторону тарелку доктор. – Сейчас за портфелем схожу, и поглядим-посмотрим ваше состояние.

– Дмитрий Георгиевич, вы позавтракайте нормально. – улыбнулся я. – Никуда в ближайшее время мне не надо, так что подожду.

– Хорошо. – успокоился он. – Пять минут.

А я сел на диван и налил себе компота из шиповника. К проверке моего состояния доктор приступил уже после того, как Вика позавтракала, сидя рядом со мной, чмокнула в щёку и уехала на службу.

– Давление нормальное, с нервами тоже всё в порядке, зрачки на свет реагируют как надо, пульс в норме. – Дмитрий Григорьевич закрыл свой пузатый портфель, больше похожий на классический саквояж, предварительно убрав в него свои медицинские приблуды. – А как вообще себя чувствуете, Алексей Александрович? Как спалось?

– Спал как младенец, лёгкая слабость присутствует, но в целом всё хорошо. – ответил я.

– Владислав Михайлович? – доктор повернулся к Лебедеву.

– Практически, норма. – кивнул тот. – Я же говорил, что наш герой скоро бегать будет. Думаю, до вечера нам всё же стоит понаблюдать за Алексеем Александровичем, а там наша помощь уже не понадобиться.

– Я бы, конечно, молодого человека ещё пару дней понаблюдал… – скептически заявил доктор. – В идеале – недельку… Но, как скажете, Владислав Михайлович.

– Погулять-то мне можно, Дмитрий Григорьевич? – поинтересовался я.

– Не можно, а нужно! – сказал тот. – И мы с вами заодно свежим воздухом подышим.

Гулять пошли только в районе десяти часов утра в парк напротив моего дома. Погода стояла хоть и солнечная и без дождя, но северный ветер отчётливо предупреждал о скором приближении зимы.

– Прохор, я сегодня всё же на вечеринку Малого Света схожу. – сказал я своему воспитателю, глядя на группу мамашек с колясками, расположившихся возле одной из скамеек. – Надо с Юсуповыми вопрос закрыть.

– Только не на всю ночь, Алексей. – ответил тот. – Рано ещё тебе напрягаться. И никакого алкоголя! Ну, если только с Юсуповой за примирение можешь опрокинуть писярик. Ты меня услышал?

– Услышал.

– Кроме того, завтра после обеда приедет портной, будет на тебя форму курсантскую подгонять.

– Это-то ещё зачем? – опешил я.

– Во вторник в Георгиевском зале Кремля состоится награждение всего подразделения «Волкодав» по итогам школьной операции. Все «волкодавы», значит, в форме будут, а Лёшка наш в цивильном явится? Или в камуфляже? – ухмыльнулся Прохор. – Так что пойдёшь на награждение в качестве курсанта, Император так решил.

– Хорошо, Прохор, надо, значит надо. – вздохнул я. – И чем меня там награждать будут?

– Я не в курсе, Лёха. Честно. – улыбнулся он. – Но вчера мне отец твой занятную историю рассказал. Говорит, что Император ещё во вторник приказал Командиру Корпуса генералу Нарышкину подготовить представление на награждение всех его сотрудников, непосредственно участвовавших в освобождении заложников. Вы все пойдёте по секретному указу. Те, кто обеспечением операции занимался, идут по отдельному списку, их потом наградят, в общем порядке, вместе с полицейскими. Так вот. Генерал, понятно, приказ выполнил, и принёс Императору представления. А на тебя составил это представление в двух экземплярах, на разные фамилии и титулы, да и никакого ордена не предложил, оставив это всё на усмотрение Государя. – опять ухмыльнулся Прохор. – Типа, выкрутился. Император сначала опешил, а потом задумался.

– И под какой фамилией я на награждение пойду? – мне было не до смеха, вся эта ситуация с двумя фамилиями уже начинала порядком доставать.

– Не знаю. – ответил уже без улыбки Прохор, видя, что конфуз Нарышкина меня совсем не повеселил. – Думаю, ко вторнику тебе или отец, или дед всё сообщат.

– Надеюсь на это. – кивнул я.

После прогулки решил включить телефон, который всё это время находился у Прохора. Так… Пропущенные вызовы от Андрея Долгорукого, Анька Шереметьева звонила, как и Ксения Голицына, и, что неожиданно, Кристина Гримальди. Был ещё один звонок с незнакомого номера, как я подозревал, от Наследника Куракиных по поводу бильярдного турнира, с ним можно было пообщаться и в начале следующей недели. Инга Юсупова же отправила сегодня сообщение: «Привет, Алексей! Надеюсь, что с тобой всё в порядке. Мы за тебя очень волнуемся! Если не получится сегодня сходить вместе к Голицыным, сделаем это в следующий раз». Это сообщение было прекрасным поводом оповестить университетских друзей о своём «благополучном выздоровлении от ларингита». Так и написал: «Инга, привет! Болел ларингитом, поэтому телефон и отключил. Готов сегодня вместе с тобой посетить Голицыных. Там и встретимся. Передавай привет Наталье и Андрею. Увидимся». Аналогичное сообщение о встрече послал Шереметьевой, Голицыной и Гримальди. В ответ от Анны и Ксении получил сердечки и вопросы о самочувствии, пришлось написать, что «отчитаюсь» при встрече. Кристина же просто пожелала здоровья, и пообещала у Голицыных присутствовать. Тут опять пиликнул телефон – пришло сообщение от Сашки Петрова: «Привет, Алексей! Уехал домой в Смоленск, у меня заболела мама. Не теряй». Дата отправки стояла сегодняшняя. Я тут же набрал школьного друга, но автоответчик сообщил, что Сашкин телефон отключен.

– Прохор, у Сашки Петрова мама заболела. Он в Смоленск уехал. Сашка тебе звонил?

– Нет, не звонил. – ответил воспитатель. – Так набери его сам.

– Уже. Телефон выключен.

– Ну, позже набери, может ему не до разговоров.

– Тоже верно… – согласился я с Прохором, и решил Сашку своими звонками не беспокоить, будет возможность, сам наберёт.

Но сообщение другу отправил: «Желаю Ангелине Ивановне выздоровления! Если потребуется помощь, набирай!»

Закончив с пропущенными звонками и ответами на сообщения, пообедал, потом ушёл к себе в спальню и набрал Алексию. Проболтали мы с девушкой больше часа. Вернее, я выражался лишь отдельными междометиями, а болтала именно девушка, сходу мне заявив, что мне напрягаться ещё рано, и говорить будет она. Тем более, Леся сразу увидела мой личный номер телефона, а не Викин или Прохора, а уж когда я сообщил ей, что расслаблено валяюсь в собственной спальне, нашу звезду было просто не остановить. Получив от Леси обещание прилететь завтра вечером, я закончил разговор.

Учитывая, что до вечера время ещё было, решил вздремнуть.

К «Трём свечам» я добирался в обществе Александра и Николая Романовых.

Зашли они ко мне в квартиру в районе семи часов вечера, как раз после того, как Дмитрий Григорьевич с Владиславом Михайловичем меня осмотрели в последний раз, признали состояние моего здоровья вполне удовлетворительным и оставили мою бренную тушку на попечение Прохора, дав тому исчерпывающие рекомендации по дальнейшему восстановлению здоровья Великого князя. На прощание доктор с колдуном получили от меня искреннюю благодарность, а от моего воспитателя по бутылке марочного коньяка. Судя по их лицам, Прохор с коньяком угадал.

Оба Великих князя, поинтересовавшись для приличия моим здоровьем, сразу потребовали подробностей освобождения заложников, что я и сделал за ужином в «Избе».

– Лёха, ты себе даже представить не можешь, как у нас в училище это освобождение обсуждают! Даже преподаватели. – заявил Александр. – Император же приказал всё засекретить, что ещё больше слухов породило! Никто же ничего не знает. Курсанты со всех курсов даже у нас пытались хоть что-то выяснить. – братья переглянулись. – Но большинство склоняется к мнению, что жандармы на запредельно крутом уровне сработали. Про добровольную сдачу террористов речь вообще не идёт, об этом та же самая полиция проговорилась бы точно. А как у нас возросло количество желающих попасть на жандармский факультет, Лёха… Курсанты этого факультета сейчас гордые ходят, грудь колесом! И не подходи! Их даже побить хотели, да офицеры вмешались… Ну, ты у нас герой, Лёха! Научи, а-а? – братья смотрели на меня восторженными глазами.

– Отстаньте! – отмахнулся я, тяжело вздыхая. – Сколько раз вам можно говорить?

– Но может есть какой способ, Лёха? – это был уже Николай.

– Если найду подобный способ, вы будете первые, из кого я сделаю матёрых колдунов. Обещаю! – заверил я их.

– Ты уж постарайся… – чуть успокоились они.

– И вообще, Ваши Императорские высочества, я всю неделю болел ларингитом. Ни в какой коме не был. Договорились?

– Ларингит, так ларингит. – кивнул Александр. – А что это?

– В горле воспаление, Саша. – теперь вздыхал уже Николай. – Это значит, что Алексей всю неделю разговаривать не мог, да ещё и с температурой валялся. Понял?

– Теперь, да. – заулыбался тот. – Надо взять этот ларингит на вооружение, мало ли что… Удобная же штука!

На входе в «Три свечи» нас, как и в прошлые разы, встретили брат с сестрой Голицыны:

– Рады видеть, друзья! Алексей, с выздоровлением! Проходите! Наша компания на прежнем месте, мы к вам присоединимся чуть позже.

И действительно, наша компания была на прежнем месте. После взаимных приветствий, я стал, как и предполагалось, центром внимания. Особенно отличилась Шереметьева, которая бесцеремонно осмотрела меня со всех сторон и заявила:

– Вроде, всё в порядке. Похудел вот только. Вам так не кажется? – она повернулась к Юсуповой и Долгорукой.

Те вертеть меня не решились, а сами обошли вокруг.

– Есть чуть-чуть. – согласилась Инга, а Наталья кивнула. – И щёки впали.

– А что вы хотели, девушки? – влез Великий князь Александр, всем своим видом демонстрируя знание вопроса. – Это же ларингит! В горле воспаление, да ещё и высокая температура!

Девушки согласно закивали, признавая правоту Александра.

– Хватит уже Алексеем любоваться. – хмыкнул Николай. – Видите же, что ему неудобно. Лучше про свои дела расскажите. И вообще, Алексею с Ингой скоро мировую пить. Вот и будет у него своя минута славы.

С благодарностью кивнув брату, я начал слушать последние университетские новости, среди которых не было ничего интересного и важного.

– Алексей, ты в понедельник на занятия придёшь? – поинтересовался Андрей Долгорукий. – А то меня девушки уже в конец достали своими капризами!

Его вопрос сопровождался дружным фырканьем не только его сестры и Инги Юсуповой, но и Ани Шереметьевой.

– Обязательно приду, Андрей. – успокоил я его.

– Слава богу! – выдохнул он.

Появление в нашей компании Голицыных в обществе Гримальди для нас с Ингой Юсуповой послужило сигналом выдвижения к бару. За нами шли Великие князья и Виктор Голицын. Бармен, видимо предупреждённый хозяевами ресторана заранее, молча поставил перед нами пять рюмок с водкой, которые мы и выпили. Первым с Ингой обнимался я, потом Николай, Александр и Виктор. Малый Свет, наблюдавший за происходящим, одобрил примирение гулом и лёгкими аплодисментами, а мы вернулись на прежние места. Там на меня «напала» Ксения Голицына, потребовавшая открыть рот для осмотра.

– Ты себе что позволяешь, медичка? – вовремя остановила ту Шереметьева, а Юсупова с Долгорукой нахмурились. – Совсем берегов не видишь? Ты в приличном обществе находишься, а не у себя в морге!

Голицына несколько опешила, пришлось мне девушку выручать:

– Аня, Ксения хотела как лучше, проявила заботу. Тем более, она в болезнях разбирается. Но хочу сразу заявить, – я повернулся к Голицыной, – со мной всё в порядке, родовой доктор меня даже сюда отпустил.

– Если так, то ладно… – девушка с благодарностью смотрела на меня. – А вы черствые! – кинула она в сторону Шереметьевой, Юсуповой и Долгорукой, а потом гордо отвернулась.

Через некоторое время ко мне, под подозрительными взглядами остальных девушек, подошла Гримальди.

– Алексей, я не могу дозвониться до Александра Петрова. Ты не знаешь, может быть с ним что-то случилось? – в глазах принцессы я заметил тревогу.

– Кристина, он мне сегодня сообщение прислал, что уехал домой. У Саши мама заболела. Я ему пытался звонить, но телефон отключен.

– Мама? – расстроилась она. – Тогда да… Конечно… Я всё понимаю, и не буду его беспокоить. Алексей, если что-нибудь ещё узнаешь, сообщишь мне, пожалуйста?

– Конечно, Кристина. Обязательно. – пообещал я.

В «Трёх свечах» пробыл до одиннадцати, и отбыл домой, сославшись на усталость. Никто меня останавливать и уговаривать остаться и не подумал. Как правильно заметил Александр, ларингит – очень удобная штука!

Пользуясь отсутствием Алексея, Белобородов весь вечер знакомился с рапортами сотрудников Канцелярии, осуществлявших наблюдение за имением Петровых. Закончив с рапортами, он принялся слушать в наушниках присланные записи разговоров из дома Петровых за последние двое суток. В конце концов, Прохор снял наушники и швырнул их со злостью на диван.

– Твою же в бога, в душу, в мать! – в сердцах охарактеризовал он услышанное. – И как мне прикажете всё это разруливать?..